тобой, не успела я даже с четверенек встать.
     - Ты упала, милая? - участливо спросил я.
     - А ты как думал, Майкл? Я грохнулась прямо в преисподнюю, пролетела шесть измерений, как мусор, который сбросили в мусоропровод с десятого этажа. Хорошо еще, не плюхнулась лицом в лаву - а так хоть костюм не сгорел.
     - Рад, что Кларисса меня еще помнит... - пробормотал я.
     - Уже забыла! Сейчас ее голова занята другим - ищет способ побыстрее отрастить волосы.
     - Что?
     - Пришлось подержать ее минут пять тыквой в гейзере. Теперь у нее на макушке только пара рожек и торчит.
     - Бедная Кларисса!
     - Бедным будешь ты, когда я до тебя доберусь. Ты хоть понимаешь, как я себя чувствовала? Дура дурой!
     Я крайне удивился:
     - А разве ты еще не привыкла, Френки?
     Девушка пропустила мой вопрос мимо прелестных ушек.
     - Нет большего позора для демона, чем когда тебя возвращают, как негодный товар на склад. Надо мной сейчас все смеются... Стой. - Франсуаз посмотрела вокруг. - Это же подвал, Майкл. Ты говорил, демоны не могут сюда входить.
     - Могут, конечно. Здесь всего лишь погреб. Иначе как бы Иоахим смог спуститься сюда? Мне нужен был предлог, чтобы попросить тебя подождать.
     - Подождать?
     Слово прозвучало как разрыв артиллерийского снаряда.
     Пару секунд девушка стояла, тяжело дыша, потом осведомилась:
     - Ты разве не собираешься просить у меня прощения, умолять, клясться, что больше такое не повторится?
     Я подошел к девушке и провел ладонью по ее лбу.
     - Не иначе у тебя жар, конфетка.
     Франсуаз обхватила меня руками и прижалась к моим губам. Наш поцелуй длился так долго, что я чуть было не задохнулся.
     Девушка сделала шаг назад, удовлетворенно наблюдая за моей реакцией.
     - Скажи, Майкл, - произнесла она, - вот тебе нравится объяснять мне всякие вещи. Толковать про человеческую психологию. Объясни. Ты только что смешал меня с грязью, а мне по-прежнему хочется целоваться с тобой. Ответь - я мазохистка? Или все женщины - дуры?
     Я поставил две полупустые бутылки обратно на полку - таскаться с ними мне надоело.
     - Если рассматривать вопрос с этой стороны, - сказал я, - то ты, без сомнения, ближе к садистке - и хорошо это знаешь. Не обиделась ты на меня потому, что знала - так надо для дела, я ведь подробно объяснил тебе все заранее. А притворилась оскорбленной ты для того, чтобы расколоть меня на раскаяние и услышать мольбы о прощении. И это возвращает нас к началу - к твоим садистским наклонностям.
     - Ну, Майкл, умеешь же ты оскорбить девушку, - пробурчала Франсуаз. - Думаю, тебе это просто нравится. Но хватит обо мне. Я видела Иоахима, когда поднималась сюда. Он не выглядел особенно счастливым.
     - Мы не сошлись во мнениях.
     - Ты ни с кем не сойдешься во мнениях. Тебе слишком нравится быть умнее других. Меня, например. Ты так и не сказал мне, что дальше.
     - Дальше? - Я задумался. - Гарда обещала, что на ужин у нас будет утка по-пекински. И шоколадный торт с трюфелями. Если хочешь, завтра можем поехать на выставку единорогов. Там будут гладиаторские бои - ты хотела участвовать.
     Девушка тряхнула волосами:
     - Мне приятно, что ты про это помнишь, но я говорила о другом. Иоахим повержен - каков наш следующий шаг?
     Настала моя очередь трясти головой.
     - Сладкая моя конфетка. Я же только что объяснил. Чего ты еще хочешь?
     - Ну как же! Пророчество. Маятник судьбы. Ты сам видел, как Великая дрема кружилась над нашим миром, алчно высматривая жертвы. Как быть с этим?
     Я был озадачен:
     - Никак. Пророчество нахлынуло и ушло, как приливная волна. Дрема осталась Дремой, маятник судьбы - маятником. Что же еще?
     - Майкл...
     Девушка растерянно обернулась, как недавно беспомощно крутился на каменном полу Тидволл.
     - Ведь мы так и не знаем всей правды. Почему произошли все эти события? Как получилось, что Зло пришло в наш мир? Иоахим, Карго, Тадеуш - все это только пешки, статисты в большой игре. Они сошли со сцены, но смысла всей пьесы мы так и не поняли.
     - Френки, не сочти меня филистером, конечно, но мы победили, на ужин у нас утка по-пекински - это все, что нам надо знать. Какая пьеса? Какое пророчество?
     - Смысл, Майкл! - воскликнула девушка. - Так много людей умерло. И еще больше могло бы погибнуть. Почему? Зачем? В чем смысл этих событий?
     - Ну вот, еще одна, - вздохнул я. - И откуда у людей такое желание искать во всем смысл? Навозный шар пролетел мимо тебя, попал в соседа - вот и радуйся, не доискивайся до сути вещей.
     - Я так не могу.
     - Знаю. И потому сделаю тебе один подарок. Не стоило бы, учитывая, как коварно ты пыталась заставить меня почувствовать себя виноватым, - ну да ладно.
     Франсуаз весело улыбнулась и повисла у меня на руке. Я повел девушку в глубь погреба.
     - Хотты были не самыми лучшими людьми в мире, - сказал я. - Но они сумели познать то, что оставалось неведомым другим народам. Например, именно они придумали рецепт великого штруделя гномов - божественного лакомства, за одну крошку которого любой гурман отдал бы полкоролевства. К сожалению, эта тайна, как и другие, погибла вместе с империей хоттов... Однако... - Мы обошли алтарь и теперь находились с другой его стороны. - Хотты верили, что во всех событиях мира таится промысел Великих Небес. Им казалось, что вся Вселенная пронизана нитями, на которых кто-то играет, словно на струнах. Ты хочешь узнать, в чем истинный смысл пророчества? Подойди и спроси.
     Франсуаз неуверенно обернулась, потом ее губы сжались, и демонесса уверенно сделата два шага вперед.
     - Отвечай, - резко приказала она, - В чем был смысл всего этого.
     Пространство раскрылось перед красавицей двумя створками, точно деревянные ставни. Из образовавшегося окна на нас с хитрой улыбкой взирал книжник хоттов.
     - Ты? - удивилась Франсуаз.
     - А чего такого? - ответил старик - Камень мой разрушили. Не буду уточнять кто. Хотя глаза эти, бесстыжие, прямо сейчас перед собой вижу. Вот и пришлось другую работу искать. А в моем возрасте переучиваться не так-то просто.
     - Я не думала... - пробормотала девушка.
     - Думай чаще, - отрезал книжник. - Авось лучше получаться будет. Так чего: будем ответ небес слушать или лясы точить?
     Франсуаз притихла, старик строго посмотрел на нее сверху вниз - а окошко его открылось повыше человеческого роста, - пробормотал: "То-то же" и распахнул большую старинную книгу, во все стороны топорщившуюся закладками.
     - Почему солнце по утрам встает. - он проводил пальцем по страницам указателя. - Почему утка плавает. Почему бутерброд падает маслом вниз. Ага! Вот оно.
     Он изловил соответствующую закладку и открыл книгу.
     - Слушай же, демон неразумный. Аки во времена оные живал на земле человече именем Сальваторе. Бываша он муж злобный и зело богомерзкий... Тьфу ты!
     Книжник досадливо сплюнул и отложил книгу.
     - Словом сказать, был он обормот, каких мало. Водку пил - не закусывал, наркотики продавал, пистолет чистил от силы раз в месяц. Небеса Великие на него-то сверху - глядь! Нехорошо, думают. Вот наказать его и решили. В этом и промысел, демон неразумный.
     - Это ты не на ту страницу смотрел, - сказала Франсуаз. - Кто такой Сальваторе? Я его и не знаю.
     - Вы, девочка, меня не учите. - Книжник погрозил демо-нессе пальцем. - Сальваторе Модеста - здесь сказано, что он был одним из охранников Генри Лэндора. Сама же ты его и убила там, на горе.
     - Нет, - Франсуаз засмеялась, - я не об этом спрашивала! Этот твой Сальваторе - мелкий бандит, он заслуживал смерти, но речь-то о другом. Я говорю о пророчестве, о маягшике судьбы.
     - Что за молодежь пошла! - вздохнул старик. - Ничего не понимают Нет, в наши дни девушки были скромнее... Платьев, которые уже у пупка заканчиваются, не носили Говорю же: предсказание, маятник, появление Великой дремы и прочие знамения - все было, чтобы наказать охламона ентого, Сальваторе.
     - Но такого не может быть! - воскликнула Франсуаз. - Если небеса хотели наказать простого гангстера - все можно было сделать проще. Он мог арахисом подавиться и умереть. А вместо этого - мироздания раскалывались надвое, древнее зло проснулось в своей могиле. Слишком сложно, старик, чтобы покарать одного мелкого преступника.
     Книжник хитро улыбнулся.
     - Для Великих Небес, - произнес он, - и то и другое одинаково просто.
     Где-то под нами шумела подземная река.


   Денис ЧЕКАЛОВ
   МЕЖДУ ДВУХ ВОЙН



Анонс

     Лернейская кампания - самая страшная война в истории Страны Эльфов - закончилась Майкл снимает офицерский мундир, надеясь вернуться к мирной жизни. Но эхо прошлого не отпускает его.
     Под сводами Золотого Леса зреет коварный заговор. Лапа иблиса тянется к шпилю священного минарета Кавалерия орков надвигается из бескрайней степи...

ПРОЛОГ

Лернейские болота
За шесть дней до конца Лернейской кампании

     - Война закончилась, офицер, - сказал человек, стоявший у края скалы.
     - Это была не война, - ответил я.
     Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.
     - Ты прав, офицер.
     Его губы скривила злая усмешка.
     - Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут, как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?
     Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии. Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.
     - Вы целы, доктор Стравицки? - негромко спросил я.
     Скалы окружают Лернейские болота - невысокие, неба с них не достать.
     Я стою на одной из них, сложив руки на груди.
     Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в правой руке.
     Я не знаю, сколько стрелков целится в меня - да и какая разница?
     Хватит и одного.
     Доктор кивает.
     - Он будет цел, если вы выполните мои условия, - произносит Бланке. - За что я люблю эльфов - вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими паршивыми шкурами.
     - Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом улыбается шире - я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.
     Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.
     - Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой мужчины. Такова наша работа.
     Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.
     Один из снайперов поменял позицию.
     Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть. Возможно, сейчас они начнут стрелять.
     Тогда всем нам конец - мне, Дорросу и доктору Стравицки.
     Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война заканчивается.
     - Ты называешь это мужской работой? - спрашиваю я. - Ты пришел в чужую страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым убийством, а тебя сволочью.
     Бланко смеется - громким, искренним, чистым смехом. Но не таким, к которому тебе захотелось бы присоединиться.
     - Такова война, офицер. Здесь нет убийц - есть одни жертвы.
     - Ты сам сказал, что война скоро кончится, - негромко говорю я.
     - Теперь и ты называешь это войной?
     - Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно - на каторжных рудниках.
     - Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад привезли в ваш полевой лагерь бочку - и в ней не мармелад. Тц говоришь, что презираешь насилие?
     Из горла Дорроса черным вороном вырывается короткий смешок.
     - Тогда зачем тебе полный бочонок драконьей пыли? Если рассеять его с этой скалы - шесть деревень внизу превратятся в смердящие кладбища. А через день там можно будет возить на прогулку младенцев - яд уже рассеется. Идеальное оружие для войны, оружие трусов. И придумали его эльфы - вы.
     - Пыль - залог окончания резни. Довод, с которым никто не поспорит. Каждая из сторон готова сложить оружие. Из миролюбия? Нет, из страха перед Черным кругом. Мы не собирались использовать этот бочонок.
     - Вот как?
     Доррос смеется снова.
     - А вот те люди, которые наняли меня, - собираются. И я спрашиваю тебя, офицер, что для тебя дороже - жизнь одного паршивого эльфа или сотни, тысячи человек, которых мои наниматели осыпят драконьей пылью?
     Пистолет крепче упирается в горло доктора.
     - Легко говорить красивые слова, офицер. Выбор сделать сложнее.
     - Здесь нечего выбирать.
     Я вынимаю из левого рукава сложенную втрое бумагу.
     - Это прямой приказ от Высокого Совета эльфов. Я должен совершить обмен.
     Тело Дорроса содрогается. Он словно получил пулю в грудь. Ему приходится сделать небольшой шаг назад, чтобы устоять.
     Он не может поверить, что все так просто.
     - Обмен? Высокий Совет согласился на это?
     - Не будь ты так труслив, Доррос, ты бы подошел и прочитал сам или позволил бы подойти мне. Но что же ты удивился - разве не на это ты рассчитывал, когда взял в плен безоружного полевого врача?
     Холодные глазки Бланке становятся еще меньше. Шестеро человек выступают из-за его спины, и у всех подняты автоматы.
     Значит, их больше, чем нас.
     Их всегда больше.
     - Я отвечу за тебя, Доррос. - Я снова скрещиваю руки на груди. - Ты думал, что сможешь надавить на меня, а я скрою все от Совета. Эльфы не поступают так. Мы все заодно.
     - Я не верю.
     Доррос наконец делает то, чего ему долго хотелось, - облизывает губы.
     Он нервничает - и злится, что не смог этого скрыть.
     - Я знаю, как поступают эльфы. Вы всегда лжете. Это какой-то трюк. Высокий Совет не мог отдать такого приказа.
     - Не хочешь, не верь.
     Я смотрю на него оценивающе, словно собираюсь купить.
     - Но теперь я скажу тебе то, во что ты поверишь. Сейчас ты пойдешь вперед, а на полпути остановишься и позволишь доктору Стравицки подойти ко мне. Тем временем двое моих солдат передадут тебе бочку.
     - Я же сказал, что не...
     - Я не закончил. Мне известно, что у тебя три сестры, Доррос. Если ты или кто-то из твоих людей примется делать глупости - начнет стрелять, попробует похитрить... - Я развожу руками. - Завтра же ты получишь небольшое ожерелье. Из трех миленьких ушек.
     Лицо Бланке темнеет. Он опускает голову, как бык, готовящийся атаковать.
     Но я знаю, что этот бык уже попал к мяснику.
     - Мои сестры в надежном месте. Тебе не добраться до них, офицер.
     - В надежном месте, - сейчас. Будь они у меня, думаешь, я отдал бы тебе бочку? Но завтра, Доррос. Кто может быть уверен в завтрашнем дне?
     - Ты не посмеешь убить их.
     - Я и не убью. Ведь послезавтра мне надо будет послать тебе новое ожерелье. Тоже из свежих ушей. А потом настанет очередь пальцев... Или лучше глазных век?
     - Ты не посмеешь.
     - Разве?
     Зубы Дорроса стиснуты.
     - Вот как ты презираешь насилие, офицер.
     - Никто и не говорит о насилии. Я просто отрежу им уши.
     Бланке молчит. Я повышаю голос:
     - Теперь ты теряешь время на болтовню. Иди ко мне, Доррос. Мы совершим обмен, и с твоими сестрами ничего не случится... По крайней мере из-за меня.
     Доррос идет вперед. Горная тропа широка, как выбор судьбы. Но человек с пистолетом ступает по ней так осторожно, словно идет по натянутому канату.
     Заложника он ведет перед собой.
     Я не смотрю на доктора, я не вижу своих солдат, которые выносят из-за скалы драконью пыль. Бочонок такой маленький, что, кажется, поместится в твоем кармане; а еще он черный, как душа человека, прошедшего через войну.
     Сгорбленный человек в темной рясе жреца выходит под неверный грозовой свет. Эльфы ставят перед ним свою ношу; и он проводит раскрытой ладонью над запечатанной крышкой.
     Ее открывать нельзя.
     Но я не слежу за этим.
     Мои глаза прикованы к Дорросу Бланке.
     - Все в порядке, - негромко шелестит жрец.
     Он исчезает так же внезапно, как и появился. Бланко толкает доктора Стравицки вперед.
     - Мы еще увидимся, офицер, - говорит он. - Никто не смеет угрожать моей семье.
     Я молчу.
     Реплик у меня больше нет, потому что пьеса отыграна.
     Бланко и его бандиты исчезают в темноте, почти так же быстро, как жрец. Черный бочонок они уносят с собой.
     Я знаю, что снайперы за моей спиной по-прежнему держат на прицеле тропу - теперь опустевшую.
     Доктор Стравицки подходит ко мне, его лицо дрожит, я развязываю ему руки.
     - Вы не должны были делать этого, командир, - произносит он. - Нельзя отдавать им это.
     - Все в порядке, Эдди. - Я кладу ему руку на плечо.
     Так я смогу поддержать его, если ноги у него сейчас подогнутся, и в то же время не обижу лишней заботой.
     - Доррос не уйдет далеко, наши люди перехватят его, стоит ему только спуститься с отрогов.
     В глазах Эдди я читаю облегчение, потом он спрашивает:
     - То, что вы сказали ему, командир. О его сестрах. Вы действительно сделали бы это?
     Я почти смеюсь - теперь мне можно смеяться.
     - Конечно же нет, Эдди. Но я должен был убедить Бланко, что мы не шутим. А он понимает только один язык - язык угроз.
     Последнее слово напоминает мне еще об одном. Я поворачиваюсь к небу и щелкаю пальцами.
     Темные облака медленно исчезают, и щупальца молний втягиваются обратно в них под затихающие раскаты грома.
     - Что это? - спрашивает врач.
     - Шум далекой грозы, одно из самых простых заклинаний, Эдди. Думаете, ваш командир в детстве прогуливал уроки?
     - Но для чего вы это сделали? Понимаю! Чтобы их автоматчикам было труднее прицелиться. Верно?
     - Эдди! У вас столько вопросов... Вам не кажется, что это я должен расспрашивать вас? Как вас там хоть кормили?
     - Ужасно! Знаете, самым страшным во всем этом была кормежка. Они давали мне какое-то отвратительное печеное мясо. Но знаете, что смешно? Они сами его ели! И даже нахваливали!
     - Эдди, вас взяли в плен, запросто могли убить, а вы говорите, что это было смешно? Вы как ребенок...
     Мы спускаемся по тропе; яркое солнце ласкает Лернейские скалы, и тянутся над ними веселые белые облачка.
     Война заканчивается, и за ней наступает мир.
     Короткая передышка перед началом новой резни.

Часть I

ЗАГОВОР В ЗОЛОТОМ ЛЕСУ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

     Равнина Драконов два года спустя
     День клонился к закату. Солнце замерло на далеком небосклоне - как-то неуверенно, словно даже оно не знало, наступит ли завтрашний день.
     Мне предстояло решить, какая перспектива нравится мне больше - продолжать путь в темноте или заночевать здесь, среди зеленых холмов.
     В первом случае я мог нарваться на гигантского дракона, поджидающего бродячий ужин. Во втором - наверняка привлеку внимание ночных хищников, которые выйдут на поиски ужина спящего.
     Поскольку расовых предрассудков у меня нет, я никак не мог выбрать между драконом и огром-людоедом.
     Оставалось одно - тщательно проанализировать ситуацию, учесть все "за" и "против" и принять наиболее рациональное решение.
     Я вынул из кармана монету и подбросил ее на ладони.
     "Решка" означала продолжать путь, и выпала именно она. Раз судьба уже приняла решение за меня, оставалось только подчиниться. Я сбросил плащ, расстелил его на траве и устроился поудобнее.
     Если ночью меня кто-нибудь съест, я ведь все равно этого не узнаю, верно?
     Вот так я прилег поспать, под шелест колокольчиков, и знать не знал, какая гадость приключится со мной, когда проснусь.
     Конечно же, я не такой остолоп, чтобы взять и так просто растянуться на пути ядовитых сороконожек. Если я до сих пор верю в удачу, то только потому, что никогда на нее не полагаюсь.
     За поясом я ношу обычно небольшую флягу.
     Капни на траву чуть-чуть из фляги - и все твари на несколько миль вокруг будут уверены: ты не ты, а гигантский черный дракон. И сразу же передумают знакомиться.
     Поэтому, завернувшись