Они
делают, что могут. Если боль не прекратится, я так или иначе  умру.  Дайте
мне аспирина. Что угодно.
     - Я принесу, - сказал Гарольд. -  У  меня  есть  немного  в  рюкзаке.
Очищенный, - добавил он, словно надеясь на одобрение.
     - Нам надо как-то помочь ему, - вернулась Перион к своему заклинанию.
     Стью отвел в сторону Глена и Фрэнни.
     - У вас есть какие-нибудь идеи? - спросил он тихо. - У _м_е_н_я_,  во
всяком случае, нет. Она  накинулась  на  Гарольда,  но  его  мысль  насчет
аспирина была примерно раза в два находчивее моих предложений.
     Глен вздохнул.
     - Может быть, просто  кишечник  переполнен.  Слишком  часто  мы  едим
всухомятку. У него подействует живот, и все пройдет.
     Фрэнни покачала головой.
     - Я так не думаю. Если бы дело было в кишечнике, у него  не  было  бы
жара. Да и живот не вздулся бы.
     Казалось, будто в животе у Марка за ночь выросла  целая  опухоль.  От
этой мысли ей стало не по себе. Она не помнила, когда в последний раз  (за
исключением снов) ей приходилось испытывать такой страх. Как  там  Гарольд
сказал? Доктора нет дома. Как это точно. Как это  ужасно  точно.  Господи,
как они одиноки. Как далеко они ушли по канату, под которым  кто-то  забыл
натянуть страховочную сетку. Она перевела глаза с напряженного лица  Глена
на лицо Стью. И там и там она увидела глубокую боль. В каком-то смысле,  -
предположила Фрэнни, - так оно и было.
     - Что мы будем делать? - безнадежно спросила  Фрэнни.  Она  думала  о
своем ребенке, и снова и снова в ее мозгу звучал один  и  тот  же  вопрос:
"Что если надо будет делать кесарево? Что если надо будет делать кесарево?
Что если..."
     Позади  нее  вновь  закричал  Марк,  словно   возвещая   ей   ужасное
пророчество, и она почувствовала к нему ненависть.
     Они переглянулись в пульсирующей темноте.


                         Из дневника Фрэн Голдсмит

     6 июля 1990
     После недолгих уговоров мистер Бэйтмен согласился ехать  с  нами.  Он
заявил, что после всех своих статей ("Я  пишу  их  умными  словами,  чтобы
никто не мог догадаться, насколько они примитивны", - сказал он)  и  после
того, как он  в  течение  двадцати  лет  отравлял  студентам  жизнь  своей
социологией, он решил, что не имеет права упустить такую возможность.
     Стью спросил, какую возможность он имеет в виду.
     "По-моему, это должно быть ясно, - сказал  Гарольд  своим  НЕВЫНОСИМО
ВЫСОКОМЕРНЫМ тоном (иногда Гарольд бывает милым, но часто он  превращается
в _м_е_ш_о_к _д_е_р_ь_м_а_, и этим вечером был как раз  такой  случай).  -
Мистер Бэйтмен..."
     "Пожалуйста, называй меня Гленом", - сказал  он  очень  спокойно,  но
Гарольд так на него  посмотрел,  словно  он  обвинил  его  в  какой-нибудь
социальной аномалии.
     "_Г_л_е_н_, как социолог, имеет возможность лично присутствовать  при
зарождении нового Общества, как мне кажется. Он хочет  изучить,  насколько
действительность соответствует теории".
     Ну, короче говоря, Глен  согласился,  что  в  основном  это  так,  но
добавил: "У меня  также  есть  несколько  своих  теорий,  которые  я  хочу
подтвердить  или  опровергнуть.  Я,  например,  не  верю,   что   человек,
возродившийся  из  пепла  супергриппа,  будет  чем-нибудь  отличаться   от
человека с истоков Нила с костью в носу и с женщиной, которую он держит за
волосы. Такова одна из теорий".
     Стью сказал своим всегдашним спокойным тоном:
     "Потому что все лежит под ногами и только ждет, чтобы  его  подобрали
снова". Он выглядел таким мрачным, когда говорил это, что я  удивилась,  и
даже Гарольд посмотрел на него с некоторым интересом.
     Но Глен кивнул и сказал:
     "Правильно. Общество технологий, так сказать, освободило площадку, но
забыло унести  собой  баскетбольные  мячи.  Появится  кто-то,  кто  помнит
правила, и научит всех остальных. Точное сравнение,  не  правда  ли?  Надо
будет его потом записать".
     А Гарольд ему сказал:
     "Вы говорите так, будто считаете, что  все  начнется  снова  -  гонка
вооружений, загрязнение окружающей среды и так далее. Это еще одна теория?
Или просто следствие первой?"
     "Не вполне", - начал Глен, но Гарольд его перебил и начал говорить  о
том, что хотя он о людях довольно невысокого мнения, все же он не  думает,
что они окажутся _т_а_к_и_м_и_  идиотами.  Одну  его  фразу  я  запомнила,
потому  что  образ  был  уж  очень  впечатляющий:  "Раз  уж  Гордиев  узел
разрублен, нам нет никакого смысла браться  за  работу  и  запутывать  его
снова".
     "Время покажет", - только и ответил ему Глен.
     Все это происходило около часа назад, а теперь я нахожусь  в  спальне
наверху, и Коджак лежит передо мной на полу. Хороший пес!  Здесь  довольно
уютно, и это напоминает мне о доме, но я стараюсь не думать о доме слишком
часто, потому что от этого я плачу. Я знаю, что  это  звучит  ужасно,  но,
ей-Богу, мне действительно хотелось бы, чтобы кто-нибудь помог мне нагреть
постель. И я даже знаю кто.
     Выбрось это из головы, Фрэнни!
     Итак, завтра мы едем в Стовингтон, и я знаю, что  Стью  эта  идея  не
очень-то по душе. Он боится этого места. Стью мне _о_ч_е_н_ь_ нравится,  и
мне хотелось бы, чтобы и Гарольд стал лучше к нему относиться. С Гарольдом
все так трудно, но, наверное, он не может изменить свой характер.
     Глен решил оставить Коджака. Он огорчен этим, хотя  у  Коджака  и  не
будет никаких проблем с едой. Единственное, что мы можем  сделать,  -  это
найти мотоцикл с коляской, но даже и тогда бедный Коджак может  испугаться
и выпрыгнуть. Покалечится или погибнет.
     Как бы то ни было, завтра мы отправляемся.
     ЗАПОМНИТЬ: В "Тексас Рейнджерс" (бейсбольная команда) был подающий по
имени Нолан Райан, который умел подавать  так,  что  мяч  невозможно  было
отбить, а это очень сложно. По телевидению показывали комедии с записанным
на пленку смехом, и смех включали в забавных местах - считалось,  что  так
смотреть интереснее. На рынках можно было купить замороженные  пирожные  и
торты, а дома надо было только дать им оттаять  и  есть.  Больше  всего  я
любила земляничный пирог Сары Ли.

     7 июля 1990
     Долго писать не могу. Ехали  целый  день.  Прошлой  ночью  мне  опять
приснился этот сон. Гарольду тоже приснился этот? человек? и это его очень
расстроило, потому что он не может объяснить, почему мы оба видели один  и
тот же сон.
     Стью говорит, что ему  до  сих  пор  снится  Небраска  и  эта  старая
негритянка. Она продолжает говорить ему, чтобы он  пришел  ее  повидать  в
любое время. Стью считает,  что  она  живет  в  городке  Холанд  Хоум  или
Хоумтаун или что-то вроде этого. Говорит,  что  может  ее  найти.  Гарольд
высмеял его и  пустился  в  долгие  разглагольствования  о  том,  что  сны
являются  психо-фрейдистским  проявлением  тех  вещей,  о  которых  мы  не
осмеливаемся думать, когда  бодрствуем.  По-моему,  Стью  рассердился,  но
сдержал себя. Я  очень  боюсь,  что  их  тайная  вражда  может  перейти  в
открытую. КАК МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО ВСЕ ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ!
     Но так или иначе, Стью спросил: "Так почему же у тебя и у Фрэнни  был
один и тот же сон?"  Гарольд  что-то  пробормотал  о  совпадении  и  гордо
удалился.
     Стью сказал Глену и мне, что он хочет,  чтобы  после  Стовингтона  мы
отправились в Небраску. Глен пожал плечами и сказал:  "Почему  бы  и  нет?
Надо же нам куда-нибудь идти".
     Гарольд, разумеется, станет возражать из "общих принципов". Черт тебя
возьми, Гарольд! Когда же ты наконец подрастешь?
     ЗАПОМНИТЬ: В конце восьмидесятых в  США  часто  не  хватало  бензина,
потому что все на чем-нибудь ездили, а большинство наших нефтяных  запасов
было израсходовано, и арабы подложили нам свинью. У  арабов  было  столько
денег,  что  они  буквально  не  могли  их  все  истратить.   Была   такая
рок-н-ролльная группа под названием "Зе Ху", которая иногда в конце  своих
выступлений разбивала гитары и усилители.

     8 июля 1990
     Уже поздно, и я устала, но я постараюсь записать  как  можно  больше,
пока глаза просто не ЗАХЛОПНУТСЯ. Гарольд закончил свою надпись около часа
назад и укрепил табличку на главной лужайке перед центром  в  Стовингтоне.
Стью помог ему.
     Я пыталась подготовить себя к разочарованию. Я никогда не подозревала
Стью во лжи, и я не думаю,  чтобы  Гарольд  подозревал.  Так  что  я  была
уверена, что там все  умерли,  но  все  равно  было  очень  грустно,  и  я
заплакала. Ничего не могла с собой поделать.
     Но не  одна  я  расстроилась.  Когда  Стью  увидел  центр,  он  жутко
побледнел. На нем была рубашка с короткими рукавами, и я заметила, что его
руки покрылись гусиной кожей. Глаза его обычно синие, но на этот  раз  они
стали какого-то грязного цвета, как океан в плохую погоду.
     Он указал на третий этаж и произнес: "Там была моя комната".
     Гарольд повернулся к нему, и я заметила, что он собирается  высказать
один из своих  ученых  комментариев,  но  потом  он  увидел  лицо  Стью  и
заткнулся. Мне кажется, с его стороны это был очень мудрый поступок.
     После паузы Гарольд сказал: "Ну что ж,  давайте  посмотрим,  что  там
внутри".
     "А зачем?" - ответил Стью, и голос его звучал почти  истерически,  но
он изо всех сил старался удержать себя в руках. Меня это  очень  напугало,
потому что обычно он спокоен, как лед.
     "Стюарт..." - начал Глен, но Стью перебил.
     "_З_а_ч_е_м_? Разве ты не видишь, что это мертвое место?  Ни  духовых
оркестров, ни солдат, ничего. Поверь, - сказал он,  -  если  бы  они  были
здесь, они бы уже давно накинулись на  нас.  И  нас  бы  заперли  в  белых
комнатах, как стадо морских свинок. - А  потом  он  посмотрел  на  меня  и
сказал: - Извини, Фрэн, я сорвался. Просто я очень расстроен".
     "Ну что ж, я пойду, - сказал Гарольд, - кто пойдет со мной?" Но  я-то
видела, что хотя он и пытается изо всех сил быть БОЛЬШИМ И  СМЕЛЫМ,  он  и
сам очень испуган.
     Глен сказал, что пойдет, и Стью сказал:  "Иди  тоже,  Фрэн.  Взгляни.
Удовлетворись".
     Я хотела было ему сказать, что останусь с ним на  улице,  потому  что
ему было так плохо (и потому что мне действительно не хотелось туда идти),
но тогда бы опять начались сложности с Гарольдом, и я сказала о'кей.
     Если у нас - у Глена - и были какие-то  сомнения  насчет  правдивости
рассказа Стью, то их можно было отбросить сразу  же  после  того,  как  мы
открыли дверь. Запах. Точно так же пахло во всех более или  менее  больших
городах, которые мы проезжали. Похоже на запах  гнилых  помидоров,  и,  о,
Господи, _о_п_я_т_ь_ я плачу, но разве это справедливо, что люди не просто
умирают, а начинают вонять как
     Стоп

     (позже)
     Ну вот я поплакала. Что ж, сегодня слез больше не будет, обещаю.
     Несмотря  ни  на  что,  мы   вошли   внутрь.   Наверное,   проявление
болезненного любопытства. Не знаю, как  насчет  остальных,  но  лично  мне
вроде как хотелось посмотреть на комнату, где сидел Стью. А как  там  было
х_о_л_о_д_н_о_,  после  улицы.  Повсюду   гранит   и   мрамор,   наверное,
фантастическая теплоизоляция. На верхних этажах было теплее, но внизу  был
Запах... и холод... похоже на могилу. МЕРЗОСТЬ.
     Было как-то тревожно, словно в доме с привидениями, и мы трое сбились
в кучку, словно овцы, и я были рада, что с собой у меня винтовка - пусть и
двадцать второго калибра. Звук наших шагов отдавался эхом,  как  будто  за
нами кто-то крался, преследовал нас, и я снова начала думать об этом  сне,
в  котором  главную  роль  играют  человек  в  черном   балахоне.   Ничего
удивительного, что Стью не захотел с нами пойти.
     Наконец мы добрались до лифтов и поднялись на второй этаж.  Там  были
какие-то кабинеты... и несколько тел. Третий этаж был похож на  госпиталь,
но у всех палат были герметичные двери и специальные окна, чтобы  смотреть
внутрь. Там было _о_ч_е_н_ь _м_н_о_г_о_ тел, и в палатах, и  в  коридорах.
Женщин почти не было. Интересно, их что, пытались эвакуировать под  конец?
Нам этого никогда не узнать. Но тогда зачем спрашивать?
     Но  так  или  иначе,  в  конце  помещения,  соединенного  с   главным
коридором, мы нашли палату с открытой дверью. Там лежал  мертвый  человек,
но он не был пациентом (на них были белые больничные пижамы)  и  уж  точно
умер не от гриппа. Он лежал в большой луже высохшей крови  и  выглядел  он
так, словно перед смертью  пытался  выползти  из  комнаты.  Рядом  валялся
сломанный стул, и все вокруг было в беспорядке, словно здесь была драка.
     Глен долгое время оглядывался, а потом сказал:
     "По-моему, нам лучше ничего не говорить Стью о том, что мы видели эту
комнату. Похоже, здесь он был очень близок к смерти".
     Я посмотрела на распростертое тело, и мне стало еще страшнее.
     "В каком смысле?" - спросил Гарольд,  и  даже  _е_г_о_  голос  звучал
неуверенно.
     "По-моему, этот джентльмен пришел сюда, чтобы убить Стюарта, - сказал
Глен, - но Стью каким-то образом удалось лучше  справиться  с  аналогичной
задачей".
     "Но почему? - спросила я. Почему они хотели убить Стью, если  у  него
был иммунитет? В этом же нет никакого смысла!"
     Он посмотрел на меня, и в глазах у  него  был  страх.  Они  выглядели
почти мертвыми, как у скумбрии.
     "Это не имеет значения, Фрэн, - сказал он. Смысл и это место, судя по
его виду, -  это  две  несовместимые  вещи.  Существует  определенный  тип
мышления, уверенного в том, что можно замести следы. Такие  люди  верят  в
это с той же искренностью и фанатизмом, с  которой  члены  некоторых  сект
верят в божественность Иисуса Христа. Потому что для некоторых людей самое
важное - это замести следы, даже  когда  беда  уже  произошла.  Интересно,
сколько обладающих иммунитетом людей они убили в Атланте, Сан-Франциско  и
Топеке, в центре по изучению вирусных болезней, прежде чем  болезнь  убила
их и положила конец их занятию? Эта задница? Я  рад,  что  он  мертв.  Мне
только жаль Стью, который,  возможно,  всю  свою  оставшуюся  жизнь  будет
видеть кошмары с его участием".
     И знаете, что потом сделал Глен Бэйтмен?  Этот  симпатичный  человек,
который рисует ужасные картины? Он подошел  и  пнул  труп  прямо  в  лицо.
Гарольд приглушенно крякнул, словно это  его  ударили.  Потом  Глен  снова
занес ногу.
     "Нет", - закричал Гарольд, но Глен ударил труп и во второй раз. Потом
он повернулся, утирая рот тыльной стороной  ладони,  но  по  крайней  мере
глаза его перестали быть похожи на глаза дохлой рыбы.
     "Пошли, - сказал он, - идемте отсюда.  Стью  был  прав.  Это  мертвое
место".
     Мы вышли, а Стью  сидел,  прислонясь  спиной  к  железным  воротам  в
высокой стене, которая огораживала здание, и мне  захотелось...  ну  давай
же, Фрэнни! Мне захотелось подбежать к нему, поцеловать его и сказать, как
мне стыдно за то, что мы ему не верили.
     О, Господи, я влюбляюсь в него!
     Так или иначе, именно тогда Стью снова сказал нам, что хочет  поехать
в Небраску, что хочет проверить свой сон. На лице  у  него  было  упрямое,
взволнованное выражение, словно  он  предчувствовал,  что  Гарольд  начнет
выступать со своими покровительственными  рассуждениями,  но  Гарольд  был
слишком взволнован после нашего похода  в  центр,  чтобы  оказать  сильное
сопротивление. Но и слабые его возражения прекратились, когда  Глен  очень
сдержанно сообщил, что прошлой ночью ему тоже приснилась старая женщина.
     "Конечно, дело могло быть и  в  том,  что  Стью  рассказал  нам  свой
с_о_н_, - сказал он, и  лицо  его  слегка  покраснело,  -  но  было  очень
похоже".
     Гарольд сказал, что, конечно, дело только в  этом,  но  Стью  сказал:
"Подожди минутку, Гарольд, у меня есть идея".
     Идея Стью заключалась в том, что каждый  из  нас  возьмет  по  листку
бумаги и запишет все, что он помнит из своих снов за последнюю  неделю,  а
потом мы сравним. Все это выглядело достаточно научно, поэтому Гарольд  не
особо возражал.
     Результаты получились довольно-таки удивительными.
     Гарольду, Стью и мне снится один и тот же "темный человек" (так я его
назвала). И мне и Стью он являлся в монашеской  рясе,  и  черты  его  лица
невозможно было различить. Гарольд написал, что этот человек всегда  стоит
в темном дверном проеме и манит его за собой,  "как  сводник".  Иногда  он
видит только его ноги и блеск его глаз - "они похожи на глаза ласки",  так
он написал.
     Сны Стью и Глена о старой женщине очень похожи между собой.  Сходство
слишком большое, чтобы можно  было  объяснить  его  совпадением.  Оба  они
считают, что она находится в округе Полк, штат Небраска,  хотя  по  поводу
названия городка у них разногласия - Стью  говорит,  что  это  Холлингфорд
Хоум, а Глен утверждает, что Хемингуей Хоум. Так или  иначе,  похоже.  Оба
считают, что смогут найти это место. (Запомни,  дневничок:  по-моему,  это
Хемингфорд Хоум).
     "Это просто удивительно, - сказал Глен, - похоже,  у  нас  у  всех  в
психике идут  идентичные  процессы".  Гарольд,  разумеется,  выразил  свое
пренебрежение, но выглядел он так, словно ему  есть  над  чем  задуматься.
Согласился ехать он лишь потому, что "ведь надо же куда-нибудь ехать".  Мы
уезжаем утром. Я испугана, взволнована и счастлива уехать из Стовингтона.
     ЗАПОМНИТЬ: "Расслабься" - это значит не расстраивайся. "Все ништяк" -
это значит, что ты в полном порядке. "Отвязаться" значит  хорошо  провести
время. Многие люди носили майки с надписью ДЕЛО - ТРУБА, и так оно часто и
бывало... и есть до сих пор.


     Было самое начало первого.
     Перион заснула рядом с Марком, которого они два часа назад  осторожно
перенесли в тень. Он то терял сознание, то приходили в  себя,  и  им  было
легче, когда он был  в  обмороке.  Остаток  ночи  он  терпел  боль,  но  с
наступлением ночи его леденящие душу крики стали почти беспрерывными.  Они
стояли и с безнадежным видом смотрели друг на друга. Аппетита ни у кого не
было.
     - Это аппендицит, - сказал Глен. - Не думаю, что могут быть  какие-то
сомнения на этот счет.
     - Может быть, мы должны  попробовать...  ну,  прооперировать  его,  -
сказал Гарольд и посмотрел на Глена.
     - Мы убьем его, - бесцветно сказал Глен.  -  Понимаешь  ли,  Гарольд,
даже если мы сумеем разрезать его так, что он не умрет  от  потери  крови,
что сделать мы не сможем, мы не отличим  его  аппендикс  от  поджелудочной
железы. Видишь ли, там нет указательных надписей.
     - Но мы убьем его, если не сделаем операции, - сказал Гарольд.
     - Т_ы_ хочешь попробовать? - язвительно  спросил  Глен.  -  Иногда  я
удивляюсь, глядя на тебя, Гарольд.
     - Что-то я не замечаю, чтобы от _т_е_б_я_ был большой толк  в  данной
ситуации, - сказал Гарольд, вспыхнув.
     - Да прекратите вы, - сказал Стью. - Если  только  в  ваши  планы  не
входит сделать операцию складным ножом, то об этом не может быть  и  речи.
Ближайшая больница осталась в Моми. Нам его туда никогда не довезти.
     - Конечно, ты прав, - пробормотал Глен и  поскреб  небритую  щеку.  -
Гарольд, извини меня. Я совсем не в себе. Я знал, что нечто подобное может
случиться - уже случилось, - но, наверное, я знал это число  теоретически.
А жизнь отличается от размышления об отвлеченных предметах в уютном старом
кабинете.
     Гарольд недоверчиво пробормотал, что принимает извинения,  и  отошел,
глубоко засунув руки в карманы. Он был похож на  обиженного  десятилетнего
переростка.
     - Почему мы не довезем его? - с отчаянием в голосе спросила Фрэн.
     - Потому что его аппендикс очень сильно распух, - сказал Глен. - Если
он лопнет, то в его организме окажется достаточно яда, чтобы убить  десять
человек.
     Стью кивнул:
     - Перитонит.
     У Фрэнни закружилась  голова.  Аппендицит?  Раньше  это  был  пустяк.
П_у_с_т_я_к_. Она вспомнила, как один из ее приятелей по старшим  классам,
мальчик по имени Чарли Биггерс, летом  перенес  операцию  аппендицита.  Он
пробыл в больнице всего два или три дня. С медицинской точки  зрения,  это
был абсо