лишним версты и пробежать  затем  десять  было
делом не из легких. Генерал помнил, как год  назад  его  однокашник  генерал
Кукин,  блистательный  стратег,  чуть  было  не  утонул  в  бассейне   из-за
сердечного приступа, вследствие чего личным  указом  Главнокомандующего  был
отправлен  в  отставку.  По  этому  поводу  у  генерал-полковника  возникало
раздражение на Верховное командование. Он считал, что высшие офицерские чины
не должны подвергаться спортивной аттестации, что их предназначение  состоит
не в физической силе, а именно в мозговом  потенциале  и  что  увольнять  на
пенсию  военачальников  за  некое  возрастное  ожирение  по   меньшей   мере
неразумно.
   Генерал-полковник недовольно поморщился и повторил:
   - Надо действовать решительно,  иначе  мы  рискуем  вместо  патриотически
настроенных    сограждан    получить    лояльно    настроенных    к    врагу
соотечественников! А это, как вы понимаете, абсурд  и  будет  означать  наше
поражение в Метрической войне!
   Генерал-полковник вновь уселся в кресло и достаточно легко  положил  ногу
на ногу, отчего его настроение слегка улучшилось.
   Пройду аттестацию, - решил он. - Несомненно, пройду.
   - Какие есть предложения, как изменить ситуацию?
   Генерал-лейтенант и генерал-майор слаженно задумались.  Им  действительно
хотелось  найти  решение  этого  сложного  вопроса,  а  потому  они   думали
по-настоящему, а не делали вид. Вследствие этого по  прошествии  пяти  минут
генерал-лейтенант внес дельное предложение:
   - Надо выкрасть Поддонного!
   - Продолжайте! - поощрил генерал-полковник.
   - Мы выкрадем предателя, привезем  его  в  Москву  и  устроим  над  иудой
показательный процесс. Тем самым  ободрим  народ  -  и  на  самого  крупного
предателя найдется свой маленький палач!
   -  Мысль  хорошая,  -  согласился  генерал-майор.   -   Только   как   ее
осуществить?..  Поддонного  всюду  сопровождают  десять  самураев,   которых
обучали  охранному  делу  с  детства.  Это  десять  супербойцов,   способных
сражаться с сотней вооруженных солдат!
   - Наши мальчики тоже кое-чего стоят, - скромно заметил генерал-лейтенант,
в подчинении которого находились  части  специального  назначения.  -  Я  не
считаю самураев непреодолимым препятствием.
   - Но к тому же  Поддонный  находится  на  чужой  территории  в  окружении
регулярной армии, что делает его похищение невозможным!
   Генерал-лейтенант улыбнулся и развел руками.
   - Дорогой коллега, - со сладостью в голосе сказал он. -  Мои  люди  -  не
ваши солдатики, наученные только разгонять демонстрантов,  стреляя  в  толпу
слезоточивым газом и раскалывая дубинками головы!  Мои  люди  -  высочайшего
класса профессионалы, которым удавалось выворовывать людей из  Белого  дома,
из-под носа самого господина Горецки так  незаметно,  что  тот  до  сих  пор
уверен, будто произошли какие-то  мистические  обстоятельства,  при  которых
пропали главный шифровальщик Центрального разведывательного управления и его
помощник! А вы говорите - десять самураев! Да  один  мой  паренек  с  полным
боекомплектом способен противостоять батальону!
   - Эка, хватили! - воскликнул генерал-майор.
   - Ничего не  хватил!  Как  говорю,  так  и  есть!  -  напирал  отец  всех
спецназовцев.
   - Не будем  ссориться!  -  остановил  генералов  генерал-полковник.  -  Я
согласен с предложением генерал-лейтенанта, а потому  приказываю  в  течение
недели разработать план проведения операции по захвату Прохора Поддонного  и
вывоза его с оккупированной территории! - Он снял с колена ногу и  пошевелил
ею,  затекшей.  -  Надеюсь,  вам  понятно,   насколько   это   ответственное
мероприятие и как отнесется Президент к его провалу.
   - Операция будет успешной! - заверил генерал-лейтенант.
   - Карающая десница! - с выражением произнес генерал-майор.
   - Что - десница? - не понял генерал-полковник.
   - Так мы назовем нашу операцию. "Карающая десница"!
   - Так мы не будем ее называть! - отверг генерал-полковник.
   - Почему? - удивился автор. - Название определяет сущность!
   - Слишком высокопарно. Назовем операцию просто: "Кража".
   - Замечательно! - порадовался генерал-лейтенант. - Просто и лаконично!
   Автор   предыдущего   названия   представил,   как   он   собственноручно
расстреливает командира разведывательного министерства,  и  с  помощью  этой
фантазии ему удалось понизить свое давление почти до нормального.
   Сучий потрох! - сказал он про себя в довершение. - Гнусное лизало!
   - На том и порешили, -  закончил  совещание  генерал-полковник.  -  Через
неделю у меня!..
   Через семь дней состоялось повторное совещание,  на  котором  обсуждались
детали предстоящей акции...
   Как вы, наверное, уже понимаете, милая Анна, я и мой товарищ Бычков  были
подключены к операции "Кража".
   Мы были тогда  молоды,  здоровы,  и  полнились  наши  сердца  тщеславными
амбициями, и мечтали мы спасти Родину от  захватчиков,  а  потому  выслушали
задание в приподнятом настроении и  заверили  командование  в  его  успешном
осуществлении.
   - Милые мои сынки! - произнес  напутственную  речь  генерал-полковник.  -
Есть еще людишки в этом мире, которым не нравится мерить нашим  аршином!  Да
что в мире!.. И наша землица уродила мелкую дрянь,  которая  хочет  измерить
наши просторы европейским метром и агитирует русский народ наливать в стакан
граммы! От этой нечисти и свалилось на страну огромное бедствие  -  война  с
басурманами  и  кузнецами  олимпийских  колец!  -  Генерал  сделал  паузу  и
посмотрел  на  нас  с  Бычковым  по-отечески.  -  На  вас,  сынки,  на  ваши
тренированные плечи возлагается это нелегкое задание - выудить из вражеского
тыла поганку Поддонного! Мы провезем мерзавца по  всей  стране  в  медвежьей
клетке, как когда-то возили Емельку Пугачева, и позволим населению плевать в
Прошкину поганую физиономию! А потом соберемся всем миром на Красной площади
и обновим Лобное место свежей кровушкой  изменника.  А  напоследок,  -  лицо
генерала приняло мечтательное выражение, - выпустим  из  фургона  городского
живодера бездомных собак и дадим им возможность сожрать гнилые кишки  автора
Метрической системы!.. Так-то  вот,  дорогие  мои!  Такая  у  меня  мыслишка
имеется!.. - Генерал уселся в кресло и глотнул из кофейной чашки. - Сделаете
- героями прорекламируем, провалите - сгинете безвестно!
   Мы вылетели ночью, когда  все  генералы  спят,  когда  их  умные  головы,
натруженные за день фуражками, ласкаются о чистый  хлопок  пуховых  подушек,
затянутых наволочками, когда в желудках варятся домашние  котлетки  с  пюре,
запитые нежирным кефиром, когда генеральские дети - молодые ученые и стиляги
- обнимают своих возлюбленных жадными руками; в это время, в это благодатное
для  любви  время  мы  с  Бычковым  летели  над  спящей  страной   выполнять
ответственное задание Родины.
   Нас и десятерых наших помощников  должны  были  сбросить  в  Барнаульской
области, над маленьким городком  Завязь,  в  котором,  по  данным  разведки,
находился Прохор Поддонный. В самолете помимо людей находились  две  молодые
лошади  и  телега  с  гробом,  в  котором  помещался  близнец  предателя   с
простреленным черепом. Лететь было еще достаточно, а потому мы  с  Бычковым,
коротая время, беседовали о разном.
   - Хочешь Звезду Героя? - спрашивал я.
   - Конечно, - серьезно отвечал товарищ.
   - Думаешь, дадут, если выполним?
   - Хочу, чтобы меня женщины любили.
   - При чем здесь женщины?
   - Женщины любят героев.
   - Женщины любят всех, - сказал я. - И героев, и трусов.
   - Я толстый, - сказал с грустью Бычков. - Меня женщины сторонятся.
   - Ты не толстый. Это мускулатура растягивает свитер.
   - Женщинам этого не объяснишь. Им  не  расскажешь,  что  меня  специально
тренировали, специально питали всякими белковыми планктонами, чтобы мое тело
так выглядело со стороны, как  будто  оно  толстое,  чтобы  меньше  в  глаза
бросался при проведении специальных акций. Другое  дело,  когда  на  пиджаке
Звезда  Героя,  -  мечтательно  произнес  Бычков.   -   Даже   если   пиджак
шестидесятого размера. Звезду Героя может носить только герой! А толстяки не
ассоциируются с героями.
   - Я думаю, что дадут, - уверил я товарища. - Главное, все  выполнить  как
положено!
   - Выполним! - заверил он.
   - Иногда я тебе завидую, - сказал я, когда мы пролетали над Волгой.
   - Это чему? - удивился Бычков.
   - Очень тяжело уходить на задание, когда оставляешь в теплой постели  ту,
которую любишь.
   - Ты про Зойку?
   Я кивнул.
   - Зато легко возвращаться с операции, зная,  что  тебе  уже  нагрели  эту
постельку!
   - Тоже верно, - согласился я, вспоминая черноволосую девушку,  с  которой
познакомился за год до войны в джакузи спортивного зала "Боди".
   Она сидела в зеленой ванне, с  прямой  спиной,  вся  окруженная  большими
пузырями, стремящимися сорвать с ее маленькой груди купальник, и ни на  кого
не смотрела. Конечно же, она любила поджариваться в солярии, так как кожа  у
нее была загорелой для зимы, особенно плоский живот выглядывал  из-под  воды
шоколадом.
   Напарившись в турецкой парной и охладившись в бассейне с ледяной водой, я
опустился в теплый джакузи напротив девушки.
   - Вас как зовут? - спросил.
   Она посмотрела на меня, поправила тонкой рукой  свои  черные  волосы,  на
фоне которых вспыхнули красные ногти длинных пальцев, и сказала:
   - Меня зовут Зоя.
   У нее был очень низкий, с трещинкой голос.
   Курильщица, - подумал я и представился:
   - Меня зовут Женя.
   - У вас красивые мускулы, - сказала девушка.
   Она поднялась в джакузи, слегка потянулась всем телом, давая  возможность
воде стечь, а затем вновь уселась в бурлящие пузыри.
   - Успели рассмотреть? - спросила.
   - Да.
   - И как?
   - Все хорошо. Может быть, слегка худоваты ноги...
   - Да?!.
   Она вытащила из воды правую ногу и, вытянув ее  в  подъеме,  повертела  в
разные стороны, рассматривая.
   - Однако на вкус и на цвет!.. - удовлетворилась она осмотром  и  опустила
ногу обратно.
   - Вы здесь одна?
   - Да, - ответила.
   - Первый раз?
   - Нет.
   - Я вас здесь не видел.
   - Обычно я прихожу позже.
   - Нравится здесь?
   - Привыкла.
   Зоя посмотрела на меня, без стеснения разглядывая мои шею и плечи.
   - Хорошая мускулатура. Вы спортсмен?
   - Что-то в этом роде.
   - Часто здесь бываете?
   - Достаточно.
   - Я даю вам скидку в пятьдесят процентов. На входе  у  охраны  будет  вся
необходимая информация. - Она снова поднялась и шагнула из ванны. - Пойдемте
попаримся.
   Мы сидели в парилке друг напротив друга, Зоя стирала с  себя  специальной
варежкой конденсат и объясняла:
   - Этот зал принадлежит мне. Конечно, не  я  его  строила  и  не  на  свои
деньги. Просто у  меня  был  муж,  с  которым  я  развелась,  и  в  качестве
компенсации он оставил мне этот зал. Доходы сейчас не  те,  что  раньше,  но
жить, тем более одной, можно... Чем занимаетесь вы?
   - Любуюсь вами.
   Она даже не улыбнулась  на  комплимент,  а  продолжала  ждать  ответа  на
поставленный вопрос.
   - Я - военный.
   - Вот как! - удивилась. - У меня никогда не было знакомых военных! Вы что
же, артиллерист?
   - Нет, я не артиллерист. Я - пилот.
   - Летчик, - уточнила Зоя.
   - Пилот, - настоял я. - Моя задача заключается в том, чтобы  пилотировать
ракету с ядерным зарядом на определенную цель.
   - Поняла. Вы - камикадзе.
   Я кивнул.
   Зоя протянула мне варежку.
   - Хотите? Очень полезно. После нее кожа становится гладкая-гладкая.
   - Спасибо, не нужно, - отказался я.
   - Что, скоро полет?
   - Вероятно.
   - Тогда действительно нет никакой разницы - лететь с гладкой кожей или  с
наждачной бумагой вместо таковой... Вам, наверное, хорошо заплатят?
   - Я - патриот.
   - А вашим родственникам?
   - Я живу один.
   Она кивнула в знак того, что все поняла.
   - Поплаваем в бассейне?
   - Да.
   Мы вышли из парилки и, спустившись в воду, поплыли  по  разным  дорожкам.
Иногда я поворачивал голову и  с  удовольствием  смотрел,  как  Зоя  красиво
плывет, изящно разгребая воду длинными руками.
   - Мне хочется сделать для вас что-нибудь  приятное,  -  сказала  девушка,
когда мы доплыли до бортика и встали на приступок. -  Я  тоже  патриотка.  У
меня отзывчивое сердце, и я живу прямо над залом.
   - У вас есть телефон? - спросил я, глядя, как по ее коже  к  пупку  бегут
мурашки, и испытывая сильное желание погладить Зоин шоколадный живот. -  Мне
нужно будет сделать один звонок.
   - Я понимаю, что вам нужно сообщить командованию, где вы находитесь.
   Я кивнул.
   - Телефон есть...
   Она вылезла из бассейна и села на корточки возле моей головы, торчащей из
воды. Мне были видны складочки ее трусиков и бесцветные  волоски  на  ногах.
Стекала с груди вода.
   - Квартира номер  два,  -  негромко  сказала  она.  -  Но  не  торопитесь
подниматься. Примите горячий душ, высушите феном волосы и причешитесь.
   Она хотела уйти, но что-то вспомнила. Вновь присела.
   - Так как вас зовут?
   - Евгений.
   - Квартира номер три.
   - Так два или три?
   - Звоните в любую. Весь этаж принадлежит мне.
   - Договорились.
   Она ушла, а я не торопясь  принял  душ,  затем  тщательно  высушил  феном
волосы и поднялся в бар.
   Посмотрев по телевизору последние новости и выпив чашку чая, я  вышел  из
зала на улицу и, войдя в подъезд, поднялся на второй этаж.
   Она не сразу отозвалась на звонок в квартиру номер два, а когда  открыла,
показалась мне на мгновение в нижнем белье, извинилась и  закрыла  за  собой
дверь в другую комнату.
   - Я не успела одеться, - пояснила оттуда.
   - Ничего, - ответил я, разглядывая огромную, в пятьдесят аршин, гостиную,
в которой совершенно не было мебели. Лишь широкий диван у стены  и  огромная
музыкальная система у окна. Зато во всю ширь, от стены до стены, лежал белый
пушистый ковер.
   - Я не люблю, когда много мебели, - пояснила Зоя, выйдя  из  комнаты.  На
ней был короткий, из шелковой ткани, халат с вензелем  на  груди.  -  Мебель
слишком много потребляет воздуха. Мне не нравится, когда воздух спертый.
   Она уселась на ковер, поджав под себя ноги.
   - Вы хотели позвонить, - напомнила, кивнув на валяющуюся посреди  комнаты
телефонную трубку.
   - Сначала я должен получить сообщение на пейджер. Я его пока не получил.
   - Тогда приступим?
   Я посмотрел на нее. Она  была  серьезна,  лишь  слегка  дергались  черные
ресницы.
   - Я не всегда так делаю, - сказала без тени волнения. - Мне кажется,  что
вы меня поймете... Евгений, кажется?
   - Да.
   - Это всего лишь второй раз, Евгений, после моего развода с мужем.
   - Я вас пойму.
   Только теперь она улыбнулась. Широко  и  белозубо.  Вытащила  из  кармана
халата пульт и щелкнула им. Медленно, словно в  кинотеатре,  погас  свет,  и
ожила множеством огней музыкальная система у окна.
   Я не слишком хорошо помню особенности того вечера, так как  за  ним  была
вереница похожих и таких же страстно насыщенных. Вспоминается  лишь  радость
от обладания ею впервые. Запах ее жестких волос до сих пор стоит в  ноздрях.
Помнят  смуглую  кожу  язык  и  губы,  которые  ломит  при  воспоминании   о
непроглоченной сладости. Худые ноги в ту ночь жили отдельной от нее жизнью -
вздрагивали, как будто хотели куда-то бежать. Но все это из воспоминаний...
   А тогда, насытившись, она откинулась на подушки, взяла со столика початок
вареной кукурузы и, объедая его, спросила:
   - Ты ничего не заметил?
   - Все было хорошо, - ответил я.
   - Я не об этом. Во мне ты ничего не заметил странного?
   - Нет.
   - Тогда смотри!
   Она отбросила кукурузу и перевернулась на живот, подложив под  подбородок
руки.
   Я смотрел на Зою, впитывая на память абсолютную обнаженность ее  тела,  с
длинной  шеей,   сильной   спиной   и   маленькими   ягодицами,   трамплином
возвышающимися над худыми ляжками.
   - Ну? - спросила она нетерпеливо.
   - Ничего не вижу... странного, - добавил я.
   - Темно, - догадалась Зоя и, пошарив по ковру, включила фарфоровую лампу.
   И тут я увидел... Сначала я оторопел от того, что рассмотрел, и несколько
секунд сидел с открытой навстречу всем ветрам челюстью, затем склонился  над
Зоей, чтобы лучше увидеть, и чуть было не засмеялся в голос.
   Между Зонными ягодицами, между персиковыми половинками ее  чресел,  лежал
тоненький, розовый, в ладошку длиной хвостик, нервно подрагивающий под  моим
ошеломленным взглядом.
   - Видишь? - спросила она. - Ну?!
   - Ага, - ответил я и прыснул от смеха.
   - Чего смеешься? - недоуменно спросила она, приподнимаясь на локтях.  При
этом ее хвостик дрыгнул и шлепнул по правой ягодице. - Чего смешного!..
   И тут я не удержался. Меня так разобрало, что минут пять я хохотал, не  в
силах остановиться, а Зоя сидела передо мною,  не  зная,  разозлиться  ей  в
ответ или так же неистово загоготать.
   Уже отсмеявшись, икая от хохота, я вдруг почувствовал, что не опустел еще
в этот вечер до дна, что есть во мне  что-то  трепещущее  и  отыскалось  оно
благодаря Зоиному  хвостику,  мечущемуся  из  стороны  в  сторону  наподобие
щенячьего. И тогда я набросился на нее, схватил в охапку и с большим вкусом,
нежели впервые, любил ее разнообразно, включая и розовый  хвостик,  а  также
все, чем положила наслаждаться хитроумная природа.
   -  Как  тебе?  -  спрашивала  Зоя  в  первые  дни  нашего  знакомства   и
проницательно заглядывала в мои глаза.
   - Что? - уточнял я.
   - Мой хвост.
   - Я в восторге от него! Я обожаю твой атавизм!
   - Да? - не доверяла она.
   - Да-да! - убеждал я.
   - Тогда смотри, что я умею делать!..
   Она подходила к платяному шкафу или письменному столу,  закрывала  дверцу
или ящик на ключик и бросала его на  ковер.  Затем  снимала  юбку  вместе  с
трусами и поворачивалась к мебели спиной. Ее хвостик  напрягался,  шарил  по
дереву, отыскивая замочную скважину, а найдя ее, проникал  внутрь  кончиком,
шебуршась там, как мышь в норе.  Через  некоторое  время  замок  обязательно
щелкал и дверца шкафа или ящик открывались.
   - Ап! - взмахивала руками Зоя, а я в немом восторге неистово хлопал...
   - Тот, кто был перед тобой, - рассказала она  как-то,  -  тот,  обнаружив
хвост, упал в обморок!..
   - А муж?
   - Ему было все равно, с хвостом я  или  без!  Он  занимался  финансами  и
женщинами почти не интересовался... "Либо любовь,  либо  деньги,  -  говорил
супруг. - Двух одинаково сильных страстей в жизни не бывает!" А вот отец мой
любил, как я в младенчестве, ползая  по  полу  в  чем  мать  родила,  виляла
хвостиком. Он и не позволил матери отвести меня к хирургу, хотя  тогда  было
очень просто отрезать хвост...
   Вероятно, именно из-за этого хвостика, маленького и розового, я  влюбился
в Зою до  беспамятства.  Я  думал  о  ней  днем  и  ночью,  даже  когда  мне
приходилось поливать из автомата мишени, изображающие врагов.  И  лишь  одно
меня успокаивало, что все пули ложатся точно в цель... В самые  неподходящие
моменты, например, когда нужно было сориентироваться по  карте  и  выйти  из
леса в  нужном  направлении,  в  моем  воображении  непременно  возникал  ее
маленький голый зад с виляющим хвостиком, и я  сходил  с  ума  от  ревности,
рисуя себе картины Зоиных измен. Я представлял себе  здоровенного  мужика  с
кавказскими усами, дарящего ей кольцо с бриллиантом, но надевающего  его  не
на палец, а нанизывающего на хвостик. Тогда я бежал через густой  кустарник,
царапая шипами лицо в кровь.
   - Почему я должна тебе изменить? - удивлялась она,  когда  я  в  любовном
порыве рассказывал ей о своих  страхах.  -  Я  тебе  не  давала  повода  для
ревности...
   И действительно, мое хвостатое  приобретение  ни  разу  за  время  нашего
общения ни словом, ни жестом не дало  мне  возможности  усомниться  в  своей
верности. Хотя поклонников у нее было великое множество. Все они происходили
из спортивного зала, в котором она хозяйничала, и являли собою  великолепные
образцы