увидели дом. Альма сказала:
     - Дон, здесь мы проведем наш медовый месяц.
     Меня обмануло  то, что Дэвид постоянно называл свой  дом "коттеджем". Я
ожидал  увидеть  двух- или  трехкомнатный сарай,  но  передо  мной предстала
дорогая игрушка преуспевающего юриста.
     - Твой брат здесь не живет? - спросила Альма.
     - Приезжает на две-три недели каждый год.
     - Хорошо. Я никогда не видел ее такой заинтересованной.
     -  Что  говорит Тэкер? -  Говорит, что здесь чудесно.  Похоже на  Новый
Орлеан.
     Я не стал спорить.
     "Коттедж" Дэвида был двухэтажным  деревянным строением испанского типа,
белым  с  черными железными балкончиками. Тяжелую  переднюю  дверь  окружали
пузатые колонны. Прямо  за  домом расстилался  бескрайний  голубой океан.  Я
вытащил из багажника наши чемоданы и открыл дверь.
     Пройдя  через  маленькую  прихожую, мы очутились  в комнате, освещенной
солнцем. На полу лежал пушистый ковер. По углам стояли  кушетки и  низенькие
столики со стеклянными  крышками. Я уже знал, что  мы найдем в доме. Я знал,
что  там  будут  сауна, дорогая стереосистема, и  в спальне - шкаф,  набитый
порнографией.  Еще  "Бетамакс", кровать  размером с  бассейн, биде  в каждой
ванной...  Я  понял,  куда  Дэвид угрохал  столько  денег, когда приезжал  в
Калифорнию,  но  я  не  подозревал, что его вкусы остались на  уровне  юного
плейбоя.
     - Тебе не нравится, да? - спросила Альма.
     - Я удивлен.
     - Как зовут твоего брата?
     Я сказал.
     - А где он работает?
     Она кивнула,  когда я назвал фирму, не с иронией, как придуманная  мной
позже Рэчел Варни, но будто записывая это в невидимый блокнот.
     Она была права - волшебная Страна Дэвида мне не понравилась.
     Мы  пробыли там три дня. Альма  вела себя  по-хозяйски, а я все сильнее
раздражался, глядя, как она готовит на сверкающей  белизной кухне или роется
в  дорогих  игрушках  Дэвида.  Она  как-то  внезапно  превратилась  из  того
воздушного  создания,  какой  я ее  знал, в  обычную домохозяйку, и я  так и
видел, как она придирчиво выбирает продукты в супермаркете.
     Я опять свожу впечатления нескольких месяцев  к трем дням, но изменения
происходили сразу. Потом они только нарастали. У меня было странное чувство,
что с переездом в другое место она как бы стала другим человеком. Теперь она
говорила  много,  рассуждения  по  поводу   нашей  женитьбы  превратились  в
настоящее  эссе.  Я  с  удивлением узнал,  где  мы будем жить  (в Вермонте),
сколько у нас будет детей (трое) и так далее.
     И что хуже всего, она без конца говорила о Тэкере Мартине.
     "Тэкер  был  таким  большим,  Дон,  с  прекрасными  белыми  волосами  и
пронзительными синими глазами. Тэкер особенно любил... Я не  говорила  тебе,
что  Тэкер...  Однажды  мы с  Тэкером..."  Все это  сильно  повлияло на  мои
чувства, но я не желал признать, что что-то изменилось. Когда она говорила о
том, какими будут наши дети, я с удивлением видел, что у меня дрожат пальцы.
Я спрашивал себя: "Но ведь ты ее любишь?
     Ты  же  не станешь  обращать внимания  на все  эти  фантазии  о  Тэкере
Мартине? Разве не так?" Погода испортилась. Когда мы приехали в Стилл-Бэлли,
сияло солнце, но под вечер  спустился густой туман,  продолжавшийся все  три
дня. Когда я смотрел в окно на океан, было похоже,  что  он окружает нас  со
всех сторон, серый и  мертвенный  (именно это видел "Сол Мелкий" в парижской
комнате). Иногда было видно  дорогу, но чаще всего можно  было видеть что-то
только на расстоянии вытянутой руки.
     Так  что мы целыми днями сидели в доме Дэвида. Серый туман клубился  за
окнами,  а  шум  волн  раздавался так  близко, что,  казалось,  они  вот-вот
ворвутся в дверь, Альма элегантно располагалась на одной из кушеток c чашкой
чая или блюдцем с апельсином, поделенным на равные дольки.
     "Тэкер говорил,  что, когда мне будет тридцать, я буду  самой  красивой
женщиной  в Америке. Сейчас мне двадцать пять,  и я боюсь его  разочаровать.
Еще он говорил..."
     Я чувствовал безотчетный страх.
     На  вторую  ночь она  встала  с  кровати,  разбудив  меня. Я  присел  и
посмотрел  на  нее.  Она,  обнаженная,  подошла  к  окну   спальни.   Мы  не
занавешивали окон, и она стояла  там и смотрела на серую пелену,  скрывающую
океан. Ее спина в полумраке казалась очень бледной и тонкой.
     - Что там. Альма? - спросил я.
     Она не отвечала.
     - Что-нибудь случилось?
     Она очень медленно повернулась.
     -  Я  видела  дух (так "Рэчел Варни" сказала "Солу  Мелкину",  но, быть
может.  Альма сказала  "Я  дух"? Не знаю, она  говорила очень тихо. Я  сразу
подумал о Тэкере Мартине, но если она сказала "Я дух", почему меня тогда это
не напугало?)  - О, Альма, - сказал я, не такой уверенный, как днем. Темнота
в комнате,  рокот волн  и  ее длинное  белое тело у окна поневоле заставляли
Тэкера выглядеть реальнее. - Скажи ему, пусть уходит и иди в постель.
     Но она только надела халат, взяла стул и села у окна.
     - Альма?
     Она не ответила и не обернулась. Я снова лег и в конце концов уснул.
     После этого  долгого  уик-энда все стало  катиться  под откос. Я  часто
думал, что Альма не в себе, а после того, что случилось  с Дэвидом, я думаю,
что  она  сознательно шла  к своей цели,  играя со мной,  манипулируя  моими
мыслями и  чувствами.  Она добилась своего  - я  смирился с тем,  что в  ней
совмещались  избалованная богачка, оккультистка, исследовательница Вирджинии
Вулф и подруга террористов из Х.Х.Х.
     Она продолжала  строить планы  на будущее, но после Стилл-Вэлли я начал
подумывать  о  расставании.  Я по-прежнему  любил ее,  но  страх превозмогал
любовь. Тэкер, Грег  Бентон, зомби из Х.Х.Х. - как  я мог жениться  на  всем
этом?
     В   течение  двух  месяцев  после  того  уик-энда  мы  почти  перестали
заниматься любовью, и,  когда я целовал или  касался ее, поневоле  приходила
мысль:
     "Хватит, остановись".
     Мои семинары стали однообразными и тупыми, а писать я  прекратил вовсе.
Либерман вызвал меня и спросил:
     - Мне описали вашу лекцию о Стивене Крэйне. Вы сказали, что "Алый знак"
- это история  о  привидении без привидения? Не можете объяснить мне, что вы
имели в виду?
     - Я не знаю. Я немного запутался в своих мыслях.
     - А мне казалось,  что вы подаете надежды, - сказал он, глядя на меня с
отвращением,  и  я понял, что теперь о продолжении моего контракта не  может
быть и речи.

        "Глава 5"

     Потом  Альма  исчезла.  Она заставила меня, как  госпожа  своего слугу,
пригласить ее  в  ресторан возле кампуса. Я  пришел туда,  заказал столик  и
прождал  ее  целый час.  Мне вовсе не хотелось еще  раз выслушивать, как  мы
будем  жить в  Вермонте,  поэтому я съел салат  и с  облегчением  отправился
домой.
     Она не позвонила мне. В ту ночь она приснилась мне с загадочной улыбкой
уплывающей от меня в маленькой лодочке.
     Утром  я  начал  беспокоиться.  Я много  раз  звонил  ей,  но  она  или
отсутствовала, или не брала трубку (последнее я вполне мог ожидать - когда я
был у нее, она  часто не  обращала на звонки никакого  внимания). К вечеру я
начал думать, что освободился  от нее. Я  еще позвонил два раза ночью  и был
рад, не услышав ответа. Наконец я  написал ей письмо, где  говорилось, что я
прекращаю с ней отношения.
     После первого семинара я пошел к ней домой. Сердце мое билось учащенно:
я  боялся, что встречу ее и  должен буду говорить горькие слова, которые так
легко было  написать на бумаге.  Я  поднялся  по  лестнице  и толкнул дверь.
Заперто.  Тогда я подсунул под дверь конверт так,  чтобы можно было прочесть
адресат - "Альме", и ушел.
     Конечно,  она знала мое расписание, и я ожидал  увидеть  за  стеклянной
дверью аудитории  ее возмущенное лицо и свое письмо  у нее в руке. Но она не
пришла.
     Следующий день повторил прошедший. Я боялся, что она может покончить  с
собой, но, отогнав  эту мысль, пошел на занятия. Днем я снова позвонил ей, и
снова бесполезно. Вернувшись домой, я хотел  снять трубку телефона с рычага,
но не стал этого делать, не желая признаться себе, что надеюсь на ее звонок.
     На следующий день я вел  семинар по американской литературе около двух.
Чтобы подойти к аудитории, мне нужно  было  пройти  через  широкий кирпичный
двор,  где  всегда было  полно  народу.  Студенты выставляли  там плакаты  с
требованиями легализации  марихуаны или  защиты  китов. В их гуще  я  опять,
впервые  за долгое время, увидел  Хелен Кайон, и опять рядом с ней  был Реке
Лесли,  держащий  ее  за  руку.  Они выглядели совершенно  счастливыми,  и я
отвернулся, чувствуя себя одиноким и брошенным.
     Я вдруг вспомнил, что два дня не брился и не менял белье.
     Тут, отвернувшись от Хелен и Рекса, я увидел высокого бледного человека
в  темных  очках, глядящего на меня  из-за фонтана.  У  его ног сидел тот же
босоногий мальчик  в  лохмотьях.  Грег  Бентон  выглядел  теперь  еще  более
устрашающе,  чем у  "Последнего  рифа"; на солнце  в  толпе  он  и его  брат
казались чем-то совершенно чуждым,  как пара ядовитых пауков. Даже привыкшие
ко всему студенты Беркли  сторонились их. Бентон не говорил мне ничего  и не
делал никаких жестов -  просто смотрел,  и в  его  взгляде читалась ничем не
прикрытая злоба.
     Каким-то образом я понял,  что он не, причинит мне вреда. Он мог только
смотреть  на меня, и я впервые порадовался тому, что здесь так много  людей.
Потом я вспомнил, что Альма в опасности. Может быть, она уже мертва.
     Я  отвернулся  от Бентона  и  его  брата  и быстро  пошел к воротам.  Я
чувствовал,  как  он смотрит  мне вслед, но,  повернувшись,  обнаружил,  что
Бентон  вместе  с  братом  исчезли.  Остались   только  толпы  студентов   и
по-идиотски счастливые Хелен и Реке.
     Когда я дошел до дома Альмы, мой страх уже казался абсурдным. Разве она
сама не сигнализировала  мне о нашем  разрыве тем, что не пришла в ресторан?
То, что я теперь беспокоюсь за нее,  не более чем  ее последняя  манипуляция
моими чувствами. Потом я заметил, что занавески в ее окне раздвинуты.
     Я  вбежал  по  лестнице дома напротив, откуда  было  видно ее  окно. Ее
квартира  была пуста. Остались только  голые стены,  а на полу, там, где был
ковер, лежал мой конверт. Нераспечатанный.

        "Глава 6"

     Я  пришел  домой  в  полном  смятении  и  оставался  в таком  состоянии
несколько  недель. Я не мог понять, что  случилось, и испытывал одновременно
облегчение и чувство невозвратимой потери.  Она,  должно быть, съехала в тот
день,  когда мы должны  были встретиться  в  ресторане, но  зачем? Последняя
шутка? Или она знала, что все кончено уже после Стилл-Бэлли?
     Неужели она была в отчаянии? В это я не мог поверить.
     Теперь,  когда она исчезла, я  остался  в понятном, расчисленном мире с
одной только загадкой - загадкой ее исчезновения.  Другую,  большую загадку:
кто она была? - я не разгадывал. Мне было страшно.
     Я много пил и спал большую часть дня. У меня словно отняли всю энергию,
и ее осталось ровно столько, чтобы спать, пить и думать об Альме.
     Когда  через  пару  недель я  начал  вновь посещать  занятия, я  как-то
встретил  в холле  Либермана. Сперва он сухо кивнул мне,  но  потом, заметив
что-то  в моих глазах, сказал: "Зайдите-ка ко мне в офис, Вандерли". Он тоже
был зол, но с его злостью я мог мириться:  это была злость человека.., а  не
человеко-волка.
     я знаю,  что вы  мной недовольны,  - сказал  я. Но у  меня в жизни  все
спуталось. Я болен. Обещаю, что постараюсь закончить год прилично.
     - Недоволен? Это слишком  мягкое слово, - он откинулся  назад в кожаном
кресле. - Не думаю, что мы когда-нибудь ожидали от наших стажеров многого. Я
доверил вам важную лекцию, и что за дрянь вы из  нее сделали! - он помолчал,
успокаиваясь. -  И  вы пропустили  больше занятий,  чем  кто-либо в  истории
университета  со  времен поэта-алкоголика, который пытался поджечь медпункт.
Короче,  вы вели  себя отвратительно. Я хочу, чтобы  вы знали, что  я  о вас
думаю. Вы поставили под угрозу весь наш учебный план.
     - Я не буду с вами спорить.  Просто  я  оказался в  странной  ситуации.
Думаю, что у меня произошел нервный кризис.
     - Вы, так называемые творческие  люди, считаете, что вам все позволено.
Надеюсь, вы не ожидаете, что я дам вам блестящую рекомендацию.
     - Конечно, нет, - тут я вспомнил кое о чем. - Позвольте задать вам один
вопрос.
     - Я слушаю.
     - Слышали  ли  вы когда-нибудь  о профессоре из  Чикаго по  имени  Алан
Маккени?
     Его глаза расширились.
     - А почему вы спрашиваете?
     - Так, интересно.
     - Ну ладно, - он встал и подошел к окну. - Вы знаете, я терпеть не могу
сплетен.
     Я знал, что он обожал сплетни, как большинство критиков.
     - Я немного знал Алана. Мы встречались на симпозиуме по  Роберту Фросту
пять лет назад. Он был  умным человеком,  немного схоластиком, но  это  ведь
Чикаго. И семья у него была хорошая.
     - И дети были?
     Он подозрительно взглянул на меня.
     - Конечно.  Потому  это и  было  так  трагично. Ну, конечно же, то, что
потеряла наука...
     - Там была замешана женщина?
     Он кивнул.
     - Похоже, что  так. Я слышал об  этом на  встрече МЛА. Та девица просто
высосала его.  Она была  его  студенткой.  Такие  вещи  иногда  случаются  в
университетах. Девушки влюбляются в преподавателей, иногда они заставляют их
бросать семьи, но чаще нет. У большинства из  нас хватает здравомыслия, - он
самодовольно улыбнулся. "Ну ты и дерьмо", - подумал я.
     -  Он  и  не  бросил.  Он  просто  убил  себя.  А  та  девица  исчезла,
по-английски. Надеюсь, с вами не случилось ничего подобного?
     Она  соврала  мне  буквально все.  Я думал, о чем  она  еще лгала  мне.
Вернувшись домой, я позвонил "де Пейсер Ф.". Трубку взяла женщина.
     - Миссис де Пейсер?
     -Да.
     - Извините, но я из Калифорнийского банка. Мы хотим проверить некоторые
сведения, сообщенные  нам  мисс Моубли. Она написала в  ведомости, что вы ее
тетя.
     - Кто? Как ее фамилия?
     - Альма Моубли.  Она забыла сообщить ваш адрес и приходится обзванивать
всех людей с этой фамилией. Нам нужны точные данные.
     - Но я не знаю ни о какой Альме Моубли!
     - У вас нет племянницы Альмы, которая учится в Беркли?
     - Конечно, нет. Думаю, вам лучше обратиться  к этой мисс Моубли и взять
у нее правильный адрес.
     - Я так и сделаю. Извините, миссис де Пейсер.
     Второй семестр был унылым и дождливым. Я приступил  к  новой книге,  но
продвигалась  она плохо. Я  не знал, кто  такая Альма: безжалостная хищница,
как ее описал Либерман, или просто психически нездоровая женщина. Не выяснив
этого для себя,  я не мог вставить ее в роман  и таким образом избавиться от
нее. И еще  я чувствовал, что в романе не  хватает какого-то элемента, но не
мог его определить.
     В апреле  мне позвонил Дэвид. Голос  у  него был  молодым и  совершенно
счастливым.
     - Удивительные новости. Не знаю, как тебе и сказать.
     - Роберт Редфорд купил твое жизнеописание для нового фильма.
     - Что? А-а, нет. Два  месяца  назад, третьего февраля, -  в этом был он
весь, -  я ездил к клиенту в Колумбос-Серкл. Погода была ужасная, и я влез в
такси.  И  знаешь,   оказался  рядом  с   самой  красивой   женщиной,  какую
когда-нибудь видел. Она была такая красивая, что у меня во рту пересохло. Не
знаю, как я набрался храбрости,  но к концу поездки я пригласил  ее на обед.
Обычно я таких вещей не делаю.
     Да,  обычно  Дэвид  был слишком осторожен. Не думаю, что он хоть раз  в
жизни побывал в баре.
     - Ну вот, мы  с этой  девушкой виделись с тех пор почти  каждый  вечер.
Знаешь, мы решили пожениться. Это половина новостей.
     - Поздравляю. Желаю, чтобы тебе повезло больше, чем мне.
     - Теперь самое трудное. Ее зовут Альма Моубли.
     - Не может быть, - тихо сказал я.
     -  Подожди, Дон. Я знаю, какой это шок для тебя. Но  она рассказала мне
обо всем, что у  вас было, и,  думаю,  ты должен  знать,  как она сожалеет о
случившемся. Она знает, что сделала тебе больно, но она чувствовала,  что не
сможет жить с  тобой.  И еще, она в Калифорнии была в странном состоянии. Не
совсем собой, как она выразилась. Она боится, что ты составил о ней неверное
представление.
     - Именно  неверное.  Послушай,  она  лжет.  Она  что-то  вроде  ведьмы.
Берегись ее.
     - Дон, послушай. Я женюсь  на этой девушке. Она совсем не то, о  чем ты
думаешь.
     Нам с тобой  надо поговорить.  Откровенно  говоря,  я  надеюсь,  что ты
прилетишь в Нью-Йорк на уик-энд и встретишься со мной. Расходы я оплачу.
     - Это  смешно! Спроси  ее  про Алана Маккени. Интересно, что  она  тебе
расскажет. А потом я скажу тебе правду.
     -  Она  уже  рассказала  мне об  этом, и о  том, что она солгала тебе и
почему. Пожалуйста, Дон, приезжай. Мы все трое должны в этом разобраться.
     - Осторожнее, Дэвид. Она настоящая Цирцея.
     - Слушай, я сейчас  на работе, но  я тебе еще позвоню, ладно? Нам нужно
это  обсудить. Не хочу,  чтобы  у  моего брата  были плохие отношения с моей
женой.
     Плохие отношения? Я чувствовал ужас.
     Вечером Дэвид позвонил опять. Я спросил, слышал ли он уже про Тэкера. И
про Х.Х.Х.
     -  Это она и называет "неверным представлением".  Она все это выдумала.
Ей было  нелегко  прижиться в  Калифорнии.  А у нас  в  Нью-Йорке кого  этим
удивишь? Здесь никто и не слышал про Х.Х.Х.
     А миссис  де Пейсер? Оказывается, она  сказала  ему, что это был способ
побыть одной.
     - Погоди,  Дэвид.  Ты  когда-нибудь,  когда  касался ее,  чувствовал..,
что-нибудь странное? Неважно, какой силы, просто странное?
     - Нет.
     Дэвид  явно чего-то недоговаривал, но продолжал звонить мне,  настаивая
на моем приезде.
     -  Дон,  я все  равно  не  могу понять  твоего  поведения.  Конечно, ты
разочарован,  но  что невероятного в том, что Альма возникла в моей жизни  и
решила  выйти  за меня  замуж? Нам надо с  тобой  поговорить. И  Альма этого
хочет.
     Я  не знал, что и  думать.  Конечно, я был разочарован и сердит на  них
обоих, но не только это. Я боялся за Дэвида.
     После месяца бесплодных уговоров брат позвонил мне и сказал,  что летит
по делам в Амстердам вместе с Альмой. Меня он попросил еще раз все обдумать.
     - Посмотрим, - сказал я. - Но будь осторожен.
     - В каком смысле?
     - Просто. Будь осторожен.
     К  тому  времени  я  окончательно  утвердился   во  мнении,  что  Альма
подстроила встречу  с Дэвидом, как  и со мной. Я  вспоминал  Грега Бентона и
Тэкера Мартина - теперь они тоже встретились с моим братом.., может быть.

        "***"

     Через  четыре  дня мне позвонили  из  Нью-Йорка  и сообщили,  что Дэвид
мертв. Это был сослуживец брата, которому звонила голландская полиция.
     - Хотите приехать, мистер Вандерли? - спросил он. - Ваше присутствие не
обязательно, но я счел своим  долгом  вам сообщить. Вашего брата у нас очень
любили. Никто не может понять, что случилось. Похоже, он выпал из окна.
     - А его невеста?
     - О, у него была невеста? Он никому это не говорил. Она была с ним?
     - Конечно.  Она, должно быть,  все видела  и  знает,  что  случилось. Я
прилечу первым же рейсом.
     На следующий день я  вылетел в Нью-Йорк и  там обратился в полицию. Мне
сказали  следующее: Дэвид действительно выпал из окна отеля. Владелец  отеля
слышал  его  крик, но  больше ничего -  ни спора,  ни звуков  борьбы. Альма,
похоже, покинула его: в комнате не оказалось никаких ее вещей.
     Я побывал в  Амстердаме  и  сам видел тот номер. В шкафу все еще висели
три костюма Дэвида  и стояли  две пары туфель.  С теми, что  были на нем, он
взял в пятидневную поездку четыре костюма и три пары туфель. Бедный Дэвид.

        "Глава 7"

     Я  успел  на  кремацию  и  двумя  днями позже смотрел, как гроб  Дэвида
скользит по рельсам за зеленый занавес.
     Еще через два дня  я вернулся