в Беркли. Моя маленькая квартира казалась
чужой. Я вернулся не  тем  человеком, каким приехал сюда год назад.  Скоро я
начал писать  "Ночного сторожа" и опять  вести  занятия.  Как-то  вечером  я
позвонил Хелен  Кайон  - мне  надо было  кому-то рассказать  обо всем,  -  и
Мередит Полк сказала мне, что Хелен неделю назад вышла замуж за Рекса Лесли.
Я опять много  пил и спал. Я думал: если переживу этот год, уеду в Мексику и
буду валяться на солнце и работать над романом.
     И избавлюсь от  галлюцинаций.  Однажды я проснулся среди  ночи;  кто-то
ходил  у  меня  в кухне. Когда я пошел туда, я  увидел  у плиты своего брата
Дэвида  с банкой кофе в руке. "Много спишь, братец, -  сказал  он.  - Налить
тебе кофе?" В другой раз, когда я вел семинар по  Генри Джеймсу, за одним из
столов  я увидел не  рыжую девушку из моей группы, а опять Дэвида, в  рваном
костюме  и с окровавленным лицом. Он кивал -  похоже,  ему  нравилось, как я
говорил о "Женском портрете".
     До отъезда в Мексику  я сделал еще одно открытие. Как-то в библиотеке я
наткнулся на "Кто есть кто" 0 года. Это был  не решающий год, но Альме тогда
должно было быть лет девять-десять.
     Я нашел там Роберта Моубли.
     "МОУБЛИ.
     РОБЕРТ  ОСГУД,  художник, г.  Новый Орлеан, Луизиана, 23  февраля 9; с.
Феликса  Мортона  и Джессики (Осгуд);  окончил Йельский университет  в 7; ж.
Элис  Уитни  27  авг.  6; дети  -  Шелби  Адам, Уитни  Осгуд. Выставлялся  в
Флэглер-гэллери, Нью-Йорк,  Уинсон-гэллери,  Нью-Йорк;  Галери-Флам,  Париж;
Шлегель, Цюрих; Галериа Эсперанса, Рим. Лауреат "Золотой  палитры" в 6 г." У
этого  преуспевающего художника было два  сына и  ни одной дочери.  Все, что
Альма рассказывала  мне  -  и, очевидно, Дэвиду, -  оказалось ложью. Она  не
имела  даже  имени. Так я  придумал "Рэчел  Варни", темноглазую  брюнетку  с
загадочным прошлым,  и  понял,  что  Дэвид и был  тем недостающим элементом,
которого не хватало в моем романе.

        "Глава 8"

     Я  провел три недели, описывая все это, и  теперь, когда все кончено, я
понимаю не больше, чем вначале.
     Я уже не думаю, что между  тем, что случилось со мной и Дэвидом, и тем,
что  описано  в "Ночном  стороже",  нет фактических совпадений.  Как и  Клуб
Чепухи, я уже не уверен  ни в чем. Я расскажу им то, что здесь написано. Это
будет моя вступительная история с привидениями.  Так  что я не  зря потратил
время.  К  тому же  я подготовил базу для нового романа -  романа  о докторе
Заячья лапка. Как-то, еще до приезда сюда, я  думал,  что опасно  воображать
себя в атмосфере  собственных книг. И вот я побывал в этой  атмосфере, снова
вернулся  в Беркли.  Мое  воображение оказалось  куда  более  точным, чем  я
ожидал.
     В  Милберне произошли  разные  странные события. Какой-то  зверь загрыз
несколько коров на соседних  фермах,  и я слышал в  аптеке, что  это сделали
существа с  летающих тарелок. Но  что еще  хуже -  погиб человек,  страховой
агент по имени Фредди Робинсон. Льюис Бенедикт особенно серьезно относится к
этому  факту,  хотя  похоже, что  это  несчастный  случай.  С  Льюисом  тоже
происходит что-то неладное: он рассеян и испуган,  будто винит себя в смерти
Робинсона.
     Я  тоже  испытываю  чувство,  вернее, ощущение страха.  Может,  если  я
внимательнее присмотрюсь к этому городку и его тайнам, я пойму, что погубило
Дэвида.
     Но  самое странное чувство - что я  вторгся на  территорию собственного
романа, но уже без спасительной ограды вымысла. Теперь  это не "Сол Мелкин";
это я сам.

        "III"

        "ГОРОД"

     Нарцисс плакал, глядя паевое отражение.
     "О чем ты плачешь? - спросил его друг.
     "Я плачу потому, что мое лицо изменилось".
     "Ты постарел?" "Нет. Я потерял невинность.
     Я так долго смотрел на себя в воде, что лишился своей невинности".

        "Глава 1"

     Как  Дон  отметил  в своем дневнике,  когда  сидел в  комнате  17 отеля
Арчера  и вспоминал Альму Моубли,  Фредди Робинсон расстался с жизнью. И как
он  тоже  отметил, были  убиты три коровы, принадлежащие  фермеру  по  имени
Норберт  Клайд.  Придя утром в коровник, Клайд увидел  что-то так испугавшее
его, что  он бегом  побежал  домой  и не выходил оттуда несколько часов. Его
описания  таинственного  посетителя в  немалой степени повлияли на  слухи  о
летающих тарелках. Уолт Хардести, выслушав историю  Клайда,  не поверил  ей,
как известно, у него было свое мнение по этому вопросу. Опыт с Рики Готорном
и Сирсом Джеймсом заставил  его  держать это  мнение  при  себе;  наверх  он
сообщил,  что животных загрызли  одичавшие  собаки. Элмер Скэйлс, услышав  о
коровах Клайда, поверил в историю с летающими  тарелками и три ночи просидел
у окна своей комнаты с  винтовкой 12-го калибра ("ну-ка, марсианин, погляжу,
как ты засветишься, если всадить тебе в пузо хорошую  порцию солнца"). Он не
мог и представить, что он сделает с этой  винтовкой через  два месяца.  Уолт
Хардести  не забывал свой  визит  к  Элмеру с Рики  и  Сирсом. Эти двое явно
что-то знают  и  скрывают вместе  со своим другом Льюисом Снобом Бенедиктом.
Они знают что-то и про покойного Джона Наркомана Джеффри. Хардести размышлял
об  этом, сидя  в  своем  кабинете  за  бутылкой  виски.  Нет,  мистер  Рики
Рогач-и-Сноб  Готорн   и   мистер  Буян-и-Сноб   Джеймс  явно   ведут   себя
ненормально...
     Но Дон не знал и  поэтому не записал  в журнале, что Милли Шиэн,  когда
она вернулась из дома Готорнов на Монтгомери-стрит, решила  закрыть наружные
ставни и вышла из дома (зная, что все  равно  до них не дотянется). Там  она
встретила улыбающегося Джона Джеффри.
     На нем был тот же костюм, в котором его увезли  в морг, и он  был бос -
шок  от  того,  что  он ночью ходит  по  улице без носков, в  первый  момент
пересилил у нее  все  остальные чувства. "Милли,  - сказал  он, - пусть  они
остаются. Пусть держатся. Я был там, и это ужасно, - его губы двигались не в
лад словам,  он говорил, как  в кино с плохим звуком. - Ужасно, Милли. Так и
передай им". Она упала  без чувств,  а очнувшись, увидела, что на снегу  нет
никаких следов, и поняла, что видела призрак. "Вот  к  чему приводят истории
этого Сирса Джеймса", - сказала она себе, входя в дом.
     Дон, сидя у себя в номере, не знал многого из происходящего в Милберне.
Он не замечал даже продолжавшего валить снега; Элинор Харди вовремя включила
отопление,  и  в номерах было  тепло. Но  однажды  ночью  Милли  Шиэн  стало
холодно, и она встала,  чтобы взять покрывало, и  увидела звезды в просветах
мчащихся туч.
     Когда  она снова  легла, кто-то начал  барабанить  в  стекло и царапать
ставни. Утром снег снова оказался нетронутым.
     За  эти  две недели в  Милберне случился  еще ряд событий, совпавших по
времени с пробуждением Доном Вандерли духа Альмы Моубли.
     Уолтер  Берне  сидел в своей  машине на  бензозаправке и  думал о жене.
Кристина в  последнее  время была крайне  рассеянна  - жгла обеды  и подолгу
сидела, глядя на  телефон, - и он подозревал, что у нее роман. Он до сих пор
помнил,  как на вечеринке  у  Джеффри  полный Льюис Бенедикт  поглаживал  ее
колено.  Конечно, она  была  все  еще привлекательной  женщиной, а  он  лишь
толстым  провинциальным   банкиром;  полгорода  не  отказалось  бы  затащить
Кристину в постель,  а на него женщины не глядели уже лет пятнадцать.  Скоро
сын  уедет, а  они с Кристиной останутся вдвоем изображать семейное счастье.
Лен Шоу,  владелец станции,  заливающий  ему  бак, кашлянул и  спросил: "Как
поживает  миссис  Готорн? Что-то ее давно не видно. Может,  у нее грипп?"  -
"Нет, с ней все в порядке", - ответил Берне, думая, что Лен, как и девяносто
процентов мужчин города, спал  со Стеллой Готорн; он и сам не избежал этого.
Можно было  сбежать с ней, вдруг подумал он, в какой-нибудь Паго-Паго и  там
забыть навсегда о Милберне и о том, что был женат.
     А Питер Берне, сын банкира, мчался вместе с Джимом Харди на  избыточной
скорости  по  шоссе. Джим, про которого лет сорок назад сказали  бы, что  он
"рожден,  чтобы быть повешенным", действительно поджег сарай  старого  Пэга,
потому что  слышал, что  старухи Дедэм держат там своих  лошадей. Сейчас  он
рассказывал  Питеру  про свои сексуальные  приключения с  новой  жительницей
отеля Анной Мостин, что было явной выдумкой.
     А  Кларк  Маллиген  сидел  в  операторской будке своего кинотеатра  и в
шестой  раз  смотрел  "Кэрри",  думая о  том,  когда кончится  этот  снег  и
приготовит  ли  Леота на  обед что-нибудь,  кроме запеченных  гамбургеров, и
случится ли с ним когда-нибудь что-нибудь необычное.
     А Льюис  Бенедикт  расхаживал  по  своему  обширному дому,  захваченный
странной  мыслью,  что женщина, которую он чуть не  сбил на дороге, была его
покойная жена. Эти волосы,  этот поворот  плечей... Чем  больше  он об  этом
думал, тем в большую растерянность приходил...
     А  Стелла Готорн  лежала  в  комнате  мотеля  с племянником Милли  Шиэн
Гарольдом Симсом, думая, когда он перестанет болтать: "И вот. Стел, эти типы
в  моем  отеле утверждают,  что  тезис, над которым  я  работал четыре года,
утратил  всякое  значение. Джонсон и  Ледбитер  даже  не упоминают  Лайонела
Тайджера, они плюют на полевую работу, только копаются в мифах - вот недавно
один остановил меня в  коридоре и спросил, читал ли я что-нибудь о Маниту, -
о Маниту, представляешь? Пережитки мифа и так далее".
     "Что такое Маниту?" - спросила она его, но не слушала, что он говорил о
каком-то индейце, который гнался за оленем  и загнал его на вершину  горы, а
олень повернулся к нему и оказался вовсе не оленем...
     А Рики Готорн, подъезжая как-то утром к Уит-роу (он уже поставил зимние
покрышки), увидел, как на площади человек в куртке горохового цвета  и синей
шапке бьет маленького мальчика. Рики притормозил и увидел, что мальчик  бос.
Это  так шокировало  его,  что  он  высунулся из  машины  и  закричал:  "Эй,
хватит!", но и мужчина, и мальчик повернулись и так посмотрели  на него, что
он быстро захлопнул дверцу и поехал дальше.
     А вечером, попивая у окна  кухни  чай с ромашкой,  он  едва не  выронил
чашку,  когда  из  темноты  за  окном на  него  глянуло  лицо  -  бледное  и
искаженное, - и он понял, что это ЕГО лицо.
     А Питер Берне и  Джим Харди  вывалились  из бара, и Джим, пьяный только
наполовину, воскликнул: "Слушай, у меня идея!", - и заржал на пол Милберна.
     А темноволосая женщина в отеле Арчера все так же стояла у окна в темной
комнате и смотрела, как падают снежные хлопья.
     А в шесть тридцать  вечера страховой агент  Фредди Робинсон  позвонил в
офис  и спросил  миссис  Куэст,  как  зовут  их  новую сотрудницу  и где она
остановилась.
     А  женщина в отеле смеялась, стоя у  окна, а  тем временем  погибло еще
несколько  животных - две телки Элмера Скэйлса  (он уснул у окна  с ружьем в
руках) и одна из лошадей сестер Дедэм.

        "Глава 2"

     С Фредди  Робинсоном все  произошло следующим образом.  Он  застраховал
двух старух Дедэм, дочерей полковника и сестер несчастного Стрингера Дедэма.
Они жили в  старом доме на Уиллоу-Майл-роуд, держали лошадей и  ни  с кем не
общались. Того же возраста, что и члены  Клуба  Чепухи,  они  далеко не  так
хорошо  сохранились.  Долгие годы  они вспоминали Стрингера, который не умер
сразу, когда обе его руки  затянуло  в  молотилку, - он весь август лежал на
кухонном  столе,  завернутый  в  одеяло, и  все  что-то лепетал,  пока жизнь
уходила  из него. Горожане устали  слушать, что хотел Стрингер сказать перед
смертью, тем более  что  сестры не могли  это  толком объяснить, -  они лишь
утверждали, что он ВИДЕЛ  нечто, он вышел  из себя, иначе зачем бы  он вдруг
стал  совать  руки  в  молотилку? Похоже,  сестры обвиняли в  чем-то невесту
брата, мисс Галли, но когда она внезапно покинула  город, история постепенно
забылась.  Тридцать  лет  спустя  немногие  в  городе  помнили  красивого  и
обаятельного Стрингера Дедэма, разводящего лошадей для дела, а не для забавы
двух стареющих  женщин, а  сестры  Дедэм махнули рукой на  тупоумие  жителей
Милберна  и общались только со своими лошадьми.  Еще через  двадцать лет они
были живы, но Нетти разбил паралич, и многие горожане никогда не видели ее.
     Фредди Робинсон как-то проезжал мимо их фермы, и его внимание привлекла
надпись  на почтовом ящике "полк. Т.Дедэм", которую Рея регулярно обновляла.
Фреддине знал, что полковник умер  от малярии еще в  0 г.,  но  Рея, которая
объяснила ему это, была  так очарована молодым человеком, что застраховалась
у  него на три тысячи долларов. Конечно же, она  застраховала своих лошадей.
Она боялась Джима Харди, который затаил на них злобу еще  с тех пор, как она
отогнала его  от  конюшни,  и  Фредди  Робинсон доходчиво объяснил  ей,  что
небольшая страховка - как раз то, что  нужно, если Джим  подкрадется к ним с
канистрой бензина.
     Фредди тогда был еще молод и мечтал вступить в ряды Клуба  Миллионеров;
восемь лет спустя он был близок к этому, но  теперь его это не радовало - он
знал, что  в  большом  городе он  разбогател бы  гораздо  быстрее.  Он  имел
основание думать,  что  разбирается  в  страховом  бизнесе  и  умеет всучить
страховку почти любому, но не гордился этим. Он просто эксплуатировал  страх
и  жадность людей, и иногда в нем поднималось презрение к себе и к собратьям
по профессии.
     Изменили Фредди не брак, не дети, а жизнь рядом с Джоном Джеффри.
     Сперва ему  казалось, что старики,  которых  он наблюдал примерно раз в
месяц,  заняты  сущей  ерундой.  Подумать  только -  вечерние  костюмы!  Они
выглядели  этакими  мафусаилами,  пережившими  свой  век.   Потом  он  начал
замечать,  что возвращается  из  Нью-Йорка  домой  с  облегчением.  Брак его
сложился неудачно, даже при наличии двоих детей, но он стремился не к семье,
а к самому городу, к тихой пристани, где он наконец обрел покой.
     Это чувство укрепили  два события. Как-то  вечером,  проходя мимо  дома
Эдварда  Вандерли, он увидел  через окно  заседание  Клуба Чепухи. Мафусаилы
сидели и о чем-то  разговаривали; один поднял руку, другой засмеялся. Фредди
зачарованно смотрел на них. С приезда в Милберн прошло шесть лет, теперь ему
было тридцать два, и,  пока он старел, эти люди оставались такими же. Теперь
он  видел в них не гротеск, а  достоинство и тайну - да-да, тайну; ему  было
интересно,  о  чем  они   говорят.  Через  две  недели  он  повел  одну   из
старшеклассниц  в  ресторан  в  Бингемтоне  и увидел там Льюиса Бенедикта  с
официанткой  из заведения Хэмфри.  Он начал завидовать Клубу Чепухи и больше
всех Льюису.
     В некотором роде тот был для него примером для подражания.
     Он разглядывал своего кумира у Хэмфри: как тот поднимает брови, отвечая
на какой-нибудь вопрос,  как, смеясь, склоняет голову,  как  щурит глаза. Он
копировал его  манеры и привычки,  в том числе и сексуальные, соответственно
снижая   возраст   своих   девушек   с   двадцати   пяти    у   Льюиса    до
семнадцати-восемнадцати. Он покупал пиджаки, похожие на те, что носил Льюис.
     Когда   доктор   Джеффри   пригласил  его  на  вечер,   устроенный  для
Анны-Вероники Мор, Фредди возликовал. Двери клуба открылись для него. Он вел
себя  там глупо;  он  вертелся  среди молодежи,  боясь попадаться  на  глаза
старикам, особенно грозному Сирсу Джеймсу, а когда все же заговорил с ним, с
ужасом  обнаружил, что  говорит о страховке.  После происшествия  с Эдвардом
Вандерли Фредди ушел с другими гостями.
     Когда  доктор  Джеффри покончил  с собой,  Фредди был в отчаянии.  Клуб
Чепухи распадался, не успев  принять его. Вечером он увидел  у дома "моргай"
Льюиса  и  попытался его утешить  - опять неудачно. Он нервничал, ссорился с
женой и вновь заговорил о дурацкой страховке. Он опять потерял Льюиса.
     Поэтому,  ничего  не зная  о том,  что пытался  сказать Стрингер Дедэм,
умирая  на  кухонном  столе, Фредди Робинсон,  дети которого уже подросли, а
жена  собиралась  разводиться,  не знал  и  того,  зачем  в  один далеко  не
прекрасный день Рея Дедэм пригласила  его к себе  на ферму, это  то, что  он
увидел  там  - клочок  шелкового  шарфа на проволочной  ограде, - давало ему
пропуск в Клуб Чепухи.
     Сперва дело выглядело  обычным.  Рея  десять  минут  продержала  его на
холодном крыльце, где время от времени слышалось ржание лошадей. Наконец она
вышла,  закутанная  в  шаль, и  сказала, что знает,  кто это  сделал, но  не
скажет, да, сэр, пока вы не выложите денежки. Не хотите ли кофе?
     -  Да,  спасибо, - Фредди вытянул  из дипломата  бумаги.  -  Заполните,
пожалуйста,  эти формы,  и компания тут же  начнет  их  рассматривать.  Но я
должен осмотреть ущерб, мисс Дедэм. Ведь что-то случилось?
     - Я же говорю, я знаю, кто это сделал. Мистер Хардести скоро будет, так
что можете подождать его.
     - Так это криминальный ущерб, - и  Фредди полез еще за одной бумагой. -
Может, пока расскажете мне, в чем дело?
     -  Лучше  подождите   мистера   Хардести.   Я  чересчур   стара,  чтобы
рассказывать дважды. Да и на холод выходить лишний раз  неохота.  Брр! - она
театрально вздрогнула. - Так что заходите и выпейте кофе.
     Фредди,  державший в  охапке дипломат,  бумаги  и  ручку,  оглянулся  в
поисках стола. Грязная кухня сестер была завалена всяким хламом.
     На  одном  из  стульев  стояла  старая  лампа,  на  другом громоздилась
пожелтевшая  кипа "Горожанина". Высокое зеркало в  дубовой раме подарило ему
его отражение - классический  бюрократ. Он  отошел к  стене  и тут  же  сшиб
какой-то ящик.
     - Боже! - воскликнула Рея. - Ну и грохот!
     Он осторожно сел на стол и разложил бумаги на коленях.
     - Так у вас умерла лошадь?
     - Именно. Придется вам раскошелиться, господа.
     Тут за дверью кухни что-то проскрипело, и Фредди поморщился.
     - Я только хотел узнать детали, - и он отвернулся, чтобы не смотреть на
Нетти Дедэм.
     -  Нетти хочет с  вами поздороваться, -  напомнила Рея, и ему  пришлось
повернуть голову.
     Перед ним возникла груда старых одеял в инвалидной коляске.
     - Добрый день, мисс  Дедэм, -  пробормотал Фредди, придерживая  бумаги.
Нетти  издала какой-то звук. Из одеял торчали только ее нос и рот, постоянно
открытый в какой-то жуткой судороге.
     -  Ты помнишь  этого  милого  мистера Робинсона, - сказала  Рея сестре,
ставя на стол чашки с кофе. Рея обычно ела стоя, так как не любила сидеть. -
Он принесет нам деньги за нашего бедного Шоколада. Сейчас он заполнит формы.
      - фр, - сказала Нетти, тряся головой. - Прс дне.
     - Да, принесет денежки. Не обращайте на нее внимания, мистер Робинсон.
     - Давайте перейдем к делу. Умерло животное по кличке...
     -  А  вот  и мистер  Хардести, -  перебила Рея.  Фредди услышал,  как у
крыльца остановилась машина.  Он отложил ручку и украдкой взглянул на Нетти,
которая  сонно  глядела  в  грязный потолок.  Рея поставила  чашку  и  стала
бороться с дверью. "Льюис бы ей помог", - пронеслось у него в голове.
     - Сядьте, ради всего святого, - прошипела она.
     Ботинки Хардести проскрипели по крыльцу. Он дважды постучал, прежде чем
Рея ему ответила.
     Фредди слишком часто  видел Уолта Хардести у  Хэм-фри,  чтобы  думать о
нем,  как  о  хорошем шерифе. Он был похож на  неудачника, готового  в любой
момент выместить  злобу на других.  Когда  Рея  открыла дверь,  он стоял  на
пороге, сунув руки в карманы, и не спешил войти.
     - Добрый день, мисс Дедэм. Что у вас случилось?
     Рея завернулась в шаль  и вышла. Фредди подождал,  потом понял, что она
не  вернется,  и торопливо встал, собрав  бумаги.  Нетти  по-прежнему трясла
головой.
     -  Я  знаю,  кто  это  сделал, -  услышал  он  негодующий голос старухи
снаружи.
     - Это Джим Харди, вот кто.
     - Да? - спросил Хардести.  - Быстро же вы подоспели, мистер Робинсон, -
он словно только что заметил Фредди.
     - Страховые дела, - пробормотал Фредди. - Бумаги.
     - Конечно, эт