антинополя. Любопытство, сродное человеку, питалось историческими
сказками и преданиями, украшенными вымыслом. В сказке о хитростях Ольгиных
видим некоторое остроумие. Пословицы народные: Погибоша аки Обри - беда
аки в Родне - Пищанцы волчья хвоста бегают и, конечно, многие другие,
хранили так же память важных случаев. В государственных договорах Великих
Князей находим выражения, которые дают нам понятие о тогдашнем красноречии
Россиян; например: Дондеже солнце сияет и мир стоит - да не защитятся щиты
своими - да будем золоти аки золото и проч. Краткая сильная речь
Святославова есть достойный памятник сего Героя. Но времена Владимировы
были началом истинного народного просвещения в России.
   Скандинавы в IX веке знали употребление Рунических букв; однако ж мы не
имеем никаких основательных причин думать, чтобы они сообщили его и
Россиянам. Руны, как мы выше заметили, недостаточны для выражения многих
звуков языка Славянского. Хотя Кирилловские письмена могли быть известны в
России еще до времен Владимировых (ибо самые первые Христиане Киевские
имели нужду в книгах для церковного служения), но число грамотных людей
было, конечно, не велико:
   Владимир умножил оное заведением народных училищ, чтобы доставить
церкви Пастырей и Священников, разумеющих книжное писание, и таким образом
открыл Россиянам путь к науке и сведениям, которые посредством грамоты из
века в век сообщаются...
   Здесь должно ответствовать на вопрос любопытный: какие Священные книги
были тогда употребляемы Христианами Российскими? Те ли самые, коими доныне
пользуется наша Церковь, или иного, древнейшего перевода? Сличив
рукописные харатейные Евангелия XII века и разные места Св. Писания,
приводимые Нестором в летописи, с печатною Московскою или Киевскою
Библиею, всякий уверится, что Россияне XI и XII столетия имели тот же
перевод ее. Мы знаем, что она несколько раз была исправляема при
Константине, Волынском Князе, в XVI веке; при Царе Алексии Михайловиче,
Петре Великом и Елисавете Петровне; однако ж, несмотря на многократное
исправление, состоящее единственно в отмене некоторых слов, сей перевод
сохранил, так сказать, свой начальный, особенный характер, и люди ученые
справедливо признают оный древнейшим памятником языка Славянского. Библия
Чешская или Богемская переведена с Латинской Иеронимовой в XII и XIV веке;
Польская, Краинская, Лаузицская еще гораздо новее. Следует другой вопрос:
когда же и где переведена наша Библия? При Великом ли Князе Владимире, как
сказано в любопытном предисловии Острожской печатной, или она есть
бессмертный плод трудов Кирилла и Мефодия? Второе гораздо вероятнее: ибо
Нестор, почти современник Владимиров, ко славе отечества не умолчал бы о
новом Российском переводе ее; но сказав: сим бо первая преложены книги (т.
е. Библия) в Мораве, яже прозвася грамота Словенская, еже грамота есть в
Руси, он ясно дает знать, что Российские Христиане пользовались трудом
Кирилла и Мефодия. Сии два брата и помощники их основали правила книжного
языка Славянского на Греческой грамматике, обогатили его новыми
выражениями и словами, держась наречия своей родины, Фессалоники, то есть
Иллирического, или Сербского, в коем и теперь видим сходство с нашим
церковным. Впрочем, все тогдашние наречия долженствовали менее нынешнего
разниться между собою, будучи гораздо ближе к своему общему источнику, и
предки наши тем удобнее могли присвоить себе Моравскую Библию. Слог ее
сделался образцом для новейших книг Христианских, и сам Нестор подражал
ему; но Русское особенное наречие сохранилось в употреблении, и с того
времени мы имели два языка, книжный и народный. Таким образом изъясняется
разность в языке Славянской Библии и Русской Правды (изданной скоро после
Владимира), Несторовой летописи и Слова о полку Игореве, о коем будем
говорить в примечаниях на Российскую словесность XII века.
   Нужнейшие Искусства механические, равно как и Свободные, были известны
древним Россиянам. И ныне селянин Русский делает собственными руками почти
все необходимое для его хозяйства: в старину, когда люди менее сообщались
друг с другом, они имели еще более нужды в сей промышленности. Муж
обрабатывал землю, плотничал, строил; жена пряла, ткала, шила, и всякое
семейство представляло в кругу своем действие многих ремесел. Но основание
городов, торговля, роскошь мало-помалу образовали людей особенно искусных
в некоторых художествах: богатые требовали вещей, сделанных удобнее и
лучше обыкновенного. Все Немецкие Славяне торговали полотнами: Русские
издревле ткали холсты и сукна; умели также выделывать кожи, и сии
ремесленники назывались усмарями. Народ, составленный из воинов,
хлебопашцев и звероловов, без сомнения, пользовался искусством ковать
железо: что утверждается самою Несторовою сказкою о мечах, будто бы
предложенных Киевлянами в дань Козарам. - Христианская Вера способствовала
дальнейшим успехам зодчества в России. Владимир начал строить великолепные
церкви и призвал художников Греческих; однако ж и в языческие времена были
уже каменные здания в столице: например, Ольгин терем. Стены и башни
служили для городов не только защитою, но и самым украшением. Вероятно,
что и тогдашние деревенские избы были подобны нынешним; а горожане имели
высокие дома и занимали обыкновенно верхнее жилье, оставляя низ, может
быть, для погребов, кладовых и проч. Клети, или горницы, с обеих сторон
дома разделялись помостом или сенями; спальни назывались одринами. На
дворах строились вышки для голубей: ибо Россияне искони любили сих птиц. -
Несторово описание Перунова истукана свидетельствует о резном и плавильном
искусстве наших предков. Вероятно, что они знали и живопись, хотя грубую.
Владимир украсил Греческими образами одну Десятинную церковь: иконы других
храмов были, как надобно думать, писаны в Киеве. Греческие художники могли
выучить Русских. - Трубы воинские, коих звук ободрял Героев Святославовых
в жарких битвах, доказывают древнюю любовь Россиян к искусству
мусикийскому.
   Что касается собственно до нравов сего времени, то они представляют нам
смесь варварства с добродушием, свойственную векам невежества. Россияне IX
и Х века славились на войне корыстолюбием и свирепостию; но Императоры
Византийские верили им как честным людям в мирных договорах, позволяя
себе, кажется, обманывать их при всяком удобном случае: ибо Нестор
называет Греков коварными.
   Мы видели грабеж, убийства и злодеяния внутри Государства: еще более
увидим их; но чем же иным богата история Европы в средних веках? Одно
просвещение долговременное смягчает сердца людей: купель Христианская,
освятив душу Владимира, не могла вдруг очистить народных нравов. Он
боялся, по человеколюбию, казнить злодеев, и злодейства умножились...
Государство, основанное на завоеваниях, уже доказывает необыкновенную
храбрость народа: она была добродетелию наших предков, и слово любимого
Вождя: станем крепко, не посрамим земли Русской - вселяло в них
решительность победить или умереть. Самые жены их не робели смерти в
битвах. - Дома и в мирное время они любили веселиться:
   Владимир, желая казаться другом народа своего, давал ему пиры и сказал
Магометанским Болгарам: Руси есть веселие пити. Между достопамятными
чертами древних Русских нравов заметим также отменное уважение к старцам:
Владимир слушался их совета; в гражданских Вечах они имели первенство.
Наконец, сей народ, еще грубый, необразованный, умел любить своих добрых
Государей: плакал над телом великого Олега, мудрой Ольги, Св. Владимира и
потомству своему оставил пример благодарности, который делает честь имени
Русскому.


Н.М. Карамзин

                     "История государства Российского"

                                   Том 2

                                  Глава I

                   ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СВЯТОПОЛК. Г. 1015-1019


   Святополк, похититель престола. Добродетель Бориса. Братоубийства.
Безрассудная жестокость Ярославова. Великодушие Новогородцев. Битва у
Любеча. Союз Ярослава с Императором Немецким. Война с Болеславом Храбрым.
Битва на Буге. Взятие Киева. Вторичное великодушие Новогородцев. Вероломное
избиение Поляков. Болеслав оставляет Россию. Черная река. Битва на Альте.
Бегство и смерть Святополка.

   Владимир усыновил Святополка, однако ж не любил его и, кажется,
предвидел в нем будущего злодея. Современный Летописец Немецкий, Дитмар,
говорит, что Святополк, Правитель Туровской области, женатый на дочери
Польского Короля Болеслава, хотел, по наущению своего тестя, отложиться от
России и что Великий Князь, узнав о том, заключил в темницу сего
неблагодарного племянника, жену его и Немецкого Епископа Реинберна,
который приехал с дочерью Болеслава. Владимир - может быть, при конце
жизни своей - простил Святополка: обрадованный смертию дяди и благодетеля,
сей недостойный Князь спешил воспользоваться ею; созвал граждан, объявил
себя Государем Киевским и роздал им множество сокровищ из казны
Владимировой. Граждане брали дары, но с печальным сердцем: ибо друзья и
братья их находились в походе с Князем Борисом, любезным отцу и народу.
Уже Борис, нигде не встретив Печенегов, возвращался с войском и стоял на
берегу реки Альты:
   там принесли ему весть о кончине родителя, и добродетельный сын
занимался единственно своею искреннею горестию. Товарищи побед
Владимировых говорили ему:
   "Князь! С тобою дружина и воины отца твоего; поди в Киев и будь
Государем России!" Борис ответствовал: "Могу ли поднять руку на брата
старейшего? Он должен быть мне вторым отцем". Сия нежная чувствительность
казалась воинам малодушием: оставив Князя мягкосердечного, они пошли к
тому, кто властолюбием своим заслуживал в их глазах право властвовать.
   Но Святополк имел только дерзость злодея. Он послал уверить Бориса в
любви своей, обещая дать ему новые владения, и в то же время приехав ночью
в Вышегород, собрал тамошних Бояр на совет. "Хотите ли доказать мне
верность свою?" - спросил новый Государь. Бояре ответствовали, что они
рады положить за него свои головы. Святополк требовал от них головы
Бориса, и сии недостойные взялись услужить Князю злодеянием. Юный Борис,
окруженный единственно малочисленными слугами, был еще в стане на реке
Альте. Убийцы ночью приблизились к шатру его и, слыша, что сей набожный
юноша молится, остановились. Борис, уведомленный о злом намерении брата,
изливал пред Всевышним сердце свое в святых песнях Давидовых. Он уже знал,
что убийцы стоят за шатром, и с новым жаром молился... за Святополка;
наконец, успокоив душу Небесною Верою, лег на одр и с твердостию ожидал
смерти. Его молчание возвратило смелость злодеям: они вломились в шатер и
копьями пронзили Бориса, также верного Отрока его, который хотел
собственным телом защитить Государя и друга. Сей юный воин, именем
Георгий, родом из Венгрии, был сердечно любим Князем своим и в знак его
милости носил на шее золотую гривну: корыстолюбивые убийцы не могли ее
снять, и для того отрубили ему голову. Они умертвили и других Княжеских
Отроков, которые не хотели спасаться бегством, но все легли на месте. Тело
Борисово завернули в намет и повезли к Святополку. Узнав, что брат его еще
дышит, он велел двум Варягам довершить злодеяние: один из них вонзил меч в
сердце умирающему... Сей несчастный юноша, стройный, величественный,
пленял всех красотою и любезностию; имел взор приятный и веселый;
отличался храбростию в битвах и мудростию в советах. - Летописец хотел
предать будущим векам имена главных убийц и называет их: Путша, Талец,
Елович, Ляшко. В Несторово время они были еще в свежей памяти и предметом
общего омерзения. Святополк без сомнения наградил сих людей, ибо имел еще
нужду в злодеях.
   Он немедленно отправил гонца к Муромскому Князю Глебу сказать ему, что
Владимир болен и желает видеть его. Глеб, обманутый сею ложною вестию, с
малочисленною дружиною спешил в Киев. Дорогою он упал с лошади и повредил
себе ногу; однако ж не хотел остановиться и продолжал свой путь от
Смоленска водою. Близ сего города настиг его посланный от Ярослава, Князя
Новогородского, с уведомлением о смерти Владимировой и гнусном коварстве
Святополка; но в то самое время, когда Глеб чувствительный, набожный
подобно Борису, оплакивал отца и любимого брата, в усердных молитвах
поверяя Небу горесть свою, явились вооруженные убийцы и схватили его
ладию. Дружина Муромская оробела: Горясер, начальник злодеев, велел
умертвить Князя, и собственный повар Глебов, именем Торчин, желая угодить
Святополку, зарезал своего несчастного Государя. Труп его лежал несколько
времени на берегу, между двумя колодами, и был наконец погребен в
вышегородской церкви Св. Василия, вместе с телом Бориса.
   Еще Святополк не насытился кровию братьев. Древлянский Князь Святослав,
предвидя его намерение овладеть всею Россиею и будучи не в силах ему
сопротивляться, хотел уйти в Венгрию; но слуги Святополковы догнали его
близ гор Карпатских и лишили жизни. - Братоубийца торжествовал злодеяния
свои, как славные и счастливые дела: собирал граждан Киевских, дарил им
деньги, одежду и надеялся щедростию приобрести любовь народную.
   Скоро нашелся мститель: Ярослав сильнейший из Князей Удельных, восстал
на изверга; но собственною безрассудною жестокостию едва не отнял у себя
возможности наказать его. Варяги, призванные Ярославом в Новгород,
дерзкие, неистовые, ежедневно оскорбляли мирных граждан и целомудрие жен
их. Не видя защиты от Князя пристрастного к иноземцам, новогородцы вышли
из терпения и побили великое число Варягов. Ярослав утаил гнев свой,
выехал в загородный дворец, на Ракому, и велел, с притворною ласкою, звать
к себе именитых Новогородцев, виновников сего убийства. Они явились без
оружия, думая оправдаться пред своим Князем; но Князь не устыдился быть
вероломным и предал их смерти. В ту же самую ночь получил он известие из
Киева от сестры своей Передславы о кончине отца и злодействе брата;
ужаснулся и не знал, что делать.
   Одно усердие Новогородцев могло спасти его от участи Борисовой; но
кровь их детей и братьев еще дымилась на дворе Княжеском... Не видя
лучшего средства, Ярослав прибегнул к великодушию оскорбленного им народа,
собрал граждан на Вече и сказал: "Вчера умертвил я, безрассудный, верных
слуг своих; теперь хотел бы купить их всем золотом казны моей..." Народ
безмолвствовал. Ярослав отер слезы и продолжал: "Друзья! Отец мой
скончался, Святополк овладел престолом его и хочет погубить братьев".
Тогда добрые Новогородцы, забыв все, единодушно ответствовали ему:
"Государь! Ты убил собственных наших братьев, но мы готовы идти на врагов
твоих". - Ярослав еще более воспламенил их усердие известием о новых
убийствах Святополковых; набрал 40000 Россиян, 1000 Варягов, и сказав: да
скончается злоба нечестивого! выступил в поле.
   [1016 г.] Святополк, узнав о том, собрал также многочисленное войско,
призвал Печенегов и на берегах Днепра, у Любеча, сошелся с Ярославом.
Долго стояли они друг против друга без всякого действия, не смея в виду
неприятеля переправляться чрез глубокую реку, которая была между ими. Уже
наступила осень... Наконец Воевода Святополков обидными и грубыми
насмешками вывел Новогородцев из терпения. Он ездил берегом и кричал им:
"Зачем вы пришли сюда с хромым Князем своим? (Ибо Ярослав имел от природы
сей недостаток.) Ваше дело плотничать, а не сражаться". Завтра, сказали
воины Новогородские, мы будем на другой стороне Днепра; а кто не захочет
идти с нами, того убьем как изменника. Один из Вельмож Святополковых был в
согласии с Ярославом и ручался ему за успех ночного быстрого нападения.
Между тем как Святополк, нимало не опасаясь врагов, пил с дружиною, воины
Князя Новогородского до света переехали чрез Днепр, оттолкнули лодки от
берега, желая победить или умереть, и напали на беспечных Киевлян, обвязав
себе головы платками, чтобы различать своих и неприятелей. Святополк
оборонялся храбро; но Печенеги, отделенные от его стана озером, не могли
приспеть к нему вовремя. Дружина Киевская, чтобы соединиться с ними,
вступила на тонкий лед сего озера и вся обрушилась. Ярослав победил, а
Святополк искал спасения в бегстве.
   Первый вошел с торжеством в Киев; наградил щедро своих мужественных
воинов - дав каждому чиновнику и Новогородцу 10 гривен, а другим по гривне
- и, надеясь княжить мирно, отпустил их в домы.
   Но Святополк еще не думал уступить ему престола, окровавленного тремя
братоубийствами, и прибегнул к защите Болеслава. Сей Король, справедливо
названный Храбрым, был готов отмстить за своего зятя и желал возвратить
Польше города Червенские, отнятые Владимиром у Мечислава: имея тогда войну
с Генриком II, Императором Немецким, он хотел кончить оную, чтобы тем
свободнее действовать против России. Епископ Мерзебургский, Дитмар, лично
знакомый с Генриком II, говорит в своей летописи, что Император вошел в
сношение с Ярославом, убеждая его предупредить общего их врага, и что
Князь Российский, дав ему слово быть союзником, осадил Польский город, но
более не причинил никакого вреда Болеславу.

   Таким образом, Ярослав худо воспользовался благоприятными
обстоятельствами:
   начал сию бедственную войну, не собрав, кажется, достаточных сил для
поражения столь опасного неприятеля, и дал ему время заключить мир с
Генриком. Император, теснимый с разных сторон, согласился на условия,
предложенные гордым победителем, и, недовольный слабою помощию Россиян,
старался даже утвердить Короля в его ненависти к Великому Князю. Болеслав,
усилив свое опытное войско союзниками и наемниками, Немцами, Венграми,
Печенегами - вероятно, Молдавскими, - расположился станом на берегах реки
Буга.
   За несколько месяцев до того времени страшный пожар обратил в пепел
большую часть Киева: Ярослав, озабоченный, может быть, старанием утешить
жителей и загладить следы сего несчастия, едва успел изготовиться к
обороне. Польские Историки пишут, что он никак не ожидал Болеславова
нападения и беспечно удил рыбу в Днепре, когда гонец привез ему весть о
сей опасности; что Князь Российский в ту же минуту бросил уду на землю и
сказав: не время думать о забаве; время спасать отечество, вышел в поле, с
Варягами и Россиянами. Король стоял на одной стороне Буга, Ярослав на
другой; первый велел наводить мосты, а второй ожидал битвы с нетерпением -
и час ее настал скорее, нежели он думал.
   Воевода и пестун Ярославов, Будый, вздумал, стоя за рекою, шутить над
тучностию Болеслава и хвалился проткнуть ему брюхо острым копьем своим.
Король Польский в самом деле едва мог двигаться от необыкновенной толщины,
но имел дух пылкий и бодрость Героя. Оскорбленный сею дерзостию, он сказал
воинам: "Отмстим, или я погибну!" - сел на коня и бросился в реку; за ним
все воины. Изумленные таким скорым нападением, Россияне были приведены в
беспорядок. Ярослав уступил победу храброму неприятелю, и только с
четырьмя воинами ушел в Новгород. Южные города Российские, оставленные без
защиты, не смели противиться и высылали дары победителю. Один из них не
сдавался: Король, взяв крепость приступом, осудил жителей на рабство или
вечный плен. Лучше других укрепленный, Киев хотел обороняться: Болеслав
осадил его. Наконец утесненные граждане отворили ворота - и Епископ
Киевский, провождаемый духовенством в ризах служебных, с крестами встретил
Болеслава и Святополка, которые 14 Августа въехали торжествуя в нашу
столицу, где были сестры Ярославовы. Народ снова признал Святополка
Государем, а Болеслав удовольствовался именем великодушного покровителя и
славою храбрости.
   Дитмар повествует, что Король тогда же отправил Киевского Епископа к
Ярославу с предложением возвратить ему сестер, ежели он пришлет к нему
дочь его, жену Святополкову (вероятно, заключенную в Новогородской или
другой северной области).
   Ярослав, устрашенный могуществом Короля Польского и злобою брата, думал
уже, подобно отцу своему, бежать за море к Варягам; но великодушие
Новгородцев спасло его от сего несчастия и стыда. Посадник Коснятин, сын
Добрыни