ать оправданий. Георгий
оскорбился бесчестием сына гораздо более, нежели опустошением Суздальской
области. "Так платит Изяслав неосторожному юноше за безрассудную любовь и
дружбу! - говорил он: - жестокий племянник совершенно отчуждает меня и
детей моих от земли Русской" (сим именем преимущественно означалась тогда
Россия южная). Георгий наконец выступил, соединясь с Половцами.
   Святослав Ольгович, видя беспрестанно в мыслях своих окровавленную тень
брата и считая Великого Князя убийцею, обрадовался случаю мести: мир,
клятвенно утвержденный в Черниговском храме, и брачный союз юной его
дочери с сыном Князя Смоленского не могли укротить сей злобы, ибо она
казалась ему священным долгом.
   Но Давидовичи решительно отказались от дружбы Георгия, ответствуя: "Ты
не спас городов наших; ныне, заключив союз с Изяславом, не хотим нарушить
оного и не можем играть душою". Усердно помогая Великому Князю, они вместе
с ним убеждали Святослава быть его другом, согласно с данною ими клятвою.
"Буду (сказал Ольгович), когда Изяслав возвратит мне все имение моего
брата". Уверенный, что Георгий действительно намерен идти к Киеву,
Святослав выехал к нему на встречу близ Обояна; также и сын Всеволодов,
единственно в угодность дяде. Георгий долго стоял у Белой Вежи, надеясь
одним страхом победить Великого Князя. Но Изяслав, собрав верных братьев,
готовился к битве. "Я отдал бы ему (говорил он) любую область, если бы
Георгий пришел один с детьми своими; но с ним варвары Половцы и враги мои,
Ольговичи". Киевляне хотели мира: "Заключим его (сказал Изяслав), но имея
в руках оружие". Георгий осадил Переяславль: там находились Владимир и
Святополк Мстиславичи. Великий Князь спешил защитить город и вошел в него;
а Георгий, желая оказать умеренность, послал к нему Боярина с такими
словами:
   "Чтобы отвратить несчастное кровопролитие, забываю обиды, разорение
моих областей и старейшинство, коего ты лишил меня несправедливо. Царствуй
в Киеве:
   отдай мне только Переяславль, да господствует в нем сын мой!" Гордый
Изяслав велел задержать Посла; отслушал Литургию у Св. Михаила и, готовясь
обнажить меч, требовал благословения от Епископа Евфимия. Напрасно сей
добрый Пастырь слезно умолял его примириться. "Нет! - сказал Князь: - я
добыл Киева и Переяславля головою: могу ли отдать их?" Умные Бояре
советовали ему хотя помедлить, думая, что Георгий без сражения удалится, с
одним стыдом неудачи. Но Изяслав, следуя мнению других и порыву
собственного, нетерпеливого мужества, расположил войско против неприятеля.
Уже солнце спускалось к западу, и в Переяславле благовестили к Вечерне:
Полководцы еще не давали знака, и рать не двигалась; одни стрелки были в
действии. Георгий начал отступать: тогда Изяслав, как бы пробужденный от
глубокого сна, быстро устремился вперед, вообразив, что неприятель бежит.
   Затрубили в воинские трубы; солнце закатилось, и шум битвы [23 августа
1149 г.] раздался. Она была кровопролитна и несчастлива для Великого
Князя. Берендеи обратили тыл; за ними Изяслав Давидович с дружиною
Черниговскою; за ними Киевляне; а Переяславцы изменили, взяв сторону
Георгия. Изяслав пробился сквозь полк Ольговича и Суздальский, прискакал
сам-третий в Киев и, собрав жителей, спрашивал, могут ли они выдержать
осаду? Граждане в унынии ответствовали ему и Ростиславу Смоленскому:
"Отцы, сыновья и братья наши лежат на поле битвы; другие в плену или без
оружия. Государи добрые! Не подвергайте столицы расхищению; удалитесь на
время в свои частные области. Вы знаете, что мы не уживемся с Георгием:
когда увидим ваши знамена, то все единодушно на него восстанем".
   Великий Князь, взяв супругу, детей, Митрополита Климента, поехал в
Владимир, а Ростислав в Смоленск. Георгий вошел в Переяславль, через 3 дня
в Киев и, дружелюбно пригласив туда Владимира Черниговского, в общем
Княжеском совете распорядил Уделы: отдал Святославу Ольговичу Курск,
Посемье, Сновскую область, Слуцк и всю землю Дреговичей, бывшую в
зависимости от Великого Княжения; сыновьям же: Ростиславу Переяславль,
Андрею Вышегород, Борису Белгород, Глебу Канев, Васильку Суздаль.
Знаменитый Епископ Нифонт находился тогда в Киеве:
   призванный Изяславом, он все еще не хотел покориться Митрополиту
Клименту; называл его не Пастырем Церкви, а волком, и, заключенный в
монастыре Печерском, великодушно сносил гонение. Георгий возвратил ему
свободу и, с честию отпустив к Новогородцам сего любезного им Епископа,
надеялся тем преклонить к себе сердца их, хотя в то же самое время Воевода
Иоанн Берладник, оставив Смоленского Князя и вступив в Георгиеву службу,
нападал на чиновников Новогородских, собиравших дань в уездах.
   Изгнанный Великий Князь обратился к старшему дяде, Вячеславу, им
оскорбленному; льстил ему именем второго отца, предлагал господствовать в
Киеве. Но Вячеслав держал сторону Георгия, не веря ласкам, не боясь угроз
племянника, который нашел союзников в Венгерском Короле Гейзе, Владиславе
Богемском и в Ляхах. Первый незадолго до того времени женился на его
меньшей сестре, Евфросинии - так она называется в Булле Папы Иннокентия IV
- и дал шурину 10000 всадников. Летописец сказывает, что Государи
Богемский и Польский, сваты Изяславовы, сами привели к нему войско, и что
Болеслав Кудрявый, вместе с братом Генриком угощенный роскошным обедом в
Владимире, опоясал мечом многих сыновей Боярских. Но сии иноземные
союзники, узнав, что Георгий соединился с Вячеславом в Пересопнице и что
мужественный Владимирко Галицкий идет к нему в помощь, не захотели битвы,
остановились у Чемерина и советовали Изяславу примириться с дядею. Они,
как посредники между ими, вступили в переговоры, уверяя, что равно
доброхотствуют той и другой стороне. "Верю и благодарю вас, - ответствовал
Георгий: - идите же домой и не тяготите земли нашей; тогда я готов
удовлетворить требованиям моего племянника". Союзники вышли весьма охотно
из России; но хитрый Георгий, удалив их, отвергнул мирные предложения,
которые состояли в том" чтобы он, господствуя в столице Киевской или
уступив оную старшему брату, клятвенно утвердил за Изяславом область
Владимирскую, Луцкую и Великий Новгород со всеми данями. Князь Суздальский
надеялся отнять у племянника все владения, а гордый Изяслав предпочитал
гибель миру постыдному.
   [1150 г.] Неприятельские действия началися в Волынии осадою Луцка,
славною для сына Георгиева Андрея, ибо он имел случай оказать редкое
мужество. В одну ночь, оставленный союзными Половцами - которые с воеводою
своим, Жирославом, бежали от пустой тревоги, - сей Князь презрел общий
страх, устыдил дружину и хотел лучше умереть, нежели сойти с места. Видя
же под стенами Луцка знамена отца своего (пришедшего к городу с другой
стороны) и сильную вылазку осажденных, Андрей устремился в битву [8
февраля], гнал неприятелей и был на мосту окружен ими. Его братья,
Ростислав, Борис, остались далеко, ничего не зная: ибо пылкий Андрей не
велел распустить своей хоругви, не вспомнил сего обряда воинского и не
приготовил их к сражению. Только два воина могли следовать за Князем: один
пожертвовал ему жизнию. Камни сыпались с городских стен; уязвленный конь
Андреев исходил кровию; острая рогатина прошла сквозь луку седельную.
Герой готовился умереть великодушно, подобно Изяславу I, его прадеду;
изломив копье, вынул меч; призвал имя Св. Феодора (ибо в сей день
торжествовали его память), сразил Немца, готового пронзить ему грудь, и
благополучно возвратился к отцу. Георгий, дядя Вячеслав, Бояре, витязи с
радостными слезами славили храбрость юноши. Добрый конь его вынес
господина из опасности и пал мертвый: благодарный Андрей соорудил ему
памятник над рекою Стырем.
   Брат Изяславов, Владимир, начальствовал в Луцке. Три недели
продолжалась осада:
   жители не могли почерпнуть воды в Стыре, и Великий Князь хотел
отважиться на битву для спасения города. Тут Владимирко Галицкий оказал
человеколюбие: стал между неприятелями, чтобы не допустить их до
кровопролития, и взял на себя быть ходатаем мира. Юрий Ярославич, внук
бывшего Великого Князя, Святополка-Михаила, и Ростислав, сын Георгиев,
мешали оному; но Владимирко, кроткий Вячеслав и всех более добродушный
Андрей склонили Георгия прекратить несчастную вражду. Весною заключили
мир: Изяслав признал себя виновным, то есть слабейшим; съехался с дядями в
Пересопнице и сидел с ними на одном ковре. Согласились, чтобы племянник
княжил спокойно в области Владимирской и пользовался данями
Новогородскими; обязались также возвратить друг другу всякое движимое
имение, отнятое в течение войны. Изяслав сложил с себя достоинство
Великого Князя; а Георгий, желая казаться справедливым, уступил Киев
брату, старшему Мономахову сыну. Свадьбы и пиры были следствием мира: одна
дочь Георгиева, именем Ольга, вышла за Ярослава Владимирковича Галицкого,
а другая за Олега, сына Святославова.
   Все казались довольными; но скоро обнаружилось коварство Георгия. В
угодность ему, как вероятно, Бояре его представили, что тихий, слабый
Вячеслав не удержит за собою Российской столицы: Георгий, согласный с
ними, послал брата княжить в Вышегород, на место своего сына Андрея. Сверх
того, будучи корыстолюбив, он не исполнил условий, и не возвратил Изяславу
воинской добычи. Племянник жаловался:
   не получив удовлетворения, занял Луцк, Пересопницу, где находился Глеб
Георгиевич. Дав ему свободу, Изяслав сказал: "У меня нет вражды с вами,
братьями; но могу ли сносить обиды? Иду на вашего отца, который не любит
ни правды, ни ближних". Уверенный в доброхотстве Киевлян, он с
малочисленною дружиною пришел к берегам Днепра и соединился с Берендеями;
а Князь Суздальский, изумленный нечаянною опасностию, бежал в Городец.
   Надеясь воспользоваться сим случаем, слабодушный Вячеслав приехал в
Киев и расположился во дворце. Но граждане стремились толпами навстречу к
Изяславу. "Ты наш Государь! - восклицали они: - не желаем ни Георгия, ни
брата его!" Великий Князь послал объявить дяде, чтобы он, не хотев
добровольно принять от него чести старейшинства, немедленно удалился, ибо
обстоятельства переменились. "Убей меня здесь, - ответствовал Вячеслав: -
а живого не изгонишь". Сия минутная твердость была бесполезна. Провожаемый
множеством народа из Софийской церкви, Изяслав въехал на двор Ярославов,
где дядя его сидел в сенях. Бояре советовали Великому Князю употребить
насилие; некоторые вызывались даже подрубить сени. "Нет! - сказал он: - я
не убийца моих ближних; люблю дядю, и пойду к нему сам". Князья обнялися
дружелюбно. "Видишь ли мятеж народа? - говорил племянник: - дай миновать
общему волнению и для собственной безопасности иди в Вышегород. Будь
уверен, что я не забуду тебя". Вячеслав удалился.
   Торжество Великого Князя было не долговременно. Сын его, Мстислав,
хотел взять Переяславль: там княжил Ростислав Георгиевич, который вместе с
Андреем решился мужественною обороною загладить постыдное бегство отца,
привел в город Днепровских кочующих Торков, готовых соединиться с
Киевлянами, и ждал врага неустрашимо. Великий Князь не имел времени
заняться сею осадою: сведав о приближении Владимирка Галицкого, друга
Георгиева, также о соединении Давидовичей с Князем Суздальским, он поехал
к Вячеславу и вторично предложил ему сесть на трон Мономахов. "Для чего же
ты выгнал меня с бесчестием из Киева? - возразил дядя: - теперь отдаешь
его мне, когда сильные враги готовы изгнать тебя самого". Смягченный
ласковыми словами племянника, сей добродушный Князь обнял его с нежностью
и, заключив с ним искренний союз над гробом святых Бориса и Глеба, отдал
ему всю дружину свою, знаменитую мужеством, чтобы отразить Владимирка.
Изяслав при звуке труб воинских бодро выступил из столицы; но счастие
опять изменило его храбрости. Еще дружина Вячеслава не успела к нему
присоединиться: Берендеи же и Киевляне, встретив Галичан на берегах
Стугны, ужаснулись их силы и, пустив несколько стрел, рассеялись. Он
удерживал бегущих; хотел умереть на месте; молил, заклинал робких;
наконец, видя вокруг себя малочисленных Венгров и Поляков, сказал дружине
с горестию: "Одни ли чужеземцы будут моими защитниками?" - и сам поворотил
коня. Неприятель следовал за ним осторожно, боясь хитрости. Великий Князь
нашел в Киеве Вячеслава и еще не успел отобедать с ним во дворце, когда им
сказали, что Георгий на берегу Днепра и что Киевляне перевозят его войско
в своих лодках. Исполняя совет племянника, Вячеслав уехал в Вышегород, а
Великий Князь со всею дружиною в область Владимирскую, заняв крепости на
берегах Горыни.
   Георгий и Князь Галицкий сошлися под стенами Киева: с первым находились
Святослав, племянник его (сын Всеволодов) и Давидовичи. Напрасно хотев
догнать Изяслава, они вступили в город, коего жители не дерзнули
противиться мужественному Владимирку. Сей Князь и Георгий торжествовали
победу в монастыре печерском: новые дружественные обеты утвердили союз
между ими. Владимирко выгнал еще Изяславова сына из Дорогобужа, взял
несколько городов Волынских, отдал их Мстиславу Георгиевичу, с ним
бывшему, но не мог взять Луцка и возвратился в землю Галицкую, довольный
своим походом, который доставил ему случай видеть славные храмы Киевские и
гроб Святых мучеников Бориса и Глеба.
   Георгий, боясь новых предприятий Изяславовых, поручил Волынскую область
свою надежнейшему из сыновей, храброму Андрею. Сей Князь более и более
заслуживал тогда общее уважение: он смирил Половцев, которые, называясь
союзниками отца его, грабили в окрестностях Переяславля и не хотели
слушать Послов Георгия; но удалились, как скоро Андрей велел им оставить
Россиян в покое. Укрепив Пересопницу, он взял такие меры для безопасности
всех городов, что Изяслав раздумал воевать с ним и в надежде на его
добродушие предложил ему мир.
   "Отказываюсь от Киева (говорил Великий Князь), если отец твой уступит
мне всю Волынию. Венгры и Ляхи не братья мои: земля их мне не отечество.
Желаю остаться Русским и владеть достоянием наших предков". Андрей
вторично старался обезоружить родителя; но Георгий отвергнул мирные
предложения и заставил Изяслава снова обратиться к иноземным союзникам.
   [1151 г.] Меньший его брат, Владимир Мстиславич, поехал в Венгрию и
склонил Короля объявить войну опаснейшему из неприятелей Изяславовых,
Владимирку Галицкому, представляя, что сей Князь отважный, честолюбивый,
есть общий враг держав соседственных. В глубокую осень, чрез горы
Карпатские, Гейза вошел в Галицию, завоевал Санок, думал осадить
Перемышль. Желая без кровопролития избавиться от врага сильного, хитрый
Владимирко купил золотом дружбу Венгерского Архиепископа, именем Кукниша,
и знатнейших чиновников Гейзиных, которые убедили своего легковерного
Монарха отложить войну до зимы. Но связь Гейзы с Великим Князем еще более
утвердилась: Владимир Мстиславич женился на дочери Бана, родственника
Королевского, и, вторично посланный братом в Венгрию, привел к нему 10000
отборных воинов. Тогда Изяслав, нетерпеливо ожидаемый Киевлянами,
Берендеями и преданною ему дружиною Вячеслава, смело выступил в поле,
миновал Пересопницу и, зная, что за ним идут полки Владимирковы, спешил к
столице Великого Княжения. Бояре говорили ему: "У нас впереди неприятель,
за нами другой". Князь ответствовал: "Не время страшиться. Вы оставили для
меня домы и села Киевские; я лишен родительского престола: умру или возьму
свое и ваше.
   Достигнет ли нас Владимирко, сразимся; встретим ли Георгия, также
сразимся. Иду на суд Божий".
   Граждане Дорогобужа встретили Изяслава со крестами, но боялись венгров.
"Будьте покойны, - сказал Великий Князь: - я предводительствую ими. Не вы,
люди моего отца и деда, а только одни враги мои должны их ужасаться".
Другие города изъявляли ему такую же покорность. Он нигде не медлил; но
войско его едва оставило за собою реку Уш, когда легкий отряд Галицкого
показался на другой стороне. Сам Владимирко, вместе с Андреем
Георгиевичем, стоял за лесом, в ожидании своей главной рати. Началась
перестрелка. Великий Князь хотел ударить на малочисленных неприятелей:
Бояре ему отсоветовали. "Река и лес перед нами, - говорили они: -
пользуясь ими, Владимирко может долго сопротивляться; задние полки его
приспеют к битве. Лучше не тратить времени, идти вперед и соединиться с
усердными Киевлянами, ждущими тебя на берегах Тетерева". Изяслав велел
ночью разложить большие огни и, тем обманув неприятеля, удалился; шел день
и ночь, отрядил Владимира Мстиславича к Белугороду и надеялся взять его
внезапно. Так и случилось. Борис Георгиевич, пируя в Белогородском дворце
своем с дружиною и с Попами, вдруг услышал громкий клик и воинские трубы:
сведал, что полки Изяславовы уже входят в город, и бежал к отцу, не менее
сына беспечному. Георгий жил спокойно в Киеве, ничего не зная: приведенный
в ужас столь нечаянною вестию, он бросился в лодку и уехал в Остер; а
Великий Князь, оставив в Белегороде Владимира Мстиславича для удержания
Галичан, вошел в столицу, славимый, ласкаемый народом, как отец детьми.
Многие Бояре Суздальские были взяты в плен.
   Великий Князь, изъявив в Софийском храме благодарность Небу, угостил
обедом усердных Венгров и своих друзей Киевских: а друзьями его были все
добрые граждане. За роскошным пиром следовали игры: ликуя среди обширного
двора Ярославова, народ с особенным удовольствием смотрел на ристание
искусных Венгерских всадников.
   Еще Киевляне опасались Владимирка; но, изумленный бегством Георгия, он
сказал Андрею, который шел вместе с ним: "Сват мой есть пример
беспечности; господствует в России и не знает, что в ней делается; один
сын в Пересопнице, другой в Белегороде, и не дают отцу вести о движениях
врага! Когда вы так правите землею, я вам не товарищ. Мне ли одному
ратоборствовать с Изяславом, теперь уже сильным? Иду в область свою". И
немедленно возвратился, собирая на пути дань со всех городов Волынских.
Обитатели, угрожаемые пленом, сносили ему серебро; жены, выкупая мужей,
отдавали свои ожерелья и серьги. Андрей с печальным сердцем приехал к отцу
в Городец Остерский.
   Утвердясь в столице, Великий Князь призвал дядю своего, Вячеслава, из
Вышегорода. "Бог взял моего родителя, - говорил он: - будь мне вторым
отцем. Два раза я мог посадить тебя на престоле и не сделал того,
ослепленный властолюбием.
   Прости вину мою, да буду спокоен в совести. Киев твой: господствуй в
нем подобно отцу и деду". Добрый Вячеслав, тронутый сим великодушием, с
чувствительностию ответствовал: "Ты исполнил наконец долг собственной
чести своей. Не имея детей, признаю тебя сыном и братом. Я стар; не могу
один править землею; будь моим товарищем в делах войны и мира; соединим
наши полки и дружину. Иди с ними на врагов, когда не в силах буду делить с
тобою опасностей!" Они целовали крест в Софийском храме; клялися быть
неразлучными во благоденствии и злосчастии.
   Старец, по древнему обыкновению, дал пир Киевлянам и добрым союзникам,
Венграм.
   Одарив последних конями, сосудами драгоценными, одеждами, тканями,
Изяслав отпустил их в отечество; а вслед за ними отправил сына своего
благодарить Короля Гейзу. Сей Посол именем отца должен был сказать ему
следующие выразительные слова: "Да поможет тебе Бог, как ты помог нам! Ни
сын отцу, ни брат единокровному брату не оказывал услуг важнейших. Будем
всегда заодно. Твои враги суть наши: не златом, одною кровию своею можем
заплатить тебе долг. Но соверши доброе дело: еще имеем врага сильного.
Ольговичи и Князь Черниговский, Владимир, в союзе с Георгием, который
сыплет злато и манит к себе диких Половцев. Не зовем тебя самого: ибо Царь
Греческий имеет рать с тобою. Но когда наступит весна, мирная для Венгрии,
то пришли в Россию новое войско. И мы в спокойную чреду свою придем к тебе
с дружиною вспомогательною. Бог нам поборник, народ и Черные Клобуки
друзья". - Великий Князь звал также в помощь к себе брата, Ростислава
Смоленского, который всегда думал, что старший их дядя имеет законное
право на область Киевскую. Вячеслав, уверяя сего плем