ленный также
Кривичами, и самый Полоцк оставались еще независимыми и не имели участия в
призвании Варягов. Следственно, держава трех владетелей, соединенных узами
родства и взаимной пользы, от Белаозера простиралась только до Эстонии и
Ключей Славянских, где видим остатки древнего Изборска. Сия часть нынешней
С.
   Петербургской, Эстляндской, Новогородской и Псковской Губерний была
названа тогда Русью, но имени Князей Варяго-Русских. Более не знаем
никаких достоверных подробностей; не знаем, благословил ли народ перемену
своих гражданских уставов?
   Насладился ли счастливою тишиною, редко известною в обществах народных?
Или пожалел ли о древней вольности? Хотя новейшие Летописцы говорят, что
Славяне скоро вознегодовали на рабство и какой-то Вадим, именуемый
Храбрым, пал от руки сильного Рюрика вместе со многими из своих
единомышленников в Новегороде - случай вероятный: люди, привыкшие к
вольности, от ужасов безначалия могли пожелать Властителей, но могли и
раскаяться, ежели Варяги, единоземцы и друзья Рюриковы, утесняли их -
однако ж сие известие, не будучи основано на древних сказаниях Нестора,
кажется одною догадкою и вымыслом.
   Чрез два года [в 864 г.], по кончине Синеуса и Трувора, старший брат,
присоединив области их к своему Княжеству, основал Монархию Российскую.
Уже пределы ее достигали на Восток до нынешней Ярославской и Нижегородской
Губернии, а на Юг до Западной Двины; уже Меря, Мурома и Полочане зависели
от Рюрика: ибо он, приняв единовластие, отдал в управление знаменитым
единоземцам своим, кроме Белаозера, Полоцк, Ростов и Муром, им или
братьями его завоеванные, как надобно думать. Таким образом, вместе с
верховною Княжескою властию утвердилась в России, кажется, и система
Феодальная, Поместная, или Удельная, бывшая основанием новых гражданских
обществ в Скандинавии и во всей Европе, где господствовали народы
Германские. Монархи обыкновенно целыми областями награждали Вельмож и
любимцев, которые оставались их подданными, но властвовали как Государи в
своих Уделах: система, сообразная с обстоятельствами и духом времени,
когда еще не было ни удобного сношения между владениями одной державы, ни
уставов общих и твердых, ни порядка в гражданских степенях, и люди,
упорные в своей независимости, слушались единственно того, кто держал меч
над их головою.
   Признательность Государей к верности Вельмож участвовала также в сем
обыкновении, и завоеватель делился областями с товарищами храбрыми,
которые помогали ему приобретать оные.
   К сему времени Летописец относит следующее важное происшествие. Двое из
единоземцев Рюриковых, именем Аскольд и Дир, может быть, недовольные сим
Князем, отправились с товарищами из Новагорода в Константинополь искать
счастия; увидели на высоком берегу Днепра маленький городок и спросили:
"Чей он?" Им ответствовали, что строители его, три брата, давно скончались
и что миролюбивые жители платят дань Козарам. Сей городок был Киев:
Аскольд и Дир завладели им; присоединили к себе многих Варягов из
Новагорода, начали под именем Россиян властвовать как Государи в Киеве и
помышлять о важнейшем предприятии, достойном Норманской смелости. Прежде
шли они в Константинополь, вероятно, для того, чтобы служить Императору:
тогда ободренные своим успехом и многочисленностию войска, дерзнули
объявить себя врагами Греции. Судоходный Днепр благоприятствовал их
намерению: вооружив 200 судов, сии витязи Севера, издревле опытные в
кораблеплавании, открыли себе путь в Черное море и в самый Воспор
Фракийский, опустошили огнем и мечем берега его и скоро осадили
Константинополь с моря.
   Столица Восточной Империи в первый раз увидела сих грозных неприятелей;
в первый раз с ужасом произнесла имя Россиян, Ρως. Молва
народная возвестила их Скифами, жителями баснословной горы Тавра, уже
победителями многих народов окрестных.
   Михаил III, Нерон своего времени, царствовал тогда в Константинополе,
но был в отсутствии, воюя на берегах Черной реки с Агарянами. Узнав от
Эпарха, или Наместника Цареградского о новом неприятеле, он спешил в
столицу, с великою опасностию пробрался сквозь суда Российские и, не смея
отразить их силою, ожидал спасение от чуда. Оно совершилось, по сказанию
Византийских Летописцев. В славной церкви Влахернской, построенной
Императором Маркианом на берегу залива, между нынешнею Перою и
Царемградом, хранилась так называемая риза Богоматери, к которой прибегал
народ в случае бедствий. Патриарх Фотий с торжественными обрядами вынес ее
на берег и погрузил в море, тихое и спокойное. Вдруг сделалась буря;
рассеяла, истребила флот неприятельский, и только слабые остатки его
возвратились в Киев.
   Нестор согласно с Византийскими Историками описывает сей случай, но
некоторые из них прибавляют, что язычники Российские, устрашенные Небесным
гневом, немедленно отправили Послов в Константинополь и требовали святого
крещения. Окружная грамота Патриарха Фотия, писанная в исходе 866 года к
Восточным Епископам, служит достоверным подтверждением сего любопытного
для нас известия. "Россы, говорит он, славные жестокостию, победители
народов соседственных и в гордости своей дерзнувшие воевать с Империею
Римскою, уже оставили суеверие, исповедуют Христа и суть друзья наши, быв
еще недавно злейшими врагами. Они уже приняли от нас Епископа и
Священника, имея живое усердие к богослужению Христианскому".
   Константин Багрянородный и другие Греческие Историки пишут, что Россы
крестились во время царя Василия Македонского и Патриарха Игнатия, то есть
не ранее 867 года. "Император (говорят они), не имея возможности победить
Россов, склонил их к миру богатыми дарами, состоявшими в золоте, серебре и
шелковых одеждах. Он прислал к ним Епископа, посвященного Игнатием,
который обратил их в Христианство". - Сии два известия не противоречат
одно другому. Фотий в 866 году мог отправить церковных учителей в Киев:
Игнатий также; они насадили там первые семена Веры истинной: ибо Несторова
летопись свидетельствует, что в Игорево время было уже много Христиан в
Киеве. Вероятно, что проповедники, для лучшего успеха в деле своем, тогда
же ввели в употребление между Киевскими Христианами и новые письмена
Славянские, изобретенные Кириллом в Моравии за несколько лет до того
времени. Обстоятельства благоприятствовали сему успеху: Славяне
исповедовали одну Веру, а Варяги другую; впоследствии увидим, что древние
Государи Киевские наблюдали священные обряды первой, следуя внушению
весьма естественного благоразумия; но усердие их к чужеземным идолам, коих
обожали они единственно в угождение главному своему народу, не могло быть
искренним, и самая государственная польза заставляла Князей не
препятствовать успехам новой Веры, соединявшей их подданных, Славян, и
надежных товарищей, Варягов, узами духовного братства. Но еще не наступило
время совершенного торжества ее.
   Таким образом, Варяги основали две Самодержавные области в России:
Рюрик на Севере, Аскольд и Дир на Юге. Невероятно, чтобы Козары, бравшие
дань с Киева, добровольно уступили его Варягам, хотя Летописец молчит о
воинских делах Аскольда и Дира в странах Днепровских: оружие без сомнения
решило, кому начальствовать над миролюбивыми Полянами; и ежели Варяги
действительно, претерпев урон на Черном море, возвратились от
Константинополя с неудачею, то им надлежало быть счастливее на сухом пути,
ибо они удержали за собою Киев.
   Нестор молчит также о дальнейших предприятиях Рюрика в Новегороде, за
недостатком современных известий, а не для того, чтобы сей Князь отважный,
пожертвовав отечеством властолюбию, провел остаток жизни в бездействии:
   действовать же значило тогда воевать, и Государи Скандинавские,
единоземцы Рюриковы, принимая власть от народа, обыкновенно клялися именем
Одиновым быть завоевателями. Спокойствие Государства, мудрое
законодательство и правосудие составляют ныне славу Царей; но Князья
Русские в IX и Х веке еще не довольствовались сею благотворною славою.
Окруженный к Западу, Северу и Востоку народами Финскими, Рюрик мог ли
оставить в покое своих ближних соседей, когда и самые отдаленные берега
Оки долженствовали ему покориться? Вероятно, что окрестности Чудского и
Ладожского озера были также свидетелями мужественных дел его, неописанных
и забвенных. - Он княжил единовластно, по смерти Синеуса и Трувора, 15 лет
в Новегороде и скончался в 879 году, вручив правление и малолетнего сына,
Игоря, родственнику своему Олегу.
   Память Рюрика, как первого Самодержца Российского, осталась бессмертною
в нашей Истории и главным действием его княжения было твердое
присоединение некоторых Финских племен к народу Славянскому в России, так
что Весь, Меря, Мурома наконец обратились в Славян, приняв их обычаи, язык
и Веру.



                                  Глава V

                        ОЛЕГ ПРАВИТЕЛЬ. Г. 879-912


   Завоевания Олеговы. Нашествие Угров. Супружество Игоря. Россияне служат
в Греции. Олег идет на Царьград. Мир с Греками. Договор с Империею.
Кончина Олега.


   Рюрик, по словам летописи, вручил Олегу правление за малолетством сына.
Сей опекун Игорев скоро прославился великою своею отважностию, победами,
благоразумием, любовию подданных.
   Весть о счастливом успехе Рюрика и братьев его, желание участвовать в
их завоеваниях и надежда обогатиться, без сомнения, привлекли многих
Варягов в Россию. Князья рады были соотечественникам, которые усиливали их
верную, смелую дружину. Олег, пылая славолюбием Героев, не
удовольствовался сим войском, но присоединил к нему великое число
Новогородцев, Кривичей, Веси, Чуди, Мери и в 882 году пошел к странам
Днепровским. Смоленск, город вольных Кривичей, сдался ему, кажется, без
сопротивления, чему могли способствовать единоплеменники их, служившие
Олегу. Первая удача была залогом новых: храбрый Князь, поручив Смоленск
своему Боярину, вступил в область Северян и взял Любеч, древний город на
Днепре. Но желания завоевателя стремились далее: слух о независимой
Державе, основанной Аскольдом и Диром, благословенный климат и другие
естественные выгоды Малороссии, еще украшенные, может быть, рассказами,
влекли Олега к Киеву.
   Вероятность, что Аскольд и Дир, имея сильную дружину, не захотят ему
добровольно поддаться, и неприятная мысль сражаться с единоземцами, равно
искусными в деле воинском, принудили его употребить хитрость. Оставив
назади войско, он с юным Игорем и с немногими людьми приплыл к высоким
берегам Днепра, где стоял древний Киев; скрыл вооруженных ратников в
ладиях и велел объявить Государям Киевским, что Варяжские купцы,
отправленные Князем Новогородским в Грецию, хотят видеть их как друзей и
соотечественников. Аскольд и Дир, не подозревая обмана, спешили на берег:
воины Олеговы в одно мгновение окружили их. Правитель сказал: Вы не Князья
и не знаменитого роду, но я Князь, - и показав Игоря, примолвил: - Вот сын
Рюриков! Сим словом осужденные на казнь Аскольд и Дир под мечами убийц
пали мертвые к ногам Олеговым... Простота, свойственная нравам IX века,
дозволяет верить, что мнимые купцы могли призвать к себе таким образом
Владетелей Киевских; но самое общее варварство сих времен не извиняет
убийства жестокого и коварного. - Тела несчастных Князей были погребены на
горе, где в Несторово время находился Ольмин двор; кости Дировы покоились
за храмом Св. Ирины; над могилою Аскольда стояла церковь Св. Николая, и
жители Киевские доныне указывают сие место на крутом берегу Днепра, ниже
монастыря Николаевского, где врастает в землю малая, ветхая церковь.
   Олег, обагренный кровию невинных Князей, знаменитых храбростию, вошел
как победитель в город их, и жители, устрашенные самым его злодеянием и
сильным войском, признали в нем своего законного государя. Веселое
местоположение, судоходный Днепр, удобность иметь сообщение, торговлю или
войну с разными богатыми странами - с Греческим Херсоном, с Козарскою
Тавридою, с Болгариею, с Константинополем - пленили Олега, и сей Князь
сказал: Да будет Киев материю городов Российских! Монархи народов
образованных желают иметь столицу среди Государства, во-первых, для того,
чтобы лучше надзирать над общим его правлением, а во-вторых, и для своей
безопасности: Олег, всего более думая о завоеваниях, хотел жить на
границе, чтобы тем скорее нападать на чуждые земли; мыслил ужасать
соседей, а не бояться их. - Он поручил дальние области Вельможам; велел
строить города или неподвижные станы для войска, коему надлежало быть
грозою и внешних неприятелей и внутренних мятежников; уставил также налоги
общие. Славяне, Кривичи и другие народы должны были платить дань Варягам,
служившим в России: Новгород давал им ежегодно 300 гривен тогдашнею
ходячею монетою Российскою: что представляло цену ста пятидесяти фунтов
серебра. Сию дань получали Варяги, как говорит Нестор, до кончины
Ярославовой: с того времени летописи наши действительно уже молчат о
службе их в России.
   Обширные владения Российские еще не имели твердой связи. Ильменские
Славяне граничили с Весью, Весь с Мерею, Меря с Муромою и с Кривичами; но
сильные, от Россиян независимые народы обитали между Новымгородом и
Киевом. Храбрый Князь, дав отдохнуть войску, спешил к берегам реки
Припяти: там, среди лесов мрачных Древляне свирепые наслаждались
вольностию и встретили его с оружием, но победа увенчала Олега, и сей
народ, богатый зверями, обязался ему платить дань черными куницами. В
следующие два года Князь Российский овладел землею Днепровских Северян и
соседственных с ними Радимичей. Он победил первых, освободил их от власти
Козаров, и сказав: я враг им, а не вам! - удовольствовался самым легким
налогом: верность и доброе расположение Северян были ему всего нужнее для
безопасного сообщения южных областей Российских с северными. Радимичи,
жители берегов Сожских, добровольно согласились давать Россиянам то же,
что Козарам: по щлягу или мелкой монете с каждой сохи. Таким образом,
соединив цепию завоеваний Киев с Новымгородом, Олег уничтожил господство
Хана Козарского в Витебской и Черниговской Губернии. Сей Хан дремал,
кажется, в приятностях Восточной роскоши и неги: изобилие Тавриды,
долговременная связь с цветущим Херсоном и Константинополем, торговля и
мирные искусства Греции усыпили воинский дух в Козарах, и могущество их
уже клонилось к падению.
   Покорив Север, Князь Российский обратил счастливое оружие свое к Югу. В
левую сторону от Днепра, на берегах Сулы, жили еще независимые от
Российской Державы Славяне, единоплеменные с Черниговцами: он завоевал
страну их, также Подольскую и Волынскую Губернию, часть Херсонской и,
может быть, Галицию, ибо Летописец в числе его подданных именует Дулебов,
Тивирцев и Хорватов, там обитавших.
   Но между тем, как победоносные знамена сего Героя развевались на
берегах Днестра и Буга, новая столица его увидела пред стенами своими
многочисленные вежи, или шатры, Угров (Маджаров или нынешних Венгерцев),
которые обитали некогда близ Урала, а в IX веке на Восток от Киева, в
стране Лебедии, может быть в Харьковской Губернии, где город Лебедин
напоминает сие имя. Вытесненные Печенегами, они искали тогда жилищ новых;
некоторые перешли за Дон, на границу Персии; другие же устремились на
Запад: место, где они стояли под Киевом, называлось еще в Несторово время
Угорским. Олег пропустил ли их дружелюбно или отразил силою, неизвестно.
Сии беглецы переправились через Днепр и завладели Молдавиею, Бессарабиею,
землею Волошскою.
   Далее не находим никаких известий о предприятиях деятельного Олега до
самого 906 года; знаем только, что он правил еще Государством и в то
время, когда уже питомец его возмужал летами. Приученный из детства к
повиновению, Игорь не дерзал требовать своего наследия от Правителя
властолюбивого, окруженного блеском побед, славою завоеваний и храбрыми
товарищами, которые считали его власть законною, ибо он умел ею
возвеличить Государство. В 903 году Олег избрал для Игоря супругу, сию в
наших летописях бессмертную Ольгу, славную тогда еще одними прелестями
женскими и благонравием. Ее привезли в Киев из Плескова, или нынешнего
Пскова: так пишет Нестор. Но в особенном ее житии и в других новейших
исторических книгах сказано, что Ольга была Варяжского простого роду и
жила в веси, именуемой Выбутскою, близ Пскова; что юный Игорь, приехав из
Киева, увеселялся там некогда звериною ловлею; увидел Ольгу, говорил с
нею, узнал ее разум, скромность и предпочел сию любезную сельскую девицу
всем другим невестам.
   Обыкновения и нравы тогдашних времен, конечно, дозволяли Князю искать
для себя супругу в самом низком состоянии людей, ибо красота уважалась
более знаменитого рода; но мы не можем ручаться за истину предания,
неизвестного нашему древнему Летописцу, иначе он не пропустил бы столь
любопытного обстоятельства в житии Св.
   Ольги. Имя свое приняла она, кажется, от имени Олега, в знак дружбы его
к сей достойной Княгине или в знак Игоревой к нему любви.
   Вероятно, что сношение между Константинополем и Киевом не прерывалось
со времен Аскольда и Дира; вероятно, что Цари и Патриархи Греческие
старались умножать число Христиан в Киеве и вывести самого Князя из тьмы
идолопоклонства; но Олег, принимая, может быть, Священников и Патриарха и
дары от Императора, верил более всего мечу своему, довольствовался мирным
союзом с Греками и терпимостию Христианства. Мы знаем по Византийским
известиям, что около сего времени Россия считалась шестидесятым
Архиепископством в списке Епархий, зависевших от Главы
Константинопольского Духовенства; знаем также, что в 902 году 700 Россов
или Киевских Варягов служили во флоте Греческом и что им платили из казны
100 литр золота. Спокойствие, которым Россия, покорив окрестные народы,
могла несколько времени наслаждаться, давало свободу витязям Олеговым
искать деятельности в службе Императоров: Греки уже издавна осыпали
золотом так называемых варваров, чтобы они дикою храбростию своею ужасали
не Константинополь, а врагов его. Но Олег, наскучив тишиною, опасною для
воинственной Державы, или завидуя богатству Царяграда и желая доказать,
что казна робких принадлежит смелому, решился воевать с Империею. Все
народы, ему подвластные: Новогородцы, Финские жители Белаозера, Ростовская
Меря, Кривичи, Северяне, Поляне Киевские, Радимичи, Дулебы, Хорваты и
Тивирцы соединились с Варягами под его знаменами. Днепр покрылся двумя
тысячами легких судов: на всяком было сорок воинов; конница шла берегом.
Игорь остался в Киеве: Правитель не хотел разделить с ним ни опасностей,
ни славы. Надлежало победить не только врагов, но и природу, такими
чрезвычайными усилиями, которые могли бы устрашить самую дерзкую
предприимчивость нашего времени и кажутся едва вероятными. Днепровские
пороги и ныне мешают судоходству, хотя стремление воды в течение
столетний, наконец, искусство людей разрушили некоторые из сих преград
каменных: в IX и Х веке они долженствовали быть несравненно опаснее.
Первые Варяги Киевские осмелились пройти сквозь их острые скалы и кипящие
волны с двумястами судов: Олег со флотом в десять раз сильнейшим.
Константин Багрянородный описал нам, как Россияне в сем плавании
обыкновенно преодолевали трудности: бросались в воду, искали гладкого дна
и проводили суда между камнями; но в некоторых местах вытаскивали свои
лодки из реки, влекли берегом или несли на плечах, будучи в то же самое
время готовы отражать неприятеля. Доплыв благополучно до лимана, они
исправляли мачты, паруса, рули; входили в море и, держась западных берегов
его, достигали Греции.
   Но Олег вел с собою еще сухопутное конное войско: жители Бессарабии и
сильные Болгары дружелюбно ли пропустили его? Летописец не говорит о том.
Но мужественный Олег приближился наконец к Греческой столице, где
суеверный Император Леон, прозванный Философом, думал о вычетах Астрологии
более, нежели о безопасности Государства. Он велел только заградить цепию
гавань и дал волю Олегу разорять Византийские окрестности, жечь селения,
церкв