Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
ных под особенным названием так же, как и Готландцы,
коих Нестор всегда отличает от Шведов. Финны, имея некогда с Рос-лагеном
более сношения, нежели с прочими странами Швеции, доныне именуют всех ее
жителей Россами, Ротсами, Руотсами. - Сие мнение основывается еще на
любопытном свидетельстве историческом.
В Бертинских Летописях, изданных Дюшеном, между случаями 839 года
описывается следующее происшествие: "Греческий Император Феофил прислал
Послов к Императору Франков, Людовику Благонравному, и с ними людей,
которые называли себя Россами (Rhos), а Короля своего Хаканом (или
Гаканом), и приезжали в Константинополь для заключения дружественного
союза с Империею. Феофил в грамоте своей просил Людовика, чтобы он дал им
способ безопасно возвратиться в их отечество: ибо они ехали в
Константинополь чрез земли многих диких, варварских и свирепых народов:
для чего Феофил не хотел снова подвергнуть их таким опасностям.
Людовик, расспрашивая сих людей, узнал, что они принадлежат к народу
Шведскому". - Гакан был, конечно, одним из Владетелей Швеции, разделенной
тогда на маленькие области, и, сведав о славе Императора Греческого,
вздумал отправить к нему Послов.
Сообщим и другое мнение с его доказательствами. В Степенной Книге XVI
века и в некоторых новейших летописях сказано, что Рюрик с братьями вышел
из Пруссии, где издавна назывались Курский залив Русною, северный рукав
Немана, или Мемеля, Руссою, окрестности же их Порусьем. Варяги-Русь могли
переселиться туда из Скандинавии, из Швеции, из самого Рослагена, согласно
с известиям древнейших Летописцев Пруссии, уверяющих, что ее первобытные
жители, Ульмиганы или Ульмигеры, были в гражданском состоянии образованы
Скандинавскими выходцами, которые умели читать и писать. Долго обитав
между Латышами, они могли разуметь язык Славянский и тем удобнее
примениться к обычаям Славян Новогородских. Сим удовлетворительно
изъясняется, отчего в древнем Новегороде одна из многолюднейших улиц
называлась Прусскою. Заметим также свидетельство Географа Равенского: он
жил в VII веке, и пишет, что близ моря, где впадает в него река Висла,
есть отечество Роксолан, думают, наших Россов, коих владение могло
простираться от Курского залива до устья Вислы. - Вероятность остается
вероятностию: по крайней мере знаем, что какой-то народ Шведский в 839
году, следственно, еще до пришествия Князей Варяжских в землю
Новогородскую и Чудскую, именовался в Константинополе и в Германии Россами.
Предложив ответ на вопросы: кто были Варяги вообще и Варяги-Русь в
особенности?
- скажем мнение свое о Несторовой хронологии. Не скоро Варяги могли
овладеть всею обширною страною от Балтийского моря до Ростова, где обитал
народ Меря; не скоро могли в ней утвердиться, так, чтобы обложить всех
жителей данию; не вдруг могли Чудь и Славяне соединиться для изгнания
завоевателей, и всего труднее вообразить, чтобы они, освободив себя от
рабства, немедленно захотели снова отдаться во власть чужеземцев: но
Летописец объявляет, что Варяги пришли от Балтийского моря в 859 году и
что в 862 [году] Варяг Рюрик и братья его уже княжили в России
полунощной!.. Междоусобие и внутренние беспорядки открыли Славянам
опасность и вред народного правления; но не знав иного в течение многих
столетий, ужели в несколько месяцев они возненавидели его и единодушно
уверились в пользе Самодержавия? Для сего надлежало бы, кажется,
перемениться обычаям и нравам; надлежало бы иметь опытность долговременную
в несчастиях: но обычаи и нравы не могли перемениться в два года
Варяжского правления, до которого они, по словам Нестора, умели
довольствоваться древними законами отцев своих. Что вооружило их против
Норманских завоевателей? Любовь к независимости - и вдруг сей народ
требует уже властителей?.. Историк должен по крайней мере изъявить
сомнение и признать вероятною мысль некоторых ученых мужей, полагающих,
что Норманы ранее 859 года брали дань с Чуди и Славян. Как Нестор мог
знать годы происшествий за 200 и более лет до своего времени? Славяне, по
его же известию, тогда еще не ведали употребления букв: следственно, он не
имел никаких письменных памятников для нашей древней Истории и счисляет
годы со времен Императора Михаила, как сам говорит, для того, что
Греческие Летописцы относят первое нашествие Россиян на Константинополь к
Михаилову Царствованию. Из сего едва ли не должно заключить, что Нестор по
одной догадке, по одному вероятному соображению с известиями
Византийскими, хронологически расположил начальные происшествия в своей
летописи. Самая краткость его в описании времен Рюриковых и следующих
заставляет думать, что он говорит о том единственно по изустным преданиям,
всегда немногословным. Тем достовернее сказание нашего Летописца в
рассуждении главных случаев: ибо сия краткость доказывает, что он не хотел
прибегать к вымыслам; но летосчисление делается сомнительным. При Дворе
Великих Князей, в их дружине отборной и в самом народе долженствовала
храниться память Варяжского завоевания и первых Государей России: но
вероятно ли, чтобы старцы и Бояре Княжеские, коих рассказы служили, может
быть, основанием нашей древнейшей летописи, умели с точностию определить
год каждого случая? Положим, что языческие Славяне, замечая лета
какими-нибудь знаками, имели верную хронологию:
одно ее соображение с хронологиею Византийскою, принятою ими вместе с
Христианством, не могло ли ввести нашего первого Летописца в ошибку? -
Впрочем, мы не можем заменить летосчисление Несторова другим вернейшим; не
можем ни решительно опровергнуть; ни исправить его, и для того, следуя
оному во всех случаях, начинаем Историю Государства Российского с 862 года.
Но прежде всего должно иметь понятие о древнем характере народа
Славянского вообще, чтобы История Славян Российских была для нас и яснее и
любопытнее.
Воспользуемся известиями современных Византийских и других, не менее
достоверных Летописцев, прибавив к ним сказания Несторовы о нравах предков
наших в особенности.
Глава III
О ФИЗИЧЕСКОМ И НРАВСТВЕННОМ ХАРАКТЕРЕ СЛАВЯН ДРЕВНИХ
Их природное сложение и свойства: храбрость, хищность, жестокость,
добродушие, гостеприимство. Брачное целомудрие. Жены и дети. Нравы Славян
Российских в особенности. Жилища. Скотоводство и земледелие. Пища, одежда.
Торговля. Искусства: зодчество, музыка, пляска, игры. Счисление. Имена
месяцев. Правление. Вера. Язык и грамота.
Не только в степенях гражданского образования, в обычаях и нравах, в
душевных силах и способности ума, но и в самых телесных свойствах видим
такое различие между народами, что остроумнейший Писатель XVIII века,
Вольтер, не хотел верить их общему происхождению от единого корня или
племени. Другие, конечно, справедливее и сообразнее с нашими священными
преданиями, изъясняют сие несходство действием разных климатов и
естественных, невольных привычек, которые от оного рождаются в людях. Если
два народа, обитающие под влиянием одного неба, представляют нам великое
различие в своей наружности и в физических свойствах, то можем смело
заключить, что они не всегда жили сопредельно. Климат умеренный, не
жаркий, даже холодный, способствует долголетию, как замечают Медики,
благоприятствует и крепости состава и действию сил телесных. Обитатель
южного Пояса, томимый зноем, отдыхает более, нежели трудится, - слабеет в
неге и в праздности. Но житель полунощных земель любит движение, согревая
им кровь свою; любит деятельность; привыкает сносить частые перемены
воздуха и терпением укрепляется. Таковы были древние Славяне по описанию
современных Историков, которые согласно изображают их бодрыми, сильными,
неутомимыми. Презирая непогоды, свойственные климату северному, они
сносили голод и всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли
Греков своею быстротою; с чрезвычайною легкостию всходили на крутизны,
спускались в расселины; смело бросались в опасные болота и в глубокие
реки. Думая, без сомнения, что главная красота мужа есть крепость в теле,
сила в руках и легкость в движениях, Славяне мало пеклися о своей
наружности: в грязи, в пыли, без всякой опрятности в одежде являлись во
многочисленном собрании людей. Греки, осуждая сию нечистоту, хвалят их
стройность, высокий рост и мужественную приятность лица. Загорая от жарких
лучей солнца, они казались смуглыми и все без исключения были русые,
подобно другим коренным Европейцам. - Сие изображение Славян и Антов
основано на свидетельстве Прокопия и Маврикия, которые знали их в VI веке.
Известие Иорнанда о Венедах, без великого труда покоренных в IV веке
Готфским Царем Эрманарихом, показывает, что они еще не славились тогда
воинским искусством. Послы отдаленных Славян Бальтийских, ушедших из
Баянова стана во Фракию, также описывали народ свой тихим и миролюбивым;
но Славяне Дунайские, оставив свое древнее отечество на Севере, в VI веке
доказали Греции, что храбрость была их природным свойством и что она с
малою опытностию торжествует над искусством долголетным. Несколько времени
Славяне убегали сражений в открытых полях и боялись крепостей; но узнав,
как ряды Легионов Римских могут быть разрываемы нападением быстрым и
смелым, уже нигде не отказывались от битвы и скоро научились брать места
укрепленные. Греческие летописи не упоминают ни об одном главном или общем
Полководце Славян; они имели Вождей только частных; сражались не стеною,
не рядами сомкнутыми, но толпами рассеянными и всегда пешие, следуя не
общему велению, не единой мысли начальника, а внушению своей особенной,
личной смелости и мужества; не зная благоразумной осторожности, которая
предвидит опасность и бережет людей, но бросаясь прямо в средину врагов.
Чрезвычайная отважность Славян была столь известна, что Хан Аварский
всегда ставил их впереди своего многочисленного войска, и сии люди
неустрашимые, видя иногда измену хитрых Аваров, гибли с отчаянием. -
Византийские Историки пишут, что Славяне сверх их обыкновенной храбрости
имели особенное искусство биться в ущельях, скрываться в траве, изумлять
неприятелей мгновенным нападением и брать их в плен. Так, знаменитый
Велисарий при осаде Авксима избрал в войске своем Славянина, чтобы
схватить и представить ему одного Готфа живого. Они умели еще долгое время
таиться в реках и дышать свободно посредством сквозных тростей, выставляя
конец их на поверхность воды. - Древнее оружие Славянское состояло в
мечах, дротиках, стрелах, намазанных ядом, и в больших, весьма тяжелых
щитах.
Храбрость всегда знаменитое свойство народное, может ли в людях
полудиких основываться на одном славолюбии, сродном только человеку
образованному? Скажем смело, что она была в мире злодейством прежде,
нежели обратилась в добродетель, которая утверждает благоденствие
Государств: хищность родила ее, корыстолюбие питало. Славяне, ободренные
воинскими успехами, чрез некоторое время долженствовали открыть в себе
гордость народную, благородный источник дел славных: ответ Лавритаса послу
Баянову доказывает уже сию великодушную гордость; но что могло сначала
вооружить их против Римлян? Не желание славы, а желание добычи, которою
пользовались Готфы, Гунны и другие народы; ей жертвовали Славяне своею
жизнию, и никаким другим варварам не уступали в хищности. Поселяне
Римские, слыша о переходе войска их за Дунай, оставляли домы и спасались
бегством в Константинополь со всем имением; туда же спешили и Священники с
драгоценною утварию церковною. Иногда, гонимые сильнейшими Легионами
Империи и не имея надежды спасти добычу, Славяне бросали ее в пламя и
врагам своим оставляли на пути одни кучи пепла. Многие из них, не боясь
поиска Римлян, жили на полуденных берегах Дуная в пустых замках или
пещерах, грабили селения, ужасали земледельцев и путешественников. -
Летописи VI века изображают самыми черными красками жестокость Славян в
рассуждении Греков; но сия жестокость, свойственная, впрочем, народу
необразованному и воинственному, была также и действием мести. Греки,
озлобленные их частыми нападениями, безжалостно терзали Славян, которые
попадались им в руки и которые сносили всякое истязание с удивительною
твердостию, без вопля и стона; умирали в муках и не ответствовали ни слова
на расспросы врага о числе и замыслах войска их. - Таким образом Славяне
свирепствовали в Империи и не щадили собственной крови для приобретения
драгоценностей, им ненужных: ибо они - вместо того, чтобы пользоваться
ими, - обыкновенно зарывали их в землю.
Сии люди, на войне жестокие, оставляя в Греческих владениях
долговременную память ужасов ее, возвращались домой с одним своим
природным добродушием.
Современный Историк говорит, что они не знали ни лукавства, ни злости;
хранили древнюю простоту нравов, не известную тогдашним Грекам; обходились
с пленными дружелюбно и назначали всегда срок для их рабства, отдавая им
на волю или выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в
свободе и братстве.
Столь же единогласно хвалят летописи общее гостеприимство Славян,
редкое в других землях и доныне весьма обыкновенное во всех Славянских:
так следы древних обычаев сохраняются в течение многих веков, и самое
отдаленное потомство наследует нравы своих предков. Всякий путешественник
был для них как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостию,
провожали с благословением и сдавали друг другу на руки. Хозяин
ответствовал народу за безопасность чужеземца, и кто не умел сберечь гостя
от беды или неприятности, тому мстили соседи за сие оскорбление как за
собственное. Славянин, выходя из дому, оставлял дверь отворенную и пищу
готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посещали Славян, между
которыми не было для них ни воров, ни разбойников; но бедному человеку, не
имевшему способа хорошо угостить иностранца, позволялось украсть все
нужное для того у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и
самое преступление. Нельзя видеть без удивления сию кроткую добродетель -
можно сказать - обожаемую людьми столь грубыми и хищными, каковы были
Дунайские Славяне. Но если и добродетели и пороки народные всегда
происходят от некоторых особенных обстоятельств и случаев, то не можно ли
заключить, что Славяне были некогда облаготворены иностранцами; что
признательность вселила в них любовь к гостеприимству, а время обратило
его в обыкновение и закон священный?.. Здесь представляются мыслям нашим
славные Финикияне, которые за несколько веков до Рождества Христова могли
торговать с Бальтийскими Венедами и быть их наставниками в счастливых
изобретениях ума гражданского.
Древние писатели хвалят целомудрие не только жен, но и мужей
Славянских. Требуя от невест доказательства их девственной непорочности,
они считали за святую для себя обязанность быть верными супругам. Славянки
не хотели переживать мужей и добровольно сожигались на костре с их
трупами. Вдова живая бесчестила семейство.
Думают, что сие варварское обыкновение, истребленное только
благодетельным учением Христианской Веры, введено было Славянами (равно
как и в Индии) для отвращения тайных мужеубийств: осторожность ужасная не
менее самого злодеяния, которое предупреждалось ею! Они считали жен
совершенными рабами, во всяком случае безответными; не дозволяли им ни
противоречить себе, ни жаловаться; обременяли их трудами, заботами
хозяйственными и воображали, что супруга, умирая вместе с мужем, должна
служить ему и на том свете. Сие рабство жен происходило, кажется, оттого,
что мужья обыкновенно покупали их: обычай, доныне соблюдаемый в Иллирии.
Удаленные от дел народных, Славянки ходили иногда на войну с отцами и
супругами, не боясь смерти: так, при осаде Константинополя в 626 году
Греки нашли между убитыми Славянами многие женские трупы. Мать, воспитывая
детей, готовила их быть воинами и непримиримыми врагами тех людей, которые
оскорбили ее ближних: ибо Славяне, подобно другим народам языческим,
стыдились забывать обиду. Страх неумолимой мести отвращал иногда
злодеяния: в случае убийства не только сам преступник, но и весь род его
беспрестанно ожидал своей гибели от детей убитого, которые требовали крови
за кровь.
Говоря о жестоких обычаях Славян языческих, скажем еще, что всякая мать
имела у них право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже
слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденного
служить отечеству.
Сему обыкновению не уступало в жестокости другое: право детей
умерщвлять родителей, обремененных старостию и болезнями, тягостных для
семейства и бесполезных согражданам. Так народы самые добродушные, без
правил ума образованного и Веры истинной, с спокойною совестию могут
ужасать природу своими делами и превосходить зверей в лютости! Сии дети,
следуя общему примеру, как закону древнему, не считали себя извергами:
они, напротив того, славились почтением к родителям и всегда пеклись об их
благосостоянии.
К описанию общего характера Славян прибавим, что Нестор особенно
говорит о нравах Славян Российских. Поляне были образованнее других,
кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался
святою обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали в
семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они
жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах
убивали друг друга: не знали браков, основанных на взаимном согласии
родителей и супругов, но уводили или похищали девиц. - Северяне, Радимичи
и Вятичи уподоблялись нравами Древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни
союзов брачных; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между
селениями: женихи выбирали невест и без всяких обрядов соглашались жить с
ними вместе; многоженство было у них в обыкновении.
Сии три народа, подобно Древлянам, обитали во глубине лесов, которые
были их защитою от неприятелей и представляли им удобность для звериной
ловли. То же самое говорит История VI века о Славянах Дунайских. Они
строили бедные свои хижины в местах диких, уединенных, среди болот
непроходимых, так что иностранец не мог путешествовать в их земле без
вожатого. Беспрестанно ожидая врага, Славяне брали еще и другую
предосторожность: делали в жилищах своих разные выходы, чтоб им можно было
в случае нападения тем скорее спастися бегством, и скрывали в глубоких
ямах не только все драгоценные вещи, но и самый хлеб.
Ослепленные безрассудным корыстолюбием, они искали мнимых сокровищ в
Греции, имея в стране своей, в Дакии и в окрестностях ее, истинное
богатство людей:
тучные луга для скотоводства и земли плодоносные для хлебопашества, в
коем они издревле упражнялись и которое вывело их - может быть, еще за
несколько веков до Рождества Христова - из дикого, кочевого состояния: ибо
сие благодетельное искусство было везде первым шагом человека к жизни
гражданской, вселило в него привязанность к одному месту и к домашнему
крову, дружество к соседу и, наконец, самую любовь к отечеству. - Думают,
что Славяне узнали скотоводство только в Дакии: ибо слово пастырь есть
Латинское, следственно, заимствованное ими от жителей сей земли, где язык
Римлян был в употреблении; но сия мысль кажется неосновательною. Будучи в
северном своем отечестве соседями народов Германских, Скифских и
Сарматских, богатых скотоводством, Венеды, или Славяне, долженствовали
издревле ведать сие важное изобретение человеческого хозяйства, едва ли не
везде предупредившее науку земледелия. - Пользуясь уже тем и другим, они
имели все нужное для человека; не боялись ни голода, ни свирепостей зимы:
поля и животные давали им пищу и одежду. В VI веке Славяне питались
просом, гречихою и молоком; а после выучились готовить разные вкусные
яства, не жалея ничего для веселого угощения друзей и доказывая в таком
случае свое радушие изобильною трапезою: обыкновение, еще и ныне
наблюдаемое потомством Славянским.
Мед был их любимым питьем: вероятно, что они сначала делали его из меду
лес