турок (венгров)". Первым в перечне стоит тот
род, что отделился от  хазар, "вышеназванный род  каваров..."  и  т.д. (114;
426) Род, именовавший себя мадьярами, назван только третьим по счету.
     Выглядит  это  так,  словно  венграм  перелили  -  и  метафорически,  и
буквально  -  хазарскую  кровь.  Это  привело  к  целому  ряду  последствий.
Во-первых, мы  с удивлением узнаем, что по меньшей мере до  середины  Х в. в
Венгрии говорили одновременно  по-венгерски и  по-хазарски.[83] Это странное
обстоятельство  комментируют  несколько современных специалистов. Так, Бьюри
пишет:  "Результатом этого  двуязычия стал  смешанный характер  современного
венгерского языка,  что используют в  своей аргументации противные стороны в
споре об  этнической принадлежности  венгров" (114;  426). Тойнби (114; 427)
отмечает, что хотя венгры  давным-давно  утратили  двуязычие,  на  начальной
стадии  их  государственности  дело  обстояло иначе,  о чем  свидетельствуют
двести  слов, заимствованных  из тюркского языка (близкого чувашскому) [84],
на котором говорили хазары (см. выше - глава I,3).
     Венгры, подобно  русам, также  переняли форму хазарского  двоецарствия.
Гардизи  пишет:  "Их  начальник  выступает  в  поход  с  двадцатью  тысячами
всадников,  этого  начальника зовут кенде. Кенде -  титул  их главного царя;
титул того начальника, который заведует делами, - джыла,  мадьяры делают то,
что приказывает джыла"  [85]. Есть  основания считать, что первыми "джылами"
Венгрии были кабары (78; 127 и так далее).
     Есть  также основания предполагать,  что среди  взбунтовавшихся  племен
кабаров, которые фактически стали возглавлять венгерские племена, были евреи
либо приверженцы иудейской религии" (12;  III;  211, 332)  [86]. Очень может
быть, что, как предполагают Артамонов и Барта  (13;  99,  113),  "apostasia"
кабар  была каким-то образом связана  с  религиозными реформами царя Обадии,
либо  стала реакцией  на них. Раввины, толкующие закон, строгие  диетические
требования,  талмудическая казуистика - все  это пришлось, наверное,  не  по
нутру  воинам-степнякам  в  сверкающих  доспехах.  Если  они и  исповедовали
иудейскую религию, то, скорее,  на манер древних евреев из пустыни, а не как
раввины-ортодоксы.     Возможно,     они    были     даже    последователями
фундаменталистской  секты караимов  и попали в разряд  еретиков. Но  факты в
защиту такого предположения отсутствуют.

        "9"

     Тесное  взаимодействие хазар  и венгров  закончилось  в  896  г., когда
венгры,  простившись с евразийскими  степями,  пересекли Карпатские  горы  и
завоевали территории, ставшие с  той  поры их родиной. Обстоятельства  этого
переселения вызывают споры, но в общих чертах ясны [87].
     В  последние  десятилетия  IX  века  в  сложной  мозаике кочевых племен
появился еще один элемент - дикое племя печенегов*. Скудные сведения об этом
тюркском  племени обобщены Константином: он  характеризует их  как жадных до
ненасытности  варваров, которые  могли  за хорошую мзду  воевать  с  другими
варварами и с русами. Проживали  они  между  Волгой и  Уралом  под хазарским
сюзеренитетом;  Ибн  Русте (37, 105) утверждает,  что хазары  подвергали  их
земли ежегодным набегам для сбора дани.
     К концу  IX  века с печенегами  случилась  катастрофа  (для  кочевников
обычная): их вытеснили с родных земель восточные соседи. Соседями этими были
гуззы  (или   огузы),  так  не   понравившиеся  Ибн  Фадлану,   -  одно   из
многочисленных   тюркских   племен,   отрывавшихся   время  от  времени   от
центрально-азиатского  причала  и  перемещавшихся  к   западу.   Потесненные
печенеги  попытались задержаться  в  Хазарии,  но  хазары  дали  им отпор**.
Печенеги  продолжили движение  на  запад  и,  форсировав Дон,  оказались  на
территории венгров. Те, в свою очередь, были вынуждены  откатиться на запад,
в  район  между  Днепром и  Сиретом,  названный  ими "Этелькез"  - (Etel-Koz
[венгр.] - "междуречье"). Они оказались там примерно в 889 г., но  в  896 г.
печенеги, вступив в союз  с дунайскими болгарами, нанесли  новый удар, после
чего венгры оказались в теперешней Венгрии.

     * Или пачинаков, по-венгерски - "besenyok"
     **  Одна из возможных интерпретаций  слов  Константина  [88]: "Гуззы  и
хазары воевали с печенегами" (21; 424).

     Такова в общих чертах история венгерского исхода  из восточных степей и
разрыва   венгеро-хазарских  связей.   Историки  расходятся  в  подробностях
процесса: некоторые (78) утверждают, причем с пылом, что венгры потерпели от
печенегов одно, а не два поражения, и  что  "Этелькез" -  всего  лишь другое
название  мифической Леведии; но мы в эти препирательства знатоков вдаваться
не  будем. Более  интригующим выглядит  очевидное противоречие между образом
венгров -  могучих воинов  и  их бесславным  бегством с удобных  земель.  Из
"Хроники Хинкмара Реймсского" (78, 71) мы узнаем, что в 862 г. они совершили
набег  на  империю  восточных  франков  -   первое  из  вторжений  варваров,
будораживших Европу на протяжении всего следующего столетия. Сообщается и об
ужасающей встрече  святого Кирилла, "апостола  славян", с  венгерской ордой,
приключившейся в 860 г., когда  тот  направлялся в  Хазарию. В  тот  момент,
когда он  молился, они напали на  него, "воя, как волки".  Впрочем, святость
уберегла  его от  беды (78, 71) [89]. В другой хронике (78; 76) говорится  о
конфликте,  имевшем  место  в  881 г.,  где  столкнулись,  с  одной стороны,
интересы венгров  и кабаров, а с другой, - франков. По сообщению Константина
(гл.  40),  спустя  десять лет венгры "переправились [через  Дунай]  и, воюя
против  Симеона  [царя  дунайских болгар],  наголову разбили его,  наступая,
дошли до Преслава и  заперли его в крепости по названию Мундрага, вернувшись
затем в свою землю". (31; гл. 40) [90].
     Как же совместить все эти героические  свершения с серией одновременных
отступлений, в результате  которых мадьяры откатились с Дона в Венгрию?  Как
представляется, ответом может  послужить отрывок  из  сочинения Константина,
следующий сразу за только что процитированным:
     "После того как Симеон  вновь  помирился с  василевсом  ромеев  и обрел
безопасность,  он снесся с  пачинакитами  (печенегами)  и вступил  с ними  в
соглашение с целью нападения на турок (мадьяр) и уничтожения их. Когда турки
отправились  в военный  поход,  пачинакиты вместе с  Симеоном пришли  против
турок,  истребили  целиком  их  семьи и  беспощадно  прогнали оттуда  турок,
охраняющих  свою  страну. Турки  же, возвратясь и  найдя  свою страну  столь
пустынной и разоренной, поселились в земле, в которой проживают и ныне (т.е.
в Венгрии)" [90а].
     Иными словами, когда большая  часть войска венгров "ушла  в  поход", их
земли  и семьи  подверглись  нападению;  судя  по упомянутым выше  хроникам,
венгры часто уходили в дальние походы, оставляя свои очаги почти без защиты.
Такая   опасная   привычка  выработалась  у   них   в   период,   когда   их
непосредственными соседями были сюзерены-хазары  да  миролюбивые  славянские
племена.  Но  с появлением жадных до  земель печенегов ситуация  изменилась.
Несчастье, описанное Константином, было, возможно, последним в череде схожих
бед, после чего венгры решили искать себе новое, безопасное место за горами,
в стране, которую знали по двум предыдущим походам.
     В  пользу этой гипотезы говорит еще одно  соображение. Видимо, традиция
совершать набеги  сформировалась у венгров только во второй половине IX в. -
примерно тогда, когда произошло то самое вливание хазарской крови. Результат
получился двойственным. Кабары, "воины более опытные и более  мужественные",
стали, как  мы  видели,  главным племенем  и  заразили  новых родичей  духом
авантюризма,  вскоре   превратившим  их   в  "бич   Европы",   подобный   их
предшественникам-гуннам.  К тому же  они  обучили  венгров  "своеобразной  и
характерной тактике,  применявшейся  с  незапамятных  времен всеми тюркскими
народами  -  гуннами,  аварами,  турками,  печенегами,  команами,  но только
ими..., когда легкая кавалерия изображала бегство, стреляя на скаку, а потом
внезапно снова мчалась на врага с волчьим воем" (78; 123).
     Эти методы приносили неизменный эффект в IX  и Х вв., когда  венгерские
набеги не давали покоя Германии, Балканам, Италии  и даже Франции, однако на
печенегов они почти  не действовали, потому что те поступали так же, и от их
воя тоже стыла кровь в жилах...
     Таким  образом,  косвенно,  по  дьявольской  логике   истории,   хазары
способствовали  созданию венгерского государства, а  сами  исчезли  в тумане
веков. Маккартни, рассуждая  таким же образом, пошел еще дальше, подчеркивая
решающую роль, сыгранную переходом кабар:
     "Ядро венгерской нации,  настоящие финно-угры,  сравнительно (хоть и не
совсем) мирные, оседлые земледельцы, поселились в холмистой области к западу
от Дуная.  Долину  Алфолд  заняло  кочевое племя  кабар -  настоящие  тюрки,
скотоводы, всадники и бойцы, движущая сила и войско нации. Именно этот народ
занимал  в  эпоху Константина  почетное  место "первой  венгерской  орды". Я
считаю,  что  именно кабары  устраивали из степей набеги на русов и  славян,
вели кампанию против булгар в 895 г.; во многом именно они еще полвека после
того наводили ужас на половину Европы" (78; 112).
     Тем  не менее,  венграм удалось сберечь свою  этническую  идентичность.
"Основная тяжесть шестидесятилетней непрекращающейся свирепой войны легла на
кабар,  ряды  которых чрезвычайно поредели. Тем  временем  настоящие венгры,
жившие  относительно мирно,  численно  значительно  увеличились"  (78; 123).
Несмотря на период двуязычия, они сумели сохранить свой финно-угорский язык,
невзирая на немецкоязычное и славяноязычное соседство в отличие от дунайских
болгар,  утративших  прежний тюркский язык  и говорящих  теперь на  одном из
славянских языков.
     Однако влияние кабар ощущалось в  Венгрии  и дальше, и даже после того,
как их разделили Карпаты,  связи  между  хазарами  и венграми прервались  не
полностью. По  данным Васильева (35; 262),  в Х в. венгерский герцог Таксони
пригласил не  установленное количество хазар  поселиться  на его  землях. Не
исключено, что среди этих переселенцев было немало  хаэарских  евреев. Можно
также предположить,  что и кабары,  и позднейшие иммигранты привезли с собой
некоторых из прославленных ремесленников, научивших венгров своему искусству
(см. выше, глава I, 13).
     В процессе овладения новым постоянным местожительством венграм пришлось
вытеснить прежних  жителей, моравов и дунайских болгар,  оказавшихся в итоге
на своих  теперешних территориях.  Другие  их  славянские соседи  - сербы  и
хорваты - остались  на своих  традиционных землях.  Так  в результате цепной
реакции,  начавшейся  на  далеком  Урале  -  гуззы потеснили  печенегов,  те
венгров, те болгар и моравов,  - карта Центральной  Европы стала приобретать
свой сегодняшний облик. Место  меняющегося калейдоскопа заняла знакомая  нам
чересполосица.

        "10"

     Но вернемся к русам, которых мы  оставили  в момент бескровного захвата
Киева  людьми  Рюрика, имевшего  место примерно в  862 г.  В  это  же  время
печенеги потеснили на запад венгров, лишая хазар  защиты на западном фланге.
Возможно, это объясняет ту легкость, с какой русы овладели Киевом.
     Однако ослабление военной мощи хазар сделало и византийцев беззащитными
перед  рейдами  русов. Примерно  тогда же, когда Рюрик обосновался в  Киеве,
корабли русов спустились вниз по Днепру, пересекли  Черное море  и напали на
Константинополь. Дж. Бьюри выразительно описывает эти события:
     "В  июне  860 г. император [Михаил III]  выступил со всей  своей армией
против сарацин. Он  успел далеко  уйти, когда,  получив  неожиданные  вести,
заторопился назад в Константинополь. Войско русов проплыло на двухстах судах
по  Черному  морю,  вошло  в  Босфор,  подвергло  разграблению  монастыри  и
пригороды  на  берегах  пролива и  захватило Княжеский остров. Жители города
были  совершенно  деморализованы  внезапно  обрушившимся  на  них  ужасом  и
неспособны  что-либо  предпринять.  Войска  [Тагмата],  обычно   стоявшие  в
окрестностях   города,  находились   далеко,   с   императором...,   а  флот
отсутствовал. Опустошив пригороды, варвары приготовились атаковать город.  В
момент кризиса достойно себя повел святейший патриарх Фотий; он взял на себя
задачу вернуть отвагу  соотечественникам...  Он выразил общие чувства, когда
назвал нелепостью то, что над столицей империи, "царицей  почти всего мира",
измывается шайка славян, злобная и невежественная толпа [91]. Но еще большее
впечатление  на  чернь произвели чудеса,  которые  он  успешно  творил  и  в
предыдущие  осады.  Вокруг  городских  стен  торжественно  пронесли  покрова
Богоматери;  все верили,  что,  обмокнув их в  море,  можно поднять  ураган.
Ураган не поднялся, но  вскоре русы стали отходить, и мало  кто из  ликующих
горожан  не  связал  освобождение  с вмешательством  Царицы  Небесной"  (21;
419)[92].
     Добавим для пикантности, что патриарх Фотий, спасший своим красноречием
имперский город,  был  той самой  "хазарской рожей"  ,  отправившей  святого
Кирилла  в его  миссионерский поход. Что касается  отхода русов,  то  он был
вызван  поспешным   возвращением  греческой  армии   и  флота;  но  патриарх
действительно  помог горожанам сохранить  самообладание в момент  тревожного
ожидания.
     Любопытные  комментарии к этому эпизоду можно найти у Тойнби. Он пишет,
что в 860 г.  русы "были,  возможно,  ближе к  захвату  Константинополя, чем
когда-либо  потом"  (114; 448). Он разделяет точку зрения  некоторых русских
историков,  что  нападение   днепровской  флотилии  восточных   скандинавов,
преодолевшей Черное  море, было скоординировано с одновременной атакой флота
западных викингов, подошедших к Константинополю из  Средиземного моря, через
Дарданеллы:
     "Васильев, Пашкевич  и  Вернадский  склонны полагать, что  встреча двух
флотилий  в  Мраморном море  была  хорошо подготовлена, что  дает  основания
полагать,  что  над  всем этим  планом поработал один  крупный  стратег. Они
высказывают предположение, что новгородский Рюрик и ютландский Рорик  - одно
и то же лицо" (114; 447).
     Из  этого  можно  заключить,  каков был  калибр  неприятеля, с  которым
пришлось иметь  дело хазарам. Византийская дипломатия без промедления отдала
ему   должное  и   затеяла   двойную  игру,  то  ведя  войны,  то  занимаясь
умиротворением завоевателя в благочестивой надежде, что русы рано или поздно
будут обращены в христианство и присоединятся к пастве Восточной патриархии.
Что касается хазар, то они были важным активом на тот момент, но могли  быть
преданы  при первой  же  представившейся подходящей или даже мало подходящей
возможности.

        "11"

     На протяжении двух следующих столетий в византийско-русских  отношениях
вооруженные  конфликты  чередовались с  договорами о дружбе.  Воевали в  866
(осада Константинополя), 907,  941, 944, 969-971 гг., договоры заключались в
838-839,  861,  911,  945, 957, 971 гг.  О содержании этих в  разной степени
секретных  договоров  нам  известно  мало,  однако даже  то,  что  мы знаем,
свидетельствует  о   чрезвычайной   сложности  дипломатической  игры.  Через
несколько лет после осады Константинополя тот  же патриарх  Фотий  сообщает,
что русы прислали в Константинополь послов и - в соответствии с византийской
формулой, предписанной для новообращенных, -  "молили императора о крещении"
[93]. Бьюри так  комментирует это: "Мы не знаем,  какие сообщества русов и в
каком  количестве  представляло  это  посольство,  но  цель, видимо, была  в
принесении извинений  за недавний  рейд и, возможно, в освобождении пленных.
Несомненно, некоторые русы были согласны  креститься..., но семя упало на не
слишком плодородную почву. Еще сто лет мы ничего не слышим о христианстве на
Руси.  Однако договор, заключенный между 860 и  866  гг., имел, видимо, иные
последствия" (21; 422).
     К  последствиям относилась служба скандинавских моряков в  византийском
флоте - к  902  г. их  там  насчитывалось  семьсот человек.  Появилась также
знаменитая  "варяжская   дружина"  -  элитная   часть  из  русов  и   других
наемников-северян, включая даже англичан. По договорам 945 и 971 гг. русские
правители  Киевского  княжества  даже  брали на себя обязательство  посылать
войска византийскому императору по  его запросу (114;  448). При Константине
Багрянородном,  то есть в  середине Х века, в Босфоре  постоянно стоял  флот
русов - уже не для того, чтобы  осаждать Константинополь, а чтобы торговать.
Торговля  была  отрегулирована  до   тонкостей  (за   исключением   моментов
вооруженных  стычек): согласно "Повести  временных лет",  по договорам 907 и
911 гг. русским визитерам разрешалось входить в Константинополь только через
одни  ворота,  группами  не  более  пятидесяти   человек,  в   сопровождении
государственного мужа, во время пребывания в городе они должны были получать
столько хлеба, сколько  им  требовалось,  а также помесячно  - запасы другой
провизии сроком до 6  месяцев, включая хлеб,  вино,  мясо, рыбу,  фрукты,  а
"баню  им  устраивают,  сколько  захотят".  Для обеспечения  бесперебойности
поставок сбыт провизии на черном рынке за наличные карался  отсечением руки.
Одновременно  союзников  настойчиво  пытались обратить  в православие во имя
конечной цели - мирного сосуществования с набирающим мощь народом.
     Но от этих попыток было мало пользы. Согласно  "Повести временных лет",
когда Олег, правитель  Киева,  заключил  в  907  г.  договор с византийцами,
императоры Лев  и  Александр  (соправители),  "обязались уплачивать  дань  и
ходили по взаимной присяге сами целовали  крест, а Олега с мужами его водили
в клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном  их богом,
и Волосом богом скота, и утвердили мир" (102, 65) [94].
     Минуло  прочти  полвека,  отгремело   несколько   сражений,  состоялось
несколько договоров - и Святая Церковь  оказалась в одном  шаге от победы: в
957 г. киевская княгиня Ольга (вдова князя Игоря)  приняла крещение во время
своего государственного  визита в Константинополь (если не была окрещена еще
до отъезда - по этому поводу существуют разные мнения). [95]
     В "Книге о церемониях византийского двора" описаны пиры и  увеселения в
честь  Ольги, хотя  не  говорится,  как  княгиня  отнеслась  к  механическим
игрушкам, выставленным  в тронном зале, - например, к  рычащей фигуре  льва.
(Другой  высокий  гость,  епископ  Луипранд, признается, что смог  сохранить
хладнокровие  только потому,  что  был  заранее предупрежден  о  готовящихся
сюрпризах).  Церемониймейстер,  которым  выступал  сам  Константин,  видимо,
сбивался  с  ног,  ибо  Ольга  была не  единственной  женщиной в  делегации:
женщинами  были  и все  ее  ближайшие  приближенные, мужчины -  дипломаты  и
советники числом 82 человека - скромно держались в хвосте русской процессии"
(114;   504)*   Перед   началом  пира   произошло  небольшое  недоразумение,
символичное  для деликатных отношений между  Русью и Византией. Появившись в
тронном  зале,  византийские  дамы  согласно   протоколу   пали   ниц  перед
императорским семейством. Ольга осталась стоять, "но было  с удовлетворением
отмечено, что она несильно, но все же заметно склонила голову. Чтобы указать
ей ее место,  ее усадили,  по примеру  государственных гостей-мусульман,  за
отдельный стол" (114; 504).

     *  Девять  Ольгиных  родственников,   двадцать  дипломатов,  сорок  три
торговых  советника,  два переводчика, шесть  слуг дипломатов и  собственный
переводчик Ольги.

     "Повесть  временных лет"  предлагает иную, сильно приукрашенную  версию
этого государственного визита. Когда был поднят непростой вопрос о крещении,
Ольга  заявила "Если  хочешь  крестить меня, то крести меня сам, -  иначе не
крещу