медленно. Если принять во
внимание  значительный приток еврейских беженцев в Хазарию из  Византии и из
мусульманского  мира  и некоторый  естественный  прирост  численности  самих
хазар, то можно предположить, что численность хазарского населения в пиковый
период, в VIII в., была сопоставима с численностью евреев в Польше в XVII в.
-  во  всяком  случае,  примерно,  с  точностью  до  нескольких  сот  тысяч,
простительной при нашей слабой осведомленности.

     *  Последние  из древнехазарских деревень  на Днепре были уничтожены во
время казачьего восстания под руководством Хмельницкого в XVII в., уцелевшие
люди пополнили собой уже существующее еврейское население Польши и Литвы.

     В  этой  арифметике  кроется ирония.  Согласно статье  "Статистика"  из
"Еврейской энциклопедии",  в XVI  в. все еврейское население мира составляло
около миллиона. Из этого как будто следует, как указывают А. Н. Поляк, X. Ф.
Кучера  и другие,  что  в Средние века  большинство исповедывавших иудейскую
религию были хазарами.  Значительная часть этого большинства  перебралась  в
Польшу,  Литву, Венгрию  и на  Балканы, где  образовала  восточное еврейское
сообщество,  которое, в  свою очередь, дало подавляющее большинство мирового
еврейства. Даже если первоначальное ядро  этого сообщества было разбавлено и
наращено   иммигрантами   из   других   областей   (см.  ниже),  гипотеза  о
хазарско-тюркском  происхождении  его главных корней опирается на  серьезные
свидетельства   и  по   крайней  мере   заслуживает  внимания  и  серьезного
обсуждения.
     Дополнительные причины  присвоения  лидирующей  роли в росте и развитии
еврейской  общины  в  Польше и  в других  частях Восточной  Европы хазарским
элементом, а не иммигрантами с Запада, будут обсуждены в последующих главах.
Пока же процитируем польского историка Адама Ветулани (курсив мой):
     "Польские ученые согласны, что эти старейшие поселения были  образованы
эмигрантами  из  хазарского  государства  и  из  России, а  евреи из Южной и
Западной  Европы стали  прибывать и селиться  позднее  и что по крайней мере
некоторая часть еврейского населения (а раньше - основная часть) происходила
с востока, из страны хазар, а позднее из Киевской Руси" (118; 274).

        "6"

     До  сих  пор  речь  шла  о численности. Но что  известно  о  социальной
структуре и составе хазарской иммигрантской общины?
     Первое,  что  бросается  в  глаза,   -  это   удивительное  сходство  в
привилегированном  положении хазарских евреев в  Венгрии и в Польше в ранний
период. И в венгерских,  и в польских  источниках о евреях  говорится как  о
чеканщиках   монет,  управляющих  доходами  королевской  казны,  контролерах
соляной монополии, сборщиках налогов и "ростовщиках", то есть  банкирах. Эта
параллель заставляет предположить, что две иммигрантские общины  имели общее
происхождение, а поскольку  мы можем проследить происхождение основной части
венгерского  еврейства от мадьяро-хазарского  ядра, вывод  напрашивается сам
собой.
     Ранние свидетельства высвечивают роль,  которую играли евреи-иммигранты
в  зарождающейся экономической жизни обеих стран. Роль эта была  важной, что
неудивительно, поскольку  внешняя торговля и сбор таможенных  пошлин  был  в
прошлом  основным  источником  доходов  самих  хазар.  Они обладали  опытом,
который отсутствовал  у их  новых господ, поэтому  вполне  логично,  что  им
предложили  помогать  советами  и  участием в управлении финансами  двора  и
знати. Монеты  с надписями по-польски, но еврейскими буквами, отчеканенные в
ХII-ХIII вв. (см.  главу  II,  1)  -  неожиданные реликты этой деятельности.
Загадочным остается их назначение. На некоторых красуется имя короля (Лешек,
Мешко), на других  значится: "Из  дома Абрахама бен  Йозефа, князя" (видимо,
самого  чеканщика-банкира),  на  некоторых -  благословение  "Удачи" и  т.д.
Показательно,  что современные венгерские историки также  говорят о практике
чеканки монет из серебра, поставлявшегося евреями ([118; 267-278], [12; III;
218 и прим.], [943; гл. IX]).
     Однако - в отличие  от Западной Европы - финансы и торговля были далеко
не  единственными сферами деятельности  евреев. Некоторые  богатые эмигранты
становились  в  Польше  землевладельцами,  как  стал  им  Тека  в   Венгрии;
сообщается,  например, о  целой деревне  еврейских  крестьян,  работавших на
собственной  земле под Вроцлавом до  1203  г.  (12; III; 219), первоначально
крестьян-хазар было, наверное, больше, как на то указывают древние хазарские
топонимы.
     Ярким  примером  того, как  могли  появляться такие деревни, служат уже
упоминавшиеся караимские записи: в них говорится, как  князь Витольд поселил
группу  военнопленных-караимов в "Красне",  дав им  дома,  сады  и  поля  на
расстоянии в полторы  мили. ("Красну" пытаются идентифицировать  с маленьким
еврейским городком Красная в Подолье) (94; гл. VII).
     Однако  будущее  еврейской  общины было не в  земледелии.  Причин  тому
немало. Становление феодализма в XIV в постепенно превратило крестьян Польши
в крепостных, которым запрещалось покидать свои деревни и вообще помышлять о
свободе  передвижения. В  то  же  время под  совместным  давлением церковной
иерархии и феодалов-землевладельцев в 1496 г. польский сейм запретил  евреям
приобретать  сельскохозяйственные  земли.  Но  процесс  отчуждения  от земли
начался, по всей видимости, гораздо  раньше. Помимо упомянутых специфических
причин -  религиозной  дискриминации  в  сочетании с закрепощением свободных
крестьян  -  превращение преимущественно  земледельческого  народа  хазар  в
городское  население  было явлением, знакомым  по истории  всех миграционных
процессов.  Сталкиваясь  с  новыми  климатическими  условиями   и   методами
земледелия, с  одной  стороны  и  видя,  с  другой,  неожиданные возможности
улучшить  свою жизнь,  обеспечиваемые городской цивилизацией,  иммигранты за
несколько поколений полностью  меняют  сферу  занятости. Потомки крестьян из
итальянской Абруцци становились в  Новом Свете официантами и открывали  свои
ресторанчики, а  внуки польских крестьян  служат полицейскими,  инженерами и
психоаналитиками*.

     *   Противоположный  процесс   -  переход  колонистов   к  возделыванию
девственных земель -  наблюдается при миграции из более развитых областей  в
менее развитые.

     Однако превращение хазарского еврейства в польское не привело к резкому
разрыву  с  прошлым и  к  утрате своей  идентичности.  То  был  постепенный,
органичный процесс  перемен, при  котором  - как убедительно  показал  А. Н.
Поляк  -  в  новой стране  сохранились  некоторые жизненно  важные  традиции
хазарской общественной жизни. Произошло это благодаря появлению общественной
структуры  или образа  жизни,  который не имеет  аналогов в других  областях
Диаспоры, - еврейского городка,  "айара" по-древнееврейски, "штетл" на идиш,
"местечко" по-польски.  Все это уменьшительно-пренебрежительные обозначения,
которые, впрочем, не обязательно подразумевают малые размеры (некоторые были
достаточно   велики),   а,   скорее,   ограниченность   прав  муниципального
самоуправления.
     "Местечко" не  следует путать  с  гетто. Последнее  представляло  собой
улицу  или  квартал,  где  евреи были вынуждены тесниться, не  расселяясь по
остальному  городу, среди  иноверцев.  Со второй  половины  XVI в.  в  таких
условиях евреи  проживали  повсюду  в  христианском  и  почти  повсюду  -  в
мусульманском  мире.  Гетто  окружали стены,  ворота в которых запирались на
ночь.  Внутри  гетто  у  людей  развивалась  клаустрофобия и  ограниченность
мышления,  зато в неспокойные времена  стены обеспечивали кое-какую  защиту.
Из-за  ограниченности  площади  дома  росли  вверх,  постоянная  скученность
порождала антисанитарию. Людям, жившим в таких условиях, требовалась большая
духовная сила, чтобы сохранить самоуважение. Удавалось это не всем.
     Местечко  было совсем  другим типом поселения, существовавшим,  как уже
говорилось,  только в  польско-литовской  Речи  Посполитой, и больше нигде в
мире.  Оно  представляло собой изолированный  городок  с  исключительно  или
преимущественно еврейским  населением. Зародилось "местечко", видимо,  еще в
XIII  в.,  поэтому  его  можно считать недостающим  звеном  между  рыночными
городами Хазарии и еврейскими поселениями Польши.
     Экономические и социальные функции этих наполовину сельских, наполовину
городских агломераций были, видимо, одинаковыми в обеих  странах. В Хазарии,
как впоследствии в Польше, они представляли  собой систему торговых факторий
или  рыночных центров, обеспечивавших  контакт между большими городами  с их
нуждами и  селом.  Там  регулярно  проводились  ярмарки,  где  продавался  и
обменивался мелкий  и  крупный рогатый скот,  а  также городская  продукция,
одновременно там  трудились  и  торговали своими изделиями колесные мастера,
бондари,  кузнецы,  серебряных  дел  мастера,  портные,   кошерные  мясники,
мельники,   хлебопеки,  торговцы   свечами.   Здесь  же  находились  писари,
обслуживавшие   неграмотных,   синагоги   для   верующих,   гостиницы    для
путешественников, хедер  -  "комната"  на  древнееврейском,  то  есть школа.
Добавьте  к  этому  бродячих рассказчиков  и  певцов  (некоторые имена, как,
например, Велвел Збарзер, сохранились  в истории)*, бродивших  от местечка к
местечку  в  Польше,  а до того,  несомненно,  и  в Хазарии,  если судить по
здравствующим до сих пор на Востоке бродячим рассказчикам.

     * Enc. Brit., издание 1973, статья "Еврейская литература".

     Некоторые виды деятельности  вообще стали в Польше чисто еврейскими.  К
ним относилась торговля лесом, в  связи с  чем вспоминается, что дерево было
главным  строительным материалом и важной  статьей экспорта в Хазарии, то же
самое можно сказать о транспорте. "Густая сеть местечек, - пишет А. Н. Поляк
(94;  гл.  III),  - позволяла целое столетие распространять изделия по  всей
стране  на превосходных еврейских  конных бричках.  Доминирование этого вида
транспорта,  особенно  на востоке  страны,  было  настолько  очевидным,  что
еврейское обозначение  повозки, "ба-ал агалах", перешло в  русский язык  как
"балагол".  Занятие  это пришло  в  упадок только  с  появлением  во  второй
половине XIX в. железных дорог".
     Такая  специализация не  могла, конечно, развиться  в  замкнутых  гетто
западного еврейства и носит  несомненные хазарские черты. Жители гетто  были
сугубо  оседлыми  людьми,  тогда как  хазары,  как  все  полукочевые народы,
использовали повозки, запряженные лошадьми или быками, для перевозки палаток
и скарба, включая царские шатры размером с цирк-шапито, где помещались сотни
людей.  У этих людей  была  смекалка,  позволявшая  осваивать  самые трудные
дороги новой страны.
     Другим   специфически  еврейским  занятием  было  содержание  постоялых
дворов, мельничное дело и меховая торговля  - ничего  этого в гетто Западной
Европы не было.
     Такова, в общих чертах, структура еврейского местечка в Польше. Кое-что
в этом же роде можно встретить в любом старом рыночном городке любой страны,
но есть и более тонкие совпадения с тем, что мы знаем  - хотя знаем мы мало,
- о городской жизни в Хазарии, послужившей, видимо, прототипом для польского
местечка.
     К этим специфическим свойствам следует  добавить  сходство с  пагодами,
отличающее старейшие из  сохранившихся в местечках деревянных синагог ХV-ХVI
вв.,  совершенно  чуждое  и  местной  архитектуре,  и  стилю  строительства,
перенятому  евреями  Запада  и  затем воспроизведенному  в  польских  гетто.
Внутреннее  убранство  старейших  синагог  в  местечках  тоже  очень  сильно
отличается от стиля, сложившегося в  гетто Запада, стены местечковых синагог
были  покрыты арабесками  и  изображениями  зверей,  вызывающими в  памяти и
персидское влияние, ощущающееся в  венгерско-хазарских изделиях  (I;  13), и
декоративный стиль,  принесенный в Польшу армянскими  иммигрантами  (94; гл.
III).
     Традиционная  одежда  польских  евреев  тоже имеет безусловно восточное
происхождение. Типичный длинный шелковый кафтан имитирует, наверное, одеяние
польского шляхтича, которое, в свою очередь, скопировано с наряда монголов в
период Золотой Орды - мода путешествует, игнорируя политические  границы, но
известно, что кафтаны носили задолго до этого  степные  кочевники. Тюбетейку
(ермолку) носят  по сей день ортодоксальные евреи,  а  также узбеки и другие
тюркские  народы Средней  Азии. Поверх  ермолки мужчины надевали штримель  -
особую круглую шапку с лисьим  мехом, скопированную хазарами у казаков - или
наоборот. Как уже говорилось, торговля лисьим и собольим мехом, процветавшая
в  Хазарии,  превратилась в Польше в настоящую еврейскую  монополию. Женщины
носили до середины XIX в высокий белый тюрбан - точную копию головного убора
казашек  и туркменских  женщин (94; гл. III).  (Ныне ортодоксальные  еврейки
вместо тюрбана вынуждены  носить  парики из собственных  волос,  которые они
сбривают при замужестве.)
     В этом  контексте  стоит упомянуть - но уже  с меньшей  уверенностью  -
странную   приверженность  польских   евреев  к   фаршированной   рыбе,  это
национальное блюдо было перенято  у них  поляками. Есть  даже поговорка "Без
рыбы  нет субботы". Не дальний ли это  отголосок жизни  на Каспии, где  рыба
служила главной пищей?

     Жизнь  местечка  описывается  в  еврейской  литературе  и  фольклоре  с
романтической ностальгией. В  современном исследовании местечковых  традиций
(126; 41) можно прочесть о веселом праздновании Субботы:
     "Где бы человек ни оказался, он постарается вовремя добраться  до дому,
чтобы встретить Субботу со своей семьей. Коробейник,  переходящий из деревни
в деревню,  бродячий  портной, сапожник - любой из  сил выбьется, но попадет
домой в пятницу вечером до заката.
     А на улицах местечка тем временем  раздаются  крики шаммеса: "Евреи,  в
баню!"  Шаммес служит  в  синагоге,  это  что-то  среднее  между  дьячком  и
сторожем. Он обращается к евреям не только от своего имени, ибо напоминает о
соблюдении заповеди".
     Выразительнее  всего  изображена  местечковая жизнь - сюрреалистическая
смесь фактов и фантазий - на картинах и литографиях Марка Шагала, на которых
библейские символы соседствуют с бородатым возчиком, размахивающим кнутом, и
с задумчивым раввином в кафтане и ермолке.

     То    было    странное    существование,   предопределенное    странным
происхождением. Некоторые наиболее старые  городки были, вероятно,  основаны
военнопленными - как Троки, заложенный караимами, -  поселенными польской  и
литовской знатью  на пустующих землях.  Однако большая часть этих  поселений
появилась в результате массовой миграции с "Дикого Поля",  превращавшегося в
пустыню. "После  монгольского завоевания, - пишет Поляк, -  когда переносили
на запад свои деревни славяне, с ними  перемещались  и  хазарские  местечки"
(94; гл. III). Пионерами  новых поселений  были, наверное, богатые хазарские
торговцы,  постоянно  пересекавшие  Польшу  по наезженным  торговым  путям в
направлении Венгрии.  "Мадьярская и кабарская миграция  в  Венгрию проложила
дорогу для  селившихся  в Польше хазар: она  превратила  Польшу в транзитную
зону  между двумя  странами с еврейскими  общинами" (94;  гл. VII).  Поэтому
купцы-путешественники   были  знакомы  с   условиями  в   областях  будущего
расселения   и  имели  возможность  установить  связь   с  землевладельцами,
заинтересованными  в поселенцах. "Землевладелец заключал соглашение с такими
богатыми  и  уважаемыми   евреями  (вспомним  Авраама  Проковника),  которые
изъявляли  готовность  поселиться  в  его имении и привести  с  собой  новых
поселенцев. А те, как правило, выбирали людей из своих родных мест" (94; гл.
III).   Среди   колонистов  были   земледельцы   и  ремесленники,  способные
образовывать   автономные   сообщества.  Так  хазарский   населенный  пункт,
перенесенный  в  Польшу,  стал местечком.  Земледелие  постепенно,  по  мере
привыкания к новым условиям, предавалось забвению.
     Таким  образом, ядро современного еврейства следовало старому  рецепту:
стремись к новым горизонтам, но не отрывайся от своих.

        "VI"

        "ОТКУДА?"

        "1"

     Из  нашего  исследования  вытекают  два  основных  факта:  исчезновение
хазарского   народа   из  региона,   бывшего  его  историческим  ареалом,  и
одновременное  появление  в соседней  области, на северо-западе, крупнейшего
сосредоточения евреев  со времени начала Диаспоры. Эти два факта находятся в
тесной  взаимосвязи, поэтому  историки согласны, что  иммиграция  из Хазарии
способствовала, видимо, росту польского еврейства - вывод, в пользу которого
говорят свидетельства  из  предшествующих  глав. Однако  есть разногласия по
поводу  масштаба  этого влияния: объема хазарской иммиграции  в  сравнении с
притоком  западных евреев  и их  удельного веса в  образовании  современного
еврейства.
     Иными словами, тот факт, что хазары в немалых количествах  эмигрировали
в Польшу, сомнений  не  вызывает;  вопрос в  том, приходился  ли  на их долю
основной процент  новых поселенцев,  или они образовали всего лишь их  ядро.
Чтобы  получить  ответ  на  этот вопрос, мы  должны  разобраться  с  объемом
иммиграции "настоящих евреев" с Запада.

        "2"

     К концу первого тысячелетия  н.э.  больше всего евреев  Западной Европы
жило во Франции и в Рейнской области*. Некоторые  их сообщества возникли еще
в эпоху Римской  империи, потому что в период между разрушением Иерусалима и
упадком  Рима  евреи  поселились  во   многих  крупнейших  городах  под  его
владычеством; впоследствии к ним примкнули  иммигранты из Италии и  Северной
Африки.  Начиная  с IX  в.  наличие еврейских  общин зафиксировано  по  всей
Франции, от Нормандии до Прованса и Средиземноморья.
     Одна   группа   даже  переправилась   через   Ла-Манш,   последовав  за
вторгнувшимися  в  Англию  норманнами,  видимо,  по  приглашению  Вильгельма
Завоевателя (согласно 121; см. в 12; IV; 277),  нуждавшегося в их капитале и
предприимчивости**. Их историю обобщает Барон:

     * Не считая испанских евреев, которые представляли особую категорию, не
участвовавшую в миграционных процессах, о которых мы говорим.
     ** Согласно классическому исследованию  Джозефа Якобса "Евреи в  Англии
при  Анжуйской  династии",   опиравшегося  на  еврейские  фамилии  и  другие
документы. (12; IV; 77)

     "Впоследствии  они превратились в класс "королевских ростовщиков", чьей
главной   функцией  было   предоставление   кредитов  для   политических   и
экономических  целей.  Скопив большие богатства благодаря  взиманию высокого
процента, эти ростовщики были вынуждены предоставлять их в том или ином виде
королевской казне.  Длительное  благосостояние  многих  еврейских  семейств,
роскошь их жилищ  и одеяний, их  влияние на судьбы общества заставляли  даже
проницательных  наблюдателей  закрывать  глаза  на  опасности,  кроющиеся  в
растущем недовольстве должников всех сословий и в усугубляющейся зависимости
евреев   от  протекции   их  коронованных  господ...  Недовольное  ворчание,
вылившееся во вспышки насилия в 1189-1190 гг., предвещало  трагический финал
-  изгнание  1290  г.  Головокружительный  взлет  и еще  более стремительное
падение английского еврейства всего  за два с четвертью  столетия (1066-1290
гг.) контрастно высветили фундаментальные факторы, определившие судьбу всего
западного еврейства  в критически важной первой половине второго тысячелетия
нашей эры" (12; IV; 75-76).
     Пример  Англии  показателен, потому что,  в отличие от  ранней  истории
еврейских   общин  на  европейском  континенте,  прекрасно   документирован.
Основной  урок,  который  можно  из  него   извлечь,  состоит  в   том,  что
социально-экономическое влияние евреев  было несообразно велико, учитывая их
скромное  количество.  Перед изгнанием евре