Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
Матф. 14: "И проповедано будет сие Евангелие Царствия по веси
вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец".
"9"
Примерно тогда же, когда Друтмар записал то, то что знал понаслышке об
иудеях-хазарах, один знаменитый христианский миссионер пытался по поручению
византийского императора обратить их в христианство. Это был сам святой
Кирилл, "апостол славян", которому приписывают изобретение славянского
алфавита - кириллицы. Ему и его старшему брату святому Мефодию император
Михаил III доверил по совету патриарха Фотия (видимо, человека хазарского
происхождения, ибо известно, что однажды император обозвал его в гневе
"хазарской мордой") эту и другие прозелитские миссии.
Миссионерские усилия Кирилла, увенчавшиеся успехом среди славянских
народов Восточной Европы, у хазар пропали даром. Он достиг их земель через
крымский Херсон, где, как считается, провел полгода, изучая еврейский язык,
готовясь к миссии; затем добрался "хазарским путем" - через волок между
Доном и Волгой - до Итиля, а оттуда отправился по берегу Каспийского моря
(точно не говорится, куда именно) на встречу с каганом. Последовали обычные
теологические диспуты, мало подействовавшие на хазарских иудеев [61]. Даже
льстивое "Житие Константина" (в крещении Кирилла) признает всего лишь, что
Кирилл произвел на кагана хорошее впечатление, добился крещения нескольких
человек и освобождения двухсот пленных христиан, отпущенных каганом в
качестве жеста доброй воли. Это было наименьшее, что тот мог сделать для
императорского посланца, добиравшегося до него с такими трудами.
Дополнительный свет проливают на эти события знатоки славянской
филологии. Традиция приписывает Кириллу изобретение не только кириллицы, но
и глаголического алфавита, который, по утверждению Барона, "использовался до
XVII в. в Хорватии. Из еврейского алфавита он заимствовал не менее
одиннадцати букв, отчасти представляющих славянские звуки, что давно
признано" (Это буквы А Б В Г Е К П Р С Ш Т) [62]. Так получает еще одно
подтверждение гипотеза о влиянии еврейского алфавита на распространение
грамотности среди соседей хазар.
"III"
"УПАДОК"
"1"
Как пишет Д.Синор (110), "во второй половине VIII в. хазарская империя
достигла зенита славы". Речь идет о промежутке времени между обращением
Булана в иудаизм и религиозной реформой при Обадии. Из этого не следует, что
хазары были обязаны своим успехом иудейской религии. Дело обстояло, скорее,
наоборот: они могли позволить себе стать иудеями, потому что были сильны в
экономическом и в военном отношении.
Живым символом их могущества был император Лев Хазар, правивший в
Византии в 775-780 гг., прозванный так по матери, хазарской принцессе Чичак,
создательнице новой придворной моды. Как мы помним, ее замужество состоялось
вскоре после крупной победы хазар над мусульманами в битве при Ардебиле,
упомянутой в письме Иосифа и в других источниках. Как замечает Данлоп, "эти
два события, скорее всего, не связаны одно с другим" (37; 177).
Однако в обстановке шпионажа и интриг, свойственных тому периоду,
династические браки и помолвки могли представлять опасность. Они то и дело
оказывались причинами или предлогами для войн. Начало этой тенденции положил
еще Аттила, прежний владыка хазар. По преданию в 450 г. Аттила получил
послание, а также обручальное кольцо от Гонории, сестры западно-римского
императора Валентиниана III. Сия романтичная и одновременно властолюбивая
особа умоляла вождя гуннов спасти ее от судьбы, лучше которой даже смерть, -
насильственного брака с престарелым сенатором - и в подтверждение мольбы
прислала кольцо. Аттила не замедлил объявить ее своей невестой и потребовать
в качестве приданого половину Империи; Валентиниан отказался, и тогда Аттила
вторгся в Галлию.
В хазарской истории отмечено несколько вариаций этой
квазиархитипической истории. Мы помним, как разгневан был царь булгар
насильственным увозом его дочери и что именно этот инцидент вынудил его
обратиться к халифу с просьбой построить ему крепость - форпост для
противостояния хазарам. Если верить арабским источникам, похожие инциденты
(хоть и с другими подробностями) привели в конце VIII века, после
продолжительного периода мира, к возникновению новых хазарско-мусульманских
войн.
Ат-Табари пишет, что в 798 г.* халиф приказал наместнику Армении
укрепить границу с хазарами женитьбой на дочери кагана. Наместник этот
происходил из могущественного рода Бармесидов (в памяти возникает принц из
"Тысячи и одной ночи", пригласивший нищего на пир, где на столе красовались
одни богатые крышки, а под ними было пусто...). Бармесид согласился, и к
нему доставили хазарскую принцессу вместе со свитой и роскошной кавалькадой
(см. I, 10). Однако она умерла при родах, новорожденный тоже не выжил; ее
придворные, вернувшись в Хазарию, нашептали кагану, что ее отравили. Каган
тут же вторгся в Армению и захватил (согласно двум арабским источникам) (37;
181) 50 тысяч пленных. Халифу пришлось выпустить из тюрем тысячи
преступников и вооружить их, чтобы противостоять хазарскому нападению.
* Дата, возможно, неточная.
В арабских источниках можно прочесть по крайней мере еще об одном
случае неудавшегося династического брака, за которым последовало вторжение
хазар; вдобавок "Грузинская хроника" содержит мрачную историю, тоже
достойную того, чтобы фигурировать в этом списке: о принцессе из царского
рода, избежавшей яда, но все равно покончившей с собой, чтобы не оказаться
на ложе у кагана. Подробности и даты здесь, как всегда, сомнительны ([80; 5;
416] [37; 42 прим.] [21; 408]), как и истинные причины военных кампаний.
Однако настойчивое повторение в хрониках сюжета о принцессах в роли
обменного товара и отравленных царицах свидетельствует, что эта тема сильно
повлияла как на народное воображение, так и на политические события.
"2"
С начала IX века о хазарско-арабских войнах больше ничего не слышно.
Видимо, несколько десятилетий хазары наслаждались миром - во всяком случае,
хроники о них почти не упоминают, а в истории отсутствие новостей - очень
отрадная новость. На южных границах страны установился мир, отношения с
халифатом регулировались негласным пактом о ненападении, не говоря об
отношениях с Византией - определенно дружественных.
Тем не менее, в середине этого относительно идиллического периода
произошел зловещий эпизод, ставший предзнаменованием новых опасностей.
Примерно в 833 г. хазарский каган и бек направили к императору Восточной
Римской Империи Феофилу посольство с просьбой прислать опытных архитекторов
и мастеров для строительства крепости в излучине Дона. Император с
готовностью откликнулся на просьбу и направил в Черное море флот, который,
миновав Азовское море, достиг устья Дона и той стратегической точки, где
предстояло вырасти крепости. Так родился Саркел - знаменитая крепость и
район бесценных археологических находок, давших ключи к хазарской истории
(пока место раскопок не затопило Цимлянское водохранилище, связанное с
каналом Волга-Дон). Константин Багрянородный, подробно описывающий это
событие, указывает, что в тех местах не было камня, поэтому Саркел возвели
из кирпича, обожженного в специально построенных печах. Он обходит молчанием
тот любопытный факт (открытый советскими археологами, когда участок еще
оставался доступным для раскопок), что в распоряжении строителей были также
мраморные колонны византийского происхождения (датированные VI веком) и
извлеченные, наверное, из каких-то византийских развалин. Показательный
пример имперской бережливости! (13; 27 и далее)
Потенциальным противником, для отражения которого византийцы и хазары
возводили свою внушительную крепость, были могущественные и внушающие страх
новые фигуры на мировой сцене, которых на Западе звали викингами или
скандинавами, а на Востоке - росами или русами [63].
За два века до этого воинственные арабы взяли цивилизованный мир в
гигантские клещи: левый фланг армады устремился через Пиренеи, правый через
Кавказ. Теперь, в век викингов, история сотворила нечто вроде зеркального
отражения давних процессов. Взрыв, двинувший мусульман в завоевательные
походы, произошел на крайнем юге известного тогда мира, в Аравийской
пустыне. Викинги устремились в свои набеги с крайнего Севера, из
Скандинавии. Арабы продвигались на север по суше, скандинавы плыли на юг по
морям и рекам. Арабы вели, по крайней мере так они полагали, Священную
войну, а викинги занимались заурядным пиратством и грабежом, однако с точки
зрения жертв одних и других результаты оказались примерно одинаковыми. Ни в
том, ни в другом случае историкам никак не удается предоставить убедительные
объяснения экономических, экологических или идеологических причин, буквально
в мановение ока превративших спокойные на первый взгляд регионы - Аравию и
Скандинавию - в вулканы бьющей через край жизненной энергии и бесстрашия.
Силы обоих извержений хватило всего на два века, однако этого оказалось
достаточно, чтобы навсегда оставить след в судьбах мира. Оба потока
эволюционировали за отведенные им судьбой двухвековые отрезки от варварства
и тяги все крушить к замечательным достижениям культуры.
Примерно в то самое время, когда хазары и византийцы совместно строили
Саркел, предвидя нападение викингов на востоке, западная ветвь последних уже
освоила все главные водные пути Европы и завоевала половину Ирландии. За
следующие десятилетия они завершили колонизацию Ирландии, захватили
Нормандию, успели несколько раз разграбить Париж, нападали на Германию,
дельту Роны, появлялись в Генуэзском заливе, обогнули Иберийский полуостров
и атаковали Константинополь со Средиземного моря и через Дарданеллы -
одновременно с нападением русов, спустившихся по Днепру и пересекших Черное
море. Как писал Тойнби (114, 547), "в IX веке, когда росы посягнули на хазар
и на Восточно-Римскую империю, скандинавы промышляли нападениями, захватами
и колонизацией по широкой дуге, концы которой упирались на юго-западе... в
Северную Америку, а на юго-востоке в... Каспийское море".
Неудивительно, что в литаниях Запада появилась особая молитва: A furure
Normannorum libera nos Domine ("Избави нас, Боже, от злодеев-норманнов").
Неудивительно также, что Константинополю понадобились союзники-хазары в роли
щита, защищающего от драконов, вырезанных на носах кораблей викингов,
подобно тому, как они же понадобились двумя веками ранее, чтобы отразить
нашествие под зелеными знаменами Пророка. Теперь, как и тогда, хазары были
обречены принять на себя острие атаки и увидеть разрушение своей столицы.
Не только Византия имела основания испытывать благодарность к хазарам,
не позволявшим флотилиям викингов спускаться с севера, по великим водным
путям. Теперь становится понятнее загадочное место в письме Иосифа Хасдаю,
написанном веком позже: "Я живу у входа в реку [Итиль - Волгу] и не пускаю
русов, прибывающих на кораблях, проникать к ним [т.е. в земли арабов на
побережье Каспия]. "Точно так же я не пускаю всех врагов их, приходящих
сухим путем, проникать в их страну". Я веду с ними упорную войну".
"3"
Ту ветвь викингов, которых византийцы звали "росами", арабские хронисты
окрестили "варягами". Наиболее вероятное происхождение слова "рос", по
Тойнби, - "от шведского слова "rodher", что означает "весло, гребля" (114;
446 см. прим.) [64]. Под названием "варяги" у арабов и в древнерусской
"Повести временных лет" фигурируют скандинавы, Балтийское море именовалось у
них "Варяжским" ([114; 446] [21; 422 прим.]). Данная ветвь викингов
происходила из восточной Швеции, тогда как Западная Европа стонала от
набегов норвежцев и датчан, однако действовали все они по единому принципу.
Набеги были сезонными, с опорных пунктов на стратегически расположенных
островах, служивших цитаделями, складами оружия и базами снабжения для
нападений на материк. Там, где этому способствовали условия, хищнические
налеты и торговля по принципу "отдай" уступали место более-менее постоянным
поселениям и смешению с покоренным местным населением. Проникновение
викингов в Ирландию началось с захвата острова Рехру (Ламсбэй) в Дублинском
заливе; Англия была завоевана с острова Тенет; проникновение на европейский
континент началось с овладения островами Волкерен (у голландского побережья)
и Нуармутье (в устье Луары).
На восточном краю Европы скандинавы действовали примерно так же.
Преодолев Балтийское море и Финский залив, они отправились вверх по реке
Волхов, к озеру Ильмень, где нашли подходящий остров - Холмгард из
исландских саг. На нем выросло их поселение, потом превратившееся в город
Новгород [65]. Оттуда они предпринимали разбойничьи экспедиции в южном
направлении: по Волге к Каспийскому морю, по Днепру в Черное море.
Первый из этих маршрутов лежал через территории воинственных булгар и
хазар, второй - по землям различных славянских племен, заселявших
северо-западную окраину Хазарской империи и плативших дань кагану: в районе
теперешнего Киева жили поляне, к югу от Москвы - вятичи, к востоку от Днепра
- радимичи, на реке Десне - северяне и т.д.* Славяне, развившие более
совершенные методы земледелия, были более мирными, чем их "тюркские" соседи
на Волге и, выражаясь словами Бьюри, стали "естественными жертвами"
скандинавских разбойников. Недаром те предпочли Волге и Дону Днепр, невзирая
на его опасные пороги. Именно Днепр стал "Великим водным путем" -
"Austrvegr" ("Восточный путь") скандинавских саг - из Балтийского моря в
Черное, а значит, в Константинополь. Они даже дали скандинавские названия
семи главным порогам, дублирующие славянские, Константин Багрянородный
добросовестно приводит обе версии - например, "Варуфорос" (древнеисландское
barufors и "Вольный" по-славянски) [66].
* Константин Багрянородный и автор "Повести временных лет" более-менее
согласны в вопросах названий этих племен, территории их расселения и
подчинения хазарам.
Варяги-русы были, видимо, наделены сочетанием качеств, уникальным среди
всей братии викингов: пираты и грабители, они были одновременно образцовыми
торговцами, хоть и вели торговлю только по собственным правилам, насаждая их
мечом и боевым топором. В меновой торговле меняли меха, мечи и янтарь на
золото, однако наибольший интерес для них представляли рабы. Арабский
хронист той эпохи писал:
"На этом острове [Новгород] людей 100000, и они постоянно нападают на
славян на своих лодках, хватают славян, превращают их в своих рабов и везут
к хазарам и болгарам на продажу [вспоминаются невольничий рынок в Итиле,
описанный Масуди]. Землю они не обрабатывают, не сеют, а живут ограблением
славян. Когда у них рождается ребенок, они кладут перед ним обнаженный меч,
и отец говорит: "Нет у меня ни золота, ни серебра, ни богатства, которое я
мог бы тебе передать; вот твое наследство, оно обеспечит тебе достаток"
[67].
Современный историк Макэвиди делает изящное обобщение:
"Деятельность викингов-варягов, развертывавшаяся от Исландии до границ
Туркестана и от Константинополя до Полярного круга, отличалась невероятной
активностью и дерзостью, жаль, что столько усилий было израсходовано на
разбой. Герои-северяне не опускались до торговли, если им удавалось
захватить желаемое силой; они предпочитали запятнанное кровью золото
стабильному коммерческому доходу" (79, 58).
Итак, флотилии русов, устремлявшиеся на юг в летний сезон, были
одновременно торговыми караванами и военными армадами; обе роли существовали
неразрывно, так что никогда нельзя было определить, когда купцы превратятся
в воинов. Флотилии были колоссальные. Ал-Масуди рассказывает об армаде
русов, пришедшей в Каспий из Волги (в 912-913 гг.), в составе "около 500
судов, с сотней людей на каждом". Из этих 50 тысяч, по его словам, 35 тысяч
погибли в бою*. Возможно, Масуди преувеличивает, но несильно. Даже только
начав совершать свои подвиги (примерно в 860 г.), русы пересекли Черное море
и устроили блокаду Константинополя флотом примерно из 200-230 кораблей.
* См ниже, глава IV, 1.
Учитывая непредсказуемость и легендарное вероломство этих непобедимых
завоевателей, византийцы и хазары были вынуждены принимать решение, что
называется, на ходу. На протяжении полутора столетий после возведения
крепости с русами то вели непримиримые войны, то заключали торговые
соглашения и обменивались посольствами. Очень медленно, постепенно северяне
брались за ум, строили постоянные поселения, "ославянивались", смешиваясь со
своими подданными и вассалами, и в итоге перешли в византийскую веру. К
этому времени - концу Х века - "русы" стали называться "русскими" . Первые
князья и знать русов еще носили скандинавские имена, хоть и "ославяненные".
Hrorekr стал Рюриком, Helgi Олегом, Helga Ольгой и т.п. Торговый договор,
подписанный Византией с князем Игорем в 945 г., содержит список имен
пятидесяти его спутников, из которых только три славянские, остальные
скандинавские (114; 446). Однако сын Ингвара и Хельги получил славянское имя
Святослав, после чего процесс ассимиляции набрал темп, варяги постепенно
утратили идентичность обособленной группы, и скандинавская традиция навсегда
исчезла из русской истории.
Нелегко представить себе этих странных людей, казавшихся грубыми и
жестокими даже в ту варварскую эпоху. Хроники дают необъективную картину,
ведь их составляли представители народов, страдавших от пришельцев с Севера;
с позиций самих этих пришельцев история так и не была рассказана, потому что
подъем скандинавской литературы произошел уже после эпохи викингов, когда их
подвиги вошли в легенды. И все же в ранних произведениях нашла отражение их
необузданная жажда сражений и особая ярость, которая их охватывала по таким
случаям, существовало даже специальное слово для этого состояния:
berserksgangr - "путь берсерка".
Их образ настолько сбивал с толку арабских хронистов, что те
противоречили не только друг другу, но и каждый - сам себе, уже через
несколько строк. Наш старый знакомый Ибн Фадлан испытывал непреодолимое
отвращение к неопрятности и непристойности русов, встреченных им на Волге, в
землях булгар. Вот что он пишет о них, прежде чем перейти к хазарам:
"Они грязнейшие из творений Аллаха, - "они не очищаются ни от
экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих
рук после еды, но они, как блуждающие ослы". [...] У них обязательно каждый
день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только
бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый
день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он
же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и
вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не
оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он
покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним,
и [тот] делает то же, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить
ее от од