сь". И крестил ее царь с  патриархом. Просветившись  же, она радовалась
душой и телом. И наставил ее патриарх в вере, и сказал  ей "Благословенна ты
в женах русских, так  как  возлюбила свет и  оставила тьму. Благословят тебя
русские потомки в  грядущих  поколениях  твоих внуков". И дал ей заповеди  о
церковном уставе и о молитве, и о посте, и о милостыне, и  о соблюдении тела
в  чистоте.  Она  же,  наклонив  голову, стояла,  внимая учению,  как  губка
напояемая.  [...] После  крещения призвал ее царь  и сказал  ей: "Хочу взять
тебя  в жены  себе". Она же  ответила: "Как ты хочешь взять меня,  когда сам
крестил меня  и назвал дочерью.  А у  христиан не разрешается  это, - ты сам
знаешь". И сказал ей царь: "Перехитрила ты меня, Ольга"" (102; 82) [96].
     Когда Ольга вернулась в  Киев,  "прислал к ней греческий царь послов со
словами: "Много даров я дал  тебе. Ты ведь говорила мне: когда де возвращусь
в Русь, много даров пришлю  тебе  - челядь, воск и меха и воинов в  помощь".
Отвечала Ольга через послов: "Если ты также постоишь у меня в Почайне, как я
в Суду, то  тогда дам тебе". И отпустила послов с этими словами". (102; 83 )
[97].
     Ольга-Хельга была,  наверное, настоящей амазонкой скандинавских кровей.
Как уже говорилось, она была вдовой князя Игоря, считающегося сыном Рюрика и
представленного в  "Повести временных лет"  жадным, безрассудным и  жестоким
правителем. В 941 г.  он напал  на византийцев с большим  флотом. С пленными
русы  поступили так:  "одних распинали, в других же,  расстанавливая  их как
мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди  в
макушки голов. Много  же и  святых  церквей предали  огню" (102; 72) [98]. В
конце концов они потерпели поражение от Византийского флота,  обрушившего на
них греческий огонь. "Феофан же встретил их  в ладьях с огнем и стал трубами
пускать  огонь на  ладьи русских. И было  видно  страшное чудо.  Русские  же
увидев пламень, бросались в воду  морскую, стремясь  спастись. И так остаток
их возвратился домой. И,  придя  в землю свою,  поведали - каждый своим  - о
происшедшем  и о ладейном  огне. "Будто  молнию небесную, - говорили они,  -
имеют у себя греки, и, пуская ее, пожгли нас, оттого и не одолели их"" [99]*
За  этим столкновением  с интервалом  в  четыре  года  последовал  очередной
договор о дружбе. Русы как  морской  народ были поражены  "греческим  огнем"
сильнее,  чем  другие  враги  Византии, и  "небесные  молнии"  стали сильным
аргументом в пользу греческой  церкви. Тем не менее,  готовность  к крещению
еще не наступила.

     *  Тойнби без колебаний называет  таинственное оружие греков "напалмом"
Это  был   химикат  неизвестного  состава,   возможно,  производное   нефти,
самовоспламенявшееся при контакте с водой и не смывавшееся ею [100].

     В 954 г., после убийства Игоря древлянами, славянским племенем, которое
он  обложил непосильной  данью,  Ольга  стала  киевской правительницей. Свое
правление она  начала с  мести  древлянам: сначала велела похоронить  заживо
послов древлян,  приехавших договариваться  о  мире, потом заперла в бане  и
спалила  заживо   делегацию  знатных  древлян,  последовали  новые  массовые
убийства, а  в  конце  концов был  спален дотла главный  город  древлян.  До
крещения кровожадность Ольги  была поистине ненасытной. Но став христианкой,
она,  как утверждает  все та  же русская  летопись,  была  "предвозвестницей
христианской земле, как денница перед  солнцем, как заря  перед  светом. Она
ведь сияла; как луна в ночи, так и она светилась среди язычников, как жемчуг
в грязи". Отсюда было уже  недалеко  до канонизации Ольги как  первой святой
русской православной церкви.

        "12"

     И  все-таки  несмотря  на шум,  поднявшийся из-за  крещения Ольги  и ее
государственного визита в Константинополь, последнее слово в бурном  диалоге
между греческой  церковью  и русами  еще  не  было  произнесено.  Сын  Ольги
Святослав   остался   язычником,  отказавшись   прислушаться  к  материнским
увещеваниям.  "Когда  Святослав  вырос и возмужал, стал  он  собирать  много
воинов храбрых. И легко ходил в походах, как  пардус, и много  воевал" (102,
84)  [101] - в  первую очередь, с  Хазарией и Византией. Только в 988  г., в
княжение его сына, Владимира Святого, правящая русская династия окончательно
перешла в вероисповедание греческой православной церкви - примерно тогда же,
когда  венгры,  поляки  и  скандинавы,  включая  жителей  далекой  Исландии,
оказались  в  лоне римской католической церкви. Начал оформляться длительный
религиозный  раскол  мира,  в  этом  контексте  иудеи-хазары превратились  в
анахронизм. Нарастающая близость  между Константинополем и Киевом,  невзирая
на все взлеты и  падения  в  их отношениях, постепенно свела на нет значение
Итиля,   присутствие   хазар  на  русско-византийских   торговых   путях   и
необходимость отдавать им десятую часть  от стоимости растущего товаропотока
стала обременительной и  для  византийской казны, и  для русских вооруженных
купцов.
     Симптоматичной для меняющегося отношения Византии к  прежним  союзникам
была  уступка  русским  Херсона.  Несколько  веков  византийцы  и  хазары то
воевали,  то  интриговали,  стремясь отстоять владение  этим важным крымским
портом,  но когда в 987 г. Владимир  занял Херсон, византийцы даже не  стали
протестовать.  Как  выразился Бьюри, "то  была не слишком  большая жертва на
алтарь  нерушимого мира  и  дружбы  с русским государством, набиравшим силу"
(21; 418).
     Возможно,  Херсоном и  стоило пожертвовать; но  пренебрежение союзом  с
хазарами, как доказало время, было проявлением близорукости.

        "IV"

        "КРУШЕНИЕ"

        "1"

     Рассказывая  о  русско-византийских  отношениях  в  IX-Х  вв.,  я  имел
возможность   пользоваться   двумя   подробными   источниками:    сочинением
Константина   Багрянородного  "Об  управлении   империей"  и   древнерусской
"Повестью временных лет". Но что касается русско-хазарского противостояния в
тот  же  период,  к  которому  мы теперь  обращаемся,  то  по  этому  поводу
сопоставимые   материалы   отсутствуют;   архивы  Итиля,  если   таковые   и
существовали,  утрачены, и чтобы разобраться в истории Хазарского каганата в
последнее столетие его  существования, нам  придется снова  довольствоваться
разрозненными  намеками, выуживаемыми  из  сочинений  арабских  хронистов  и
географов.
     Рассматриваемый период  длился  примерно  с 862  г., когда русы  заняли
Киев, и примерно  до 965 г., когда  Святослав разрушил Итиль.  После  утраты
Киева  и ухода венгров  за Карпаты  прежние  вассалы  Хазарии на  западе (не
считая  некоторых  районов  Крыма) вышли  из-под  контроля  кагана,  поэтому
киевский князь  мог свободно призвать славянские  племена в бассейне  Днепра
прекратить выплату дани хазарам (102; 84).
     Хазары, возможно, примирились бы с потерей ведущей роли на западе, если
бы не  усиливающееся  проникновение русов на восток, в  низовья  Волги  и на
берега Каспийского моря. Земли мусульман,  прилегающие с юга к  "Хазарскому"
морю, -  Азербайджан, Ширван, Табаристан  и другие -  были лакомой приманкой
для флотилий викингов, которые были не прочь и пограбить  их, и устроить там
фактории  для  торговли  с  исламским  халифатом.  Однако подступы  к Каспию
контролировались хазарами, чья столица  Итиль находилась  как раз  в  дельте
Волги,  так  же обстояло  дело  в  прошлом с подступами к Черному морю, пока
хазары удерживали Киев.  Контроль  выражался в  том,  что  русам приходилось
испрашивать разрешения  на проход каждой флотилии и платить десятипроцентный
таможенный сбор - ущемление и для гордости, и для кармана.
     Какое-то время сохранялось  хрупкое равновесие.  Караваны русов платили
положенную  мзду, выходили в Хазарское  море и вели  торговлю с  прибрежными
жителями. Но,  как мы уже видели, торговля  часто сменялась  грабежом. Между
864  и 884 гг.  (37, 238) отряд русов напал на порт Абескун  в  Табаристане.
Нападение  было  отбито, но  в  910  г.  русы вернулись, разграбили  город и
окрестности  и  увели  взятых   в  плен  мусульман,  чтобы  продать  их   на
невольничьих рынках. Хазарам это, видимо, создало большую проблему из-за  их
дружественных  отношений  с  халифатом и наличия  в  хазарской армии дружины
наемников-мусульман. Спустя  три  года,  в  913  г.  дошло  до  вооруженного
столкновения, закончившегося резней.
     Это  важное  событие, уже вкратце упоминавшееся  (глава III,  3),  было
подробно  описано  ал-Масуди, тогда как в  "Повести  временных  лет"  о  нем
умалчивается. Ал-Масуди повествует, как "после 300 года Хиджры  [912-913 гг.
н.э.] флот русов  из 500  судов,  с  сотней людей на каждом"  приблизился  к
хазарской территории:
     "Когда суда русов  доплыли  до  хазарских  войск, размещенных у входа в
пролив, они снеслись с хазарским  царем [прося разрешения]  пройти через его
землю, спуститься вниз по его реке, войти в реку (канал, на котором стоит их
столица?) и таким образом достичь Хазарского моря, [...] с условием, что они
отдадут ему половину добычи, захваченной у народов, живущих у этого моря. Он
разрешил им совершить это [беззаконие], и они вошли в пролив, достигли устья
реки [Дона]  и  стали подниматься  по  этому  рукаву, пока  не  добрались до
Хазарской реки  [Волги],  по которой  они спустились в город Атиль и, пройдя
мимо  него,  достигли устья, где река  впадает  в  Хазарское море,  а оттуда
[поплыли]  в город Амоль  (в Табаристане).  Названная река [Волга] велика  и
несет  много воды. Суда  русов разбрелись по  морю и совершили нападения  на
Гилян,  Дейлем,  Табаристан,  Абаскун,  стоящий  на  берегу  Джурджана,   на
нефтеносную  область  (Апшерон)  и  [на земли,  лежащие]  по  направлению  к
Азербайджану. [...]  Русы проливали кровь, делали что хотели с  женщинами  и
детьми и захватывали  имущество.  Они рассылали [отряды], которые грабили  и
жгли" [102].
     Не пощадили они даже  город  Ардабиль в  трех днях пути в  глубь  суши.
Когда  люди опомнились и взялись за оружие,  русы, верные своей классической
стратегии,  покинули  берег  и  укрылись  на островах  вблизи  Баку.  Сделав
приготовления,  местные  жители  поплыли  к ним на  своих лодках и  торговых
судах,  "но  русы  направились  к ним,  и  тысячи  мусульман  были  убиты  и
потоплены. Русы пробыли на этом море много месяцев. [...] Когда русы набрали
добычи  и им наскучили их приключения, они двинулись  к устью Хазарской реки
[Волги]  и снеслись с хазарским царем, которому послали денег  и добычи, как
это  было  договорено  между  ними. [...]  Ларисийцы [наемники-мусульмане  в
хазарском войске] и другие мусульмане царства [узнали] о том,  что натворили
[русы]  и  сказали  царю:  "Предоставь нам [расправиться]  с  этими  людьми,
"которые напали на наших мусульманских братьев,  пролили их кровь и полонили
женщин  и детей". Царь не мог им помешать, но послал предупредить русов, что
мусульмане решили воевать с ними.
     Мусульмане  собрали  войско и  спустились  вниз  по реке, ища встречи с
ними. Когда они оказались лицом к  лицу, русы оставили  свои суда. Мусульман
было 15 тысяч на  конях и в [полном] снаряжении, с ними  были и некоторые из
христиан,  живущих в городе Атиль. Битва между ними длилась три дня, и Аллах
даровал  победу  мусульманам.  Русы  были  преданы мечу, убиты  и  утоплены.
Спаслось из них  около 5 тысяч, которые на своих судах  пошли к той стороне,
которая ведет  к стране Буртас.  Они бросили свои суда и двинулись  по суше.
Некоторые из них были убиты буртасами; другие попали к булгарам-мусульманам,
которые [также]  поубивали их. Насколько можно было подсчитать,  число  тех,
кого  мусульмане убили на  берегу Хазарской реки, было  около 30  тысяч, и с
того времени русы не возобновляли того, что мы описали" [103].
     Так  повествует  о  провале  похода  русов  на  Каспий  в  912-913  гг.
ал-Масуди.   Разумеется,   он  пристрастен.  Хазарский  правитель  изображен
двоедушным   интриганом:   сначала   он   выступает   пассивным   сообщником
мародеров-русов,  потом   позволяет  своим  людям  напасть  на  них,  однако
предупреждает об  осаде, устроенной "мусульманами" под его же командованием.
"Мусульманами" ал-Масуди называет даже булгар, хотя Ибн Фадлан, побывавший у
них спустя десять  лет, считает, что им еще далеко до обращения. Однако даже
сквозь религиозную необъективность у ал-Масуди можно разглядеть дилемму, или
даже несколько дилемм, относящихся к  хазарскому  правлению. Возможно, беды,
постигшие  жителей  прибрежных  районов Каспия,  их  не очень опечалили:  те
времена  не располагали к сантиментам.  Но что,  если хищники-русы, завоевав
Киев  и Приднепровье, получат точку опоры на  Волге?  Кроме  того, очередной
рейд русов  на Каспий мог бы вызвать гнев халифа, который обрушился бы не на
самих  русов из-за  их  недосягаемости,  а на  неповинных  -  вернее,  почти
неповинных - хазар.
     Отношения  каганата с  халифатом  были  мирными,  но  мир  держался  на
волоске, как следует из рассказа Ибн Фадлана  об  очередном  инциденте. Рейд
русов, описанный ал-Масуди, имел место в 912-913 гг., а Ибн Фадлан побывал у
болгар в 921-922 гг. Вот что он пишет:
     "У мусульман в этом городе  [Итиле есть] соборная мечеть, в которой они
совершают молитву и присутствуют в ней в дни пятниц. При ней [есть]  высокий
минарет  и несколько муэззинов.  И вот, когда в 310  г. х. [922 г.] до  царя
хазар  дошла  [весть],  что мусульмане  разрушили синагогу, бывшую в усадьбе
ал-Бабунадж, он  приказал, чтобы  минарет был разрушен,  казнил  муэззинов и
сказал: "Если бы, право же, я не боялся, что  в странах ислама  не останется
ни одной неразрушенной синагоги, обязательно  разрушил бы [и]  мечеть""(127)
[104].
     Перед нами  свидетельство стратегии  взаимного  устрашения и  осознания
возможности  расширения  конфликта.  Кроме  того,  мы  еще  раз  видим,  что
хазарским правителям была небезразлична судьба евреев в других частях света.

        "2"

     Отчет  ал-Масуди о рейде  русов на Каспий  в  912-913 г.  заканчивается
словами: "Того, что мы  описали,  русы с этого года уже  не  повторяли".  По
горькому совпадению, слова эти были написаны в 943 г.,  как раз в год, когда
русы  снова  устремились на Каспий с  еще более крупным флотом, однако знать
того ал-Масуди не мог. После катастрофы 913 г. они  на протяжении 30 лет  не
наведывались в эти края, а теперь снова, видимо, почувствовали силу и решили
попробовать;  немаловажно, что  эта попытка совпала по времени (год-два не в
счет) с их походом  на  Византию под  водительством безрассудного Игоря, чье
войско пострадало от "греческого огня".
     Новое вторжение  оказалось успешнее: русы захватили плацдарм на Каспии,
заняли город Берду на реке Куре и продержались там целый год. Но потом среди
них стала  свирепствовать эпидемия,  а выживших  обратили в бегство. На этот
раз арабские источники не  упоминают хазарского участия ни  в грабежах, ни в
боях. Это упущение восполняет  каган  Иосиф, писавший спустя несколько лет в
своем письме Хасдаю: "Я живу у входа в реку [Итиль-Волгу] и не пускаю русов,
прибывающих на  кораблях, проникать к нам [т.е. в  земли арабов на побережье
Каспия]. Точно  так же я не  пускаю всех врагов их, приходящих  сухим путем,
проникать в их страну. Я веду с ними упорную войну*.

     * В так называемой  "пространной редакции"  Письма (см Приложение  III)
фигурирует еще одна фраза, с которой вольно обошлись переписчики: "Если бы я
их оставил [в покое],  они уничтожили бы всю страну  исмаильтян до Багдада".
Впрочем, русы продержались на Каспии не считанные часы, а целый год, поэтому
эти слова выглядят  пустой  похвальбой, но если  заглянуть  в будущее, то  к
словам кагана придется отнестись серьезнее...

     Независимо от того, участвовала ли на этот раз в  боях хазарская армия,
факт остается фактом: через несколько лет хазары решили закрыть русам проход
в "Хазарское море", так что после 943  г. о походах  русов  на Каспий больше
ничего не слышно.
     То  было  очень важное решение, принятое, судя по  всему, под  влиянием
мусульманского населения Хазарии, которое вовлекло каганат в "тяжелые войны"
с русами. Об этих войнах мы, правда,  ничего не  знаем, помимо слов Иосифа в
письме.  Возможно,  дело  ограничивалось стычками. Единственным  исключением
является  крупная кампания 965 г., упомянутая в  "Повести  временных лет"  и
приведшая к распаду хазарской империи.

        "3"

     Предводителем  похода  был киевский князь Святослав, сын Игоря и Ольги.
Выше мы уже отметили, что  он "легко ходил в  походах,  как пардус,  и много
воевал"  - фактически, большую  часть  своего княжения он  провел  в военных
походах. Несмотря на настойчивые уговоры матери, он отказывался от крещения,
"говоря:   "Как  мне  одному  принять  иную  веру?  А   дружина  моя  станет
насмехаться"" . В  "Повести временных лет"  сообщается также, что "в походах
он не возил за собою ни возов,  ни котлов, не варил мяса, но, тонко  нарезав
конину или зверину, или говядину  и, зажарив на углях, так  ел. Не имел он и
шатра, но спал, подостлав потник, с  седлом в головах. Такими же были  и все
прочие  его воины. И  посылал в иные земли  со словами "Хочу на  вас  идти""
(102;84) [105].
     Кампании против хазар  летописец посвящает несколько строк, прибегая  к
обычному для описания битв лаконичному стилю: "Пошел Святослав на Оку реку и
на  Волгу,  и встретил  вятичей, и  сказал  им:  "Кому дань  даете?" Они  же
ответили: "Хазарам -  по щелягу от  рала  даем".  Пошел Святослав  на хазар.
Услышав  же,  хазары  вышли навстречу во  главе  со  своим  князем Каганом и
сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар и город их Белую Вежу взял"
(102; 84) [106].
     Белой  Вежей  ("Белым  Замком")  славяне  называли  Саркел,  знаменитую
хазарскую крепость на Дону, однако знаменательно то, что о разрушении Итиля,
столицы  каганата,  в русской летописи  не упоминается. К  этой теме мы  еще
вернемся.
     В летописи сообщается далее, что Святослав "победил ясов и касогов"; на
следующий год он пошел на дунайских болгар, одолел их, но потерпел поражение
от византийцев. На  пути в  Киев был убит печенегами, те "взяли голову его и
сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него" (102; 90) [107].
     Ряд историков  рассматривают победу Святослава  как  конец Хазарии,  но
это,  как  мы  увидим, совершенно  неверно.  Разрушение  Саркела  в  965  г.
символизировало конец  Хазарской империи,  но  не  хазарского государства  -
точно так же, как конец Австро-Венгерской империи в  1918  г. не стал концом
Австрии  как  национального  государства.  Хазарский  контроль  над далекими
славянскими племенами, простиравшийся,  как  мы видели, до верховьев Днепра,
остался в  прошлом,  но сердце  Хазарии,  бившееся между  Кавказом, Волгой и
Доном, осталось нетронутым.  Подступы к Каспийскому морю  оставались закрыты
для русов, и об их попытках  снова  туда  прорваться более  ничего  не  было
слышно.  Тойнби верно  замечает,  что  "русам  удалось уничтожить  хазарскую
степную  империю,   но  единственной  хазарской   территорией,  которую  они
приобрели,  оказалась   Тмутаракань  на  Таманском  полуострове,  да  и  это
приобретение  было   эфемерным...   Лишь  в  середине   XVI  века  московиты
окончательно завоевали для  Руси все течение Волги, ...  вплоть до  места ее
впадения в Каспийское море" (14; 451).

        "4"

     После гибели Святослава  разразилась междоусобица - распря его сыновей,
в которой победил младший, Владимир. Он начал жизнь язычником, как его отец,
но,  подобно своей бабке Ольге, закончил кающимся грешником, крестился и был
впоследствии  канонизирован.  Однако  в  юности  Владимир,  будущий  святой,
действовал  так,  словно  знал девиз  святого  Августина:  "Боже, одари меня
добродетельностью,  но  не  сейчас".  В  "Повести  временных  лет"  об  этом