еми же  путями на  Волгу.  Если смотреть  в
телескоп не  с той  стороны,  то  невольно вспоминаешь  старую  песенку  про
благородного  герцога  Йоркского, командовавшего десятком  тысяч  людей и то
поднимавшегося  с ними на  холм,  то  снова  спускавшегося к  его  подножию.
Арабские источники  толкуют  (не  исключено, что  преувеличивая)  об  армиях
численностью в  100,  даже 300 тысяч человек, сражавшихся с обеих сторон,  а
это больше,  чем  войска,  решавшие примерно  в то же время  судьбы Европы в
битве при Пуатье.
     О  фанатизме и презрении к смерти, отличавших те войны,  говорят  такие
эпизоды, как самосожжение населения целого хазарского города, не пожелавшего
сдаваться,   отравление  источника   в   Баб-ал-Абваб   (Дербент)   арабским
полководцем  или  призыв,  из-за   которого   разгромленная  арабская  армия
приостановила  бегство и стала сражаться  до последнего воина. "В  волшебные
сады,  правоверные, а не  в геенну!" Каждому солдату-мусульманину, погибшему
на Священной войне, были обещаны услады рая.
     За эти 15 лет боев был период, когда хазары опустошили Грузию и Армению
и, наголову разгромив арабскую армию в битве при Ардебиле (730 г.), дошли до
Мосула  и Диярбакира, пройдя более полпути до Дамаска, столицы халифата.  Но
свежая  мусульманская армия положила  конец этому набегу, и хазарам пришлось
преодолеть  горы в  противоположном  направлении.  На следующий  год  Маслам
ибн-Абд-аль-Малик, самый знаменитый арабский полководец того времени, прежде
командовавший  осадой   Константинополя,   захватил  Беленджер  и  дошел  до
Самандара, другого крупного хазарского города дальше к  северу. Но  оставить
там постоянный гарнизон захватчикам опять не  удалось, поэтому их снова ждал
путь обратно  на юг через  Кавказские горы. Византийская  империя облегченно
вздохнула,  что приняло  форму  очередного  династического  брака - женитьбы
наследника   престола   на  хазарской  принцессе,  сыну  которой  предстояло
царствовать в Византии под именем Льва Хазара.
     Последняя   арабская  кампания,   направленная  против  хазар,  которую
возглавил будущий  халиф Мерван II,  закончилась  пирровой  победой.  Мерван
предложил хазарскому кагану  заключить союз, после чего неожиданно  напал на
союзника   с  двух  сторон.   Хазарская  армия,   не  сумев   оправиться  от
неожиданности, отступила к самой Волге. Каган был вынужден запросить мира, и
Мерван поступил  так, как было принято  поступать  с  побежденными странами:
потребовал  перехода  кагана  в Истинную веру.  Каган покорился,  однако его
переход в  ислам был, видимо,  мнимым -  во всяком случае,  ни  арабские, ни
византийские источники никаких  подробностей об  этом эпизоде не сообщают, в
отличие от долговременных последствий утверждения в качестве государственной
религии   иудаизма,    состоявшегося   спустя    несколько   лет.    Мерван,
удовлетворенный  достигнутым,   покинул   Хазарию  и   двинулся   обратно  в
Закавказье, не  оставив ни  гарнизона,  ни наместника, ни  административного
аппарата.  Вскоре он  предложил хазарам заключить  новый союз - на  сей  раз
против воинственных племен Юга.
     В действительности это мало походило  на торжество. Видимое великодушие
Мервана было,  скорее  всего, вызвано стечением обстоятельств - как и многое
другое в  этой запутанной истории. Видимо,  арабы осознали, что в отличие от
цивилизованных  персов,  армян  и  грузин   свирепые  варвары  с  Севера  не
подчинились бы ставленнику  мусульман и  его небольшому гарнизону. У Мервана
был на счету каждый воин, ибо приходилось подавлять крупные бунты в  Сирии и
в  других  частях  распадавшегося  Омейядского   халифата.  Сам  Мерван  был
главнокомандующим в разразившейся вскоре гражданской войне, а  в 744 г. стал
последним омейядским халифом  и  спустя  6  лет  был  убит при  воцарении  в
халифате династии Аббасидов.  В  столь сложных обстоятельствах он  просто не
мог  расходовать  людские  ресурсы  на  продолжение  войны  с  хазарами.  Он
довольствовался тем, что преподал им урок,  чтобы  они  не  вздумали  больше
пересекать Кавказский хребет.
     Так гигантские мусульманские клещи -  рывок  через Пиренеи на Западе  и
через Кавказ в Восточную Европу - были одновременно разжаты с обоих концов в
одно и то же время. Франки Карла Мартелла спасли Галлию и Западную Европу, а
хазары  отстояли  подходы  с  востока  к  Волге,  Дунаю  и Восточной Римской
империи.  По  крайней  мере,  в  этом вопросе  между  советским  историком и
археологом Артамоновым и американским  историком Данлопом существует  полное
согласие.  Я  уже  приводил  мнение последнего  о  том, что не  будь  хазар,
"Византия, оплот европейской цивилизации  на  Востоке, оказалась бы окружена
арабами", после чего история пошла бы совсем другим путем.
     Артамонов придерживается того же мнения:
     "Хазария была первым феодальным государством Восточной Европы, стоявшим
в одном ряду с Византийской империей и  Арабским халифатом... Лишь благодаря
мощным хазарским набегам, отвлекавшим  арабские армии  на Кавказе,  выстояла
Византия..." [10].
     Наконец,   вот   мнение   профессора   русской   истории   Оксфордского
университета Дмитрия Оболенского (87; 172): "Основной  вклад хазар в мировую
историю заключался в успешном отстаивании кавказского рубежа от рвавшихся на
север арабов".
     Мерван был не только последним арабским полководцем, атаковавшим хазар,
но и последним халифом, проводившим политику экспансии,  стремясь к идеалу -
всемирному  торжеству  ислама.  С  приходом  к  власти  аббасидских  халифов
завоевательные  войны прекратились. Возрожденное  влияние  старой персидской
культуры создало  более  мягкий климат и  способствовало племенному расцвету
Багдада при Харун ал-Рашиде.

        "8"

     В  период  длительного затишья между первой и второй Арабскими  войнами
хазары  оказались вовлечены в один из мрачных эпизодов византийской истории,
характерных как для этой эпохи, так и для роли хазар в этот период.
     В 685 г.  16-летний Юстиниан  II  стал  императором  Восточной  Римской
империи. Гиббон в своей неподражаемой манере рисует его портрет (46; 79):
     "Страсти  его  были  сильны,  а  мысли  слабы;  он был  отравлен глупой
гордыней... Его любимыми министрами  были двое людей,  менее всего достойных
симпатии,  - евнух и монах;  первый охаживал  мать императора кнутом, второй
подвешивал  несостоятельных должников вниз головой над медленным,  дымящимся
огнем".
     За десятилетием невыносимого гнета последовал  бунт, и  новый император
Леонтий приказал изуродовать Юстиниана и отправить его в изгнание (46; 180):
     "Нос и,  возможно, язык были  отрезаны плохо; Юстиниан тем ни менее был
прозван по-гречески  "Ринотмет",  что значит "Отрезанный нос". Изуродованный
тиран был  сослан в Херсон, что в Крыму, заброшенное поселение,  куда  хлеб,
вино и масло ввозились как заморская роскошь"*.

     *   Наказание,   постигшее    Юстиниана,   следует   расценивать    как
снисходительное. В те времена существовала тенденция заменять смертную казнь
увечьем:  отрубание руки за  воровство  и отрезание носа  за  блуд  и прочие
прегрешения  были   наиболее   частыми   карами.   Но  опасных   противников
византийские правители нередко ослепляли, великодушно сохраняя им жизнь.

     В  херсонской  ссылке Юстиниан  вынашивал  планы  возвращения  на трон.
Спустя три  года его шансы повысились:  Леонтий тоже был  свергнут и лишился
носа.  Юстиниан бежал  из  Херсона  в  крымский  город Дорос, принадлежавший
хазарам,  и встретился  с хазарским  каганом,  царем  Бузиром  или  Базиром.
Кагану, должно  быть, улыбнулась перспектива  урвать кусок от пышного пирога
византийских династических распрей: он заключил с Юстинианом союз и выдал за
него собственную сестру. Сестра кагана, получившая при  крещении имя Феодора
и впоследствии  коронованная,  выглядит  единственной  достойной персоной во
всей этой цепи  подлых  интриг:  она искренне любила  своего  безносого мужа
(которому  было  еще только  30  с  небольшим лет). Супруги и их приспешники
перебрались в  город Фанагорию (ныне Тамань) на  западном берегу Керченского
пролива, где правил хазарский наместник. Там началась подготовка к вторжению
в  Византию с  помощью  обещанной  царем  Бузиром  хазарской  помощи. Однако
посланники  нового  императора  Тиберия III  переубедили  Бузира,  предложив
немало  золота  в  дар за выдачу Юстиниана Византии живым или мертвым.  Царь
отдал  приказ неким  Папацу  и  Валгицу  убить зятя.  Однако верная  Феодора
прознала о  заговоре и предупредила мужа. Юстиниан пригласил к себе  в покои
обоих злоумышленников по очереди и задушил их струной. После этого он сел на
корабль, пересек Черное море, вошел в устье Дуная и заключил новый союз - на
этот раз с сильным болгарским племенем.  Царь болгар Тервель оказался на тот
момент более  надежным союзником, чем хазарский каган: в  704 г.  он передал
Юстиниану 5  тысяч всадников для похода на  Константинополь. За  истекшие 10
лет византийцы то ли позабыли о темных сторонах юстинианова правления, то ли
действующий император  оказался еще хуже - во всяком  случае, они немедленно
восстали, свергли Тиберия и снова усадили на трон Юстиниана. Болгарский царь
получил  в  награду за помощь "груду  золотых  монет,  которую измерил своим
скифским  кнутом" и удалился восвояси (хотя спустя несколько лет опять пошел
на Византию войной).
     Второе  царствование  Юстиниана  (704-711  гг.)  оказалось  еще ужаснее
первого: "единственными инструментами правления он почитал топор,  веревку и
дыбу" (46;  182). Повредившись умом, он  люто возненавидел  жителей Херсона,
где провел самые горькие годы своего  изгнания, и  отправил туда карательную
экспедицию.  Некоторые  из  самых  видных  херсонских  горожан были  сожжены
живьем,  другие   утоплены,  многие   пленены,  по  всего   этого  оказалось
недостаточно, чтобы утолить юстинианову жажду мести: новому отряду карателей
был  отдан  приказ  сравнять  город с  землей.  Однако  теперь  войско  было
остановлено сильной хазарской армией; тогда представитель Юстиниана в Крыму,
некий Вардан, переметнулся на  сторону хазар. Деморализованный  византийский
экспедиционный корпус  изменил  Юстиниану  и избрал Вардана императором  под
именем Филиппика. Но  поскольку Филиппик находился в руках хазар, восставшим
пришлось  уплатить  им  большой  выкуп,  чтобы  каган  отпустил  императора.
Экспедиционный корпус возвратился в Константинополь, Юстиниан и его сын были
убиты,  а  на  троп уселся  Филиппик,  прославляемый  как освободитель  -  и
смещенный и ослепленный двумя годами позже.
     Суть  этой кровавой карусели заключается  в том, что в ту эпоху  хазары
влияли на судьбы Восточной Римской империи,  уже не ограничиваясь защитой от
мусульман кавказского бастиона. Вардан-Филиппик  был императором  хазарского
"изготовления", и конец изуверскому правлению Юстиниана был положен каганом,
его зятем. Как  писал Даплоп, "не  будет  преувеличением  сказать, что в  то
время  хакан фактически  мог посадить  в греческой империи нового правителя"
(37; 176).

        "9"

     С точки  зрения изложения хронологии  событий наступил, наконец, момент
обратиться к истории перехода  хазар в иудаизм, который состоялся примерно в
740  г.  Но  для  правильного  восприятия этого незаурядного события следует
сначала  обратиться  к  традициям,  привычкам  и повседневной  жизни  хазар,
непосредственно предшествовавшим этому.
     Увы,  в  нашем  распоряжении  нет  живописных   свидетельств  очевидца,
подобных   описанию   двора   Аттилы,   оставленному   Приском.   Приходится
довольствоваться  пересказами   и   компиляциями   византийских  и  арабских
хронистов, отличающимися  схематизмом и фрагментарностью.  Есть, правда, два
исключения. Одно - письмо, предположительно отправленное  хазарским каганом,
речь   о  котором  пойдет  в  главе   II;  другое   же  -  путевые   записки
наблюдательного    арабского   путешественника    Ибн   Фадлана,   секретаря
дипломатической миссии,  отправленной  цивилизованным  правителем к северным
варварам.
     Правителем  этим  был халиф ал-Муктадир, чье посольство отправилось  из
Багдада  в земли волжских булгар через  Персию и Бухару. Официальным поводом
для  столь  грандиозного путешествия  стало  письмо-приглашение  булгарского
царя, просившего  халифа: а) прислать  религиозных наставников для обращения
его народа в ислам и б) построить крепость для отражения нападений сюзерена,
царя  хазар.  Приглашение  -  несомненно, подготовленное в результате  более
ранних  дипломатических  контактов  -  предоставляло  возможность установить
благоприятный климат  среди тюркских  племен на  территориях,  через которые
пролегал маршрут  посольства,  посредством  проповеди  священного  Корана  и
раздачи золотых даров.
     Отчет нашего путешественника открывается следующими словами*:

     *  А.  Кестлер  цитирует  "Записку"  Ахмеда  ибн-Фадлана  по  немецкому
переводу 3. В. Тогана  и английскому переводу Р. П. Блейка и Р.  Н. Фрая; мы
цитируем по русскому академическому переводу А. П. Ковалевского - прим. ред.

     "Это - Книга  Ахмеда ибн-Фадлана ибн-ал-`Аббаса ибн Рашида ибн-Хаммада,
клиента  повелителя правоверных, а также  клиента  Мухаммеда  ибн Сулеймана,
Хашимида, посла ал-Муктадира к царю "славян", в которой  он  сообщает о том,
что он сам наблюдал в стране тюрок, хазар, русов,  "славян", башкир и других
[народов] по  части  различий  их  вероучений,  сведений  об  их  царях,  их
положения во многих их делах.
     Сказал  Ахмед  ибн-Фадлан:  Когда  прибыло  письмо  Алмуша  сына  Шилки
йылтывара, царя "славян",  к  повелителю правоверных ал-Муктадиру, в котором
он просит  его  о  присылке к нему кого-либо,  кто  наставил бы  его в вере,
преподал бы ему законы ислама,  построил бы  для него мечеть, воздвиг бы для
него кафедру, чтобы он установил  на  ней от  его [халифа] имени хутбу в его
[собственной]  стране  и во всех областях  его государства, и  просит  его о
постройке крепости, чтобы укрепиться в ней от царей, своих противников [речь
идет о защите от царя хазар], - было дано  согласие на то,  о чем он просил.
Посредником  в  этом  деле  был Назир  ал-Харами. А  я был  уполномочен  для
прочтения  ему [царю]  письма  и  вручения того, что  отправлялось к нему [в
качестве  подарков]  и для  надзора  за факихами и муаллимами.  И  ему  были
пожалованы  деньги,  доставлявшиеся ему  для упомянутой нами постройки и для
уплаты [жалованья] факихам и муаллимам. [Далее следуют подробности взыскания
этих денег с  одного из поместий в Хорезме и имена участников миссии]. Итак,
мы отправились из Города Мира [Багдада] в четверг, по прошествии одиннадцати
ночей [месяца] сафара триста девятого года [21 июня 921 г.]" [11].
     Как видим,  экспедиция состоялась гораздо позже  описанных в предыдущем
разделе событий. Но с точки зрения обычаев и правил соседей-язычников хазар,
это вряд  ли имеет значение; то, что мы узнаем о жизни этих кочевых  племен,
дает  некоторое  представление о  жизни  хазар  в более  ранний период -  до
обращения в  иудаизм, когда они  были  приверженцами  шаманизма, сходного  с
верованиями их соседей во времена Ибн Фадлана.
     Посольство двигалось  неспешно  и,  видимо, без  происшествий, пока  не
достигло Хорезма, пограничной  провинции Халифата к югу от Аральского  моря.
Эмир Хорезма попытался отговорить путников от  продолжения  пути, утверждая,
что  между его страной  и царством  булгар  живут  "тысячи племен неверных",
которые   не  отпустят  послов  живыми.  В  действительности   эти   попытки
воспрепятствовать  исполнению приказов  Халифа о  беспрепятственном пропуске
посольства могли быть вызваны другими  соображениями: догадкой,  что  миссия
косвенно направлена против хазар, с которыми эмир Хорезма активно торговал и
дружил.  Однако в конце концов он уступил, и экспедиции было дозволено дойти
до  Ургенча  в устье  Амударьи. Здесь ей пришлось  три месяца зимовать из-за
лютых холодов, о  которых арабские путешественники всегда повествуют  весьма
пространно:
     "Итак, мы оставались в Джурджании [Ургенче много] дней. И замерзла река
Джейхун [Аму-Дарья] от  начала до конца ее;  и была толщина льда  семнадцать
четвертей.  Кони,  мулы,  верблюды  и  повозки  проезжали  через  него,  как
проезжают по дорогам, - он был тверд, не сотрясался. И оставался  он в таком
виде  три  месяца. И мы увидели такую  страну,  что думали  не  иначе  врата
Замхарира открылись  из  нее  на  нас.  Снег  в ней падает  не иначе,  как с
порывистым сильным ветром.  [...] И  действительно, я видел тамошний холод в
воздухе и то, что в ней  [в Джурджании] базар  и улицы, право же, пустеют до
такой степени, что человек обходит большую часть улиц и базаров и не находит
никого, и не встречается ему  ни один человек. Не раз  выходил я из  бани и,
когда  входил в дом, то смотрел на свою бороду, а она сплошной кусок  снега,
так что я бывало  оттаивал ее  у огня. И, право же, бывало  я спал  в "доме"
внутри  дома. А  именно - в нем была [помещена] тюркская юрта  из  войлоков,
причем я был укутан в одежды и меха, и [все же] иногда моя щека примерзала к
подушке" [12].
     Примерно  в середине  февраля  стало теплеть. Чтобы  пересечь  северные
степи,  посольство присоединилось  к большому каравану из пяти тысяч людей и
трех  тысяч   лошадей,  предварительно  купив  необходимые  для  путешествия
принадлежности:  тюркских  верблюдов, дорожные  мешки  из верблюжьих кож для
переправы через  реки, хлеба, проса и сушеного мяса  на три  месяца. Местные
жители  предупреждали,  что на  севере  их подстерегают  еще  более  сильные
холода, и советовали, как теплее одеться:
     "Те  из  жителей этой  страны, с которыми  мы  дружили,  предложили нам
воспользоваться [их] помощью  в  отношении  одежд и постараться  умножить их
количество. Они  представили это предприятие в ужасном виде и изобразили это
дело очень  трудным, но когда мы [все]  это  сами увидели, то это  оказалось
вдвое  большим  того,  что  нам было описано. Итак, на каждом  из  нас  была
куртка, поверх нее кафтан, поверх него шуба, поверх нее кобеняк и бурнус, из
которого  видны  были только  два  глаза,  шаровары  одинарные  и  другие  с
подкладкой, гетры, сапоги из шагреневой кожи  и поверх сапог  другие сапоги,
так что каждый из  нас, когда  ехал верхом на верблюде, не мог двигаться  от
одежд, которые были на нем" [13].
     Одним словом, привередливому арабу Ибн Фадлану не понравился ни климат,
ни народ Хорезма:
     "Они  [хорезмийцы]  самые  дикие  люди  и по  разговору  и по природным
качествам. Их разговор похож на то, как кричат скворцы. В стране Хорезм есть
селение  на  [расстоянии]  дня  [пути]  от  Джурджании, называемое  Ардакуа.
Население его называется кардалийцы. Их разговор похож на кваканье  лягушек.
Они отрекаются  от повелителя правоверных Али ибн-абу-Талиба,  - да будет им
доволен Аллах, - при окончании каждой молитвы" [14].
     Выйдя в путь 3 марта, они остановились на ночь в караван-сарае Замджан,
а это и есть Врата тюрок; на другой день они достигли остановки Джит; дальше
начиналась безлюдная  пустыня,  за  которой  лежала  территория тюрок-гуззов
[15].  Оказавшись  на чужой  земле,  миссия  "доверила  свою  судьбу  Аллаху
могучему и великому". Как-то раз в сильный  холод ехавший рядом  с послами и
переводчиком тюрок  спросил Ибн Фадлана: "Чего хочет господь наш от нас? Вот
он убивает нас холодом, и если бы мы знали, чего он хочет, мы непременно это
ему дали бы". На что Ибн Фадлан отвечал: "Он [Аллах]  хочет от вас, чтобы вы
сказали: "Нет  Бога, кроме  Аллаха"". Тюрок же засмеялся и сказал:  "Если бы
нас этому научили, мы обязательно это сделали бы" [16].
     Ибн Фадлан пересказывает  много подобных  эпизодов, не замечая, что они
свидетельствуют  о независимости ума  его собеседников.  Презрение к власти,
проявляемое  кочевыми  племенами,  так