ию.
Так же плачевно закончилась и вторая их попытка изгнать завоевателей, - на
этот раз только  наступившая  ночь  спасла  сыновей  Гарольда  от  гибели.
Убедившись, что нет уже на земле силы, которая могла бы изменить положение
в Англии,  королевская  семья  отказалась  от  дальнейшей  борьбы.  Старая
королева решила навеки покинуть родину и удалилась во  Фландрию,  в  город
Сент-Омер. Вместе с другими отправилась в изгнание и маленькая Гита...
   Рядом мерно дышал Владимир.  Гита  хорошо  изучила  все  повадки  мужа,
чувствовала за его ласковыми, мягкими словами большую твердость его  души.
Она уже убедилась, что он наделен спокойным, но непреклонным характером  и
ясным умом. Так же деловито, как дома за пиршественным столом или во время
богослужения в церкви, он распоряжался на ловах, в походах и в  сражениях,
защищая русские нивы, бревенчатые  города  и  прекрасные  храмы.  Это  был
хороший хозяин, обо всем  вовремя  заботившийся  в  своих  богатых  селах,
обнесенных прочным тыном с надворотной башней,  и  в  порядке  содержавший
свои гумна, медуши, хлевы и голубицы. Редко  возвышал  он  свой  голос  на
провинившихся, но не упускал своей пользы. Он чувствовал себя  господином,
в уверенности, что сам бог поручил ему блюсти установленный в мире порядок
и что он несет ответственность за всех людей,  живущих  под  его  властью.
Владимир обладал огромной силой мышц, и  руки  его  были  сделаны  как  из
железа; при всем том он обладал чувствительным сердцем, любил душеполезные
стихи Псалтири и в своих писаниях употреблял трогательные  сравнения.  Это
был умный правитель, примерный семьянин и благочестивый христианин.
   Еще вчера он высказывал князю Олегу, когда гость сидел у них за столом:
   - Поистине так устроен мир. Смерд трудится на  ниве,  а  нам  назначено
защищать его достояние оружием. Поэтому он и  испытывает  благодарность  к
праведным правителям.
   Олег  хвастал  жемчугом  зубов,  поглаживая  русые  усы.  Разгоряченный
столетним медом, так как в этом доме не любили тратить деньги на греческое
вино, он поднимал окованный серебром рог и возглашал:
   - Пью твое здоровье, светлая княгиня!
   У Гиты сжималось сердце от этих дерзких взглядов на ее грудь и шею.
   Владимир тоже замечал пылкость Олега, но даже в молодых летах  старался
понять человеческие слабости и греховные мысли. Он  был  спокоен  за  свою
супругу, их соединил сам бог в церковном таинстве, а на  стене  висел  его
меч, и горе тому, кто заставит обнажить это оружие, доставшееся от отца.
   Говорили о половецких набегах, о далеких землях. Потом перешли к  своим
домашним заботам, к нищете поселян, к постоянному ропоту смердов.
   - Смерды у меня перевес похитили,  -  жаловался  Олег,  уже  позабыв  о
красоте зеленоглазой женщины. - Неужели надо простить им?
   Мономах, почти не прикасавшийся к чаше, развел руками.
   - Виновных карай. Но по справедливости и не тяжко.  Также  и  рабов  не
считай за скот.
   - Чтобы они спали до полудня и коней моих не берегли?
   - Если рабы поленились и не заперли твоих лошадей в конюшню и  тати  их
похитят, пусть отвечают за нерадение. Также  если  по  небрежению  смерда,
пахавшего на твоей земле, орало сломалось.  Но  вникай  в  сущность  дела.
Удели бедному частицу твоего добра, и тебе самому же будет лучше.
   - А вот у меня еще закуп убежал, трудившийся на моей ниве  за  долг,  а
тиун поймал его, и я велел посадить  беглеца  на  цепь.  Пусть  в  вонючем
порубе поразмыслит, что он теперь раб мой по закону.
   - Но узнал ли ты причину его ухода?
   - Если каждого смерда...
   - Может быть, он ушел, чтобы деньги просить в рост  и  тебе  свой  долг
возвратить, чтобы свободу купить?
   - Некогда мне было разбираться.
   Олегу стало скучно вести беседу за столом, за которым  сидела  красивая
женщина, о таких обыденных вещах. Он опять поднял  турий  рог,  в  который
склонившийся отрок налил меду из  глиняной  корчаги,  как  будто  бы  дело
происходило не в княжеских палатах, а в доме какого-нибудь тиуна.  У  него
же самого всегда на столе серебряные сосуды, отцовское наследство.
   - Пью твое здоровье, светлая княгиня!
   Размышляя о случае с бежавшим закупом, Владимир произнес:
   - Все надо совершать разумно.
   Сидевший  за  столом  епископ,  с  удовольствием,   но   благопристойно
поедавший куски пирога с рыбой и рисом, которые  подкладывал  ему  хозяин,
заметил с улыбкой:
   - Сказано...
   Мономах и Олег посмотрели на него.
   - Красота воину - оружие, кораблю - ветрила, а князю - разумение.
   Это происходило вчера. Наутро Олег уехал в  далекую  Тмутаракань.  Гита
осторожно прикрыла лисьим одеялом разметавшегося Владимира.  Муж  застонал
во сне, скрежеща зубами. Может быть, видел в  сонной  дубраве,  что  вепрь
ушел от него? Но эта  жизнь  началась  с  того  дня,  когда  она  покинула
Экзетер. Опять вспомнились низкие каменные ворота,  выходившие  в  сторону
моря, и пустынное побережье, покрытое лиловым вереском... Беглецы  сели  в
лодку и поплыли навстречу своей судьбе. Наступали сумерки, и никто  их  не
преследовал.
   Вскоре после переезда во Фландрию, богатую страну,  где  много  овец  и
много шерстобитов, старая королева умерла, и Гиту взяла под свое попечение
богомольная тетка Гунгильда, сестра отца. Гита хорошо запомнила ее  добрые
глаза, тихий голос, скромность в одежде. Точно  она  стыдилась,  что  одни
люди пышно одеваются, сытно едят и  рыгают"  от  избытка  пищи,  а  другие
голодны и едва могут прикрыть рубищем свою наготу. Говорили, что Гунгильда
с малых лет дала обет девственности и добровольно отказалась от  радостной
земной любви.
   Из Сен-Омера семья Гиты переселилась в город  Брюгге.  Там  было  много
воды, на зеленых лужайках паслись курчавые овцы, а в городских  хижинах  с
утра до вечера трудились сукновалы. Снова потекли скучные дни, с хождением
в полутемные церкви, где пели латинские псалмы и раздавались  проповеди  о
смирении и  покорности  воле  божьей.  В  такой  обстановке  она  выросла,
существуя как  во  сне,  глядя  на  мир  широко  раскрытыми,  вопрошающими
глазами.
   Теперь она познала все тайны  жизни.  Но  иногда  перед  ее  умственным
зрением появлялось и надменное лицо Олега. Неугомонный  князь  ускакал  со
своими рыцарями в тот  дальний  город  на  берегу  моря,  куда  приплывают
греческие корабли, где веет морской ветер.
   Снова мысли Гиты вернулись к началу ее теперешней  жизни.  Почувствовав
приближение смерти и опасаясь,  что  она  может  оставить  племянницу  без
правильного руководства на жизненном пути, Гунгильда повезла ее в Данию, к
своему родственнику, королю Свену, женатому на Елизавете, дочери  Ярослава
Мудрого. До этого русская  красавица  в  течение  многих  лет  была  женой
Гаральда Жестокого. Когда его убили в Англии, Елизавета,  еще  сохранившая
свою красоту,  не  замедлила  выйти  замуж  за  датского  короля.  Гита  с
волнением смотрела на эту  прославленную  на  весь  мир  женщину,  которой
посвящали свои песни скандинавские скальды. А Елизавета ласкала ее льняные
волосы и говорила:
   - Владимир - благородный ярл, мужественный воин. Ты будешь не последней
среди счастливых, родишь ему много детей и продлишь род  своего  отца.  Ты
убедишься, что наша страна полна всяческого богатства.
   Елизавета  к  тому  времени  стала  дородной  и  величественной,  и  по
сравнению с нею Гита казалась тоненькой весенней березкой. Вытирая платком
слезы, королева шептала:
   - Видишь, я плачу, вспоминая Русскую землю, где  впервые  увидела  свет
мира.
   Это по  ее  замыслу  Гиту  просватали  за  Владимира,  сына  Всеволода,
киевского короля. Вскоре большой корабль с красиво  вырезанной  птицей  на
носу отплыл на восток. Снова Гита пустилась в морское странствие.  Гребцы,
сгибая и разгибая мощные нагие спины, пели:

   Море - дорога
   для воина к славе,
   море - дорога
   к любимой деве...

   Так Гита плыла много дней. На корабле разостлали ковер, и она, сидя  на
нем, слушала воинственные песни. Вместе с нею отправились в  дальний  путь
некоторые знатные женщины и монахини, которым Елизавета  поручила  молодую
невесту. Одна из этих скромных монахинь,  может  быть  опьяненная  морским
воздухом и непривычной близостью молодых мужчин, соблазнилась и  совершила
прелюбодеяние. Ее застали с молодым воином на месте преступления,  связали
обоих одной веревкой и кинули в море, и Гита до конца своих дней не  могла
забыть этих душераздирающих криков монахини и дикого  воя  мужчины,  когда
они захлебывались в воде. Но море поглотило их, и эта  казнь  не  нарушила
морскую красоту. Как будто бы ничего не случилось,  величественная  пучина
равнодушно сияла вокруг.
   Потом открылось широкое устье неизвестной реки. Берега ее были  покрыты
дремучими лесами, и в речных  зарослях  водилось  множество  птиц.  Пройдя
реку, корабль очутился на необозримом озере, где стаями поднимались с воды
белые лебеди и серые гуси. Воздух здесь трепетал от курлыканья, гоготанья,
кряканья и пения птиц. Затем стали подниматься по другой реке. Так прибыли
в город, который  назывался  Новгород.  Все  здесь  было  полно  для  Гиты
странного очарования. Добродушные люди говорили  с  нею,  храня  на  устах
улыбку. В этом шумном пристанище она увидела толпы чужестранцев, пришедших
сюда со всех концов света, горы товаров, почувствовала запахи  торговли  -
здесь  пахло  смолой,  мехами,  соленой  рыбой,  пенькой,  свежесрубленным
деревом. В городе ее встретил родственник жениха, молодой князь  по  имени
Глеб, может быть немного безрассудный, но  любезный  человек  в  шапке  из
парчи, заломленной на левое ухо. Здесь все было другое,  чем  во  Фландрии
или Дании, - шапки,  люди,  дома,  церкви.  Удивляло  Гиту,  что  улицы  в
Новгороде мостились бревнами, а вода весело бежала по деревянным  желобам.
Ее повели в одну из церквей. Стены были заполнены росписью. Со всех сторон
на нее взирали крылатые ангелы, святые старцы, пророки с длинными свитками
в руках. Богородица всходила по ступенькам храма, пряла пряжу для храмовой
завесы, слушала архангела, умилительно сидела у  яслей,  в  которых  лежал
младенец, скорбно стояла у креста... Глеб то окидывал взором эту церковную
красоту, то заглядывал Гите в глаза, пытаясь  увидеть,  какое  впечатление
производит она на чужестранку...



6

   Тетка  Гунгильда  воспитывала  королевских  детей  во  всей   строгости
христианского   закона.   Ее   добродетельная   жизнь   была   увековечена
впоследствии на могильной плите в церкви св.Доната, в городе  Брюгге,  где
эта благочестивая женщина скончалась в назначенное ей время.  Конечно,  за
щедрые вклады и пожертвования монахи составляли и не  такие  эпитафии,  но
Гита знала, что тетка всю свою жизнь не  вкушала  мяса,  изнуряла  бренную
плоть и посвятила себя делам благотворительности. Она напоминала  одну  из
тех страстотерпиц, о которых рассказывается  в  житиях  святых.  Ежедневно
Гунгильда водила свою племянницу, еще дрожавшую  в  предутренние  часы  от
жестоко прерванного детского сна,  в  темные  церкви,  где  старые  аббаты
читали латинские молитвы и полусонные пономари  подпевали  им  нескладными
голосами, тайком прикрывая рукой зевки.
   Первое время семья короля Гарольда  проживала  во  Фландрии,  в  городе
Сент-Омер. Это было  богатое  поселение,  в  котором  насчитывалось  много
сукновален и с утра до поздней ночи слышался стук шерстоткацких станков. В
окрестностях,  на  покатых  холмах,  покрытых  вереском,   пастухи   пасли
многочисленные стада овец. Но Гита редко проводила время на холмах, а чаще
сидела за прялкой, за вышиванием или склонялась над молитвенником,  потому
что больше всего надлежало, по словам  Гунгильды,  заботиться  о  спасении
души, и унаследованная от матери красота делалась хрупкой, как  бы  не  от
мира сего, а лицо стало прозрачным и еще более утончилась  шея,  напоминая
стебель редкостного цветка.
   В их доме часто появлялись бродячие  монахи,  которых  тетка  Гунгильда
охотно принимала, и они сообщали обо всем, что  творилось  в  христианском
мире. Один из таких странников рассказывал тетке с набожным выражением  на
лице, давно уже не бритом и обветренном бурями больших дорог:
   - В Фульде процветает  знаменитый  монастырь.  Его  особенно  прославил
своими подвигами отшельник Анимхад,  замуровавший  себя  навеки  в  тесной
каменной келий. Но ныне еще  большую  славу  создал  этой  обители  другой
святой муж, по имени Мариан. Он родом из Ирландии. Есть  такой  остров  за
морем, в той стороне, где находится Британия.  Впрочем,  тебе  это  хорошо
известно. Сей инок уже давно покинул родину и  добровольно  переселился  в
Кельн.  Однако  обычная  монашеская  жизнь,  которую  мы  все  ведем,   не
удовлетворяла его. Он искал особых способов для умерщвления грешной плоти.
Для  этой  цели  и  в  подражание  усопшему  Анимхаду  Мариан  велел  тоже
замуровать  себя  на  вечные  времена  в  келий,  построенной  на   могиле
кельнского подвижника. Там Мариан уже провел несколько  лет  в  постоянных
молитвах, изнуряя тело жестокими бичеваниями и  постами.  Он  сам  готовит
себе могилу, собственными пальцами разрывая землю.  С  такими  испытаниями
святой соединяет и духовный подвиг. А именно - в мертвой тишине  келий,  в
полном удалении от мира,  окруженный  многообразными  символами  смерти  и
орудиями истязания, сочиняет он всемирную хронику. Особенно его интересуют
математические и астрономические расчеты  о  точном  времени  евангельских
чудес и событий земной жизни  Иисуса  Христа.  И  вот,  исследуя  прошлое,
Мариан убедился, что монах Дионисий, что оставил нам новое  летосчисление,
ошибся в своих таблицах на двадцать два года...
   Гунгильда слушала подобные рассказы не  без  страха.  Они  колебали  ее
простодушную веру. Благочестивая  женщина  отмахивалась  руками  от  таких
соблазнов, и монах, сообразив, что  не  все  способны  постигать  тонкости
летосчисления,  которыми  он  сам  с  великим  наслаждением  упивался,   и
почувствовав, куда дует ветер, стал утешать встревоженную покровительницу:
   - Но ведь известно,  что  ни  папа,  ни  соборы  не  утвердили  писаний
Мариана. Следовательно, можно считать, что все это бессмысленные  домыслы.
Я же лично полагаю, что надлежит верить так, как нас учат апостолы. Потому
что если каждый будет выискивать собственные пути спасения,  то  куда  нас
все это может привести? А ведь  дьявол  подстерегает  христиан  за  каждым
углом, за  всяким  поворотом  дороги  и  только  и  ждет  того,  чтобы  мы
уклонились от истинного пути.
   Такие рассказы были по душе Гунгильде, и она щедро  одаряла  монаха,  а
Гита изумлялась, что существуют на свете люди, способные провести всю свою
жизнь во мраке и зловонии, истязая  себя  и  роя  могилу  рядом  с  другим
мертвецом. Ее же влекло на зеленые лужайки, в рощи, где пели птицы...
   Впоследствии Гита узнала,  что  на  этом  еще  не  кончились  испытания
Мариана. Отшельника переманил к себе  из  Фульдского  монастыря  майнцский
архиепископ Зигфрид. Затворник упорно отказывался покинуть  свое  смрадное
жилище, но в  конце  концов  уступил  домогательствам,  и  его  с  большим
торжеством перевезли на новое местожительство. Еще один монах  рассказывал
с умилением, что во время этого пути,  когда  всякого  другого,  наверное,
ослепило бы солнце, не виданное им в продолжение многих лет, и  соблазнила
бы вновь открывшаяся глазам красота  мира,  Мариан  с  полным  равнодушием
отворачивался от покрытых цветами полей и живописных гор, отплевывался при
виде каждого миловидного женского лица и  даже  на  свое  новое  аббатство
посмотрел с полнейшим безразличием, умоляя по прибытии в  Майнц  только  о
том, чтобы его поскорее заточили в келию. Монахи не заставили себя просить
дважды и с удовольствием замуровали святого в тесном каменном  мешке,  где
он и прожил до самой смерти.
   Гита зажмуривала глаза,  представляя  себе,  что  лишилась  зрения  или
заточена в келий, где нет ни окошек, ни  дверей,  и  что  она  никогда  не
увидит ни этих холмов, покрытых  розоватой  растительностью,  ни  голубого
неба над взморьем, и ей делалось страшно.
   Некоторое время Гита прожила в тихом Брюгге, таком же  богатом  городе,
как и Сент-Омер. Позднее, очутившись в Дании,  при  дворе  Елизаветы,  она
убедилась, что эта красивая королева и сам король  Свен,  а  также  многие
знатные люди ведут в датской земле совсем другую жизнь, чем Гунгильда,  не
трудятся, как брюггские шерстобиты, а посвящают свое время веселым пирам и
охотам. Конечно, король и королева  страшились  вечного  огня  в  аду,  но
надеялись откупиться от него богатыми вкладами в церкви.
   В годы, когда Гита жила во Фландрии, страна испытала все  ужасы  войны.
Владетелем этой земли был граф Балдуин V, дочь которого,  Матильда,  стала
супругой Вильгельма Завоевателя и вышила  для  него  подзор,  изображавший
гастингское сражение и  прочие  события  нашествия  на  Англию.  Благодаря
дочери богатство графа росло с каждым днем.  А  когда  умер  граф  Герман,
сосед Балдуина, он тотчас вторгся во владения  покойного  и  принудил  его
молодую вдову выйти замуж за Балдуина, как  звали  его  старшего  сына,  и
передать ему город Монс. Но этот отпрыск  знатного  фландрского  рода  был
слаб телом и духом. Когда впоследствии молодой Балдуин  наследовал  своему
отцу, он всячески избегал войн и кровопролития.
   Но у Балдуина был младший брат, по имени  Роберт,  совсем  на  него  не
похожий. Этот граф, ни в чем не имевший  удачи  и  отставленный  отцом  от
управления  страной,  неоднократно  пытался  добиться  славы  и  богатства
собственными  силами.  Однажды  он  даже  снарядил  корабли  и  отправился
завоевывать далекую Испанию с целью основать  там  новое  королевство,  но
вынужден был искать спасения в бегстве. В другой раз он едва не  погиб  во
время кораблекрушения в открытом море. Потом норманнам  взбрела  в  голову
нелепая мысль сделать Роберта императором Константинополя. Из  этой  затеи
тоже ничего не вышло, так как греки своевременно узнали  о  фантастическом
предприятии  и   стали   особенно   тщательно   охранять   свои   границы.
Пробиравшийся в византийские  пределы  в  одежде  странника,  граф  Роберт
возвратился домой с пустыми руками. Однако благодаря удачной  женитьбе  он
вскоре получил все то, чего напрасно добивался с оружием в руках. Когда  в
битве с фризами погиб голландский герцог, оставив после себя молодую  жену
с малолетними детьми, Роберт предложил ей свое покровительство  и  женился
на ней. Таким образом он прочно обосновался  во  владениях  супруги.  Мало
того, когда умер его брат,  Роберт  вторгся  во  Фландрию,  и  Гита  снова
услышала лязг оружия. Во главе своих  храбрых  воинов  пылкий  граф  занял
почти  всю  страну,  так  как  его  поддерживал  фламандский  народ,   уже
почувствовавший в себе силу и недовольный  притеснениями  вдовы  скромника
Балдуина. Графиня Рихильда искала союзников  в  соседних  странах.  К  ней
поспешил  французский  король  Филипп,  который  вовремя   вспомнил,   что
фландрский граф был когда-то его  опекуном.  Фландрия  соблазняла  Филиппа
своим богатством. Ее  население  отличалось  похвальным  трудолюбием.  При
короле находился и небезызвестный граф Евстахий Булонский, готовый принять
участие в любом походе, если можно было  поживиться  добычей.  Рихильда  с
восторгом приняла французскую поддержку. К ней примкнули  также  некоторые
валлонские города, в том числе Валансьен,  Камбре,  Монс,  Обиньи.  Однако
воинственные  фризы  Роберта,  еще  сохранившие  языческие  нравы,   смело
выступили против союзников. Рыцари боялись их как  огня.  Кроме  того,  на
сторону  Роберта  стали  жители  Брюгге,  Гента  и  Ипра   -   богатых   и
свободолюбивых городов.
   Оба войска встретились на широкой равнине под замком Кессель, и  фризы,
поддержанные фламандцами, разгромили французских рыцарей. Король Филипп  и
его епископы, явившиеся обращать язычников в хрис