мерой, ведь над ней  будет  возвышаться  сплошной
камень более двухсот локтей. После долгого раздумья он решил поместить над
камерой особо крупные конусные блоки,  которые  будут  принимать  на  себя
тяжесть и распределять ее в стороны  с  помощью  горизонтальных  выступов.
Правда,  эти  опорные  блоки  будет  очень  трудно  переправлять  от  мест
заготовки, но это не может быть препятствием. Разве легче ломать асуанский
гранит и переправлять его по реке почти через всю страну? Кроме этого, над
камерой оставить пять пустот,  что  облегчит  тяжесть  верхних  слоев.  Он
предусмотрел вентиляционные каналы, которые пронижут всю каменную кладку и
выйдут поблизости от вершины. Резкими линиями прочертил ложные ходы  вверх
и вниз, в конце их отметил места коварных ловушек в виде  нависших  камней
огромного  веса,  которые  прихлопнут  и  раздавят  каждого,  кто  посмеет
нарушить покой царя.



                        НА СЕМЕЙНОМ СОВЕТЕ ЗОДЧИХ

     Через несколько дней вечером, когда спала жара, во дворце  Нефермаата
собрались зодчие, все близкие родственники - сам Нефермаат с женой,  Итет,
Хемиун, пришли Рахотеп  с  Неферт  и  молодой  Нефермаат  -  внук  Снофру.
Молодежь, братья и сестры Хемиуна, ушли в сад,  чтобы  не  участвовать  на
совете старших, который они находили скучным.
     Хемиун любил дядю Рахотепа и его жену  Неферт.  Они  очень  подходили
друг к другу. Рахотеп всегда вносил в  общество  оживление  и  суету,  чем
отличался от других сыновей Снофру. Его братья держались строго,  чопорно,
стремясь и внешне сохранить близость к живому богу.  Правила  предписывали
сохранять величественный покой. Рахотеп с смолоду не рассчитывал на  трон,
у него и без этого было полно дел: он любил зодчество, занимался им много,
выполнял  обязанности  верховного  жреца  в  Оне,  да  еще  занимал   пост
военачальника. Были и другие занятия, которым он  предавался  страстно,  -
охота и рыбная  ловля.  Кипучая  энергия  пробивалась  у  Рахотепа  наружу
быстрой речью, смехом. Итет, мать Хемиуна, улыбаясь, часто говорила ему:
     - И как только ты выполняешь обязанности жреца? Твоя быстрота  совсем
не подходит к торжественной медлительности верховного служителя богов.
     - Самое тяжелое наказание для  него  -  не  двигаться  и  молчать,  -
отвечала за мужа Неферт. - Зато после жреческих обязанностей никому  покою
не дает.
     - Я считаю самым важным и почетным своим делом быть верховным  жрецом
в Оне в храме Ра, - возразил жене Рахотеп. - Все мы здесь царского рода  и
жречеством крепим царскую власть. Это наш священный  долг.  Хотя  в  Менфе
[Менфе, Белая Стена - столица древнего Египта -  Мемфис;  он  находился  в
15-18 км от современного Каира] весь ремесленный  люд  поклоняется  Птаху,
бог Ра стоит выше всех богов.
     Нефермаат наклонил голову в знак согласия с братом. Старший  из  них,
он был медлителен, настоящий важный сановник и верховный жрец.
     - Поговорим о моем деле, - нетерпеливо напомнил Хемиун.
     Нефермаат неторопливым жестом поправил пояс на повязке, ответил:
     - Никогда не следует спешить в великих делах. Все вы  -  мои  дорогие
гости. Охладимся пивом, выпьем живительного вина и обсудим.
     Итет  стукнула  легким  молоточком,  вошел  слуга,  и  она  приказала
принести угощение. Хемиун досадливо хмурился, думал, что отцу  и  в  самом
деле некуда спешить. Все у него сделано: дети выросли, у всех  есть  дело.
Усыпальницу он построил тебе такую, что о ней все говорят в Белой Стене.
     Слуги поставили на низкие столики  прохладные  напитки  из  подвалов,
медовые сласти, печенье. Госпожа знаком показала,  что  больше  ничего  не
надо.
     Хемиун нетерпеливо ждал, почти ни к чему не прикоснувшись. Когда  все
отставили бокалы и приготовились, молодой зодчий развернул свиток и  начал
рассказывать. Рахотеп удивленно слушал и весь напрягся,  словно  готовился
броситься в борьбу. Нефермаат, слушая, скептически улыбался, зато Итет  не
сводила восхищенных глаз с сына. Молодой, сильный, полный кипучей энергии,
он унаследовал от отца представительность и осанку, но в противоположность
ему был быстр. Загоревшийся  и  взволнованный,  он  рассказывал  горячо  и
убежденно. Когда он кончил, Рахотеп, подавшись  вперед,  как  для  прыжка,
резко спросил:
     - А ты подсчитал, сколько  потребуется  на  твое  сооружение  камней,
рабочих? Сколько для них еды, инструментов, древесины и всего другого?  Не
подумай, что говорю из завести... Но ты задумал сделать невозможное. Мы  с
твоим отцом много раз  руководили  построением  больших  храмов  и  хорошо
знаем, сколько для этого надо сделать. Да и брат подтвердит -  невозможное
ты задумал.
     Нефермаат медленным наклоном головы выразил согласие.
     - Напрасно ты задумал  такое  невиданное  огромное  дело.  Вся  Кемет
обнищает, и все равно до конца не  доведешь.  Много  у  нас  недостроенных
пирамид.
     - Отец! Я хочу прославить себя великим строительством!
     - Скорее ты прославишь себя как  разоритель  страны,  слезами  народа
прославишься. Мой совет: пока не поздно, уменьшай размеры.  И  зачем  тебе
делать пирамиду сплошной каменной? Я думаю, и брат Хуфу, да будет он  жив,
здоров и могуч, не согласится на такую стройку, которая грозит  разорением
и не будет окончена. Наш  великий  отец  Снофру,  чей  голос  правдив,  не
решился бы на сооружение, которое опасно для Черной Земли.
     - У деда Снофру, чей голос правдив,  было  три  усыпальницы,  а  дядя
будет строить одну, -  раздувая  ноздри  тонкого  носа,  сердито  возражал
Хемиун. Его надменная голова  еще  более  откинулась  назад,  жесткий  рот
упрямо сжался.
     Рахотеп, внимательно слушавший, сказал:
     - Я полностью согласен с  братом.  Не  надо  тебе  говорить  о  таких
размерах. Уменьшай их на сто локтей по высоте и столько же по сторонам.  И
это будет очень внушительная гробница. Нарядишь ее белым алебастром.
     - Не понимаете вы меня, зато мать согласна с моим замыслом, - сердито
ворчал Хемиун.
     Нефермаат добродушно рассмеялся.
     - Она ни разу не строила. Ее мнение  -  мнение  влюбленной  матери  в
сыночка, оно ничего не значит. А мы тебе советуем как люди знающие.
     - Зато мать верит в мои силы, - не унимался Хемиун.
     - Одной верой ничего не сделаешь. Здесь должен быть твердый расчет, -
снова вмешался в спор  Рахотеп.  -  Какой  зодчий  не  мечтает  о  великом
сооружении, чтобы оно пережило века? Но твой  замысел  явно  не  по  силам
Кемет. Хотя как члены царской семьи мы должны поддержать тебя. Ведь ты еще
должен говорить с царем. Но лучше бы уменьшить пирамиду. Но, пожалуй,  это
дело твое. Ты - чати.
     - Как это его! - возмутился Нефермаат. - Мы, верховные жрецы  храмов,
где, по-твоему, будем? А разве крепость трона прадедов - не наша забота?
     - Я думаю так же, как ты, Нефермаат, - примирительно сказал Рахотеп.
     Неферт сочувственно смотрела на племянника. Ей очень нравился  чертеж
пирамиды в красках и новая форма ее, никем не виданная.
     Итет беспокойно оглядывала старших зодчих. Младший Нефермаат  молчал,
не решаясь вступить в разговор  старших,  но  его  глаза  выражали  полное
согласие с братом Хемиуном.
     Молодой зодчий встал  и,  небрежно  простившись  со  всеми,  пошел  в
собственный дворец, раздосадованный и обеспокоенный.
     Советы отца  и  дяди  насторожили  Хемиуна.  Он  решил  еще  раз  все
основательно и тщательно подсчитать.
     В результате точных  расчетов  можно  будет  решить,  реален  ли  его
замысел. Если применить крупные  блоки  -  это  ускорит  работу,  увеличит
прочность кладки. Но когда он  подсчитал  примерное  количество  глыб,  то
ужаснулся  и  не  поверил  себе.  Долго  пересчитывал  и  получил  тот  же
результат... Этих камней, весом примерно равным шести  быкам,  требовалось
более двух миллионов! Отец и дядя были правы! Такую работу могли выполнить
только боги. Его потрясла мысль о том,  что  такое  немыслимое  количество
глыб надо оторвать от скальных массивов, обтесать,  сгладить,  перетащить,
поднять, уложить... Нет! Нет! Невозможно! Какое же  количество  для  этого
нужно резцов, пил, деревянных кольев? И огромная армия людей, которую надо
кормить, одевать, возводить для них какое-то жилье... Царь  не  согласится
на это...
     И Хемиун решил уменьшить размеры. Но прежде чем переделать работу, он
направился с помощниками в окрестности на разведку  залежей  строительного
камня. Большие запасы прочного известняка были расположены северо-западнее
столицы, примерно в тридцати пяти тысячах локтей. Белого алебастра сколько
угодно было на восточном берегу в  Моккатамских  холмах,  где  он  издавна
добывался в каменоломнях Туры. Удешевить и облегчить его доставку возможно
путем переправы на плотах и барках в периоды разлива, когда  они  подойдут
почти к плато, где будет возводиться гробница.
     Исходя  из  наличия  больших  запасов  камня,  требовалось  перенести
некрополь в новое место, севернее города.
     - Новое, так все новое... - улыбаясь своим мыслям, думал Хемиун.
     Дня четыре, обливаясь потом и ругаясь, он лазал по  скалам,  оценивая
качество и объем залежей. За эти дни избалованный князь загорел и огрубел,
но был очень доволен. Ругань же его была притворной. Порученное дело  было
так огромно и увлекательно, что теперь он временами опасался, что царь  не
согласится  с  большими  размерами.  Он  подыскивал  доводы,  искал   пути
облегчения и удешевления и находил их, слушал советы строителей.
     Царь неожиданно вызвал Хемиуна во дворец, и переделать он  ничего  не
успел. Хуфу принял зодчего  не  в  тронном  зале,  а  по-родственному,  на
северной веранде, где можно было обойтись без рабов  с  опахалами.  Хемиун
низко склонил голову, чтобы поцеловать носок золоченой сандалии,  но  царь
милостивым жестом поднял его и усадил рядом, правда, пониже, на  скамейку.
Отныне начальник строительства получил неслыханную честь - сидеть рядом  с
живым богом. Князь был польщен. Молодой царь с  нетерпением  воззрился  на
племянника, чем-то непривычно смущенного.
     - Что ты мне скажешь? Или ты, может быть, ничего не сделал?
     Хемиун вздохнул. Он не  верил  в  осуществление  своего  грандиозного
замысла. Но отступать было нельзя, и он решился.
     - Нет, я все выполнил, как приказало твое величество.
     И он развернул огромный свиток с изображением в красках  усыпальницы.
Перед изумленными глазами  царя  предстала,  как  воплощенная  мечта,  его
пирамида. Предельно простая, но какая величавая была эта простота! Никогда
никто не видел ничего подобного.
     - Это будет огромное сооружение в триста локтей высотой и  шириной  в
четыреста шестьдесят локтей. Устремленное ввысь острой вершиной, оно будет
утверждать в бесконечности времени  твою  божественную  власть  над  всеми
живущими внизу, - услышал он слова Хемиуна.
     Безмолвно Хуфу любовался прямыми плоскостями, стремительно убегающими
в вечную синеву неба. А Хемиун продолжал:
     - Это будет сплошная толща камня из гладко обтесанных  и  шлифованных
глыб. Смотри, от повелитель мой! Если представить, что будет внутри ее, то
заупокойная камера расположится под самой вершиной, вход в  нее  будет  на
высоте двадцати восьми локтей. Вот  здесь  пройдут  наклонные  коридоры  и
небольшая усыпальница для  царицы.  Кроме  этого,  еще  пять  пустот,  все
остальное будет из камня. Такую толщу невозможно сокрушить ни времени,  ни
человеческим рукам. А мощное основание придаст великую устойчивость.
     Архитектор помолчал. Царь сидел,  согнувшись  над  папирусом.  Хемиун
приступил к самому неприятному. В осторожных, но достаточно  ясных  словах
изложил  огромность  затрат   средств   и   труда,   почти   невозможность
осуществления предложенного замысла.
     Хуфу, не сводя глаз с папируса, казалось, молча слушал его,  а  потом
сказал:
     -  Превосходно  то,   что   ты   сделал.   Приступай   немедленно   к
строительству.
     Хемиун удивленно вскинул глаза. Вероятно, царь не слушал его.
     - Но ведь я поведал твоему величеству, что всей твоей казны не хватит
на это сооружение.  Его  надо  уменьшить  в  высоту  на  сто  локтей  и  в
основании, - еще раз настойчиво повторил Хемиун.
     Фараон оторвался от папируса и небрежно  бросил  (не  допуская  мысли
что-то изменить в проекте):
     - Храмы отдадут часть своих богатств, которые  без  пользы  хранят  в
складах. Прекратим все постройки, отзовем часть крестьян, налоги поднимем.
С завтрашнего дня приступай к делу. Созовем верховных жрецов  храмов,  они
тебе помогут. Пирамиду не уменьшай ни на один палец.
     Ошеломленный зодчий  опустился  в  поклоне  перед  владыкой  и  молча
покинул дворец. Самые  противоречивые  мысли  волновали  его:  невероятная
мечта неожиданно осуществлялась, но найдет ли народ силы  воплотить  ее  в
реальное сооружение и довести  до  конца,  ибо  Хемиун  понимал,  что  его
сооружение коснется всего народа, всей страны. Только теперь  до  сознания
дошла вся серьезность  порученного  дела,  но  изменить  ничего  уже  было
нельзя. Грозный царь, увлекшийся идеей создания  величайшей  гробницы,  не
позволит отступить ни на палец, как он сказал. Впереди могла  быть  только
кипучая деятельность. Другого пути для него отныне не было. Озабоченный  и
взволнованный, он  вернулся  домой,  не  зная  -  радоваться  следует  или
печалиться.
     С папирусом царь не желал расставаться. Он сидел  прямой,  и  на  его
лице, обычно каменно-неподвижном, была торжествующая улыбка.
     Он нашел своего Имхотепа!
     На другое утро  Хемиун  рано  поднялся  с  постели  и  после  легкого
завтрака в сопровождении нескольких строителей отправился на окончательный
выбор площади. Четверо нубийцев несли его кресло-носилки, а четверо других
шли, готовые к смене: путь был далеким. Двое слуг в больших корзинах несли
завтрак и в закупоренных кувшинах пиво и вино.
     После придирчивого осмотра строители вместе  с  чати  выбрали  ровную
возвышенную площадь, с которой гробница будет хорошо видна со  всех  точек
столицы и отдаленных окрестностей.
     Вот здесь, на границе зеленой долины и желтых мертвых песков пустыни,
поднимется вверх пирамида, символизируя собой уход живого  бога  в  страну
мертвых, которая, по представлению жрецов, находилась на западе, за  этими
горячими  бесконечными  песками.  Выбранный  участок  отмерили  и  обнесли
камнями по границе. Вчерне наметили и дороги для доставки глыб  от  близко
расположенных известковых скал.
     После осмотра Хемиун позавтракал со строителями в тени скалы, остатки
еды были отданы слугам.
     Вернувшись  в  город,  он  призвал  к  себе  нескольких   начальников
строительных отрядов и приказал всем приступить немедленно  к  работе.  Он
распределил обязанности между ними. Первый отряд должен  начать  заготовку
глыб в каменоломнях вблизи стройки; второй - сгладить и подготовить дорогу
от  каменоломен  к  строительной  площадке.  Начальнику  третьего   отряда
поручалось выстроить поблизости от каменоломен поселок для рабочих,  чтобы
не тратить время на длинные переходы. Четвертый  отряд  чати  направил  на
проведение канала от реки к рабочему поселку и к строительной площадке для
снабжения водой. Пятый отряд должен готовить белые облицовочные  плиты  на
восточном  берегу  Хапи  [так  называли  Нил  египтяне  в   древности]   в
каменоломнях Туры. Хемиун подробно  указал  всем  начальникам  отрядов  их
обязанности, после чего  они  занялись  подбором  рабочих  в  строительные
отряды.
     Все последующие дни образованнейшие  жрецы  храма  Тота  рассчитывали
количество  блоков  и  плит,  медных  инструментов,  древесины  и  многого
другого, что требовалось для стройки  неслыханной  величины.  И  пока  эта
работа подходила  к  концу,  лица  математиков  становились  удивленнее  и
озабоченнее. Никогда еще никто не видел такого  огромного  труда  и  таких
затрат. Они качали головами и почти беззвучно перешептывались.
     Менкаутот - верховный  жрец-заклинатель  -  внимательно  рассматривал
результаты расчетов. Его глаза изумленно расширились. Он озабоченно провел
рукой по лбу и, сгорбившись,  глубоко  задумался.  Обязанность  верховного
жреца вынуждала его высказать царю свои опасения. Подавленный, в  ожидании
гнева,  шел  он  во  дворец.  Особенно  страшила  его  мысль   об   отрыве
земледельцев, грозившем неурожаями и бедствиями.
     Хуфу, сидя на золоченом кресле очень высоко, смотрел на жреца сурово.
     - Твое величество!  Усыпальница,  задуманная  чати,  величественна  и
неизъяснима по красе. Но, согласно нашим расчетам,  потребует  невиданного
числа людей и для них горы еды, инструментов  и  всего  другого.  В  казне
Кемет нет таких средств и никогда не имелось.  Усыпальница  в  срок  может
быть не окончена...
     Жрец невольно смолк под тяжелым взглядом  царя.  Каменно-неподвижный,
он был грозен, недоступен, как бог. Лежа на полу,  на  приемах  в  тронном
зале, сановники и послы дрожали от страха.
     Даже в гневе Хуфу не переходил на торопливую речь.  После  некоторого
молчания он высокомерно ответил:
     - Никакого уменьшения моего Горизонта я не допущу. Мое государство  в
полном расцвете и в состоянии возвести одно крупное сооружение.  Средства,
которые для этого требуются, велики, но  будут  расходоваться  постепенно,
как постепенно будут и поступать. На моей земле много храмов, в них  много
бесполезных богатств, вот они и внесут часть их на это великое дело.  Храм
Тота, хранитель мудрости, первый покажет в этом пример. Отныне  вся  Кемет
будет строить только мою пирамиду. Все  другое  строить  запрещаю.  В  том
числе и новые храмы.
     И он знаком показал, что жрец свободен.
     Менкаутот почтительно поцеловал носок сандалии в знак повиновения  и,
осторожно пятясь, удалился из зала.
     Встревоженный и растерянный, вернулся он в  храм  и  приказал  жрецам
пересчитать еще раз. Однако и эти расчеты подтвердили прежние результаты.
     Менкаутот призвал к себе верховных жрецов храмов Птаха, Ра,  Хнума  и
других. Все вместе начали обсуждать ритуал закладки Горизонта Хуфу -  Ахет
Хуфу [так называли строительство пирамиды Хуфу].
     После ухода  жреца  фараон,  однако,  задумался...  А  если  все-таки
Менкаутот прав и средств в стране действительно не хватит? Если, начав, он
не сможет закончить, как это было с некоторыми предшественниками? Ведь  не
окончил же своей гробницы фараон Могучий Телом - Сехемхет... С  начатой  и
не  доведенной  в  строительстве  даже   до   половины   гробницы   теперь
растаскивают камни, засыпают ее пески пустыни. Пройдут еще десятки лет,  и
об имени фараона Сехемхета никто не вспомнит, лишь жрецы  сохранят  его  в
своих свитках, куда записывают все главные события  в  стране  Кемет.  Как
фараон Хуфу не хотел, чтобы его божественное имя было забыто! И  он  этого
не допустит. Его гробница будет  закончена!  Он  примет  все  меры,  чтобы
строительство  шло  быстро  и  окончилось  как  можно  раньше.  Для  этого
требуется занять большее число людей. Средств не хватит? Да, у казначея их
недостаточно, но Черная Земля - богатая страна. В ней много людей, которых
можно  заставить  работать.  Все  население  будет  уплачивать  налог   на
строительство. А как много храмов, больших и маленьких, очень  богатых,  с
многолетними запасами зерна, тканей, и инструментов, и  рабов...  Все  это
можно с большей пользой употребить на Священную пирамиду. Ведь дарили цари
храмам земли, золото,  рабов,  виноградники,  продовольственные  и  другие
сокровища... Теперь настала их очередь помочь своему царю.  Пусть  отдадут
часть своих богатств, а потом пополнят их.
     Хуфу вызвал к себе домоуправителя и приказал разослать  вестников  по
храмам, чтобы верховные жрецы явились к нему.
     Дня через три человек двадцать верховных жрецов явились в тронный зал
и пали ниц перед владыкой. Хуфу  торжественно  сидел  на  высоком  золотом
троне, положив руки на резные подлокотники из  слоновой  кост