запретил их казнить и велел  отправить  в  самые  страшные
южные каменоломни, на золотые прииски, чтобы умерли там в муках.
     И было сделано, как приказал его  величество.  Ничего  не  понимающих
жалких стариков отправили в Нубию на золотые прииски, где  самые  здоровые
не выдерживали больше года.



                         ЧУЖЕЗЕМЕЦ ПОКУПАЕТ БАРКУ

     Однажды к домику кормчего  Дуауфа,  что  на  улице  Моряков,  подошел
чужеземец в свободной одежде, ниспадающей  глубокими  складками.  В  такой
одежде ходили купцы с далеких островов Великой  Зелени.  Жена  у  кормчего
удивленно посмотрела на пришельца, когда он спросил:
     - Могу ли видеть кормчего Большого дома Дуауфа, сына Меру?
     Женщина привыкла к тому, что ее мужа посещали всякие незнакомые люди,
с которыми ему приходилось сталкиваться во время своих  долгих  странствий
по водным просторам. Но муж только что прибыл из долгого плавания вчера, а
сегодня его уже навещают.
     Она приветливо улыбнулась на поклон незнакомого  гостя  и  пригласила
войти во двор.
     Кормчий   отдыхал   в   ожидании   нового   назначения.   Барка   его
ремонтировалась после сильного шторма. Только что вернувшись  с  пристани,
он сидел на циновке, постланной на  земле.  Перед  ним  стояли  объемистый
кувшин с пивом и кружки, с которых оно сползало  на  низенькую  подставку,
заменяющую стол в домах Кемет.
     Незнакомец вошел в маленький двор, более похожий на пышный сад, таким
он казался зеленым. Несколько кустов жасмина распространяли благоухание по
всему двору. На темном фоне  виноградных  лоз,  закрывших  глиняные  стены
двора,  выделялось  несколько  грядок  овощей.  Добродушный  Дуауф  окинул
быстрым взглядом гостя и, не спрашивая о причине прихода, пригласил выпить
с ним  пива.  Жена  кормчего  принесла  кружку.  Гость  сел  и  с  видимым
удовольствием начал медленно пить прохладный напиток.
     Он был высок, худощав. Кожаные сандалии и  платье  из  хорошей  ткани
говорили  о  достатке  их  владельца.  Русые  кудри,  ровно  подстриженные
брадобреем, опускались  чуть  ниже  ушей.  Более  светлая  кожа  и  волосы
выдавали в нем жителя чужой  страны.  Спокойное  лицо  с  прямым  взглядом
расположило к себе кормчего, видавшего много людей на своем веку.  Было  в
выражении этого необычайного лица одновременно  и  что-то  насмешливое,  и
какая-то горечь затаилась в углах рта.
     Незнакомец выпил кружку, и улыбаясь, похвалил пиво:
     - Превосходное у вас пиво, хорошо утоляет жажду!
     Он с восхищением оглядывал  маленький  дворик,  похвалил  порядок.  А
хозяева меж тем подливали пиво и  подкладывали  еду.  На  какой-то  момент
гость задумался, и в его лице появилось выражение  глубокой  тоски.  После
получаса неторопливой беседы гость сказал:
     - Слышал я, что ты  многоопытный  моряк  и  часто  ходил  по  Великой
Зелени. Хороший моряк знает толк в судах. Хочу я  купить  в  вашей  стране
барку. Ваши суда славятся по морю добротностью,  прочностью  и  на  волнах
устойчивы. Нет искусней ваших мастеров в этом деле. Да и строите вы их  из
ливанского кедра, а его горькая древесина не по вкусу морскому древоточцу.
Вот за этим я прибыл сюда  с  товарами.  Товарищ  мой  уже  отплыл,  я  же
задержался из-за судна, все не могу найти подходящего. Большая  барка  мне
не нужна, лишь бы она могла ходить по морю.
     Дуауф задумался. Много он странствовал в своей жизни. Была она  полна
трудностей  и  опасностей  и  научила  его  ценить  взаимную   выручку   и
своевременную помощь. Ему искренне  хотелось  помочь  этому  мужественному
человеку. Некоторое время он перебирал в памяти знакомых владельцев  барок
и, наконец, вспомнил, что недавно один из них умер.
     - Может быть, вдова его продаст? Сыновей у нее нет. Водить судно - не
женское дело. Барка невелика, но на ходу легка, надежна и быстроходна.
     Чужеземец поблагодарил за совет. Дуауф  проводил  гостя  к  владелице
барки, и та согласилась продать.
     На другое утро купец вместе с хозяйкой отправились  на  пристань  для
осмотра  судна.  Барка  из  ливанского  кедра  весьма   добротной   работы
содержалась  в  хорошем  состоянии.  Длина  ее  была  локтей  двадцать   с
небольшим. Покупатель осмотрел ее с довольным видом. Через несколько  дней
состоялась их сделка и купец расплатился золотом и тканями. В тот же  день
вместе с четырьмя другими  иноземными  моряками  он  переселился  на  свое
судно. Ему отвели на  окраину  пристани,  а  потом  поплыли  вверх,  чтобы
опробовать на ходу и узнать капризы судна.
     Из старой команды чужеземец не взял никого, так  как  отправлялся  на
острова Великой Зелени.
     Через несколько дней барка совсем исчезла, и на  пристани  о  ней  не
вспоминали. Вдова, бывшая хозяйка судна, была довольна платой.
     Дуауф тоже через несколько дней отправился в новое плавание - на этот
раз в Нубию за черным деревом, да и на обратном пути он должен был принять
груз розового гранита в Асуане для царского дома.



                           НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

     Благодаря усилиям  Руабена,  Инара  перевели  в  отдельную  крошечную
хижину, в поселок, где жили одинокие надзиратели и стражники.  Для  работы
отвели  площадку  под  тростниковым  навесом,  принесли  все   необходимые
инструменты. Впервые после двух лет он получил возможность ходить по  всей
территории свободно. Подготовив площадку, он пошел в  карьеры  для  выбора
нужного камня. Прежде всего зашел  к  товарищам.  Они  выразили  искреннюю
радость за него и сожаление, что он уже не с ними. Но Инар долго еще был в
их камере, пока они отделяли для него огромную глыбу. Потом ее  приволокли
под навес, и он начал работать над саркофагом для начальника каменоломен.
     Молодой скульптор не знал, стоит ли радоваться своей свободе. Свобода
была призрачна. Он знал, что за ним следят и никуда, кроме каменоломен, он
не сможет уйти. Перемены в жизни принесли ему и неожиданные  неприятности.
Надзиратели, с которыми ему приходилось встречаться в поселке,  относились
к нему с презрением и на каждом шагу  старались  это  подчеркнуть.  Гордый
юноша жестоко страдал от унижения и горько сожалел о потере друзей.
     Пользуясь своей относительной свободой, Инар часто заходил в знакомый
карьер под  разными  предлогами.  Он  даже  сделал  несколько  ушебти  для
Пекрура, и тот смотрел сквозь пальцы на  посещения  скульптора.  Начальник
каменоломен иногда заходил к Инару и даже снисходил  до  разговора.  Но  с
надзирателями отношений не получилось, они каждый раз напоминали о рабском
клейме. Угрюмый и одинокий, он работал  под  своим  навесом.  В  свободное
время любил прогуливаться вдоль реки.
     Однажды он забрел далеко вверх по  течению  и  присел  отдохнуть.  Он
сидел, задумавшись, вспоминал родной дом, Тию.
     Густые заросли папируса с звездчатыми метелками вдруг зашевелились, и
в них показался незнакомец. Быстрые глаза его  кого-то  напоминали  Инару.
Незнакомец осторожно оглядел пустынный берег и бросился к скульптору. Инар
узнал его:
     - Эсхил! Какие боги вырвали тебя из пасти эмсеха?
     Друзья крепко обнялись. Осторожный Эсхил увлек его в заросли  и  там,
скрытые от опасных глаз, они разговорились.
     - Я все-таки твердо решил осуществить побег на родину, как ты убеждал
меня когда-то. Раззадорил ты меня. И,  самое  главное,  помог  как  никто.
Платье, которое принес твой друг, было надежно спрятано в  скалах,  с  ним
было уже легче.
     Эсхил рассмеялся.
     - С крокодилом же - нехитрая история. Незадолго перед этим мы  пришли
к берегу купаться. Я зашел немного дальше и увидел там пику, которую забыл
кто-то из береговой стражи. Я припрятал ее в тростниках, прикрыл землей  и
место  хорошо  заметил.  Стражник  о  ней   промолчал,   видно,   побоялся
неприятностей и приобрел другую. Долго ждал я  удобного  момента.  Даже  и
тебе не говорил, чтобы все получилось неожиданно для всех.  Решил  я,  что
нужно убежать так, чтобы и сомнения ни у кого не  было.  Если  меня  будут
считать мертвым, искать не будут,  и  никто  не  пострадает.  В  тот  день
выдался хороший случай. В  камышовых  зарослях  спал  крокодил.  Пока  все
плескались в воде, я прополз за пикой и ткнул ею несколько раз чудовище, а
потом начал кричать и под водой ушел в тростники. Кровь в воде  вы  видели
не мою, а крокодила. До вечера я пролежал в иле, потом отмылся, сходил  за
греческим платьем и на рассвете на чьей-то рыбацкой лодке переправился  на
западный  берег.  Трудно  было  первое  время,  но  к  Руабену  не   хотел
обращаться, у него и так много  своих  неприятностей.  Встретил  я  одного
иноземца, сочинил ему историю об ограблении. Он немного помог, потом  дела
пошли лучше. Я давно брожу здесь, все хочу тебя увидеть. У меня даже судно
готово к побегу. Выкупил еще троих земляков, но хочу выручить всю  группу.
Да и через море плыть далеко, не справиться одному.
     Инар слушал с сияющими глазами.
     - Как же ты столько всего сделал? Как  же  мог  приобрести  судно?  -
мучительная морщина пересекла его гладкий лоб.
     - Не думай, друг, об этом. Я никого не обидел живых.
     - Живых? Значит?.. - глаза юноши сверкнули негодующим огнем.
     - Дорогой друг! Не думай об этом. Не все ли равно, как я их достал? Я
не украл у бедного его одежды. Не продал мальчика  в  рабство,  не  обидел
вдовы. И ты видишь, не убежал на родину, хотя и мог бы.  Я  остаюсь  верен
дружбе. И как ты можешь чем-то возмущаться?
     Инар сидел задумавшись. Эсхил был во многом прав.
     Они договорились о следующей встрече. Инар много и мучительно  думал,
догадываясь о способе добычи средств для побега. Вспоминалась  собственная
разбитая жизнь, разрушенная семья, и горячее, мстительное чувство победило
угрызения совести.  Организовать  такой  побег,  чтобы  никто  не  мог  их
поймать. Пусть он не будет среди них, но отомстит тем,  кто  причинил  ему
так много зла. Побег товарищей стал целью его жизни. Под предлогом  выбора
глыбы для саркофага жены начальника он часто  заходил  в  карьеры.  Пекрур
косился вначале, но,  узнав  о  цели  приходов,  стал  очень  любезен.  Из
опасения провалить все раньше времени Инар ничего не говорил товарищам.
     Встречи с Эсхилом продолжались изредка, каждый раз  на  новом  месте,
где  была  какая-нибудь  естественная  защита  от  посторонних  глаз.   За
прошедшие месяцы критянин сильно изменился, и его  почти  невозможно  было
узнать.   Высокий,   неторопливый,   исполненный   чувства    собственного
достоинства, он был к тому  же  одет  в  одежду  иноземца  с  ниспадающими
пышными складками, совершенно изменившую его  фигуру  и  походку.  С  лица
недавнего раба исчезла  худоба  изнурения  и  чернота  от  тяжкого  труда.
Важностью жестов и всем обликом он походил на гостей, привозивших товары с
северных островов. Даже Инару иногда не верилось, что еще недавно его друг
был всего-навсего рабом.
     - А все-таки, как страшно меняет человека рабская доля, - говорил он.
- Теперь на господина больше ты похож, чем наш начальник  каменоломен.  За
это время ты пополнел и лицо у тебя посветлело, а раньше я и не думал, что
ты еще молод. Ты мне казался пожилым, иногда даже стариком.
     Эсхил засмеялся и, щуря карие глаза, отвечал:
     -  Стар?  А  ты  знаешь,  как  на  меня  ваши   девушки   и   женщины
заглядываются? В гости приглашают. Только мне все в запрете.
     И, вздохнув, продолжал:
     - Да хранит меня Зевс всемогущий от потери памяти. Да  сохранит  меня
для семьи милостивая Гера! Афина мудрая! Не  покидай  меня  добротой!  Что
будет со мной, если  я  когда-нибудь  разденусь  в  вашей  стране?  Всякий
поймет, что я за господин такой, когда увидит мою спину. Вот и  приходится
ходить важно, да в дорогой одежде. Для  купания  мы  едем  куда-нибудь  на
пустынный берег, осматриваемся и по очереди купаемся. Не жизнь, а сплошная
оглядка: на берегу смотрим, чтобы спину кто не увидел, а в воде крокодилов
боимся. Диву даешься, как только у вас почитают таких страшилищ.
     Эти встречи с сильным, решительным человеком, которого  никакая  беда
не могла сломить, вдохновляли Инара. Он мужал, становился духовно  сильным
и целеустремленным. В его глазах появился сухой и холодный блеск. И было в
них теперь что-то затаенное и упрямое. Инар любил Руабена, был многим  ему
обязан. Но тот только был надежным и преданным другом. Эсхил же был мудрым
учителем, смелым до дерзости, а когда нужно, хитрым и осторожным. Он  знал
намного больше других и многое умел. Жизнь с ним становилась интереснее  и
разумнее. За прошедшие два года Инар был покорен своим старшим другом.
     Теперь, занятые своей идеей, они были очень  осторожны.  Даже  Руабен
ничего не знал о том, что Эсхил жив. Они избегали вовлекать в свое опасное
предприятие близких людей.
     Угрюмый Руабен сидел на скамейке на берегу реки и смотрел на нее.  На
душе у него было очень скверно. Здесь он часто бывал с Инаром и Тети. Инар
теперь влачил жалкое существование раба. Тети стала наложницей Яхмоса.  Он
был одинок. Более четырех  лет  он  не  имел  никаких  известий  о  семье.
Несколько месяцев назад Руабен пытался послать ряд  ценных  вещей  Мери  и
надеялся, что, наконец, получит какие-либо известия о  ней.  Но  барка  не
зашла в Белую Антилопу. И он пребывал в мучительной неизвестности.
     Погрузившись в свое невеселое раздумье, Руабен не заметил, как вблизи
от него на дорогих носилках пронесли прекрасную юную даму. Она внимательно
посмотрела на скульптора и приказала слугам  остановиться  в  тени  старых
сикимор.  Выйдя  из  носилок,  она  нерешительно  постояла  минуту,  потом
медленно направилась к Руабену. Он услышал легкий скрип песка,  уже  когда
она подошла близко.  Это  была  Тия.  Он  встал  и  низко  поклонился  ей.
Иссиня-черные тяжелые ресницы медленно поднялись, и в  ее  больших  глазах
отразилось смущение.
     - Ты друг Инара? - спросила она очень тихо.
     - Да, я его друг.
     - Ему очень плохо?
     Руабен отвел глаза. Что ей  сказать?  Как  успокоить  ее  юную  душу,
смятение которой отражалось сейчас на взволнованном лице?
     - Сейчас уже лучше. Он не виновен ни в каких преступлениях.
     - Я знаю. Он не способен на дурное.
     Она опустила глаза и стояла растерянная, не решаясь доверить ему  то,
что ее волновало: ведь она никогда не обменялась с ним и словом.
     - Передай ему... что я  его...  помню.  Буду  помнить  всегда,  -  ее
бледное лицо покрылось  горячим  румянцем.  Она  сняла  с  пальца  сначала
широкое золотое кольцо, потом маленький перстень. Перстень  она  протянула
Руабену. На тонком золотом ободке, как живая капелька крови, горел красный
прозрачный камень.
     - Передай ему. Это мой любимый амулет с детства. Пусть он хранит  его
от бед.
     Тия снова побледнела. Она чуть поклонилась Руабену и  пошла  к  своим
носилкам.  Она  шла,  высокая,  с  тонким  станом,  перехваченным  золотым
плетеным поясом.
     Руабен задумался. Да, народ Кемет красив. Много хорошеньких девушек в
столице. Большие глаза и длинные ресницы - не  редкость.  Но  красота  Тии
особенная. Ее всегда серьезное  лицо,  неуловимая  легкая  улыбка,  взгляд
медлительных глаз, как бы проникающих в самую глубину души, - все у нее не
такое, как у других. Чистый гладкий лоб очаровывал благородством, а четкие
дуги бровей подчеркивали его белизну. Он  понял,  почему  так  восторженно
любил ее Инар.
     Вспомнилась  Тети.  Яркая  красота  ее  была   совсем   другой.   Она
захватывала жизнерадостным звонким смехом, живостью, лукавством. Он  часто
видел, как быстро иногда менялась Тети. Становилась  недоступно  гордой  и
одним  сверкающим  взглядом  могла  остановить  неугодного  ей   человека.
Сравнивая  их,  он  подумал,  как  различна  красота  этих  девушек:  одна
обаятельная своей изнеженностью, аристократичностью, а другая  несравненна
в блеске силы и здоровья.
     И сейчас же над этими женскими образами всплыла Мери. Очень скромная,
милая  и  нежная.  Самоотверженная  хрупкая  женщина,   она   была   самой
привлекательной для него. Но когда он ее увидит?
     Руабен посмотрел на перстень. Через  несколько  дней  он  вручит  его
Инару, и глаза его просияют. Ведь она помнит, любит... Но случилось иначе.
В каменоломнях произошли события, которых Руабен не мог ожидать.



                                  НОЧЬЮ

     Наступила темная южная ночь.  Тихо  над  каменоломнями  Туры.  Лениво
ходит вооруженная стража по стене,  окружающей  жалкие  хижины  рабов.  Но
занятие это скучное, а главное - беспокойное. Кто осмелится бежать?  Куда?
Страшные пустыни с запада и востока охраняют страну  от  врагов  надежнее,
чем армии. Безлюдные, раскаленные, они страшны для всего живого. А по реке
тоже невозможно пробраться, слишком много там постов.
     Длится ночь, теплая и ясная, с торжественным горением звезд.  Молодой
стражник мечтательно смотрит  наверх,  вспоминая  о  своей  невесте.  Ночь
длинна, и хочется спать в этом томительном беззвучии,  в  томном  воздухе,
располагающем к неге, к сладкой дремоте. Он поворачивает  лицо  в  сторону
реки, к чуть заметным влажным струям, и садится. Сон коварно  обволакивает
его  волю,  он  облокачивается,  а  затем  незаметно  для  себя  и  совсем
опускается на нагретую за день стену. Крепкий сон окончательно  овладевает
стражником.
     Спит и речная стража на своих барках после жаркого,  душного  дня.  В
стране могучего царя Хуфу все спокойно.  Речной  свежий  воздух  действует
опьяняюще, и на палубах слышен дружный храп. Да  иногда  по  реке  проедет
лишь барка запоздавшего вельможи, возвращающегося с прогулки.
     Звезды совершают свой привычный круг по синему бархатному  полю.  Вот
они отмечают свой полночный путь, и  где-то  недалеко  от  стен  раздается
бормотание какой-то ночной птицы. Она  пролетает  над  стенами,  и  оттуда
доносится тот же тихий звук. Но стражник  спит  крепко,  и  легкие  шорохи
внизу не нарушают его сна.
     Но вот по толстой узловатой веревке беззвучные тени стали  опускаться
вниз и поползли по каменистой дороге к  реке.  Ночная  темнота  милосердно
прикрыла беглецов от опасных глаз, а тяжкое биение сердец слышали лишь они
сами.
     Когда Инар, ползущий  впереди,  почувствовал  колеи  от  полозьев  на
большой дороге, он еще раз прислушался. Но в ночной темноте расслышал лишь
сдержанное дыхание товарищей. Тогда он встал и пошел, за ним остальные. Не
доходя до реки, беглецы повернули в  сторону,  чтобы  не  выйти  к  ночной
страже.
     Пройдя через узкую стену папирусов,  все  вышли  к  берегу.  На  воде
неясно чернела барка - в ту  же  минуту  раздался  смех  шакала.  С  барки
ответили тем же. Вздох облегчения вырвался из стесненных грудей.
     Инар повернулся к рабам, жавшимся в темноте друг к другу,  пересчитал
их. Все были здесь.
     В это время раздался мягкий плеск,  и  к  берегу  подплыла  маленькая
тростниковая лодка, из которой легко выпрыгнул Эсхил.
     - Все благополучно? - шепотом спросил он. - А теперь скорее на барку.
Кто идет первым?
     Три человека отделились и подошли к Инару.
     - Прощай, брат. Благодарим тебя от всего сердца. Да будут милостивы к
тебе боги.
     Они обняли его по очереди и  сели  в  лодку.  И  пока  они  скользили
бесшумно к барке, Эсхил убеждал Инара:
     - Поедем с  нами.  Мы  не  можем  тебя  так  оставить,  это  было  бы
бесчестно.
     Тяжелое молчание.  Снова  подошла  лодка,  и  трое  невидимых  друзей
подошли обнять Инара и почувствовали на его лице соленую влагу.  Но  Эсхил
подтолкнул их к лодке, и они послушно сели.
     - Мы насильно увезем тебя, ничего они не сделают твоим родным.
     Инар молчал.
     Лодка подошла в последний раз,  и  Эсхил  последним  прощально  обнял
Инара. Он почувствовал, как содрогаются худые плечи юноши. Много  видавший
горя в своей жизни, он понял, как нестерпимо тяжело ему остаться одному и,
может быть, принять на себя одного все, ведь многие видели его  дружбу  со