и.  Ноги  его
опирались на скамейку из черного дерева со  сложным  узором  из  золота  и
лазурита. На царе  была  парадная  красно-белая  корона  с  обвивавшей  ее
драгоценной коброй для защиты от всех врагов. Все  это:  блистающий  трон,
величественный наряд царя, неподвижный, как каменный бог,  -  говорило  об
особой важности совещания. В львиных и леопардовых шкурах -  отличительный
знак верховного сана -  жрецы  расположились  полукругом  перед  троном  в
ожидании.
     Хуфу посмотрел сверху на склоненные спины жрецов  и  начал  медленно,
чуть глуховатым голосом:
     - Настала пора, когда по нашему священному  обычаю  я  должен  начать
свой Горизонт. Задуманное мною превзойдет все, что было сделано до нас  на
земле. Храмы - хранители древних святых обычаев -  обязаны  помочь  мне  и
выделить  часть  своих  богатств.  Огромная  постройка  требует   огромных
средств. Затем я и собрал вас сюда.
     Тяжелое молчание воцарилось в роскошном зале. Склоненные лица  жрецов
были непроницаемы. Было так тихо, словно никто из них не дышал.
     Тогда Великий Начальник Мастеров храма Птаха смело  поднял  голову  и
начал, уверенный в поддержке соседей:
     - Я должен сообщить твоему  величеству,  что  храмы  не  могут  этого
сделать. Мы бережем богатства для тяжелых испытаний, которые могут выпасть
на нашу страну. Так думают и другие. Твоя же пирамида может  быть,  как  у
великого Снофру, чей голос правдив.
     Жрец умолк и взглянул на фараона.
     Хуфу сидел такой же неподвижный. Узкие глаза горели  недобрым  огнем.
Чуть заметно трепетали ноздри. Сейчас он особенно  напоминал  своего  отца
Снофру, когда тот бывал в гневе.
     Невольно голова жреца крупнейшего столичного храма опустилась ниже  в
знак покорности.
     В это время жрец храма Ра произнес мягким голосом:
     - Храм бога Солнца сделает все, что в его  силах,  для  осуществления
твоих замыслов, о повелитель, да живешь ты вечно!
     Хуфу одобрительно кивнул головой. Легким жестом он  снял  перстень  и
милостиво надел на палец жреца. И все  поняли,  что  отныне  начнется  еще
большее возвышение храма Ра над другими,  даже  над  первым  и  главнейшим
храмом - храмом Птаха. И сознание многих жрецов точила сейчас  завистливая
мысль, почему не он первый изъявил  готовность.  Следующим  поднял  голову
Менкаутот и от имени  всех  храмов  выразил  готовность  помогать  царю  в
исполнении его замысла. На божественном лике фараона  появилась  довольная
улыбка.
     Когда Великий Начальник Мастеров  выходил  из  царского  дворца,  его
мучила мысль, что скупость и высокомерие сослужили ему  плохую  службу.  А
эта хитрая, ласковая бестия удачно выбранным  моментом  обеспечила  своему
храму успех и первенство в глухой вражде меж храмами. С  сегодняшнего  дня
эта борьба станет еще острее. Как он был неловок сегодня!  Не  мог  понять
остроты момента и потерпел позорное поражение. Разве  требовали  с  храмов
всех богатств?
     Очень недовольный собой, он сел в свои носилки, и слуги понесли его в
Анхтауи, где находился храм Птаха.
     Вскоре состоялся торжественный праздник  закладки  царской  гробницы.
Фараон, облаченный в одежды Осириса, сверкающий драгоценным уреем [урей  -
золотое изображение змеи  кобры;  по  верованиям  древних  египтян,  кобра
отвращала врагов от фараона] с  зелеными  изумрудными  глазками  на  ярком
пшенте [пшент или клафт - двойная корона  египетского  царя  красно-белого
цвета, в знак власти над обеими странами: красная корона Нижнего Египта  и
белая - Верхнего Египта], возглавлял пышную церемонию.  Жрецы  и  жрицы  в
одеяниях богов и богинь, члены царской  семьи,  вельможи  и  массы  народа
участвовали в празднике.
     Во время церемонии вбили колья  и  натянули  веревки,  ограничивающие
площадь Ахет Хуфу. Под заклинания верховного жреца храма Птаха в  яму  под
фундамент опустили жертвы закладки -  череп  быка,  глиняные  пластинки  и
кирпичи с именами фараона. Туда же поместили несколько разбитых сосудов  и
кусок строительного известняка. Вокруг отмеченной площадки вырыли канаву и
пустили воду. По ее уровню и выровняли площадь, чтобы  избежать  перекосов
сооружения. А  позже  жрецы-астрономы  много  дней  занимались  уточнением
положения пирамиды по  звездам,  чтобы  она  была  расположена  строго  по
сторонам горизонта.
     Праздник прошел торжественно. В  лучах  солнца  парадно  сияли  белые
одежды. Драгоценные камни, золото, серебро  и  электрон  [сплав  золота  с
серебром] на знатных дамах и сановниках ослепительно сверкали и  придавали
празднику особый блеск, яркость. Столичная знать, щеголи  с  удовольствием
вышли на празднество, чтобы показать  роскошные  наряды  и  драгоценности;
ремесленники и простолюдины, обрадованные  возможностью  отдыха,  от  души
веселились, еще не представляя тех тяжестей и горестей,  которые  принесет
невиданная постройка народу.
     Весь день радостно шумела столица.  На  всех  углах  продавали  пиво,
вино, финики, пирожки, виноград,  сласти.  В  царском  дворце  целую  ночь
слышалась музыка. Целые горы  яств  были  разложены  перед  гостями.  Юные
танцовщицы развлекали гостей танцами. Лучшие певцы и  музыканты  услаждали
божественный слух фараона,  его  семьи  и  всей  многочисленной  дворцовой
знати.
     А за белыми толстыми стенами  дворца  по-своему  веселился  народ.  В
глиняных кружках искрилось дешевое вино, шипело  пиво.  Ячменные  лепешки,
длинные огурцы, соленая и печеная рыба, виноград - все подавалось  на  пир
тружеников. В бурном веселии танцевали и пели все простолюдины.
     В густой черноте южной ночи мелькало множество факелов. Чад и  копоть
висели над городом. Песни и смех слышались  всю  ночь.  Праздник  закладки
продолжался еще несколько дней и надолго запомнился народу Черной Земли.
     Фараон был счастлив. Все предвещало удачу в его огромном замысле.
     В  городе   началась   оживленная   суета.   В   небывалых   размерах
производились  работы  в  каменоломнях,  срочно  прокладывалась  дорога  к
строительной площадке. Вблизи  нового  некрополя  возводился  поселок  для
строителей. В городе не хватало людей, жилищ; ремесленники были  загружены
до отказа. Люди все пребывали в город и окрестности. Писцы и  надсмотрщики
мечтали и наживе в общей  суматохе.  Везде  кипела  работа.  Город  шумел,
наполненный до отказа суетой и движением.
     Но вместе с оживлением тихо и упорно  поползли  зловещие  слухи,  что
царь задумал такую постройку, которая разорит  всю  страну.  Шепотом  люди
говорили, что строительство гробницы грозит нарушить всю жизнь народа.  Во
много  раз  возрастут  и  без  того  большие  налоги,  начнутся   трудовые
повинности. Никогда от сотворения мира не было таких построек, и потребует
она таких сил,  что  все  придет  в  ветхость,  некому  будет  следить  за
орошением земли, ремонтом плотин и каналов. Голод будет  угрожать  народу.
Слухи ползли все дальше и настойчивей. Полиция и  писцы  по  указу  начали
преследовать за  них.  Замеченных  в  распространении  вредных  разговоров
начали ссылать на тяжелейшую работу в каменоломни.
     Так начиналось строительство Великой пирамиды.



                ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ. У ПЕРВЫХ ПОРОГОВ

     В предрассветной тишине откуда-то с окраины пустыни  донесся  грозный
львиный рев. В деревне испуганно отозвались собаки.
     Руабен проснулся от этого шума и прислушался к  постепенно  стихающим
звукам.  Он  спал  на  плоской  кровле  хижины,  застланной  циновками  из
прибрежного камыша. От реки  чуть  заметно  доносился  влажный  ветерок  с
запахом ила и тростников. Над хижиной еле слышно бормотали верхушки пальм.
Тихо дышала рядом Мери, маленький Пепи громко посапывал  носом,  и  совсем
неслышно спала малютка. От  изнурительного  труда  последних  дней  болело
тело.  Кругом  земледельцы  готовились  к  приему  воды  в  реке.   Спешно
заканчивали укрепление валов и чистку каналов. Оставалась еще часть  новой
дамбы, на которой община собиралась работать днем.
     Незаметно его мысли перешли на свой участок. Хорошо, если бы  вода  в
этом году была большой.  Как  трудно  орошать  высокие  земли!  Счастливцы
соседи! У них вода на землю идет по  каналам,  сколько  нужно.  А  излишек
всегда можно спустить. И земля глубоко пропитывается, и ила оседает много.
     А вот на его клочке никогда  не  бывает  избытка  драгоценной  влаги.
Трудно весь день черпать воду  под  жгучим  солнцем.  Он  и  ведра  сделал
больше, все равно работа идет медленно. Зерна осталось в  большом  кувшине
только  на  семена,  да  еще  надо  принести   жертву   богине   Исиде   -
покровительнице урожаев.  Оттуда  даже  горсти  нельзя  трогать.  Придется
продержаться на козьем молоке да на овощах. Будет свободнее, можно и  рыбу
половить. Через несколько дней кончатся трудовые повинности на реке, тогда
будет время, и он поработает. Руки у него с умелыми пальцами. Особенно  он
любит работать с камнем. Красивые  сосуды,  маленькие  ушебти  -  фигурки,
которые любящие родственники кладут в могилы ушедшим в страну молчания.
     От близкой реки тянет освежающей прохладой. А мысли идут  бесконечной
чередой. Звезды на небе давно побледнели,  разгорается  яркая  заря.  Река
начинает блестеть. Бледно-золотые блики на ее глади переходят в розовые  и
оранжевые. Руабен поворачивается и смотрит на спящую жену. Устав за долгий
день, она спит очень спокойно, только затененные  веки  чуть  трепещут,  и
вздрагивают иссиня-черные крупные ресницы. Густые волосы прикрыли ее плечи
и грудь. В свежем утреннем воздухе ее  сон  крепок.  Во  сне  она  кажется
совсем девочкой.
     Первые солнечные лучи уже скользят по  верхушкам  пальм.  И  вдруг  в
просвете их крон он замечает звездочку, яркую  и  единственную.  Радостный
вздох вырывается из его груди.
     - Сотис! [Сотис - Сириус; первый восход Сириуса совпадает с  разливом
Нила, в солнечных лучах он невидим] Наконец ты явилась!
     Теперь со дня на день можно  ждать  прибытия  больших  вод.  Каков-то
будет в этом году разлив? А каков разлив, таков и урожай!
     Он любовался звездочкой-вестницей, и так  хотелось  поделиться  своей
радостью с Мери, что он не выдержал и потеребил ее за плечо.
     - Зачем так рано вставать? - сонно отозвалась Мери.
     - Посмотри сюда! Сотис явилась!
     - Неужели? Где? Покажи, покажи!
     - Смотри сюда! Вот между двумя листьями! Видишь, какая яркая?
     Мери радостно вздохнула.
     - А теперь спи! Рано еще!
     Руабен осторожно закрыл ладонью ее глаза и легко коснулся губами шеи.
От его нежного прикосновения Мери, не открывая глаза, ласково  улыбнулась.
Она умела быстро засыпать, и через несколько минут  ровно  дышала.  Руабен
пытался  сомкнуть  веки,  но  они  снова  открывались,  и  глаза  находили
звездочку, появление которой возвещало о близком разливе реки.
     "Нет! Все равно не заснуть", - с досадой  думает  Руабен  и  бесшумно
спускается с плоской кровли на  маленький  дворик.  Деревня  еще  спит,  и
кругом стоит торжественная тишина. Он берется за красивый сосуд и начинает
осторожно работать медным сверлом. Отверстие углубляется  очень  медленно.
Чем скорее управится он с этим сосудом, тем раньше получит за него  зерно.
А оно так сейчас нужно! От одного  молока  и  овощей  голодно  на  тяжелой
работе. Этот сосуд заказал ему писец из дальнего  селения.  Но  не  так-то
быстро  его  можно  сделать.  Камень  очень  крепок,  и  из-за   хрупкости
приходится осторожно работать. Руабен  подсыпает  влажный  песок,  который
ускоряет работу, и снова продолжает вращать сверло  сильными  пальцами.  И
продолжает думать. Никогда ему не хватает урожая: мало земли. Это  еще  бы
ничего. Но как только собрано зерно, - забирает писец  Большому  дому,  да
будет он жив, здоров и могуч. На семена надо оставить, да  храму...  Семье
остается совсем пустяк.
     В работе он не замечает, как быстро идет время. Солнце уже  поднялось
выше  и  скользит  по  верхушкам  пальм,  добирается  до  крыши.   Деревня
пробуждается. Мычат коровы,  блеют  козы.  Вот  и  Мери  спускается  вниз,
плещется водой,  начинает  доить  коз.  Окончив  доение,  она  зовет  мужа
завтракать. На чистой циновке кружка молока и ячменная лепешка. Завтра  ее
уже не  будет.  Сегодня  она  поэтому  кажется  особенно  вкусной.  Руабен
отламывает половину и прячет под кружку, пока Мери возится с малышами.  Он
улыбается, представляя, как она рассердится, когда ее  увидит.  Он  знает,
что она себе не оставила.
     После завтрака Руабен заходит за соседом, и вскоре все  мужчины  идут
на плотину.
     Последний участок плотины,  на  котором  в  этот  день  работала  вся
община, часто не выдерживал напора воды, и прорыв ее вызывал наводнение  в
низких местах селения и связанные с ним беды. Работали  в  общине  дружно.
Одни изготавливали и подносили прутья, другие плели из них плетни,  третьи
таскали и месили  глину,  а  наиболее  опытные  укрепляли  стены  плотины.
Работами  руководил  сельский  староста  -  почтенный  старик,  страдавший
недугами. За долгую жизнь много поработал он  на  плотинах  и  каналах,  и
лучше его никто не мог этого делать. Расположение каналов требовало ума  и
наблюдательности, чтобы и воду сберечь  в  бассейне,  и  подвести  ее  без
потерь на зерновое поле и все его напитать.
     Всем уже было известно, что показалась Сотис и на днях река  принесет
первые большие воды откуда-то из  таинственных  глубин  южных  далей,  где
никто никогда не был. Там бог Хапи льет воду из кувшина в пещере.
     Все работали  сосредоточенно.  В  это  время  показался  новый  скриб
[писец],  прибывший  несколько  дней  назад  вместо  умершего.   Это   был
низкорослый человек с отвислым дряблым животом. Из-под  тяжелых  надбровий
выглядывали маленькие глазки.
     Скуластый, с толстыми обезьяньими губами, он производил отталкивающее
впечатление, и все сторонились его, предчувствуя, что от  этого  зловещего
человека можно ожидать  всяких  бед.  Но  он  был  властью  в  селении,  и
сторониться его можно было не всегда.
     Когда скриб Хати приблизился,  все  стояли  в  почтительном  поклоне,
низко склонив спины. Но вместо обычного приветствия, как это было при  его
предшественнике, скриб злобно накинулся на работающих:
     - Презренные шакала! Кто так делает? Гиена старая! Что я  тебе  вчера
приказывал? Сегодня вы должны прийти на мой участок и работать на мой дом.
Что, по-вашему, я буду жить под открытым небом?
     Плетка со  свистом  опустилась  на  старосту,  потом  еще  один  удар
обрушился на его спину, но когда плеть взметнулась в третий  раз,  сильная
мужская рука перехватила ее на лету, и разъяренный Хати увидел  над  собой
Руабена.
     - Неужели тебе не стыдно поднимать руку на всеми  уважаемого  старого
человека? Наш умерший скриб никогда так не обращался с нами.
     Лишенный плетки, задыхающийся от бессильной злобы, Хати смотрел вверх
на широкоплечего парня, в глазах которого было  откровенное  презрение.  А
кругом стояла толпа мужчин с хмурыми лицами. Жестокий, но трусливый, скриб
отошел на несколько шагов назад и проворчал:
     - Не привыкли? Придется привыкнуть, я ленивых не потерплю!
     Староста посмотрел благодарными глазами на Руабена, но в его  взгляде
сквозило беспокойство. Он поклонился Хати и сказал:
     - Напрасно гневаешься, господин! На рассвете появилась Сотис, значит,
благодатный Хапи на днях будет наполняться водой, а у нас не  готова  одна
плотина. Здесь часто бывают прорывы, тогда нам не справиться с рекой.  Дня
через два закончим и перейдем к тебе всей общиной.
     Тон старосты был спокоен  и  полон  достоинства.  Хати  посмотрел  на
неоконченную работу, на жилистых мужчин и  сильных  парней  и,  подыскивая
слова для отступления, пробормотал:
     - Надо было вчера сказать.
     Он бросил взгляд, полный злобы, на Руабена и, взяв  плетку,  пошел  к
селению. После его ухода длилось тяжелое молчание.
     - Да сгорит твое сердце, и прах да будет  выброшен  в  пустыню,  чтоб
вечно блуждало твое Ка [по верованиям древних египтян,  незримый  двойник,
рождающийся с человеком и охраняющий его после смерти в загробном царстве,
жилищем Ка служила гробница] в поисках, - шептал вслед Хати сын  старосты.
Он с горечью смотрел на  расстроенное  лицо  отца  и  на  его  спину,  где
набухали красные рубцы.
     - Принимайтесь за работу! - напомнил староста.
     - Да! Этот покажет себя! Не раз мы добрым вспомним старого писца,  не
обижал зря людей. Сразу видно, что дурной человек,  -  проговорил  Бату  -
старший брат Руабена, такой же высокий и сильный.
     Староста, как бы позабыв о  происшедшем,  озабоченно  посматривал  на
вал.
     - Не разнесет река? Что-то он мне кажется ненадежным...
     - Я знаю большой обломок скалы, он хорошо бы закрыл весь  проход,  да
еще если навалить его  со  стороны  воды.  Только  трудно  переправить,  -
высказался Руабен.
     Посоветовавшись, решили все же притащить камень и укрепить им опасный
участок плотины.
     Весь остаток дня и следующий  день  волокли  они  на  длинных  жердях
большую плоскую глыбу с границы пустыни. Все так измучились,  что  вечером
еле добрались домой. Утром на следующий  день  ее  установили.  Глыба  так
удачно встала на место, что все пришли в восторг.
     - Теперь останется здесь  на  вечные  времена!  -  смеялся  довольный
староста.
     Вечером Бату зашел к Руабену. Они посидели, обсуждая свои дела.  Мери
покормила их. Ячменя дома не было,  и  еда  была  овощная.  Прощаясь  Бату
сказал брату:
     - Плохого человека к  нам  прислали,  а  тебя  он  запомнил  и,  чего
доброго, будет мстить. Будь осторожен.
     - А что он может мне сделать? - беззаботно  отозвался  Руабен,  -  на
работе, в общине я не из последних...
     Он и сам понимал значение злобного взгляда писца. Разве  он  не  прав
был, когда встал на защиту уважаемого старого человека?
     Закончив, наконец, работы по укреплению дамб, община  направилась  на
строительство дома новому писцу. Чтобы замять как-то неприятность,  решили
работать целые дни без перерыва. Кроме того,  всем  нужно  было  время  на
своем хозяйстве, мужчины мечтали половить рыбу и поохотиться, зерно  почти
у всех кончилось. Работать у Хати было очень  неприятно.  Скриб  был  всем
недоволен. Земледельцы, превратившиеся в строителей, молча слушали, как он
шипел и визжал.  Голос  у  него  был  на  редкость  резкий  и  неприятный.
Несколько раз он подскакивал к Руабену, но тот невозмутимо делал свое дело
и делал так хорошо, что придраться было не к  чему.  Но  скоро  все  очень
осложнилось. У Хати оказались большие аппетиты. Он пожелал, чтобы дом  его
был такой же, как у вельмож в городах. Средняя комната  должна  быть  выше
других и с верхним освещением.
     Староста выслушал его желания, задумался и осторожно возразил:
     - Для такой высокой  комнаты  нужны  большие  стволы,  чтобы  держать
потолок с крышей. Где же мы их возьмем?
     Он посмотрел кругом.  Берег  пологими  ступенями  спускался  к  реке.
Множество поколений в поте  лица  трудились  над  тем,  чтобы  сделать  их
плоскими и превратить в поля. Валы и каналы, пересекающие берег, молчаливо
свидетельствовали об упорной и тяжелой борьбе с пустыней,  у  которой  они
отбирали ничтожные клочки для посева ячменя и полбы. Они воевали с палящим
солнцем, грозящим иссушить их труд. Они боролись с  могучей  рекой,  с  ее
капризами,  она  то  пугала  сокрушительными  страшными  наводнениями,  то
угрожала недостатком воды и голодом. На узкой  живой  полосе,  отвоеванной
поколениями людей у пустыни, светлели бассейны, в которых задерживали воду
для полива после спада воды в реке.
     В отдалении от деревни темнела  густая  роща  пальм,  перемешанных  с
финиковыми.
     - А вон сколько пальм... Ничего не случится, если и срубите несколько
штук.
     Староста удивленно посмотрел на скриба.
     - Но это же священная роща при храме Исиды. Мы не смеем ее касаться.
     - Тогда