,
чувствуя себя в чем-то  виноватыми.  Руабен  горячо  поблагодарил  всех  и
остался  с  Мери.  Беда,  свалившаяся  на  их  головы,   была   совершенно
неожиданной. Он смотрел на совсем юное лицо жены, на узкие плечи и  глаза,
полные тоски  и  отчаяния.  Как  бесполезна  была  его  сила  теперь!  Как
беспомощна самоотверженная любовь!
     Под черным звездным небом он сидел, обняв Мери, и тихо говорил:
     - Ты знаешь, как я тебя люблю!  Милосердная  Исида!  Ты  одна  знаешь
глубину моих мук. Благая наша защитница!  К  тебе  обращаюсь  за  помощью.
Помоги нам, твоим детям! Чем  мы  прогневали  тебя,  что  посылаешь  такие
жестокие испытания?
     И впервые за весь день он почувствовал тяжелые капли слез на ее лице,
хлынувшие бурным, облегчающим потоком. И  когда  она  немного  утихла,  он
горячо, страстно убеждал ее:
     - Моя Мери! Если боги родины возьмут нас под свою защиту, я  вернусь!
Меня не страшит ничто: никакие муки, никакие тяжести, ты знаешь,  какой  я
сильный и терпеливый. Может быть, я вернусь не скоро, никто мне  этого  не
скажет... Я не знаю, что меня ожидает, но все свои силы я  приложу,  чтобы
вернуться. Верь в это и жди!
     Темная жаркая ночь проносилась над их головами...



                               ВНИЗ ПО РЕКЕ

     Руабен впервые в жизни спускался по великой реке. Невеселое это  было
путешествие. В его ушах долго звенел раздирающий душу  голос  Мери,  когда
его вместе с другими грубо втолкнули в барку, и она  отчалила  от  родного
берега.
     Стоя на борту быстро удаляющегося судна, он с  отчаянием  смотрел  на
жену. Несколько минут он еще различал в толпе провожающих ее лицо, залитое
слезами, но потом все  быстро  исчезло  за  поворотом  реки.  Потрясенный,
смотрел он,  как  скрывалось  родное  селение.  Кто-то  подтолкнул  его  к
огромному веслу, он должен был грести и следить за ритмом взмахов.
     За долгую дорогу много пришлось слышать криков женщин и детей.  Судно
принимало испуганных мужчин с растерянными лицами и  неумолимо  продолжало
свой путь.
     Но новая жизнь невольно втягивала Руабена в свое русло. Постепенно он
обрел способность наблюдать за непрерывной сменой картин  вокруг.  Могучие
мутные воды Хапи величаво устремлялись к северу. Большое судно но длиной в
шестьдесят локтей легко скользило по бесконечной глади реки. Речная долина
то сужалась, стиснутая надвигающимися горами, то расширялась и  прихотливо
меняла свои очертания.  За  зелеными  полосами  берегов  виднелись  желтые
песчаные холмы. Их  сменяли  голые  мертвые  каменистые  склоны.  В  узком
коридоре  восточных  и  западных  хребтов   река   извивалась,   энергично
прокладывая свой  путь  к  морю.  За  многие  десятки  тысяч  лет  ей  это
удавалось, и она проделала себе волнистую дорогу к  северу  и  устлала  ее
мощным слоем плодороднейшего ила. Река была даром бога Хапи и сама  носила
его название. Благодаря ей  жизнь  кипела  на  всем  огромном  протяжении.
Сжатая горами и мертвыми пустынями,  долина  не  давала  людям  достаточно
плодородных  земель.  Она  тянулась  двумя  узкими  полосами  жизни  между
Ливийской и Аравийской  пустынями,  которые  надвигались  мягкими  волнами
злого рыжего песка или дыбились острыми унылыми скалами.
     Могучая река спокойно текла, как тысячи лет назад, среди необозримого
песчаного океана и словно смеялась над его узорами. Ее  мощный  союзник  -
северный морской ветер - непрерывными  потоками  отбрасывал  надвигающиеся
пески. Люди  окружили  реку  полосами  полей  и  тенистыми  валами  садов.
Неустанным трудом они боролись с раскаленным дыханием пустыни.
     Опытным глазом  земледельца  Руабен  всматривался  в  окружающее.  На
высоких берегах поля поднимались террасами  и  вместе  с  ними  на  разной
высоте светлели бассейны, в которых хранилась драгоценная  вода.  И  видно
было, как поливальщики черпали воду ведрами или корзинами и  несли  их  на
коромысле в сады и огороды. Блестели загорелые спины крестьян, смешивающих
свой  пот  с  животворной  речной  водой,  без  которой  земля   была   бы
безжизненной пустыней.
     Перед  глазами  развертывалась  панорама  бесконечного   разнообразия
картин. Любуясь берегами, он немного забывался. На ночь останавливались  у
селений. Все с удовольствием покидали свой плавучий приют, чтобы  посидеть
на твердой земле.
     Однажды  вблизи  пристани,  у  большого  селения,  барка   неожиданно
наскочила на мель. От резкого толчка многие повалились  на  пол.  Стоявший
рядом с Руабеном Ини упал  в  воду.  Руабен  несколько  секунд  растерянно
наблюдал, как земляк барахтался в воде, но тут же крикнул ему:
     - Держись, сейчас помогу!
     Он быстро подбежал к гребцам и выхватил у одного  из  них  весло.  За
спиной он услышал крик и,  подбежав  к  борту,  увидел  крокодила.  Руабен
размахнулся длинным веслом и метко ударил по голове чудовище. Оно скрылось
в воде, но  сейчас  же  показались  другие.  Река  в  этих  местах  кишела
отвратительными животными.  Несчастному,  окруженному  зубастыми  пастями,
доплыть до берега оставалось локтей двадцать.  Руабен  бежал  по  борту  и
энергично работал веслом, ударяя то одну, то другую  голову.  Ему  помогал
еще кто-то, тоже веслом. Но вдруг чья-то сильная  кисть  сжала  его  руку,
весло выпало за борт.
     - Чего вы делаете, нечестивцы? Поднимать руки на самих богов? Если ты
еще позволишь себе подобное, сам пойдешь им в пищу!
     Перед Руабеном стоял высокий мужчина с  разгневанным  лицом  в  белом
одеянии жреца. Руабен не враз понял, чего от него хотели и  почему  он  не
должен помогать товарищу. Он со страхом посмотрел вниз. В этот момент  над
головой Ини сомкнулись длинные  зубастые  челюсти,  заглушив  предсмертный
вопль...
     - Такова воля богов! - торжественно произнес жрец.
     Руабен бессильно опустился на пол. Еще одна семья осиротела.  А  ведь
Ини можно было спасти. Ему так немного оставалось доплыть.
     Позже гребцы  разъяснили  ему,  что  в  этом  сепе  [сеп  -  область,
провинция]  крокодилы  были  священными  животными.  Прикосновение  к  ним
воспрещалось и грозило строгим наказанием. Все дивились,  сколько  было  в
реке этих безобразных священных животных.
     - Хорошо еще, что этот жрец не  наказал  тебя.  Видно,  рабочие  руки
сильно нужны, пошел бы и ты на обед крокодилам вместе со своим земляком, -
сказал ему сосед, с которым он сидел рядом, когда приходилось грести.
     - Все против бедняков.
     - И писцы. И боги, и жрецы, - закончил его мысль Сети.



                    НА СТРОИТЕЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ ПИРАМИДЫ

     Наконец долгий путь по реке  окончен.  Дахабие  достигла  места,  где
пребывает двор фараона.
     Всех прибывших земледельцев выстроили на берегу в  одну  линию.  Трое
чиновников осмотрели их и разделили на две группы. В одну  отбирали  более
рослых и сильных, в другую - всех остальных. Руабен и Сети жались  друг  к
другу, опасаясь, что не попадут вместе. Так и случилось. Руабен  попытался
возразить, но чиновники даже не взглянули на  него.  И  сейчас  же  группы
разошлись в разные стороны. Руабен успел только бросить  тоскливый  взгляд
на растерянное лицо Сети.
     Чиновник повел свою группу на север от пристани по берегу реки. Узкая
дорога вилась то под сенью цветущих садов, то среди невысоких изгородей из
серого речного ила, за которыми виднелись хижины.  На  маленьких  двориках
звенели детские голоса.
     Зоркий глаз земледельца подмечал все ту же  нужду  в  земле,  которую
остро испытывали в верхнем течении Хапи. Оттого  так  узка  дорога  и  так
тесно на огородах. Но щедрые дары реки в виде жирного ила и обильной  воды
дают пищу всем растениям, тесно посаженным на малых  площадях.  Почти  все
время справа блестит река. Лениво катится она в низких берегах,  слева  на
западе иногда видна пустыня с ее горячими песками.
     Уныло брели земледельцы к своей неизвестной  судьбе.  Чиновник  молча
шагал впереди. Да и зачем ему,  образованному  человеку,  разговаривать  с
жалкими пахарями, присланными сюда для  грубых  черных  работ?  По  своему
положению эти люди будут мало чем  отличаться  от  рабов.  Да  и  язык  их
непонятен для людей столицы.
     Неизвестность томит прибывших. Вид цветущей долины  под  синим  небом
немного  успокаивает,  и  они  с  любопытством  озираются.   За   оградами
возвышаются густые стены винограда, не  знакомого  на  засушливой  родине.
Навстречу часто попадаются ослики, нагруженные мешками, корзинами.  Дорога
поворачивает к западу, и взгляду открываются пшеничные  поля,  сменяющиеся
яркой зеленью участков со льном.
     Потом они шли через  пригород  столицы,  построенный  лет  двенадцать
назад, когда некрополь перенесли севернее Соккара.  Тогда  фараон  пожелал
быть ближе к своей любимой  пирамиде,  чтобы  видеть,  как  она  строится.
Земледельцев, живших в этих местах с давних времен, согнали с их  клочков,
и вблизи реки, словно по волшебству, возник  легкий  загородный  дворец  с
традиционными прудами,  цветниками,  беседками.  С  плоской  крыши  своего
дворца, под защитой полотняного навеса, Хуфу часто наблюдал,  как  по  его
велению копошились тысячи людей и как неуклонно росла вверх его знаменитая
пирамида.
     За владыкой потянулась  знать  в  модное  теперь  предместье.  Вокруг
роскошного  царского  дворца  появились  виллы  вельмож.  На  их   участки
переносили молодые деревца, и  за  короткий  срок  здесь  вырос  маленький
чудесный   городок   с   тенистыми   садами,   благоухающими   цветниками,
поднявшимися на благодатной земле, обильно политой народным потом.  Здесь,
у  богатых  людей,  жизнь   была   сплошным   торжеством.   Невежественным
земледельцам, не видавшим ничего хорошего в своей жизни, казалось, что они
проходят через поля Иалу, где избранные пребывают в изобилии,  праздности.
Уж не сами ли боги жили здесь?
     Из богатого дворца четверо нубийцев  вынесли  на  роскошных  носилках
знатную  даму.  Пятый  слуга  держал  над  ней  пышное  опахало  из  белых
страусовых перьев. Он шагал в такт с носилками и весь  был  поглощен  тем,
чтобы тень падала на красивое лицо дамы. На узкой дороге  отряду  пришлось
остановиться и, прижавшись  к  стенам,  пропустить  носилки.  И  пока  они
двигались, дама с презрительным любопытством скользила  глазами  по  толпе
запыленных жилистых мужчин в грубых повязках, плетенных из болотных  трав.
Нарядная, она сверкала золотыми кольцами и браслетами.  На  обнаженной  ее
шее переливалось ожерелье из чередующихся нитей золотых и лазуритовых бус.
Носилки проплывали мимо, и в глазах Руабена остались напружинившиеся мышцы
крепких мужских рук с вздувшимися жилами под черной кожей.
     Но вот чиновник повернул в сторону пустыни, и все вышли  на  окраину,
граничащую с песками полосой зеленых полей.
     Перед ними открылась удивительная картина.
     На ровном каменистом плато  возвышалась  чудовищная  гора,  созданная
человеческими руками. И люди, сотворившие ее, казались в сравнении  с  ней
ничтожными червями. Непомерно  огромная  у  основания,  она  суживалась  и
заканчивалась наверху срезанной площадкой.  Там,  высоко,  много  десятков
людей что-то делали. Снизу они  казались  движущимися  букашками.  С  трех
сторон каменная громада укрывалась крутыми  земляными  насыпями.  С  верха
горы, с четвертой  стороны,  полого  опускалась  длинная  насыпь,  которая
постепенно  переходила  в  прочную,  гладкую  укатанную  дорогу.  По   ней
подвозили из соседних каменоломен громадные камни, весом не  менее  чем  в
шесть  быков.  По  мере  роста   пирамиды   приходилось   надстраивать   и
вспомогательные насыпи. Работа по их подъему  требовала  огромного  труда.
Вереницы полуголых людей двигались наверх,  согбенные  тяжестью  корзин  с
землей. Снизу видно было, как носильщики высыпали землю на одну из боковых
насыпей.
     В стороне от дороги высились ряды штабелей  сливочно-белых  скошенных
облицовочных глыб. При укладке они сглаживали уступы горизонтальных  слоев
кладки и придавали граням будущей пирамиды плоскую  сбегающую  форму.  Эти
шлифовальные блестящие треугольные камни поражали глаза  особой  чистотой,
безупречностью формы и точностью обработки. Под ярким  солнцем  они  сияли
ослепительно.  Их  заготавливали  в  Туринских  каменоломнях  и  во  время
разливов реки доставляли на плотах и барках до границы  воды,  подходившей
близко к строительной площадке.
     "О Исида! - думал Руабен, шагая по дороге, обжигающей босые  подошвы.
- Сколько же людей работало, чтобы добыть, сгладить  и  уложить  эту  гору
камней, так точно обработанных, что меж ними не просунуть и ножа. Каков же
он, живой  бог,  по  воле  которого  сотни  тысяч  людей  слабыми  руками,
вооруженными мягкой медью, кольями и водой, создали эту рукотворную  гору,
невиданную от сотворения мира. Каков  он,  живой  и  недоступный,  стоящий
неизмеримо высоко над людьми всей своей страны?"
     Чиновник  ушел  под  большой  тростниковый  навес,  где   от   солнца
укрывались надзиратели;  там  же  хранилась  вода  и  проводились  работы,
которые не требовали обязательного пребывания на раскаленной площади.
     Прибывшие с удивлением и страхом оглядывались кругом. А  по  каменной
дороге меж тем приближалась большая и странная толпа в несколько  десятков
человек.  Пригнувшись  и  подавшись  вперед,  люди  волокли  что-то  очень
тяжелое. Слышались покрикивания надзирателя, в воздухе промелькнул  бич  и
со свистом опустился на чью-то спину.
     Толпа приближалась.
     - Что это? - спросил Руабен.
     - Завтра узнаешь  на  собственной  спине,  -  невесело  усмехнувшись,
ответил ему проходивший мимо носильщик с корзиной.
     Толпа была все  ближе  и  ближе.  Кто-то  забежал  вперед  с  тяжелым
кувшином и начал поливать дорогу перед  толпой.  Десятки  людей,  напрягая
силы,  волокли  опутанную  веревками  известковую  глыбу   на   деревянных
полозьях, из-под которых шел дым и пахло горелым деревом. Вот глыбу начали
поднимать по насыпи. Несколько человек тянули ее спереди,  ухватившись  за
канат, а другие упирались с боков и сзади. Медленно поплыла она  вверх  по
сырым известковым дорожками, которые улучшали скольжение и предохраняли от
чрезмерного нагрева.
     Вздрагивая, поднималась она вверх,  наполовину  скрытая  согнувшимися
человеческими телами. Как худы были эти тела! От напряжения в них выпирали
ребра, позвонки. А глыба под костлявыми спинами, перемещавшимися руками  и
ногами все плывет и плывет без остановки по бесконечно  длинному  подъему,
ибо останавливаться нельзя. Задыхаясь, спотыкаясь,  люди  поднимаются  все
выше и выше под палящим, одуряюще горячим, безжалостным солнцем.
     И все они, прибывшие с далеких окраин страны, с мрачным  раздумьем  и
болью следили за толпой рабочих, видя в ней и свою горькую долю.  Казалось
им, что сейчас иссякнут остатки сил, что это последние ручьи пота текут по
черным спинам.
     Но глыба все ползет и чуть пошатывается под ободряющие крики. Вот она
на самом  верху  чуть  задерживается,  содрогается  и  исчезает  за  краем
выступа.
     И так каждый камень! Сколько же их в этой  огромной  горе?  С  каждым
слоем кладки все выше, все  труднее  и  опаснее.  Товарищи  Руабена  стоят
безмолвные, дивясь всему, что их  окружает,  и  ужасаясь  тому,  что  ждет
впереди...
     Сверху начали спускаться люди, поднявшие  глыбу.  Они  шли,  качаясь,
тяжело дыша, в грязных лохмотьях, еле державшихся на бедрах. На  их  лицах
выражалось равнодушие смертельно уставших людей.  Они  глянули  в  сторону
новичков и пошли своей дорогой, не спеша,  наслаждаясь  коротким  отдыхом.
Навстречу же двигалась новая толпа со следующей глыбой.
     Когда второй отряд проходил мимо, один из них упал, плетка опустилась
на молчаливое тело. К нему подошли двое рабочих и внесли под тень  навеса.
Один рабочий облил тело водой, но оно оставалось неподвижным.  Спустившись
сверху, подошли товарищи, потрогали, послушали, но, очевидно,  помощь  ему
была уже не нужна. Они понуро побрели за новой глыбой.
     Подошли чиновник с надзирателем и сообщили, что вся группа придет  на
следующий день на подвозку глыб. Надзиратель критически  осмотрел  всех  и
остался доволен их здоровым видом. Затем он отвел их в рабочие  дома,  где
жили строители гробницы.
     Огороженный  высокой  стеной  из  кирпича-сырца   поселок   находился
поблизости. Тесные, душные хижины, разделенные на темные клетки,  лепились
друг к другу. В поселке был небольшой каменный бассейн, защищенный  сверху
навесом. В него  носили  воду  из  ближнего  канала.  Надзиратель  коротко
рассказал о правилах жизни. По своему режиму она мало отличалась от  жизни
рабов. Он разместил их в каморки, где были  постланы  грубые  тростниковые
циновки, разваливающиеся от долгого употребления.
     У входа в хижины стояли большие глиняные кувшины с  водой  и  кружки.
Руабен с товарищами долго пили воду, а потом вошли в хижины,  спасаясь  от
жары. Кормить их не спешили. Тяжесть труда потрясла  Руабена,  хотя  он  с
детства привык к черной земледельческой работе. И никто не знает,  сколько
они пробудут здесь, вдали от родных  мест.  Каждый  из  них  погрузился  в
тяжелое раздумье.
     Вечером их накормили сушеной рыбой, черствыми ячменными лепешками.  К
этой пище добавляли чеснок и редьку.
     На закате вернулись рабочие. Со смешанным чувством страха  и  горечи.
Руабен наблюдал за ними. Они тяжело  волочили  ноги  и,  дойдя  до  хижин,
валились  на  циновки.  Худые,  с  запавшими  глазами,  лица  их  выражали
беспредельную усталость. Он плохо спал в  эту  ночь  и  все  время  слышал
тяжелые вздохи товарищей. На заре, когда он, наконец,  забылся,  громадный
окрик разбудил его. Все  вскочили,  не  понимая  со  сна,  что  случилось.
Наступил первый день  новой  работы.  В  утреннем  воздухе  было  свежо  и
прохладно. Умывшись, пошли  получать  свою  порцию  утренней  еды.  Работа
начиналась рано, а в самую изнурительную жару  прекращалась,  чтобы  после
полудневного зноя возобновиться до вечера.
     К месту работы их вел  надзиратель.  Когда  подошли  к  каменоломням,
надзиратель указал каждому рабочему постоянное место у салазок, на которых
возили блоки. Широкоплечего и высокого Руабена начальник поставил впереди,
у каната,  где  работа  считалась  наиболее  тяжелой.  Остальных  новичков
разместили вперемежку со старыми. Для  перевозки  уже  была  готова  груда
блоков. Надзиратель рассказал новичкам о правилах  работы,  и  они  начали
наваливать  первую  глыбу  и,  прочно  закрепив  ее  крепкими   веревками,
поволокли по дороге. Особенно тяжелым был подъем по насыпи наверх.  Сердце
бешено  колотилось,  а  дорога  неумолимо  поднималась   вверх.   Хотелось
передохнуть, но надзиратель не разрешал. И  когда  Руабен  чуть  запнулся,
резкая боль от удара плетки пронзила его тело.  Вот,  наконец,  и  выступ.
Надзиратель забежал вперед, показывая место, где можно было  остановить  и
свалить глыбу.
     Несколько минут все мучительно глотали  воздух.  Отдышавшись,  Руабен
огляделся и замер от удивления. Они находились на площадке,  поднятой  над
плоскогорьем  на  высоту  более   двухсот   локтей.   Несколько   десятков
каменотесов  шлифовальными  камнями  сглаживали  неровности  на  глыбах  и
подгоняли их к месту. Над ними были  устроены  навесы  из  циновок  -  для
защиты от солнечных лучей. Здесь работали наиболее искусные каменотесы.
     В красноватых лучах поднимающегося солнца широко, насколько охватывал
глаз, видна была долина, пересеченная рекой, теряющейся на юге и севере  в
зеленых садах и полях. Город разметался по берегу и тонул на юге в  легкой
утренней дымке. Он был бесконечным, огромным, сказочно красивым. С  севера
к  нему  примыкало  царское  предместье  с  дворцами   придворной   знати,
прикрытыми обширными садами.
     От величавой  реки,  сверкая  на  солнце,  тянулись  тоненькие  жилки
многочисленных каналов. И только отсюда, сверху, можно было  увидеть,  как
много эт