Однажды надзиратель Пекрур повел свою группу каменотесов к  реке  для
омовения. Пока они раздевались и мыли свои повязки у берега, Пекрур отошел
поболтать  к  береговой  страже.  Со  стороны  рабов  слышались  довольные
восклицания, смех и громкие всплески воды. Пекрур с наслаждением потягивал
пиво из кружки, предложенное ему приятелями. И вдруг послышались отчаянные
крики и горестные  аханья.  Надзиратель  бегом  направился  к  купающимся,
которые толпой собрались на берегу. Оказалось, что Эсхил, приблизившись  к
прибрежным тростникам, потревожил там крокодила и тот утащил его с собой в
воду. Эсхил  успел  только  крикнуть.  Вода  была  еще  красной  от  крови
погибшего. Каменотесы поспешно натягивали повязки, не успевшие  высохнуть.
Все старались держаться подальше от  реки.  Инар,  взволнованный  и  очень
бледный, смотрел туда, где среди высоких тростников только что разыгралась
нередкая для Хапи драма. На берегу валялась истрепанная повязка погибшего.
     Надзиратель осторожно подошел  к  камышам,  не  отваживаясь  зайти  в
мутную воду, и осмотрел их. Как ни хорошо было на полях Иалу, он не спешил
туда. Но для отчета начальнику нужно было все  осмотреть  самому.  Подошли
охранники с пристани  и  подтвердили,  что  здесь  часто  видят  огромного
эмсеха.
     Пекрур пересчитал всю  группу  и,  злой,  повел  рабов  в  хижины,  в
поселок. Испуганные, перешептываясь между  собой,  каменотесы  уходили  от
опасного места. Пекрур в душе был доволен, что  избавился  от  иноземца  с
дерзкими глазами. Кроме того, в группе  рабов,  подвластных  Пекруру,  все
больше подчинялись Эсхилу, словно он, а не Пекрур был надзирателем.
     На другое  утро  Пекрур  сделал  обстоятельное  сообщение  начальнику
каменоломен о случившемся. Для убедительности пришлось  кое-что  приврать.
Начальник каменоломен безразлично выслушал надзирателя и только спросил:
     - А ты сам видел, когда это случилось?
     - Как же, как же, господин мой начальник! Эмсех был из самых крупных,
локтей  двенадцать  в  длину,  раб  только  вскрикнул  и  захлебнулся,   -
вдохновенно сочинял Пекрур.
     Начальник помолчал и добавил:
     - В следующий раз купайтесь дальше  от  камышей,  и  так  не  хватает
каменотесов. Сходи к писцу, пусть отметит.
     Пекрур пошел к писцу, ведающему записью всех рабов  каменоломен.  Тот
против имени погибшего поставил иероглиф - "кончено".
     А Инар ходил очень грустный. Всем было заметно,  как  он  тосковал  о
погибшем друге. Как-то незаметно получилось, что теперь вся группа слушала
его. Но Пекрур против этого особенно не возражал.  Инар  был  свой,  а  не
какой-нибудь презренный  экуеша  [экуеша  -  так  называли  представителей
народов Эгейского моря]. Работу группа выполняла так же аккуратно,  а  все
время быть в духоте карьера не слишком-то приятно. Теперь иной  раз  можно
отойти и сразиться на игральной доске.
     Прошло еще несколько недель, и о происшествии на реке все  постепенно
забыли.



                          В УСЫПАЛЬНИЦЕ РАХОТЕПА

     Хемиун вызвал к себе Руабена и предложил ему  сходить  в  усыпальницу
дяди, чтобы посмотреть великолепную работу знаменитого ваятеля.
     На другое утро они отправились в Медум, в некрополь. Вначале  поплыли
на дахабие на юг, а потом  вышли  и  направились  на  запад  -  Хемиун  на
носилках, а Руабен пешком.
     Жрец, надзиравший за усыпальницей, провел их внутрь мастабы.  Странно
было после яркого солнечного дня идти в мрачную темноту.  Все  шли  молча,
стараясь  ступать  бесшумно,  звуки  здесь,  в  покое  мертвых,   казались
преувеличенно громкими и заставляли невольно вздрагивать.
     Идущие впереди остановились,  и  жрец  высоко  поднял  факел.  Руабен
вздрогнул. В красноватом свете на него смотрели  блестящие  глаза.  Густые
черные брови и толстоватые губы  были  столь  выразительны,  что  казалось
вот-вот они начнут шевелиться. Это незнакомое лицо так поразило  его,  что
он  отшатнулся,  не  поверив,  что  это   всего   лишь   мертвый   камень,
преображенный рукой гениального мастера.
     Хемиун внимательно следил за лицом Руабена.
     Жрец передвинул факел и осветил другую фигуру. Как живая сидела  жена
Рахотепа. Густой короткий парик  обрамлял  ее  красивое  лицо.  Серебряная
диадема со звездочками и лепестками слегка углублялась в  массу  волос.  В
глубине  больших,  чуть  опущенных  глаз  затаилась  грусть.  Под   полным
подбородком ярко выделялось широкое ожерелье. Тонкий плащ  плотно  облегал
ее фигуру и поднимался на высокой груди. Это лицо с характерными  длинными
бровями и полными небольшими губами очаровывало своей особой красотой.
     Подавленный  ваятель  молчал.  Покоряющая  сила  незнакомого  мастера
привела его в необычайное  волнение.  Это  был  всего  лишь  камень.  Всем
знакомый известняк. Но какой это был камень!
     Хемиун,  задумавшись,  молчал,  вспоминал  обоих  ушедших  в   страну
мертвых. Выйдя из мастабы наружу и морщась от  ослепительного  света,  они
присели.
     - Теперь  ты  понял,  как  надо  работать?  -  оторвавшись  от  своих
воспоминаний, заговорил Хемиун. - Жаль, что такой великолепный мастер ушел
в страну молчания. Ваятель должен так изображать, чтобы камень жил и  тебе
хотелось с ним говорить. Вот и я хочу, чтобы ты  меня  изобразил  живым  и
похожим. Решил я эту работу поручить тебе, потому что у тебя  камень  тоже
живет. Тебе, ваятелю, нужно было посмотреть эту необычайную работу.  Затем
я и взял тебя с собой.
     Руабен молча поблагодарил поклоном за почетный заказ. Но на душе  его
стало мрачно. Когда же он поедет домой? Чем лучше и усерднее  он  работал,
тем дальше был от дома, от Мери.
     - Великий господин! Будь милостив! Отпусти меня за семьей!
     Хемиун нахмурился.
     - После этой работы я отпущу тебя. Чем скорее  ты  ее  сделаешь,  тем
быстрее попадешь домой.
     Князь сел на носилки, и все направились к реке, где их ждала дахабие.
Руабен уныло брел за носилками. Но на другое утро  энергично  работал  над
глыбой. Если Птах будет  милостив,  из  этой  глыбы  скоро  будет  создана
сидящая фигура князя Хемиуна. Ка Хемиуна будет в  этой  каменной  оболочке
жить на полях Иалу,  если  с  его  мумией  что-либо  случится.  Надо  было
спешить, ведь мастаба князя давно готова.



                             НОЧЬ В НЕКРОПОЛЕ

     Тихо ночью в городе мертвых.  После  долгого  деятельного  дня  уснул
город живых. От раскаленных за день камней струятся  горячие  токи.  Легко
шелестят песчинки, гонимые ветром, рожденным в  Великой  Зелени.  Спокойно
спит стража некрополя. Грозные законы, жестокие наказания ждут нечестивца,
грабителя могил, не говоря уже о гневе богов. Кто осмелится  пойти  против
двойного круга кар - земных и божественных? Оттого спокоен  сон  стражи  в
городе мертвых.
     Но  чьи-то  тени  скользят  в  густой  темноте.  Их  две.   Вот   они
остановились и, уверенные, начали копаться  в  земле.  С  помощью  рычагов
тяжелая каменная плита сдвинута в сторону,  и  зияющая  чернота  отверстия
поглотила пришедших. Много ночей работали они, чтобы проникнуть в  богатую
гробницу.
     В  мрачном  черном  коридоре  вспыхнул  огонь  светильников,  и  тени
уверенно  начали  продвигаться  по  внутренним   коридорам   к   саркофагу
величественной и гордой царицы, супруги царя Снофру, матери грозного  Хуфу
- Хетепхерес. Сильные  руки,  привычные  к  тяжелой  работе,  бесцеремонно
подняли крепкими рычагами с  освещенного  саркофага  великолепную  крышку.
Светильник,  поставленный  на  дорогой  узорчатый  ларец,   осветил   лица
грабителей. Одно из них иноземное, со светлыми карими глазами и спутанными
русыми кудрями. Оно напряженное и внимательное, но и только. Никакой страх
не отражается на этом спокойном и мужественном лице с горестными складками
у губ.
     Второе явно выдает жителя Черной Земли. Оно полно  ужаса  перед  тем,
что они свершают.
     - О, Анубис!  [Анубис  -  бог  мертвых  и  покровитель  некрополей  и
бальзамирования; почитался в образе шакала или человека с головой  шакала]
Что мы делаем?! - восклицает он. - Боги накажут нас!
     - Я твоих богов не боюсь! - вполголоса отвечает  иноземец.  -  А  мои
боги простят за то, что  от  живых  людей  твоего  народа  я  видел  много
страшного. Когда предстанешь перед своими богами, сообщи им, что проделать
это тебя заставили насильно, - насмешливо закончил старший.
     Точными,  рассчитанными  движениями  каменотесов  они  тихо  спустили
крышку вниз. Роскошно украшенная царица блеснула  прекрасными  стеклянными
глазами с золотой маски, под которой  скрывалась  спеленутая  в  тончайшие
льняные ткани мумия. На ней среди бинтов было скрыто много драгоценностей.
Грабители вытащили мумию из саркофага и грубо всунули ее в большой  мешок.
После этого перерыли несколько ларцев и  вытащили  наиболее  ценные  вещи,
положили их вместе с мумией  в  мешок.  Иноземец  работал  быстро,  и  его
кипучая деятельность несколько ободрила испуганного товарища.
     - Там, на свободе, мы освободим ее от ненужных вещей. Зачем ей их так
много? Неужели боги там так скупы, что ничего не дадут царице?  -  пытался
пошутить иноземец. - Ну, пойдем поскорее.
     В суматохе разбились кувшины с  благовониями,  распространяя  сильный
запах. Египтянин поджег светильником ткани в  сундуке,  в  которые  должна
была одеваться Хетепхерес в царстве мертвых.  Пламя  отгоняло  мстительных
духов и боролось с их силой. На миг ярко осветился мрачный дорогой  склеп.
Тени заплясали по стенам, египтянин сжался от этого зловещего зрелища. Они
подняли свою тяжелую ношу и направились к выходу.  Выбравшись  на  воздух,
иноземец принялся маскировать  вход  в  ограбленную  гробницу.  Его  опять
прикрыли плитой и засыпали сверху песком, насколько это  было  возможно  в
темноте.
     - Пусть пройдет несколько дней, пока обнаружится, а за это время  мы,
может, совсем убежим отсюда, - шептал старший.
     Сгибаясь под тяжестью, в темноте они спешили выйти  из  некрополя  по
заранее изученной дороге.
     На заре непрошенные  гости  были  уже  далеко.  Лодка,  спрятанная  в
прибрежных тростниках, надежно оборвала их следы.
     В хорошо скрытой пещере  в  холмах  Моккатама,  на  окраине  пустыни,
могущественная   царица   была   раздета.   Хрупкие   золотые    украшения
безжалостными ударами тяжелого молотка превратились в  бесформенные  куски
кованого золота, их не узнала бы и сама хозяйка. Только часть  драгоценных
вещей  с  камнями  осталась  цела.  Мумия,  не  нужная  грабителям,   была
выброшена. Но потом решили, что  лучше  всего  ее  сжечь,  так  безопаснее
будет.
     Удачно справившись со своей опасной операцией, хорошо скрыли  золото,
серебро, дорогие ткани. Совесть о содеянном их  не  мучила.  За  это  было
оплачено  долгими  годами  горчайшего  рабства.  Проходили  дни,  и  страх
наказания рассеивался. Все было хорошо скрыто.



                             ДНЕМ В НЕКРОПОЛЕ

     Смотритель Неншу встал рано утром и  решил  проверить  до  жары  свой
участок некрополя вокруг усыпальницы царя Снофру - отца грозного Хуфу. Все
было благополучно. Да и что могло случиться? Довольный, он уже повернул на
боковую дорожку, чтобы идти домой. И вдруг похолодел.
     От усыпальницы царицы Хетепхерес, расположенной вблизи  возвышающейся
гробницы ее мужа, тянулись вдавленные в песок  следы  босых  ног.  Цепочка
неровных отпечатков крупных мужских ступней выразительно рассказывала, что
хозяева шли, сгибаясь от тяжести, и неровно ступали,  не  видя  в  темноте
почвы под ногами.
     Схватившись за голову, Неншу обежал  вокруг  гробницы  Хетепхерес,  и
страшная догадка его подтвердилась. Каменная плита была выломана и кое-как
прислонена, и от нее начинался  путь  грабителей,  которых  не  пугали  ни
земные,  ни  небесные  кары.  Дрожа,  он  попробовал   проследить   ночных
посетителей, но следы довели его до дороги и там слились с сотнями других.
     Обливаясь потом, бледный, трясущийся Неншу побежал со своим  скверным
известием к начальнику некрополя. Тот благодушно отдыхал  после  обильного
завтрака. Встрепанный вид задыхающегося Неншу, блуждающие его глаза  яснее
слов рассказали, что в некрополе неблагополучно. Заикаясь, смотритель  еле
выдавил:
     - М-мой г-господ-дин, гробницу...
     - Чья?! - рявкнул начальник.
     - Ца-ца-рицы... Хетеп...
     - Царицы Хетепхерес?!
     - О Анубис! Почему ты не покарал грабителей на  месте?  Пропали  наши
головы! - вопил Неншу.
     Ругаясь, охая и вздыхая, они отправились  в  сопровождении  еще  двух
смотрителей  на  осмотр  гробницы.  Со  светильниками  пробрались   внутрь
разграбленного  покоя.  Все  здесь  носило   следы   поспешного   грабежа:
опрокинутые сосуды с благовониями, рассыпанные украшения, которых в спешке
не заметили. Опаленные стены со следами копоти, обгоревшие дорогие  ткани,
пепел и запах гари - все было осквернено. Но самое страшное было  не  это.
Саркофаг, золотящийся нежным светом, был пуст. Мумия исчезла.  В  соседних
помещениях было все на месте, хотя там тоже были ценные  вещи.  Чиновники,
бледные от страха перед предстоящим гневом в  Большом  доме,  переписывали
все оставшееся от разграбления.
     Вечером начальник некрополя пошел к своему  родственнику  -  царскому
домоправителю Неферу и в строгой тайне сообщил о страшном несчастье. Нефер
был потрясен. Пот проступил у него по всему телу, когда он представил силу
гнева царя. Всем было известно, как почитал Хуфу свою  мать.  Они  решили,
что об исчезновении мумии сообщать не следует, а сказать  лишь  о  пропаже
вещей.
     На другой день Нефер, ведающий всеми важнейшими делами царского дома,
поеживаясь от предстоящего, пошел в зал приемов и, теряя сознание, на этот
раз не по ритуалу, как полагалось, а от самого настоящего страха,  доложил
о случившемся.
     Гнев разъяренного царя  был  ужасен.  Задыхаясь  от  бешенства,  Хуфу
приказал поставить на ноги всю полицию, поймать грабителей и наказать так,
чтобы люди содрогались при мысли об этом. А мумию царицы перенести в новую
усыпальницу, которую немедленно прорубить вблизи усыпальницы самого царя.
     В тот же день  Нефер  посоветовался  с  Хемиуном,  и  тот  немедленно
выделил  несколько  десятков   опытных   каменотесов,   которые   работали
непрерывно. Чиновники, посвященные в эту тайну, дрожали от страха, как  бы
царю не пришла мысль посмотреть на мумию матери. Работа шла на  предельной
скорости. Каменотесы, которых нещадно торопили, теряли сознание от жары  и
недостатка воздуха в  глубине  шахты.  Корзину  за  корзиной  поднимали  с
раздробленным известняком наверх.
     Однако  устройство  новой  усыпальницы  неожиданно  осложнилось.   На
обычной глубине в восемнадцать локтей известняк оказался таким рыхлым, что
поневоле пришлось углубляться в грунт все ниже и  ниже.  Работать  на  дне
глубокой шахты было невыносимо. Но чиновники торопили, грозили наказаниями
и обещали в то же время награду за быстрое окончание.
     Наконец, на невообразимой глубине почти в шестьдесят  локтей  удалось
дойти до прочной скалы, в которой и начали высекать погребальный покой. От
непрерывных задержек все нервничали, и каждый прожитый  благополучно  день
приносил вздох облегчения. Работали день и ночь  внизу  при  светильниках,
обливаясь потом и водой и сменяли непрерывно друг друга.
     На одном из очередных приемов царь спросил  Нефера,  скоро  ли  будет
готова усыпальница для матери.  Нефер,  лежащий  на  прохладных  узорчатых
плитках пола, был в душе доволен, что придворный этикет  не  позволял  ему
смотреть на живого бога, иначе царь прочитал  бы  на  его  лице  выражение
ужаса, что все откроется  раньше,  чем  чиновники  сумеют  скрыть  опасные
следы. Нефер заверил повелителя, что в ближайшие дни работы будут окончены
и мумию торжественно перенесут. Хуфу  торопил  с  окончанием,  но  у  всех
чиновников страх перед раскрытием тайны  был  так  велик,  что  торопливее
работать  было  невозможно.  Начальник  некрополя,  более  всех  дрожащий,
потерял и сон, и аппетит. Даже во сне ему чудились новые ограбления, и  он
гонял своих надзирателей по  некрополю  днем  и  ночью.  Сам  же  все  дни
проводил у шахты, надоедая мольбами, которые сменялись руганью  по  адресу
таинственно исчезнувших грабителей.
     В конце концов страх победил всякие другие соображения, и как  только
комната в шахте была прорублена вчерне, ее  не  стали  отделывать.  Наспех
высекли  ниши  для  каноп-сосудов  с  внутренностями,   извлеченными   при
бальзамировании, и поставили в ниши. Особенно мучительным  был  в  тесноте
шахты спуск большого саркофага. Наконец, измученные рабочие водворили  его
кое-как  на  место.  После  этого  опустили  оставшуюся  утварь:  красивые
алебастровые сосуды с благовонными маслами, с зеленой малахитовой  краской
для глаз, ларцы, деревянное  ложе,  обшитое  листовым  золотом.  Это  ложе
прекрасной работы много лет назад было подарено самим царем  Снофру  своей
любимой жене. На ложе положили шесты от балдахина, а в золотом  футляре  -
свернутые полога из  тончайшего  полотна.  Из  дворца  принесли  уцелевшие
украшения царицы - серебряные ножные обручи, которые она  так  любила  при
жизни, и другие вещи, которые удалось найти.
     Пока шла вся эта суета, к чиновникам  прибыл  вестник  из  дворца  от
Нефера, который сообщал, что Табуба, одна из  жен  царя  слышала,  как  он
выразил желание  через  два  дня  навестить  новую  усыпальницу  матери  и
посмотреть ее мумию.
     Эта опасная  весть  ускорила  все  необычайно.  Все  оставшиеся  вещи
кое-как свалили с саркофага. Испуганных каменотесов  заставили  немедленно
заложить плитами дверной проем и подняться наверх. Там они уже  вспомнили,
что оставили свои инструменты внизу и  очень  жалели  их.  Пока  каменщики
засыпали строительным мусором и камнями шахту, жрецы, посвященные в тайну,
закололи быка в жертву Ка царицы и произвели священную церемонию. Недалеко
от верхнего края шахты замуровали останки быка - голову и три ноги.  После
этого можно было совсем закрыть гробницу.
     Когда,  к  облегчению  всех,  каменщики  заполнили  шахту  глыбами  и
мусором, все разошлись по домам и впервые за много дней  уснули  спокойно.
На другой день место под шахтой сгладили и заделали известковыми  плитами,
взятыми со строящейся рядом Ахет-Хуфу. Место было хорошо замаскировано.
     В тот же день Нефер, на этот раз спокойный и  торжественный,  доложил
царю, что мумия досточтимой царицы со всеми подобающими ей почестями тайно
перенесена из оскверненной могилы и замурована в  новой.  Глубина  ее  так
велика, что совершенно недоступна для грабителей. Фараон был доволен и  за
успешное выполнение наградил своего домоправителя эбеновым саркофагом.
     Нефер скрыл лукавую улыбку в низком поклоне ("Великая девятка!  Слава
тебе! Все обошлось  благополучно!  Боги  праведные!  А  если  бы  все  это
открылось!").
     Фараон между тем спокойно продолжал:
     - Пусть приготовят завтра с утра носилки, чтобы я смог отправиться  к
Священной пирамиде, убедиться в сделанном. И да будет принесено  в  жертву
царице Хетепхерес три быка и две меры ладана!" Да,  и  еще...  Найдены  ли
грабители?
     Нефер заверил, что полиция напала на их след, и в ближайшие  два  дня
они будут пойманы и наказаны со всей строгостью законов Кемет.
     Но грабителей  полиция  так  и  не  нашла.  Никаких  следов  не  было
обнаружено. Наоборот, чиновники  теперь  боялись,  что  кто-нибудь  найдет
мумию и слух об этом дойдет до царя. Полиция сбилась с ног:  Нефед  должен
был докладывать о поимке преступников, срок доклада уже наступал. Наконец,
чтобы как-нибудь покончить с этой беспокойной  историей,  решили  доложить
фараону, что  грабители  пойманы.  Полиция  действительно  нашла  каких-то
исхудалых, изможденных калек и  бродяг,  которых  из-за  немощи  нигде  не
держали на работе. Их и выдали за  преступников,  в  которых  все  страшно
нуждались. Царь