всей беглой группой, хотя он и давно жил отдельно от них.
     Сильной рукой он сжал плечи юноши и властным жестом  направил  его  к
лодке, и они вместе высадились на борт судна.
     Эсхил  начал  торопливо  усаживать  всех  за  весла  и  готовиться  к
немедленному отплытию: дорога была  каждая  минута.  В  темноте  слышалась
короткая команда, и всем стало ясно, что он на судне опытный командир.
     - Инар, садись за весло! - вполголоса позвал он.
     - Сейчас, выпью воды! - донеслось из темноты.
     Закрыв глаза, юноша сидел на борту.  У  него  разрывалось  сердце  от
горестных дум, от страшного выбора. Здесь, с ними - свобода,  может  быть,
чужие далекие края, о которых так увлекательно рассказывал  Эсхил.  Он  не
будет там рабом всю жизнь, с несмываемым позорным клеймом.
     И сейчас же его мысли перенеслись в дом  брата,  он  услышал  звонкие
голоса  детей.  Они  смеялись,  не  подозревая  нависшей  над  ними  беды.
Ссутулившаяся спина отца, над которой повис бич.
     В темноте заскрипели весла, зажурчала вода под дружным взмахом весел,
и берег, смутно различимый в стороне, стал сливаться с темнотой.
     И пока на палубе шла торопливая работа, он тихо отвязывал лодку.
     Никто не заметил, как узкая полоска  воды  пролегла  между  баркой  и
лодкой. Друзья были спокойны за него, ведь он был с  ними,  и  пусть  пока
отдохнет, а потом сядет за весла.
     А он сидел в лодке и прислушивался. Барка уходила все дальше,  и  вот
ее уже не видно. Громкие всплески воды звучат все тише и глуше. А Инар все
сидит и чутким слухом жадно ловит последние, замирающие уже далекие звуки.
Река бережно несет его с собой в ту  сторону,  к  морю,  куда  спешат  его
товарищи.
     И вот он уже совершенно один во враждебном мире, где в  любую  минуту
начнется жестокая охота на людей. Огромная молчаливая река  словно  вздохи
доносит до него удары волн о берег,  а  может  быть,  это  хозяин  реки  -
страшный эмсех? Юноша все сидит.  Он  вспоминает  дом.  Переплыть  реку  и
увидеть отца, хотя раз. Подышать запахом родного дома.  Один  только  раз,
последний. Нет,  невозможно.  Убитого  горем  старика  будут  допрашивать,
избивать. Лучше всего незаметно вернуться в свою  хижину,  только  бы  его
никто не заметил. Там он ляжет на свою циновку и притворится спящим.
     Он начинает напряженно всматриваться в неясные очертания берега, река
унесла лодку далеко,  он  берется  за  весла  и  энергично  гребет  против
течения. Теперь он заметно приближается к берегу  и  всматривается  в  его
сливающиеся контуры. Собственные действия отвлекли его от тяжелых  мыслей,
и стало легче. Через несколько минут он выберется на берег,  проберется  в
свою хижину. Но надо лодку спрятать, когда будет спокойно, он сможет ночью
навестить отца. По ту сторону дороги есть хорошее местечко.
     Вот молчаливые лодки и барки, но стража на них спит, не зная,  что  в
нескольких тысячах локтей ниже пристани беглецы бешено гребут, чтобы  уйти
навсегда из страшных каменоломен. У  них  хорошие  союзники  -  темнота  и
попутное течение. Река спокойно течет на север, и тихая ночь  хранит  свои
тайны.
     Инар огибает пристань, чуть белеющую в темноте. И в то  же  время  он
слышит угрожающие крики. Косматые языки факелов, разорвав темноту,  начали
приближаться к реке.
     Сердце его заколотилось  часто.  Лодка  стукнулась  о  берег,  но  он
остался неподвижным. Мысли понеслись лихорадочным  потоком.  Бегство  было
обнаружено, подвела веревка, оставшаяся на стене.
     Толпа стражников двигалась к берегу, чтобы  настичь  беглецов.  Через
несколько минут они будут здесь. Тоска от предчувствия жестоких мук  сжала
его горло. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким. Даже тогда, в  ту
ночь, которая превратила его в раба. С полной ясностью он понял, что никто
и ничто не поможет ему.  Он  еще  может  скрыться  в  прибрежных  камышах,
бороться за жизнь, как дикий преследуемый зверь. Но даже и  за  это  нужно
забыть о родных, вовлечь их, невинных, в преследования.  В  могущественной
стране Кемет умели наказывать государственных преступников  и  увеличивать
тяжесть  наказания  расправой  над  родственниками.  Если  бы  хоть   одно
дружеское плечо было рядом! Хотя  одно  участливое  существо.  Что  же  он
медлит? Может быть, его отсутствии еще никому неизвестно?
     И вдруг в его сознании мелькнула страшная мысль. Его друзья не успели
отплыть далеко, если стража поймет, куда они  отплыли,  их  настигнут.  От
этой мысли Инар похолодел. Тогда пропали мечты о  свободе,  усилия  многих
месяцев. Он содрогнулся при мысли о жестокой  расправе  в  случае  поимки.
Тоскующими глазами смотрит Инар на реку, но она, молчаливая и безучастная,
катит свои воды, как тысячи лет назад. Три-четыре сотни шагов отделяют его
от стражи. Но решение уже созрело в  его  горячечном  сознании.  Несколько
взмахов весел, и он отделился от берега и  неторопливо,  сдерживая  дрожь,
направляет лодку против течения. Лишь бы их обмануть, увлечь за собой.
     Вот уже факелы с  рыжими,  развевающимися  от  быстрого  бега  косами
достигли берега и на движущейся воде расползлись прерывистыми бликами. Его
заметили.  Теперь  он  уже  изо  всех  сил  гребет,  борясь  с   течением,
инстинктивно стремясь оттянуть конец. Может, боги  помогут?  Но  за  какие
грехи они так  жестоко  наказывают?  Сзади  он  слышит  разъяренные  крики
стражи. Лодки уже спущены, и погоня идет по воде. Огни факелов  колеблются
на волнах, они освещают широкую  полосу  воды  и  на  дальней  ее  границе
одинокого лодочника.  Оглянувшись  на  секунду,  он  соображает,  что  его
отделяет локтей около ста. Он гребет изо всех сил, но странное спокойствие
овладевает юношей. Единственная мысль беспокоит его - как оттянуть  время,
чтобы те друзья успели уйти как можно  дальше.  Он  все  равно  ничего  не
скажет. Вот он достигает прибрежных папирусов, но, не заходя в них, плывет
мимо  их  шелестящей  линии.  Угрожающие  крики  приближаются,  расстояние
заметно сокращается. Инар напрягает силы.  Еще  несколько  взмахов,  и  он
войдет в папирусы.  Их  густая  стена  укроет.  Его  друзья  еще  выиграют
несколько минут. А дальше что? Что дальше?
     Но  в  это  время  огненная  вспышка  ярко  озаряет  его  лихорадочно
мятущийся мозг, и все погружается во тьму...
     Острая длинная стрела, пущенная из  большого  лука  лучшим  стрелком,
настигла беглеца.  Лодка,  которой  перестали  управлять,  зашла  носом  в
папирусы. Через несколько секунд преследователи  окружили  ее  и  смолкли.
Факелы осветили одинокую спину с клеймом каторжника.
     Гребец  лежал  лицом  вниз,  а  под   лопаткой   в   спине,   глубоко
погрузившись, торчала стрела. Кровь пламенеющей  струей  сбегала  вниз  по
смуглой коже и выступающим ребрам.
     Один из стражников грубой рукой повернул безвольно поникшее  тело,  и
огонь  осветил  молодое  юношеское  лицо,  удивленный   взмах   бровей   и
мучительную гримасу  на  красивых  губах.  В  раскрытых  застывших  глазах
отразились огни.
     - Вот уж ненужная  меткость,  -  проворчал  начальник  стражников.  -
Теперь ничего не скажет.
     Все спохватились и стали растерянно оглядываться вокруг.  А  куда  же
делись беглые рабы?  Одна  из  лодок  повела  ладью  с  мертвым  Инаром  к
пристани, а остальные продолжали поиски. Всю ночь  до  рассвета  бороздили
они реку, среди тростников мелькали огни. С рассветом барки  вернулись  на
пристани. Стражники ломали голову и не могли понять, куда могли так быстро
скрыться остальные? И почему Инар один? У прибрежной стражи  все  барки  и
лодки были налицо. Утром несколько отрядов отправились в восточную пустыню
на поиски, а по реке вверх и вниз поплыли отряды речной стражи.
     Новость о бегстве из Туринских каменоломен быстро распространилась  в
столице.  Несколько  дней  все  только  об  этом  и  говорили.   Некоторые
утверждали, что беглых уже поймали, другие говорили, что только напали  на
след.
     Один Инар мог что-то сообщить, но  мертвые  хранят  тайны.  Строились
многие предположения, но какое  из  них  было  верным?  Шли  дни,  никаких
сообщений не поступало.  Полиция  решила  произвести  обыски  и  на  судах
иноземных гостей. В  это  время  на  пристани  находилась  большая  барка,
прибывшая с островов Ханебу. Накануне отплытия полиция явилась  на  судно.
Гордый хозяин судна иронически улыбнулся - на судне все было в  образцовом
порядке.  Хозяин  вежливо   выслушал   извинения   полицейского   и   лишь
презрительно пожал плечами.
     Прошло  еще  несколько  недель,  и  разговоры  о  беглых   постепенно
прекратились. Ни один человек ничего не мог сказать о них. И только рабы в
каменоломнях иногда шептались между собой об исчезнувших.  Удалось  ли  им
бежать?



                              МЕСТЬ МЕРТВОМУ

     После полуденного отдыха  Руабен  энергично  шлифовал  статую  живого
бога, когда к нему подошел Чечи. Он  молча  стоял  с  расстроенным  лицом.
Руабен внимательно посмотрел на него и озабоченно спросил:
     - У тебя есть дурные вести?
     - Есть, Руабен.
     - Ну что ж, говори!
     - Из каменоломен Туры убежала группа рабов.
     - Это все?
     - Нет, не все. Самое плохое не это. Ночью на реке  один  из  лучников
подстрелил Инара. Рабов не нашли до сих пор, но совсем  непонятно,  почему
там был Инар. На  реке  он  был  один.  Его  подозревают  в  пособничестве
беглецам. Говорят, он был с ними дружен.
     Резец вывалился из рук Руабена. Он не в состоянии был  произнести  ни
слова.
     - Нам надо помочь произвести погребение, ведь он наш товарищ.
     - Я поеду туда, чтобы  забрать  его  останки,  -  наконец,  отозвался
Руабен.
     - Поедем вместе.
     Они пошли к начальнику мастерской, и тот разрешил им уйти на полдня.
     Начальник каменоломен Туры принял их очень холодно.  Он  сидел  злой,
так как поиски беглых ни к чему не привели. Он выслушал просьбу Руабена  о
выдаче тела Инара и, криво усмехнувшись, ответил:
     - Мы не сомневаемся, что преступник Инар,  сын  Анупу,  участвовал  в
заговоре рабов. Выдать его труп мы не можем. В  наказание  за  его  подлое
участие труп будет брошен в пустыню на съедение шакалам и гиенам.  К  нему
будет приставлена стража, которая будет  охранять  его  днем  и  ночью  от
всяких попыток похищения под страхом смертной казни.
     Пораженные, скульпторы вышли. Им даже  в  голову  не  приходило,  что
мертвому можно мстить. Съеденный дикими зверями, он лишится своего земного
облика. Его Ка не найдет своей земной оболочки. И он никогда не встретится
в стране мертвых со своими близкими, родными. В их стране это  было  самым
страшным. В этот же вечер они пришли к писцу, знакомому Чечи. Он работал в
каменоломнях. Писец сообщил им еще более неприятные вести:
     - Сегодня собрали всех рабов и для устрашения их произвели  церемонию
проклятия. На каменных сосудах было начертано  имя  преступника,  а  потом
сосуды разбили, чтобы преступник был предан вечному проклятию.
     Чечи смотрел широко раскрытыми глазами  на  писца.  Такое  он  слышал
впервые. Потом с возмущением произнес:
     - Инар был прекрасный мастер и благороднейший человек. Мы все  должны
сделать, чтобы утешить его старого отца. Помоги нам. Во что бы то ни стало
мы  должны  выручить  его  останки  и  по  обычаям  нашей  родины  предать
погребению.
     Писец отрицательно покачал головой.
     - Это очень опасно и грозит смертью, тем более что беглых не поймали.
Наш начальник рычит и бросается на всех, как разъяренный лев. Он же не ваш
родственник, зачем вам подвергать себя опасности?
     - Мы не родственники ему. Но для нас Инар,  как  родной  брат,  и  мы
сделаем для него все, что сделали бы для родного брата, - горячо  возразил
Чечи.
     Руабен, угрюмо молчавший до сего времени, обратился к писцу:
     - Ты - опытный человек, знаешь порядки в каменоломнях  и  знаешь  как
избежать опасности. Помоги нам, и боги будут к тебе  милостивы  за  доброе
дело. Не считай нашего друга преступником. Я  думаю,  что  он  не  помогал
беглым, а просто хотел навестить отца, ведь он не видел его два  года.  Мы
хорошо расплатимся с тобой. Я могу тебе дать за это  сорок  локтей  тонких
тканей, двадцать мер зерна, пять каменных сосудов, кроме  того,  бирюзовое
ожерелье, три  электронных  браслета.  Подумай.  Но  время  не  терпит.  В
следующую ночь мы должны это сделать.
     Писец внимательно слушал. Глаза его заблестели.
     - Ты хорошую плату даешь. Но и риск велик. Кроме того...  Я  ведь  не
могу один взяться за это дело. Платить надо будет и другим участникам.
     - То, что я тебе предлагаю, заработано многими  месяцами,  -  ответил
Руабен. - Мы добавим еще, только сделай. Просим тебя.
     Писец заколебался.
     - Хорошо, дай подумать, как это сделать. Завтра в ночь будет дежурить
около него Меси. Днем - тоже мой хороший друг. С ними можно столковаться.
     Писец углубился в размышления.
     - Пожалуй, можно будет сделать. Сейчас я схожу к Меси  и  поговорю  с
ним. Без него это невозможно сделать. Но только вам придется добавить еще.
Для меня же... - писец замялся.
     - Ну, говори, чего ты  хочешь?  Нечего  время  терять,  -  заметил  с
досадой Чечи.
     - Вы оба мастера по камню. Для себя я хотел бы... хороший саркофаг.
     - Сделаем. Только сам добудешь для себя  алебастровую  глыбу.  Вдвоем
сделаем в течение года. Раньше нам не успеть, да ты  и  не  собираешься  в
страну мертвых.
     Писец сообщил им свой план.
     -  Теперь  же  идите  договаривайтесь  с  парасхитом   [парасхиты   -
древнеегипетские бальзамировщики]. Куда вы денетесь с трупом, если он  вас
не примет? Я иду к Меси. В полночь зайдите ко мне, решим все окончательно.
     Руабен и Чечи направились к парасхиту. Угрюмый  человек  неуважаемого
тяжелого ремесла, он выслушал их осторожное вступление, а затем сказал:
     - За большую  плату  могу  выполнить  ваш  заказ,  иначе  какой  толк
рисковать? Иной раз и у нас полиция ищет кое-что.
     И он назвал целый ряд вещей и продуктов за свою работу.
     Друзья вздохнули, переглянулись и согласились.
     - Как только мы расплатимся со всеми? Все на нашей беде наживаются, -
с горечью проворчал Чечи.
     - Соберем кое-что у друзей и родственников, в долг возьмем, - ответил
Руабен.
     Парасхит обещал ждать всю ночь на месте своей невеселой работы.
     Полдня друзья затратили на сбор необходимых вещей и  продуктов.  Брат
Инара, Аму, сходил к Тети, она отдала все украшения,  которые  остались  в
доме отца. К вечеру все было собрано.



                                   ТИЯ

     Ловкие руки молодой служанки бережно скользили по стройному телу юной
госпожи.  После  ванны  Тия  принимала  умащение.  Она  сидела,  рассеянно
посматривая в окно, и терпеливо ждала окончания процедуры, когда в комнату
торопливо вошла Ипут.
     Старшая молча ответила кивком на приветствие  сестры.  Ипут  села  на
мягкую, обитую кожей скамейку.
     - Мы скоро кончим, подожди немного!
     - Хорошо! Мне надо поговорить  с  тобой!  -  ответила  Ипут,  любуясь
прелестной наготой сестры.
     За прошедшие два года Ипут выросла и была в расцвете юности.  Рослая,
гибкая и  сильная,  она  немного  пополнела,  оттого  ее  жесты  приобрели
пластичность.    Резковатая    живость    подростка    сменилась    мягкой
женственностью. Чуть вздернутый носик придавал задор ее  круглому  личику.
Совсем недавно Ипут вышла замуж и старалась держать себя более солидно, но
беззаботность детства часто пробивалась в ее  поведении.  Молодую  госпожу
очень баловали, новизна положения ей  нравилась;  обязанностей  пока  было
мало, и она проводила время весело и бездумно.
     Тия внимательно взглянула на сестру и заметила, что Ипут на  сей  раз
чем-то  озабочена,  даже  более  того,  встревожена.  На  ее   лице   было
несвойственное ему выражение. У сестер часто бывали свои маленькие  тайны,
в которые они не посвящали никого. И на  этот  раз  Тия,  не  желая  вести
разговор при служанке, промолчала.
     Наконец, умащение было окончено.  Тия  стала  одеваться.  Она  ходила
почти всегда в белых платьях, оттого ее красота казалась строгой. Служанка
застегнула на шее ожерелье. Широкое, из крупных сердоликовых  и  ониксовых
бус, оно доходило до низкого выреза платья. На середине ожерелья  нанизаны
были три блестящих синих рыбки из лазурита головками  вниз.  Их  разделяли
золотые длинные капли.
     - Тия! Как же ты у нас красива! - с восхищением воскликнула  Ипут.  -
Ты самая красивая в Менфе!
     Тия подняла удлиненные глаза, чуть подведенные по обычаю  малахитовой
краской. В их задумчивой прелести совсем не было тщеславия.
     -  Нет,  Ипут!  Может  быть,  я  и  не  совсем  дурна.  Но  я  видела
девушку-простолюдинку, которую можно без сомнения назвать самой красивой в
столице. Ни в одном дворце я не видела знатной дамы, которая сравнилась бы
с ней по красоте.
     Они вошли в сад. С лица Ипут вдруг сбежала улыбка.
     - Пойдем к нашей скамейке.
     - Пойдем! - спокойно согласилась Тия. Они молча шли по красному песку
дорожек под тенистыми деревьями. В дальнем углу стояла их любимая скамейка
с удобной спинкой. Здесь они всегда вели уединенные беседы.
     - Я знаю о какой девушке ты  говоришь,  -  почему-то  начала  Ипут  с
непривычной серьезностью. - Это сестра скульптора Инара.
     - Да! Я о ней говорила, - вспыхнула Тия.
     - Ты все еще его не забыла? - очень серьезно спросила Ипут.
     Тия не ответила, она рассматривала какую-то букашку около своих ног.
     - Дорогая, ты счастлива с мужем?
     Тия пожала плечами:
     - Наверное, я должна быть счастлива. Он красив, статен,  добр.  Любит
меня и сына. Богат, наконец. Ты знаешь, все мои  желания  выполняются.  Он
только огорчен, что их мало.
     Тия посмотрела на сестру и совсем тихо добавила:
     - Но когда я вспоминаю Инара, я понимаю, что значит  счастье  любить.
Мне не забыть той радости, которую приносил один только его взгляд.
     - Значит, ты не любишь мужа, - убежденно проговорила Ипут. - Но... но
того ты должна забыть.
     - Я же не нарушаю супружеской верности, - грустно улыбнулась Тия.
     - Дорогая Тия! Я очень спешила к тебе сегодня. Ты  слышала  о  побеге
рабов?
     - Да... слышала, - рассеянно ответила старшая.
     - Видишь ли... Дело в том... в том... что там был...
     - Инар? - вдруг побледнев, прошептала Тия.
     - Да! Почему-то в эту историю попал и Инар,  хотя  там  были  главным
образом  рабы-иноземцы...  Но...  это  еще  не   все...   -   нерешительно
остановилась Ипут, обняв сестру.
     - Как, не все? - с ужасом спросила Тия.
     - Да, дорогая сестра! Случайно один из лучников подстрелил его.  Инар
погиб. - Она прижала к себе Тию. - Я хотела об этом сообщить  тебе  раньше
других, чтобы ты не выдавала себя и не навлекла неприятностей.
     Ипут гладила руки сестры, сотрясавшейся в беззвучных рыданиях.
     Поздно вечером печальная Тия  осталась  одна  в  своей  комнате.  Она
сидела в темноте и смотрела на почти  черное  небо.  На  нем  ярко  горели
звезды. Где-то около нее витала душа Инара. Ведь он любил ее одну в  своей
недолгой жизни. Тия принесла светильник,  сняла  бутон  и  зажгла  льняной
фитиль. Язычок желтого пламени  поднялся  кверху.  Она  села  на  стул.  В
трепетном огоньке лепестки светились  золотом,  нежно  розовели  и  сияли.
Сквозь них свет падал на желтую сердцевину, и она радовала глаза солнечной
теплотой.  На  темной  зелени  малахитовых  листьев  алебастровая  чашечка
раскрытого цветка  глубоко  трогала  душу  чистотой,  свежестью  и  нежным
сиянием.  Казалось,  тонкая  душа  ее  творца  светилась  и  жила  в  этом
необычайном каменном творении.  Тия  вспомнила  Инара,  не  чувствуя,  как
бежали слезы по лицу.



                          ЕЩЕ ОДНА НОЧЬ НА РЕКЕ

     Ночь  была  непроницаемо  темной.  Время  от  времени  речная  стража
патрулировала вверх и вниз по течению. Вот  она  в  пос