шат тотчас записаться в войско, и со всего города сбегаются люди на
форум, вырвавшись из-под власти заимодавцев, и торопятся принести присягу.
(8) Из них составился большой отряд, и никакой другой не выказал столько
доблести и усердия в войне с вольсками. Консул выводит войска против врага
и невдалеке от него располагается лагерем.

25. (1) Следующей ночью вольски, зная о римских раздорах и рассчитывая, что
ночью может объявиться перебежчик или предатель, нападают на лагерь. Стража
всполошилась, подняла войско, по сигналу все бросились к оружию, (2) и
затея вольсков оказалась тщетной. Остаток ночи оба войска отдыхали. (3) На
рассвете вольски, забросав рвы, устремляются на вал. И уже со всех сторон
шло разрушение укреплений, когда консул, хотя отовсюду все, а громче других
должники требовали знака к наступлению, чуть-чуть еще переждал, как бы
испытывая боевой дух войска, и, как только пыл его сделался явным, подал
наконец знак и выпустил воинов, жаждавших битвы. (4) Первым же натиском
отброшены были враги; бежавших, пока поспевала за ними пехота, били с тыла;
конница гнала перепуганных до самого лагеря. Вскоре и лагерь был окружен
легионами, а так как страх выгнал вольсков даже отсюда, взят и разграблен.
(5) На следующий день легионы двинулись к Свессе Помеции, куда сбежались
враги; через несколько дней город был взят и отдан на разграбление. Здесь
уставшие воины получили передышку. (6) А консул с великой славой для себя
отвел победившее войско в Рим. По пути к нему являются послы от
эцетрийских62 вольсков, страшившихся после взятия Помеции и за свою судьбу.
По постановлению сената им был дарован мир, а земля отнята63.

26. (1) Тут же и сабиняне потревожили римлян; однако это было скорей
беспокойство, чем война. Ночью в город пришла весть, что войско сабинских
грабителей подошло к реке Аниену и там повсюду разоряет и жжет усадьбы. (2)
Тотчас со всей наличной конницей послали туда Постумия, того, что в
латинскую войну был диктатором, за ним следовал консул Сервилий с отборным
отрядом пехоты. (3) Большинство рассеявшихся врагов окружено было
всадниками, а подошедшей пехоте сабинский легион не оказал никакого
сопротивления: обессиленная походом и ночным грабежом, большая часть
сабинян, объевшись и перепившись в усадьбах, едва имела силы бежать.
    (4) В одну ночь и услышали о сабинской войне, и покончили с ней, а
назавтра, когда уже вознадеялись, что мир восстановлен повсюду, вдруг
являются в сенат послы от аврунков - они объявляют войну, если римляне не
уйдут с земли вольсков. (5) Одновременно с послами выступило из дому и
войско аврунков; весть о том, что его уже видели близ Ариции, вызвала такое
смятение среди римлян, что не могло дело быть обсуждено обычным порядком в
сенате и невозможен был мирный ответ врагам, напавшим с оружием, от тех,
кто за оружие взялся. (6) Боевым порядком выступает войско к Ариции и
неподалеку от нее единственным сражением оканчивает войну с аврунками.

27. (1) Разбив аврунков, римляне, выигравшие за считанные дни столько войн,
ожидали исполнения обещаний консула, подтвержденных сенатом, как вдруг
Аппий и по присущему ему высокомерию, и чтобы подорвать доверие к
сотоварищу по должности, начал самым суровым образом править суд о долгах.
Немедля стали и прежде закабаленных должников возвращать заимодавцам, и
кабалить других. (2) Когда дело касалось воинов, они искали заступничества
у второго консула. Они стекались к Сервилию, напоминали о его обещаниях,
корили его, перечисляя свои заслуги, показывая рубцы от ран, полученных на
войне. Требовали, чтобы он либо обратился к сенату, либо сам был защитником
им - гражданам как консул, воинам как полководец. (3) Консула это
беспокоило, но обстоятельства вынуждали его изворачиваться; столь рьяно
сопротивлялся не только товарищ его, но и вся знать. Из-за такой своей
нерешительности он не сумел ни избежать ненависти плебеев, ни снискать
расположение отцов. (4) Сенаторы считали его слишком мягким и угодливым,
плебеи - обманщиком; вскоре обнаружилось, что его ненавидят так же, как
Аппия. (5) Между консулами случился спор, кому освящать храм Меркурия64.
Сенат передал решение этого дела народу: тот из них, кому повелено будет
народом освятить храм, станет ведать хлебным снабжением65, учредит торговую
коллегию66, совершит торжественный обряд в присутствии понтифика. (6) А
народ предоставил освящение храма Марку Леторию67, первому центуриону
первого манипула, и, конечно, не столько ради того, чтобы его почтить - ибо
такая честь не подобала человеку его звания,- сколько ради посрамления
консулов.
    (7) Решение это вывело из себя консула Аппия и сенат, но укрепило дух
плебеев; они стали действовать совсем иначе, чем было решили. (8)
Действительно, разуверившись в помощи консулов и сената, они теперь, если
видели должника, ведомого в суд, быстро сбегались к нему отовсюду. (9) И
тут уже ни консульского решения нельзя было услышать из-за шума и крика, ни
повиноваться этому решению никто не хотел: на глазах у консула все
бросались толпою на одного и дело решалось силой, так что бояться и
подвергаться опасности приходилось не должникам уже, а заимодавцам.
    (10) Ко всему этому возникла опасность сабинской войны; но, когда был
объявлен воинский набор, никто не пришел записываться. Аппий неистовствовал
и обвинял товарища в заискивании: (11) это он-де, угождая народу своим
молчанием, предал общее дело, это он отказался вершить суд о долгах, а
теперь еще из-за него, вопреки решению сената, не проводит воинский набор;
не совсем, однако, заброшено общее дело и не пала еще консульская власть,
он один будет защитником величия своего и сенаторов. (12) И вот, когда, как
обычно, окружила его толпа, возбуждаемая безнаказанностью, приказал он
схватить одного приметного главаря мятежников. Схваченный ликторами, тот
взывал к народу, и суждение народа было очевидно, но консул не уступил бы,
не будь упорство его с большим трудом поколеблено скорее советами и
влиянием знатнейших людей, нежели криком народа: столь тверд он был перед
лицом чужой ненависти. (13) Зло между тем возрастало день ото дня, и не
столько в открытых шумных беспорядках, сколько в тайных сборищах и
разговорах, что гораздо опаснее. Наконец ненавистные народу консулы сложили
с себя полномочия, Аппий - на редкость угодный сенаторам, а Сервилий -
никому.

28. (1) В консульство вступили Авл Вергилий и Тит Ветузий [494 г.]. Однако
плебеи, не зная, чего ждать от этих консулов, собирались по ночам, кто на
Эсквилине, кто - на Авентине, чтобы потом на форуме быть готовыми быстро
принять решение и не действовать опрометчиво и наудачу. (2) Это консулы
справедливо сочли опасным и обратились в сенат, но даже обсудить их
сообщение обычным порядком не удалось: такой шум и крик поднялся со всех
сторон, так негодовали сенаторы, что в деле, которое подвластно консулам,
ненависть к себе они перекладывают на сенат. (3) Конечно, говорили они,
будь в государстве настоящие правители, не было бы в Риме собраний, кроме
общенародного; теперь же по тысяче курий и народных сходок рассеяно и
разделено общее дело - иные на Эсквилине, а иные на Авентине. (4) Право же,
один истинный муж (ведь это поважнее, чем консул), такой, как Аппий
Клавдий, мгновенно разогнал бы все эти сборища. (5) Когда же после такого
порицания консулы осведомились, чего же от них ожидают, ибо они готовы
действовать по воле сенаторов незамедлительно и сурово, то было решено как
можно строже провести воинский набор: это праздность, мол, развратила народ.
    (6) Распустив сенат, восходят консулы на трибунал68 и поименно
выкликают юношей. Но никто не отозвался на свое имя, а собравшаяся вокруг
толпа стала, как на сходке, кричать, что больше не удастся обманывать
простой народ: ни одного воина консулы не получат, пока не исполнят
всенародно обещанное; (7) пусть каждому сначала вернут свободу, а затем уж
дадут оружие, чтобы сражался он за свое отечество и сограждан, а не за
своих господ. (8) Консулы понимали, чего хочет от них сенат, но никого из
тех, кто столь пылко говорил в стенах курии, не было рядом с ними, чтобы
разделить народную ненависть; а ясно было, что борьба с плебеями предстоит
жестокая. (9) Поэтому, прежде чем решиться на крайность, сочли они за
лучшее вторично обратиться к сенату. Но тут некоторые из самых младших
сенаторов прямо бросились к креслам консулов, требуя, чтобы те отказались
от консульской должности и сложили с себя власть, к защите которой они не
способны.

29. (1) Взвесив обе возможности69, консулы наконец заявили: "Не говорите,
что вас не предупреждали, отцы-сенаторы: начинается грозный мятеж. Мы
требуем, чтобы те, кто упрекает нас в бездействии, участвовали с нами в
наборе войска. Тогда, если вам так угодно, мы поведем дело по самому
суровому вашему решению". (2) Консулы возвращаются на трибунал и нарочно
приказывают выкликнуть по имени одного из тех, кто на виду. Поскольку тот
стоит молча, а вокруг него кольцом становятся люди, чтобы его как-нибудь не
обидели, консулы посылают ликтора. (3) Когда ликтора отогнали,
сопровождающие консулов сенаторы кричат, что это возмутительно, и сбегаются
к нему на помощь. (4) Однако ликтору толпа лишь не позволила схватить
человека, а на сенаторов она обратила всю свою горячность, и только
вмешательством консулов остановлена была драка, в которой, правда, обошлось
без камней и оружия, так что больше было криков и раздражения, чем насилия.
    (5) В страхе созывают сенат, в еще большем страхе совещаются,
пострадавшие требуют разбирательства, каждый предлагает самые суровые меры,
но не столько толковыми суждениями, сколько криками и шумом. (6) Затем,
когда гнев стих и консулы попеняли, что в курии не больше здравомыслия, чем
на форуме, заседание пошло по порядку. (7) Было три мнения. Публий Вергиний
не рассматривал предмета широко, он считал, что следует обсудить только
дело тех, кто, положась на обещания консула Публия Сервилия, ходил воевать
с вольсками, аврунками и сабинянами. (8) Тит Ларций полагал, что не такое
теперь время, чтобы лишь вознаграждать заслуги; весь народ опутан долгами,
и с делом не покончить, если не позаботиться обо всех: ведь если люди
окажутся в неравных условиях, это только разожжет недовольство, а не
ослабит его. (9) Аппий Клавдий, и по природе суровый, и ожесточенный как
ненавистью плебеев, так и восхвалениями отцов, утверждал, что вся смута
пошла не от бед, а от распущенности и плебеи больше дурят, чем
неистовствуют. (10) А корень всех бед - право обжалования70; если все можно
обжаловать перед такими же виноватыми, то от консульской власти остаются
одни пустые угрозы. (11) "Давайте,- сказал он,- назначим диктатора, на
которого нет обжалования71,- и сразу стихнет ярость, которою теперь все
горят. (12) Пусть тогда попробует тронуть ликтора тот, кто знает, что спина
его и жизнь в полной власти диктатора, чье величие он оскорбил!"

30. (1) Многим предложение Аппия казалось суровым и жестоким, каким оно,
впрочем, и было; с другой стороны, предложения Вергиния и Ларция подавали
дурной пример, в особенности последнее, уничтожавшее всякую веру в денежных
делах. Самым беспристрастным и сдержанным представлялся обеим сторонам
совет Вергиния; (2) но по личным и междоусобным отношениям, которые всегда
мешали и будут мешать общественным обсуждениям, верх взял Аппий, и дело
едва не дошло до того, чтобы он и стал диктатором, (3) а это неминуемо
оттолкнуло бы простой народ в самое опасное время, когда вольски, эквы и
сабиняне разом двинулись войною на Рим. (4) Однако консулы и старшие
сенаторы позаботились, чтобы должность со столь мощною властью передать
человеку сдержанному. (5) Диктатором избрали Мания Валерия, сына Волеза.
Плебеи хотя и понимали, что избрание диктатора направлено против них, но,
памятуя, что закон об обжаловании дал им его брат, ничего крутого и
недоброго от этого рода не ожидали. (6) А диктаторский указ, весьма схожий
с указом консула Сервилия, подкрепил это мнение; и рассудив, что и на этого
человека, и на его власть можно положиться, плебеи оставили пререкания и
стали записываться в войско. (7) Набралось неслыханное войско из десяти
легионов; по три легиона отдали консулам, а четыре - в распоряжение
диктатора.
     (8) Дольше нельзя было откладывать войну. Эквы вступили на латинскую
землю. Латинские послы обратились в сенат с просьбой или направить им
помощь, или позволить вооружиться самим для защиты своих границ. (9) Решено
было, что безопаснее встать на защиту безоружных латинов, чем позволить им
вновь взяться за оружие. Послали консула Ветузия, и набегам был положен
конец. Эквы отступили с полей и, больше полагаясь на выгоды местности, чем
на оружие, отсиживались на вершинах гор.
     (10) Другой консул пошел на вольсков и, чтобы не терять времени,
жестоким опустошением полей сам вынудил врага приблизить лагерь и
приготовиться к бою. (11) В поле между двумя лагерями выстроились оба
войска, каждое перед своим валом. (12) Вольски превосходили противника
численностью, поэтому они начали бой нестройно и беспечно. Римский консул
приказал войску не двигаться и не отвечать на бранный крик, а стоять на
месте, воткнув копья в землю, и, лишь вплотную подпустив врага, всею силою
ударить на него с мечами. (13) Вольски, утомленные бегом и криками,
кинулись было на римлян, казалось, остолбеневших от страха, но, неожиданно
встретив отпор и увидев перед глазами сверкающие мечи, пришли в смятение,
словно попав в засаду, и повернули назад. Но и для бегства у них не было
уже сил, потому что бегом они начинали бой; (14) римляне же, встретившие
битву спокойно стоя, со свежими силами легко настигли утомленных и одним
натиском взяли лагерь. Из лагеря враг бежал в Велитры; в погоне за ним
вместе с побежденными и победители ворвались в город; больше крови было
пролито в общей резне, нежели на поле боя. Были помилованы лишь немногие:
те, кто сдался в плен, бросив оружие.

31. (1) Пока эта война велась у вольсков, диктатор нападает на сабинян,
воевать с которыми было гораздо труднее, разбивает их, обращает в бегство и
выбивает из лагеря. (2) Конным ударом он смял середину неприятельского
строя, недостаточно укрепленную вглубь, так как весь он был слишком
растянут вширь. На смешавшихся двинулась пехота. Тем же натиском взят был
лагерь и кончена война. (3) После сражения при Регилльском озере не было в
те годы битвы славнее этой. Диктатор с триумфом вступил в город. Сверх
обычных почестей ему и его потомкам предоставили место в цирке, поставив
там курульное кресло. (4) У побежденных вольсков отобрали велитрийское
поле, в Велитры послали из Города поселенцев и вывели колонию72.
     Спустя некоторое время произошло сражение с эквами, правда против воли
консула, потому что подступать к неприятелю приходилось в невыгодной
местности; (5) однако воины обвиняли консула в том, что он оттягивает дело,
чтобы полномочия диктатора истекли до их возвращения в Город и остались
невыполненными его обещания, как раньше консульские. Воины добились того,
чтобы консул почти наудачу послал войско на противолежащие холмы. (6) Это
неосторожное предприятие закончилось успешно из-за малодушия врагов: прежде
чем римляне подошли на перелет дротика, оторопевшие от такой дерзости враги
покинули лагерь, укрепленный самой природой, и рассыпались по
противолежащей долине. Добычи здесь было много, а победа была бескровной.
     (7) Так в трех местах удачно завершились военные действия. Между тем
ни сенаторы, ни простой народ не переставали заботиться об исходе дел в
Городе. Пользуясь своим влиянием или хитростями, ростовщики сумели
подстроить так, что не только плебеи, но и сам диктатор оказался против них
бессильным. (8) В самом деле, по возвращении консула Ветузия диктатор
Валерий первую же речь в сенате произнес в защиту народа-победителя и
доложил о том, что считал нужным сделать относительно закабаленных
должников. (9) Когда его предложение отклонили, он сказал: "Неугоден я вам
как поборник согласия; и все же, богом клянусь, скоро вы еще пожелаете,
чтобы защитники римских плебеев были подобны мне. А я больше не хочу
морочить сограждан, не буду напрасным диктатором. (10) Внутренние распри и
внешняя война принудили государство поставить диктатора: внешний мир
достигнут, внутреннему - препятствуют; лучше мне частным лицом, чем
диктатором, присутствовать при мятеже". И, покинув курию, сложил он с себя
диктаторские полномочия. (11) Видно было, что оставил он свою должность,
негодуя из-за обид простого народа, потому что не в его власти было
добиться успеха; плебеи проводили его до дома с похвалами и благодарностью,
как если бы он исполнил обещанное.

32. (1) Тут сенаторы встревожились, как бы с роспуском войска не начались
вновь тайные сходки и сговоры. Рассудив, что, хотя воинский набор проведен
был диктатором, но присягу воины приносили консулам и по-прежнему связаны
ею, они распорядились вывести легионы из Города под предлогом того, что
эквы, мол, опять начинают войну. (2) Это распоряжение ускорило мятеж.
Сначала, говорят, затевалось убийство консулов, чтобы потеряла силу
присяга, но затем, узнав, что никакое преступление не разрешает от святости
обязательства, войска, по совету некоего Сициния, без позволения консула
удалились на Священную гору в трех милях от города за рекой Аниеном (3)
(это мнение встречается чаще, чем иное, которого держится Пизон, будто они
ушли на Авентин73). (4) Там без всякого предводителя обнесли они лагерь
валом и рвом и выжидали, не предпринимая никаких действий, кроме
необходимых для пропитания. Так несколько дней держались они, никого не
тревожа и никем не тревожимые.
     (5) В городе воцарился великий страх: все боялись друг друга и все
приостановилось. Плебеи, покинутые своими, опасались, что сенаторы
прибегнут к насилию, а отцы страшились оставшихся плебеев, не зная, что
лучше: чтобы те ушли или чтобы остались. И долго (6) ли будут сохранять
спокойствие те, что ушли? А если опять внешняя война? (7) Тут, конечно,
надеяться не на что, кроме как на согласие граждан; всеми правдами и
неправдами следует восстановить в государстве единство. (8) Тогда-то было
решено отправить к плебеям посредником Менения Агриппу, человека
красноречивого и плебеям угодного, поскольку он и сам был родом из них. И,
допущенный в лагерь, он, говорят, только рассказал по-старинному безыскусно
вот что. (9) В те времена, когда не было, как теперь, в человеке все
согласовано, но каждый член говорил и решал, как ему вздумается,
возмутились другие члены, что всех их старания и усилия идут на потребу
желудку; а желудок, спокойно сидя в середке, не делает ничего и лишь
наслаждается тем, что получает от других. (10) Сговорились тогда члены,
чтобы ни рука не подносила пищи ко рту, ни рот не принимал подношения, ни
зубы его не разжевывали. Так, разгневавшись, хотели они смирить желудок
голодом, но и сами все, и все тело вконец исчахли. (11) Тут-то открылось,
что и желудок не нерадив, что не только он кормится, но и кормит, потому
что от съеденной пищи возникает кровь, которой сильны мы и живы, а желудок
равномерно по жилам отдает ее всем частям тела74. (12) Так, сравнением
уподобив мятежу частей тела возмущение плебеев против сенаторов, изменил он
настроение людей.

33. (1) После этого начались переговоры о примирении, и согласились на том,
чтобы у плебеев были свои должностные лица с правом неприкосновенности,
которые защищали бы плебеев перед консулами, и чтобы никто из патрициев не
мог занимать эту должность75. (2) Так были избраны два народных трибуна -
Гай Лициний и Луций Альбин [493 г.]. Они выбрали себе трех помощников;
среди них был Сициний, зачинщик мятежа; двух других не все называли
одинаково. (3) А некоторые говорят, что всего два трибуна были избраны на
Священной горе и что там же был принят закон об их неприкосновенности.
     За время отсутствия плебеев консулами стали Спурий Кассий и Постум
Коминий. (4) При этих консулах был закл