подвезенным запасам зерна цены не
возросли. (2) Публий Лициний отправлял свою должность так же, как получил
ее: без всяких потрясений, скорее на радость плебеям, чем на досаду
сенаторам; и потому на ближайших же комициях народ поддался искушению
выбрать военными трибунами плебеев. (3) Из всех патрицианских кандидатов
один Марк Ветурий занял эту должность - почти все центурии при избрании
военных трибунов с консульскими полномочиями проголосовали за плебеев:
Марка Помпония, Гнея Дуиллия, Волерона Публилия, Гнея Генуция и Луция
Ацилия [399 г.].
     (4) Был ли этот резкий переход вызван нездоровым климатом или чем-то
иным, но только суровую зиму сменило тяжкое, чумное лето. (5) Поскольку не
разглядеть было ни причины, ни конца этому бедствию, сенат решил обратиться
к Сивиллиным книгам. (6) Тогда впервые в городе Риме был устроен пир для
богов27: и дуумвиры, ведавшие священнодействиями, застелив три ложа, в
течение восьми дней со всей возможной тогда роскошью угощали Аполлона с
Латоной28, Геркулеса и Диану, Меркурия и Нептуна29, пытаясь умилостивить
их. (7) Этот обряд отправляли также и сами граждане. По всему городу
растворяли двери, выставляли имущество на открытый воздух и пользовались
всем, не разбирая своего и чужого, оказывали гостеприимство знакомым и
незнакомым, приглашали чужестранцев, приветливо и ласково беседовали даже с
недругами. Прекратились ссоры и тяжбы, (8) на эти дни сняли кандалы с
узников и потом уже сочли кощунственным снова надеть их на тех, кому боги
помогли подобным образом30.
     (9) Между тем под Вейями три войны слились в одну, и страх римлян
умножился: внезапно на помощь осажденным подошли капенцы и фалиски, так что
пришлось, как и в прошлый раз, с двух сторон сдерживать на своих
укреплениях удар трех армий. (10) Но еще свежо было в памяти осуждение
Сергия и Вергиния: из того самого большого лагеря, откуда в прошлый раз
тщетно ожидали подмоги, в тыл капенцам были выведены войска, как только
враги развернулись против римского вала. (11) Разгоревшаяся битва посеяла
страх и среди фалисков, врагов охватила паника, и удачная вылазка из лагеря
обратила их в бегство. Победители пустились преследовать бегущих и учинили
небывалую дотоле резню. (12) А через короткое время на уже рассеявшихся
врагов вдруг наткнулись римские воины, разорявшие капенские поля,- они-то и
добили тех, кто спасся после поражения. (13) Большие потери понесли и
вейяне - как только началось бегство, городские ворота заперли, и все, кто
остался снаружи, были перерезаны.

14. (1) Вот что произошло в течение этого года. Уже приближались выборы
военных трибунов, и за их исход патриции беспокоились куда больше, чем за
исход войны. Их страшило, что высшую власть придется делить с плебеями;
мало этого - простой народ мог и совсем завладеть ею. (2) И вот к
соискательству должностей начинают заранее готовиться славнейшие мужи,
обойти которых, по расчетам патрициев, побоялись бы из почтения. При этом и
остальные патриции, как если бы все они домогались должностей, усердно
взывали не только к людям, но и к богам, объявляя кощунственными результаты
выборов последних двух лет. (3) Страшная зима прошлого года, твердили они,
как видно, была божественным предзнаменованием, а недавно были явлены уже
не только знамения, но и их исход (4) в виде обрушившегося на поля и на
Город мора; тогда уже не приходилось сомневаться, что боги гневаются, и
обратились к книгам судеб, и они велели для обуздания мора умилостивить
богов. Богам возмутительно, что на освященном ими народном собрании почести
достаются кому попало и нарушаются естественные различия между людьми. (5)
И вот, пораженные не только достоинством претендентов, но и доводами
благочестия, римляне избрали военными трибунами с консульской властью одних
лишь патрициев, правда самых заслуженных: Луция Валерия Потита в пятый раз,
Марка Валерия Максима, Марка Фурия Камилла во второй раз, Луция Фурия
Медуллина в третий, Квинта Сервилия Фидената во второй, Квинта Сульпиция
Камерина во второй [398 г.]. (6) При этих трибунах под Вейями не произошло
почти ничего достойного упоминания, все силы тратились на грабежи. (7)
Командующим в войне против Фалерий был назначен Потит, против Капен -
Камилл; оба собрали огромную добычу, а из того, что можно было извести
огнем и мечом, не оставили в сохранности ничего.

15. (1) Между тем было объявлено о многих знамениях, из коих большинству не
поверили и ими пренебрегли, ибо, во-первых, каждое из них было явлено всего
одному свидетелю и, во-вторых, из-за враждебности этрусков не нашлось
гаруспиков31, которые знали бы, как отвести беду. (2) Только одно из них
привлекло внимание: вода в озере из священной Альбанской рощи, в отсутствие
дождей или по другой причине, которая развеяла бы чудо, вдруг поднялась на
небывалую высоту. (3) Были отправлены послы к дельфийскому оракулу, дабы
вопросить, что пророчат боги этим знамением. (4) Но толкователь судеб
объявился не столь далеко - то был некий старик вейянин32. Римские часовые
и этрусские караульные осыпали его насмешками, а он, распевая подобно
кудеснику, возвестил, что римлянам не овладеть Вейями, покуда не уйдет вся
вода из озера Альбанского. (5) Сначала на это не обратили внимания, как на
нелепую выходку, но вскоре начали обсуждать повсюду, и однажды какой-то
римский часовой окликнул одного из горожан, проходившего неподалеку, и
спросил, кто был этот старик, что столь околичио вещал об Альбанском озере
(из-за продолжительности войны осаждающие стали вступать в разговоры с
осажденными). (6) Услышав от вейянина, что то был гаруспик, богобоязненный
воин попросил позвать прорицателя, ссылаясь на то, что хочет, если тому
будет угодно, посоветоваться об искуплении за какое-то ему одному явленное
знамение. (7) И вот, когда оба без оружия и без страха отошли от своих
укреплений на довольно большое расстояние, римский юноша, превосходивший
силой немощного старца, схватил его на глазах у всех и при смятении
этрусков потащил к своим. (8) Он был доставлен к полководцу, а потом
отослан в Рим, к сенату. Когда у него принялись допытываться, что он
говорил насчет Альбанского озера, старик ответил: (9) уж верно,
разгневались боги на вейян в тот день, когда внушили прорицателю разгласить
роковую тайну погибели отечества. (10) Итак, он не в силах отречься от
того, что напророчил по божественному наитию,- ведь умолчать о том, что
богам угодно открыть, пожалуй, столь же нечестиво, как разболтать
сокровенное. (11) Вот что заповедано в пророческих книгах, вот что говорит
этрусская ученость: если разольются воды альбанские, даруется римлянину над
Вейями победа. Пусть он, обряды сотворив, спустит воду; пока же этого не
произойдет, не оставят боги стен вейских. Дальше объяснялось, в чем состоит
ритуал опускания вод33. (12) Но сенаторы сочли старика болтуном, не
заслуживающим доверия в столь важном деле, и решили дождаться послов с
ответом пифийского оракула.

16. (1) Прежде чем послы вернулись из Дельф и стало известно, каковы должны
быть искупления на альбанское чудо, в должность вступили новые военные
трибуны с консульской властью: Луций Юлий Юл, Луций Фурий Медуллин в
четвертый раз, Луций Сергий Фиденат, Авл Постумий Регилльский, Публий
Корнелий Малугинский, Авл Манлий [397 г.]. (2) В этот год появился новый
враг - жители Тарквиний34. Было очевидно, что римляне завязли одновременно
во многих войнах - с вольсками у Анксура, где шла осада крепости, с эквами
у Лабиков, где римская колония подверглась нападению, да к тому же еще с
Вейями, фалисками и Капенами; мало этого, в самом Городе обстановка была
крайне неспокойной из-за стычек патрициев с плебеями. (3) В Тарквиниях
решили, что пора воспользоваться всем этим для нанесения удара, и послали
легковооруженные отряды для грабежа римской земли. Расчет был на то, что
римляне или снесут эту обиду и оставят ее неотмщенной, дабы не обременять
себя новой войной, или пустятся за ними с маленьким и слабым войском. (4)
Римляне были скорее разгневаны, чем встревожены произведенным тарквинийцами
разором. Поэтому дела не откладывали, но и готовились к нему без особого
тщания. (5) Авл Постумий и Луций Юл не стали объявлять принудительного
набора - этому вдобавок противодействовали народные трибуны,- а горячими
призывами собрали отряд почти из одних добровольцев. Пройдя окольными
тропами через землю Цере, они обрушились на тарквинийцев, когда те
возвращались от своих грабежей, обремененные добычей, (6) многих убили,
отняли весь обоз и, прихватив награбленное в их земле, возвратились в Рим.
(7) Был назначен двухдневный срок, в течение коего хозяева могли опознать
свое имущество, на третий день невостребованное (по большей части имущество
самих врагов) было распродано, а вырученные от этого деньги разделили между
воинами35.
     Исход остальных войн, в первую очередь с Вейями, оставался по-прежнему
неясен. (8) Римляне уже изверились в человеческих усилиях и уповали лишь на
судьбу и богов, когда вернулись послы из Дельф. Привезенный ими ответ
оракула полностью совпадал с пророчеством пленного предсказателя: (9)
"Римлянин! Остерегись воду альбанскую в озере держать, остерегись и в море
ее спускать. Да растечется она по полям, да оросит их, да исчерпается, по
рекам разлившись. (10) Тогда и воюй стены вражьи, да помни: прорицание
своей победы ты получил из того самого города, который столько лет
осаждаешь, ныне этот оракул лишь подтвердился. (11) По свершении рати пусть
победитель принесет в мой храм богатые дары и восстановит обычайные
отеческие священнодейства, что ныне небрежны".

17. (1) С этого момента пленный прорицатель удостоился большого уважения, а
военные трибуны Корнелий и Постумий стали вместе с ним совершать
искупительные жертвы по случаю альбанского знамения, чтобы надлежащим
образом умилостивить богов. (2) Только тогда обнаружилось, где именно
допущено нерадение о священных обрядах и нарушен порядок торжества, на что
указывали боги. Как оказалось, дело было лишь в том, что должностные лица
избраны были огрешно и о Латинских торжествах и жертвоприношении на
Альбанской горе возвещено было не надлежащим образом36. (3) Искупить все
это можно было лишь отставкой военных трибунов, проведением ауспиций,
назначением интеррекса (4). По решению сената так и было сделано.
Интеррексов назначили сразу трех: Луция Валерия, Квинта Сервилия и Марка
Фурия Камилла. (5) Но народные трибуны ни на миг не прекращали подстрекать
собрание, пока не было решено, чтобы большинство военных трибунов
выбиралось из плебеев.
     (6) В это время в храме Волтумны37 сошлись представители Этрурии.
Когда капенцы и фалиски принялись требовать, чтобы все этрусские общины
совместными усилиями вызволили Вейи из осады, им ответили так: (7) раньше
этруски отказывали вейянам потому, что не след просить помощи у тех, у кого
не спросили совета в таком важном деле. Теперь же их понуждают отказаться
уже собственные интересы: (8) в этой области Этрурии38 осела большая часть
невиданного племени; эти новые поселенцы - галлы, с которыми нет ни
прочного мира, ни открытой войны. (9) Тем не менее, принимая во внимание
кровные узы, славное имя и нынешние несчастья соплеменников, этруски готовы
помочь им, не препятствуя добровольцам из своей молодежи отправиться на
вейскую войну.
     (10) В Риме разнеслась молва, будто вражеские ряды пополнились
множеством добровольцев, и внутренние раздоры, как это обычно и бывает,
отступили перед лицом общего страха.

18. (1) Прерогативные центурии39 с одобрения патрициев избрали военным
трибуном Публия Лициния Кальва, хоть он этого и не домогался. Умеренность
сего мужа была испытана во время первого прохождения им этой должности;
кроме того, он был уже очень стар. (2) Да и вообще стало ясно, что
переизбранными окажутся все члены прошлогодней коллегии: Луций Тициний,
Квинт Манлий, Публий Мэний, Гней Генуций, Луций Ацилий [396 г.]. Прежде чем
трибы в соответствии с законом стали называть имена избранных, Публий
Лициний Кальв с разрешения интеррекса произнес такую речь: (3) "Квириты!
Памятуя о последнем прохождении нами этой должности, вы, как я вижу, и на
будущий год хотите сохранить столь необходимое нам теперь единство. (4)
Однако мои сотоварищи с прошлых выборов не изменились и даже стали
достойнее благодаря приобретенному опыту, а меня вы видите уже не прежним.
От меня осталась лишь тень да имя Публия Лициния: сила покинула члены,
острота зрения и слуха притупилась, память ослабла, бодрость духа сникла".
(5) Взяв за руку своего сына, он продолжал: "Вот вам юноша, являющий собою
образ и подобие того, кого вы некогда первым из плебеев произвели в военные
трибуны. Я воспитал его - вручаю и посвящаю его теперь государству, чтобы
он заменил меня. Мне эта должность была предоставлена помимо моего желания,
он же домогается ее - так пусть же она ему и будет поручена. Присовокупляю
к его соискательству свои за него просьбы". (6) Просьба отца была уважена,
а его сын Публий Лициний объявлен военным трибуном с консульской властью
вместе с теми, кого мы перечислили выше.
     (7) Трибуны Тициний и Генуций отправились против фалисков и капенцев.
Поскольку они вели войну, руководствуясь более порывом, нежели разумом, то
и попали в засаду. (8) Генуций искупил свою опрометчивость достойной
гибелью, сражаясь впереди всех и пав одним из первых, Тицинию же удалось
собрать на высоком холме часть бежавших в панике воинов и восстановить
боевой порядок, но он так и не решился вновь встретиться с противником на
открытом месте. (9) Не столько страшны были жертвы, сколько позор, но
именно он чуть не привел к тяжкому поражению. Ужас охватил не только Рим,
куда эта весть докатилась сильно преувеличенной, но также и лагерь под
Вейями. (10) Когда там распространился слух, будто полководцы и войско
перебиты, а победоносные капенец с фалиском и всей этрусской молодежью уже
рядом, воинов едва удалось удержать от бегства. (11) А в Риме паника была
еще больше: там все решили, что лагерь уже взят и враги уже движутся на
Город злобной ордой. Люди сбегались к стенам; матроны, которых всеобщий
страх выгнал из дому, молились в храмах; (12) они заклинали богов отвратить
погибель от жилищ, капищ и стен римских, умоляя перенести этот ужас на Вейи
и обещая возобновить священнодействия по обряду и уважать предзнаменования.

19. (1) Но уже снова были устроены Латинские игры, уже вода из Альбанского
озера была выпущена на поля - и вот рок навис над Вейями40. (2) А
полководцем, которому судьбой было предназначено разрушить этот город и
спасти родину, стал Марк Фурий Камилл41. Объявленный диктатором, он
назначил начальником конницы Публия Корнелия Сципиона.
     (3) С переменой полководца все внезапно переменилось: у людей
появились новые надежды, новое мужество; казалось, что у Города - новое
счастье (4). Прежде всего Камилл по законам военного времени казнил всех,
кто во время паники бежал от Вей, и добился того, что противник перестал
быть самой страшной грозой для воина. Затем диктатор назначил на
определенный день набор, а сам между тем отправился к Вейям для укрепления
воинского духа. (5) Вернувшись в Рим, он набрал новое войско, причем никто
не уклонялся от повинности. Собралась также и молодежь из чужих земель - от
латинов и герников, предлагая помощь в этой войне. (6) Диктатор обратился к
ним в сенате с благодарственными словами и, поскольку все уже было готово к
походу, объявил, что, согласно сенатскому постановлению, после взятия Вей
будут устроены Великие игры и освящен обновленный храм Матери Матуты42,
который был в свое время основан царем Сервием Туллием.
     (7) Когда диктатор с войском тронулся из города, его провожали даже не
с упованием на успех, а с полной уверенностью в победе. Глубоко все обдумав
и рассчитав, он первым делом завязал бой с фалисками и капенцами на
непетской земле43. (8) Как это обычно случается, расчету сопутствовала
удача: диктатор не только разгромил врага в сражении, но выгнал из его
собственного лагеря и овладел громадной добычей. Большая ее часть была
отдана квестору, воинам же досталось куда меньше. (9) Оттуда Камилл повел
армию к Вейям и возвел там дополнительные укрепления. Между городской
стеной и валом нередко вспыхивали случайные стычки с неприятелем - диктатор
запретил их, распорядившись, чтобы никто не вступал в бой самовольно. Воины
были брошены на осадные работы. (10) Самая тяжелая и изнурительная из них
состояла в сооружении подземного хода44 во вражескую крепость. (11) Чтобы и
работа не прерывалась, и люди не изнемогали от длительного пребывания под
землей, Камилл разбил землекопов на шесть команд. Работа велась
круглосуточно, в шесть смен, днем и ночью, и закончилась не прежде, чем
путь в крепость был открыт.

20. (1) Диктатор видел, что победа уже у него в руках, и тут им овладело
беспокойство: после взятия этого богатейшего города к римлянам попадет
столько добычи, сколько не было во всех предыдущих войнах, вместе взятых, -
(2) с одной стороны, он боялся вызвать озлобление воинов, если их часть
добычи окажется скудной; с другой стороны, опасался навлечь ненависть
патрициев, если раздача будет слишком щедрой. И Камилл послал сенату
письмо: (3) благодаря милости бессмертных богов, собственному его
разумению, а также стойкости воинов Вейи вот-вот окажутся во власти народа
римского. Как следует распорядиться добычей?
     (4) Мнения в сенате разделились. Одно предложение исходило от старика
Публия Лициния, которого, как передают, его сын попросил высказаться
первым45: пусть, мол, прямо объявят народу, что каждый, кто хочет
участвовать в разделе добычи, может отправиться в вейский лагерь. (5)
Другое мнение выразил Аппий Клавдий. Он заявил: эта неслыханная щедрость ни
с чем не сообразна и не желательна. Если уж сенаторы считают, что нечестиво
пополнять опустошенную войной казну богатством, захваченным у врага46, то
пусть из него назначат жалованье воинам, дабы простой народ платил поменьше
подати. (6) Тогда этот дар поровну достанется всем семействам и не попадет
в жадные до грабежа руки праздных городских жителей, готовых утащить
награду прямо из-под носа у тех, кто храбро сражался: ведь всегда выходит
так, что последним к дележу успевает тот, кто вынес на своих плечах
наибольшие труды и опасности.
     (7) Лициний со своей стороны твердил, что это богатство всегда будет
давать пищу для подозрений и ненависти, что оно послужит для плебеев
источником обвинений, мятежей, а там и отмены установленных законов. (8) А
потому лучше умиротворить этим подарком их души, пойти навстречу людям,
измученным и разоренным многолетней податью, позволить им вкусить от плодов
той войны, на которой они почти что состарились. Приятнее и радостнее будет
каждому своими руками принести домой то, что он захватил у врага, чем
получить пусть даже больше, но по чужому соизволению. (9) Ведь и сам
диктатор опасается, что это вызовет зависть и злодеяния, за тем он и послал
к сенату. Сенат же доверенное ему обязан передоверить народу. Да будет
позволено каждому владеть тем, чем подарит его военная удача.
     (10) Более безопасным сочли то предложение, которое увеличивало
популярность сената. Итак, было объявлено, что все, кто жаждет добычи,
могут отправиться в лагерь к диктатору.

21. (1) Огромное множество народа заполонило лагерь. Тогда, по свершении
ауспиций, диктатор отдал воинам приказ к оружию, сам же выступил вперед и
возгласил: (2) "Под твоим водительством, о Пифийский Аполлон, и по твоему
мановению вы ступаю я для ниспровержения града Вейи, и даю обет
пожертвовать тебе десятину добычи из него. (3) Молю и тебя, царица Юнона,
что ныне обихоживаешь Вейи: последуй за нами, победителями, в наш город,
который станет скоро и твоим. Там тебя примет храм, достойный твоего
величия". (4) Такую молитву произнес диктатор. Пользуясь численным
перевесом, он начал приступ со всех концов одновременно, чтобы враги не
заметили опасности, грозившей со стороны подко