ре увидел, что состояние наше  идет
на убыль и мое предприятие понемногу хиреет, - потому что мои вина  я  ничем
не разбавлял и пускал в продажу такими же чистыми, какими  ввозил  их  из-за
моря, а виноторговцы повсеместно их хулили, оттого что я не мог отдавать  их
так же дешево, как другие, получавшие двойную прибыль при более низкой цене.
Вскоре я потерял надежду увеличить таким путем наше состояние; и  не  совсем
приятны были мне навязчивые визиты многих, кто вели со мной знакомство в дни
моего процветания, потом же, когда узнал  я  превратность  судьбы,  избегали
меня, отказывали в приеме, а теперь спешили возобновить знакомство.  Словом,
я окончательно убедился, что в мирских наслаждениях больше всего безумия,  в
делах - мошенничества; а  то  и  другое  не  более  как  суета:  приверженцы
наслаждения рвут друг друга в клочья, соревнуясь в трате  денег,  а  деловые
люди в жажде их добыть. Все  счастье  заключалось  для  меня  в  моей  жене,
которую я любил с несказанной нежностью, и она отвечала мне тем же; и у меня
не было иных видов, как только обеспечить свою возраставшую семью: жена  моя
была уже тяжела нашим вторым ребенком. Поэтому, когда представился случай, я
ее спросил, как посмотрит она на то, чтобы нам зажить уединенной  жизнью;  и
она, выслушав мои доводы и увидав мою к тому склонность, охотно согласилась.
Мы  вскоре  обратили  в  наличность   наше   небольшое   состояние,   теперь
сократившееся до трех  тысяч  фунтов,  часть  его  вложили  в  покупку  этой
усадебки и, как только жена разрешилась от бремени, удалились сюда от  мира,
полного сутолоки, шума, зависти,  ненависти  и  неблагодарности,  к  тишине,
покою и любви. Мы прожили здесь без малого двадцать лет, почти не зная иного
общения, как только друг с другом. Соседи почитают  нас  за  очень  странных
людей: здешний сквайр считает меня сумасшедшим, а пастор -  пресвитерианцем,
потому что я не хожу на охоту с первым и не пью со вторым...
     - Сэр, - говорит Адамс, - Фортуна, думается мне, уплатила вам полностью
свои долги в этом вашем сладостном уединении.
     - Сэр, - ответил джентльмен, - я благодарен  великому  создателю  всего
сущего за те радости, какими я здесь наслаждаюсь. У меня лучшая в мире  жена
и трое прелестных детей, к которым я питаю истинную родительскую нежность...
Но нет в этом мире неомраченной радости: когда я прожил здесь  три  года,  я
потерял моего старшего сына. (И тут он горько вздохнул.)
     - Сэр, - говорит Адамс, - мы должны покориться  провидению  и  помнить,
что смерть неизбежна для каждого.
     - Да, мы должны покориться, это так, - отвечал джентльмен, - и если  бы
он умер, я бы мог снести утрату с должным смирением. Но увы! Сэр, его  увели
от моего порога дурные бродяги -  из  тех,  кого  зовут  цыганами;  и  самые
усердные розыски не вернули мне его. Бедный мальчик! Он был так хорош  собой
- точный портрет своей матери. - И тут невольные слезы полились из его глаз,
как и из глаз Адамса, который всегда в таких случаях разделял чувства  своих
друзей.
     - Итак, сэр, - сказал джентльмен, - я кончил мой рассказ и  прошу  меня
извинить, если вдался в излишние подробности. А теперь, ежели  позволите,  я
принесу еще бутылочку! - Каковое предложение пастор с благодарностью принял.


                                  Глава IV
      Описание образа жизни мистера Уилсона. Трагическое происшествие
                     с собакой и другие важные события

     Джентльмен вернулся с бутылкой; и некоторое время они с Адамсом  сидели
молча, пока тот наконец не вскочил со словами:
     - Нет, едва ли!
     Джентльмен спросил, что он имел  в  виду,  и  пастор  ответил,  что  он
соображал, не мог ли быть его украденным сыном недавно столь  прославившийся
король Теодор, но тут же добавил, что возраст  его  не  соответствует  этому
предположению.
     - Как бы то ни было, - сказал он, - бог всегда располагает  к  лучшему;
очень  возможно,  что  ваш  сын  стал  большим  человеком  или  герцогом,  и
когда-нибудь он предстанет пред вами во всем своем величии.
     Джентльмен ответил, что узнал бы его из десяти тысяч: потому что  слева
на груди у него родимое пятно в виде земляники,  полученное  им  от  матери,
которую тянуло на эту ягоду.
     Уже поднялась с постели юная красавица Заря и, сияя свежей молодостью и
весельем,  как  мисс.........  {Любое  имя  по  желанию  читателя.  (Примеч.
автора.)}, с нежными брызгами росы на пухлых губках, отправилась  на  раннюю
свою прогулку по восточным холмам; и уже галантный кавалер  Солнце  украдкой
вышел из  супружеской  опочивальни,  чтоб  отдать  милой  деве  дань  своего
внимания, - когда джентльмен спросил у гостя, не  хочет  ли  он  пройтись  и
посмотреть его садик, на что тот охотно согласился, и  Джозеф,  пробудившись
от сна, в который был погружен в течение двух часов, пошел вместе с ними.
     Ни цветники, ни фонтаны, ни статуи  не  оживляли  этот  маленький  сад.
Единственным его украшением была короткая аллея, обсаженная  с  двух  сторон
орешником и замыкавшаяся зеленой беседкой, где в жаркую погоду джентльмен  и
его жена любили посидеть  в  уединении,  радуясь  на  своих  детей,  которые
резвились на аллее перед ними. Но  хотя  тщеславие  не  заглядывало  в  этот
укромный уголок, здесь можно было найти большое разнообразие плодов  и  все,
что нужно для кухни; и этого было предостаточно,  чтобы  вызвать  восхищение
Адамса, который сказал, что у джентльмена, несомненно, хороший садовник.
     - Сэр, - ответил тот, - садовник перед вами; все, что вы тут видите,  -
дело моих собственных рук. Выращивая необходимое для нужд моего стола,  я  в
то же время обеспечиваю себе добрый аппетит. В теплые месяцы года  я  обычно
провожу здесь не меньше шести часов в сутки - и не трачу их праздно; это мне
позволило после моего прибытия сюда сохранять свое здоровье, не  прибегая  к
медицине. Сюда я обычно выхожу на заре освежиться и  здесь  тружусь,  покуда
жена одевает детей и готовит нам завтрак; а после завтрака и до конца дня мы
редко уже бываем врозь; когда погода не позволяет им  выйти  ко  мне,  то  я
обычно сижу с ними дома, ибо я  не  стыжусь  ни  побеседовать  с  женой,  ни
поиграть с детьми: сказать по правде, я не замечаю, чтобы  женщины  уступали
нам в умственном отношении, как нас  старается  в  том  уверить  легкомыслие
повес, тупость дельцов или суровость ученых.  Что  касается  моей  жены,  то
заявляю прямо: я не встречал среди лиц моего пола никого, кто умел бы делать
более справедливые наблюдения или удачнее высказывать их; и не думаю,  чтобы
у кого-нибудь на свете был более преданный и верный друг. Притом эта  дружба
не только услаждена большой чуткостью и нежностью, но и скреплена к тому  же
более дорогими залогами, чем может представить самый  тесный  мужской  союз,
ибо какая же связь может быть крепче нашего общего интереса к  плодам  нашей
любви? Может быть, сэр, вы сами не отец; если так, то, конечно,  вам  трудно
себе представить, сколько радости я нахожу в своих малютках. И не  стали  бы
вы презирать меня, когда б увидели, как я ползаю  по  полу,  играя  с  моими
детьми?
     - Это зрелище преисполнило бы меня уважением, - проговорил Адамс,  -  я
сам сейчас отец шестерых детей,  а  было  их  у  меня  одиннадцать;  и  могу
сказать, я если и сек  когда  своего  ребенка,  то  только  в  качестве  его
школьного учителя, и тогда я ощущал каждый удар на своем собственном заду. А
что касается ваших слов относительно женщин, то я  часто  скорбел,  что  моя
жена не знает по-гречески.
     Джентльмен ответил с улыбкой, что и он не хотел бы  быть  понятым  так,
будто его жена знает что-нибудь помимо забот о семье; напротив, говорит  он,
моя  Харриет,  уверяю  вас,  замечательная  хозяйка,  и  мало  у   кого   из
джентльменов найдется повариха, которая лучше знала бы толк в  стряпне  и  в
приготовлении сластей; правда, теперь  ей  не  часто  представляется  случай
показать себя в этих искусствах, однако вино, которое вы так  хвалили  вчера
за ужином, было ее собственного изготовления, как  и  все  напитки  в  нашем
доме, - за исключением пива, потому что это уже по моей  части.  ("И  уверяю
вас, лучшего я не пивал", - вставил Адамс.) Раньше мы держали служанку, но с
тех пор как мои девочки подросли, жена не  считает  нужным  поощрять  в  них
праздность: так как я смогу им дать лишь очень  небольшое  приданое,  мы  не
желаем, чтобы воспитание ставило их выше той  среды,  в  какую  придется  им
попасть, и чтоб они потом презирали или  разоряли  небогатого  мужа.  Да,  я
желаю,  чтоб  им  достался  в  удел  человек  моего  склада   и   уединенное
существование: я узнал по опыту, что безмятежное, ясное счастье  и  душевное
удовлетворение несовместимы с суетой и сутолокой света.
     Так он говорил, когда малыши, только что  встав,  взапуски  побежали  к
нему и попросили благословения. Они робели перед чужими, но старшая сообщила
отцу, что мать и молодая гостья встали и завтрак готов.  Все  направились  в
дом, где джентльмена поразила красота Фанни,  оправившейся  от  усталости  и
одетой теперь безупречно чисто: негодяи, забрав у нее кошелек, оставили  при
ней узелок с вещами. Но если хозяин был так  сильно  изумлен  красотою  юной
девушки, то гости его были не менее  очарованы  нежностью,  проявлявшейся  в
обращении мужа и жены друг с другом и с их детьми, а  также  почтительным  и
любовным отношением детей к  родителям.  Благорасположенный  ум  Адамса  был
равно умилен и тем  радушием,  с  каким  они  старались  услужить  гостям  и
предлагали им все лучшее, что было  в  доме;  но  еще  более  восхитили  его
два-три примера их готовности помочь ближнему:  покуда  завтракали,  хозяйку
дома отозвали  к  захворавшему  соседу,  и  она  понесла  ему  лекарственной
настойки, изготовленной ею для пользования больных; а  хозяин  тем  временем
вышел на улицу дать другому соседу что-то с  огорода,  в  чем  была  у  того
нужда, - потому что все, что они имели, охотно предлагалось каждому, кто  ни
попросит.
     Добрые люди были в  самом  радостном  расположении  духа,  когда  вдруг
услышали выстрел; и тотчас затем вприпрыжку, вся в крови, вбежала  маленькая
собачонка, любимица старшей их дочери, и легла у ног своей  хозяйки.  Увидев
это, бедная девочка, которой было лет одиннадцать,  разразилась  слезами,  и
тут  вошел  один  их  сосед   и   рассказал,   что   молодой   сквайр,   сын
лорда-владетеля, подстрелил собачку мимоходом и при том  еще  поклялся,  что
подаст  в  суд  на  ее  хозяина  за  то,  что  он  держит  спаньеля:   он-де
предупреждал, что не потерпит ни единого в своем  приходе.  Собака,  которую
девочка взяла к себе на колени, стала лизать ей руки и через несколько минут
околела.  Девочка  громко  разрыдалась  о  своей  утрате,   остальные   дети
расплакались над несчастьем сестры, и Фанни  тоже  не  удержалась  от  слез.
Покуда отец и мать пытались утешить девочку,  Адамс  схватил  свою  клюку  и
вышел бы на сквайра, не удержи его Джозеф. Однако ж он не мог обуздать  свой
язык: слово "мерзавец" он произнес с большой силой; он  сказал,  что  сквайр
заслуживает виселицы больше, чем иной разбойник, и сожалел, что не может его
высечь. Мать увела из комнаты свою девочку, плачущую, с мертвой любимицей на
руках; и тогда джентльмен рассказал, что сквайр уже пытался  раз  застрелить
собачку и сильно поранил ее, причем у него не могло быть  иного  побуждения,
кроме злобы: ведь несчастная тварь была величиной едва  с  кулак  и  за  все
шесть лет, что его дочь владела ею, ни разу не удалилась от дому дальше, чем
на двадцать шагов. Она ничем не заслужила подобного  обращения;  но  у  отца
юноши слишком большое состояние, с ним не потягаешься. Он  ведет  себя,  как
истинный тиран, перебил в округе всех собак и отобрал у всех жителей  ружья;
мало того - он еще топчет все живые изгороди и скачет, не глядя, по  посевам
и садам, как по проезжей дороге.
     - Захватил бы я его в своем саду!.. - сказал Адамс. - Впрочем, я скорей
простил бы его, когда бы он ворвался на коне в мой дом, чем примирился бы  с
таким злым поступком, как этот!
     Так как веселье их беседы нарушено  было  этим  несчастьем,  в  котором
гости ничем не могли помочь своему доброму хозяину,  и  так  как  мать  ушла
наверх утешать бедную девочку, слишком добрую, чтобы быстро забыть нежданную
утрату своей любимицы, которая за несколько минут перед тем ластилась к ней,
и так как Джозефу и Фанни не терпелось скорее добраться домой и приступить к
тем предварительным обрядам, необходимым для их счастья, на  коих  настаивал
Адамс, - гости собрались уходить. Джентльмен горячо уговаривал их остаться к
обеду, но когда понял, как они рвутся в дорогу, он позвал жену, и, совершив,
как полагалось,  все  церемонии  поклонов  и  реверансов,  которые  приятнее
видеть, чем описывать, они распростились, причем джентльмен с женой сердечно
пожелали гостям счастливого пути, а те столь же  сердечно  поблагодарили  за
радушный прием. Наконец они вышли, и Адамс объявил, что это и есть тот образ
жизни, какой люди вели в золотом веке.


                                  Глава V
            Спор о школах, происходивший между мистером Абраамом
            Адамсом и Джозефом в дороге, и неожиданное открытие,
                             приятное для обоих

     Наши путешественники, неплохо подкрепившись в доме джентльмена - Джозеф
и Фанни сном, а мистер Абраам Адамс табаком и элем, - пустились снова в путь
с отменной бодростью и, следуя по указанной им дороге, отшагали много  миль,
прежде чем встретились с приключением, достойным упоминания. А мы, пользуясь
этим временем, предложим нашим читателям очень любопытный, как нам  кажется,
разговор о закрытых школах, происходивший между мистером Джозефом Эндрусом и
мистером Абраамом Адамсом.
     Они отошли не так далеко, когда Адамс, окликнув Джозефа,  спросил  его,
слушал ли он историю джентльмена, и тот  ответил,  что  слушал  "всю  первую
часть".
     - И  не  думается  тебе,  что  он  был  в  молодости  очень  несчастным
человеком?
     - Да, очень несчастным, - ответил юноша.
     - Джозеф, - вскричал Адамс и выпятил губы, - я открыл первопричину всех
несчастий, выпавших ему на долю. Закрытая школа, Джозеф, была  первопричиной
всех бедствий, постигших его впоследствии! Закрытые школы - питомники порока
и безнравственности. Помнится мне, все испорченные молодые люди, с  которыми
учился я в университете, были воспитанниками этих школ... Ах, боже мой! Я их
помню так, как если бы это было вчера, - всю их банду; их называли - я забыл
почему - "королевскими  школярами"...  дурные,  очень  дурные  были  ребята!
Джозеф, тебе следует благодарить бога за то, что ты  не  учился  в  закрытой
школе, а то бы ты никогда не  сохранил  добродетели,  как  тебе  удалось  ее
сохранить. Я всегда забочусь прежде всего о нравственности мальчика; по мне,
пусть он лучше будет болваном, чем атеистом или пресвитерианцем. Чего  стоит
вся ученость мира по сравнению с  бессмертной  душой?  Что  получит  человек
взамен, если отдаст он душу свою? Но в больших школах учителя не  тревожатся
о таких вещах. В университете учился со мною юноша восемнадцати лет, который
совсем не знал катехизиса; я же, со своей стороны, всегда готов  был  скорее
посечь мальчугана за нерадение к катехизису, чем за  любой  другой  предмет.
Поверь мне, дитя мое, все  злоключения  доброго  джентльмена  проистекли  из
того, что он воспитывался в закрытой школе.
     - Мне не подобает, - ответствовал Джозеф, - спорить с вами о чем бы  то
ни было, сэр, особливо ж о такого рода предмете, потому что поистине все  на
свете должны признать, что вы  наилучший  школьный  учитель  во  всем  нашем
графстве.
     - Да, - говорит Адамс, - я  и  сам  полагаю,  что  в  этом  мне  нельзя
отказать; это я могу заявить без всякого тщеславия... и, пожалуй, даже  если
прихватить нам и соседнее графство, то и там... Но - gloriari non  est  meum
{Хвастаться не в моем обычае (лат.).}.
     - Однако, сэр, раз уж вы соизволили спросить, как я об этом  посужу,  -
говорит Джозеф, - так ведь вам известно,  что  мой  покойный  господин,  сэр
Томас  Буби,  обучался  в  закрытой  школе,  а  превосходнее  его  не   было
джентльмена во всей округе. И он часто  говаривал,  что,  будь  у  него  сто
сыновей, он их всех послал бы учиться туда же. Он держался  мнения  и  часто
его высказывал, что, выходя из закрытой школы и попадая затем в свет,  юноша
за один год усваивает больше, чем усвоит  за  пять  лет  другой,  получивший
домашнее образование. Он говаривал, что и сама по себе школа  посвятила  его
во многие тайны жизни (так, помню, он и выражался) потому-де,  что  "большая
школа  -  это  маленькое  общество,   где   мальчик,   не   вовсе   лишенный
наблюдательности,  может  видеть  в  уменьшенном  размере  то,   что   позже
открывается ему в широком мире".
     - Hinc illae lachrimae; {Вот откуда эти слезы (то  есть  -  вот  в  чем
подоплека) (лат.).} именно потому, - молвил Адамс, - я и отдаю  предпочтение
частной школе, где мальчики могут оставаться в неведении и целомудрии,  ибо,
согласно этим чудесным строкам из  пьесы  "Катон",  единственной  английской
трагедии, какую читал я, -

                    Когда творит мерзавцев знанье света,
                    В неведенье пусть Юба проживет.

     Кто не пожелал бы своему дитяти лучше сохранить  чистоту,  чем  усвоить
весь курс искусств и наук, которым он, впрочем, может поучиться и в  частной
школе? Ибо я без излишнего тщеславия могу сказать, что в  деле  преподавания
не поставлю себя вторым ни за кем, - так что и при  частном  обучении  юноша
может получить не меньше знаний, чем в закрытой школе.
     - Но, с вашего разрешения, - возразил Джозеф,  -  он  и  пороков  может
усвоить не меньше; доказательством тому многие джентльмены помещики, которые
получили образование в пяти милях от собственного дома, а порочны  так,  как
ежели бы с младенчества знали свет. Мне  запомнилось  еще  с  того  времени,
когда я состоял в конюхах: ежели лошадь норовиста по природе, ее, сколько ни
объезжай, не исправишь; я полагаю, так точно оно и с людьми: если у мальчика
злостные, дурные  наклонности,  никакая  школа,  хоть  и  самая  расчастная,
нипочем не сделает его хорошим; и наоборот, если он правильного нрава, можно
отпустить его  хоть  в  Лондон,  хоть  куда  угодно,  не  опасаясь,  что  он
испортится. К тому же, помнится мне,  мой  господин  часто  говорил,  что  в
закрытых школах дисциплина не в пример лучше, чем в частных.
     - Ты говоришь, как обезьяна, - сказал Адамс, - и твой господин тоже пел
с чужого голоса! Дисциплина - вот уж действительно! Если один человек  сечет
по утрам на двадцать или тридцать мальчишек больше, чем другой, неужели  это
значит, что он лучше умеет  наводить  дисциплину?  Я,  например,  посмел  бы
соревноваться в этом со всяким, кто учительствовал со  времен  Хирона  и  по
нынешний день;  и  если  бы  мне  довелось  быть  учителем  шестерых  только
мальчиков, я поддерживал бы среди них дисциплину не хуже, чем иной учитель в
самой большой на свете  школе.  Я  ничего  не  утверждаю,  молодой  человек,
запомните: я  не  утверждаю  ничего;  но  если  бы  сам  сэр  Томас  получил
образование где-нибудь поближе к дому и под чьим-либо надзором -  запомните,
я не называю никого по имени, - то это было бы лучше для него; но  отец  его
решил во что бы то ни стало дать ему знание света.  Nemo  mortalium  omnibus
horis sapit {Никто из смертных не бывает всякий час благоразумен (лат.).}.
     Он, увлекшись, продолжал в том же духе, и Джозеф несколько  раз  просил
извинения, заверяя, что не имел в мыслях оскорбить его.
     - Верю, дитя мое, - говорит пастор, - и я на тебя не сержусь; но  чтобы
в школе поддерживалась хорошая дисциплина, для этого...
     И пастор снова и снова пускался  в  рассуждения,  приводил  имена  всех
учителей древности и ставил себя в