ала  его
загорелую ладонь своими  маленькими  пальчиками,  увенчанными  персикового
цвета ногтями. Рука ее была прохладной и шелковистой. Такими же показались
Марко и ее ароматные губы, когда он наклонился их  поцеловать.  Потом  еще
поцелуй - уже более страстный. И еще - пока жар от вина все нарастал и пел
свою зазывную песнь. И еще -  когда  Марко  заметил,  что  печаль  девушки
испаряется, а в глазах проглядывает ответное чувство. И еще  -  когда  это
чувство уже всецело овладело ими обоими...
   Марко бывал со множеством женщин - самых разных народностей, во  многих
странах. Но ни одна из них так  ему  не  подходила  -  не  предчувствовала
каждого движения его тела и души. Впрочем, и Си-шэнь, или Змеиная  Грация,
тоже бывала со многими мужчинами, ибо бродячей актрисе  всегда  приходится
откликаться на первый же зов мужчины, играть для него  и  под  сценическим
занавесом,  и  в  постели.  Но  Марко  тем  не   менее   почувствовал   ее
пробуждающуюся привязанность...


   Как-то раз, когда они с великим ханом кормили  того  древнего  карпа  в
окольцованном  ивами  пруду  Великого  Уединения  в  императорском  парке,
Хубилай сказал Марко:
   - Ты, По-ло, сильный юноша. Да и твои отец и дядя, хоть и немолоды, все
еще крепки и обладают прекрасным здоровьем. Каждый  из  вас  вполне  может
иметь жену и давать ей все, в чем только может нуждаться женщина. Разве не
так?
   - Так, о повелитель.
   - Но до сих пор никто из вас так и не упомянул о  своей  жене.  Неужели
никто из вас не женат?
   - Никто, о повелитель, - ответил тогда Марко. - Мой отец был  женат  на
моей матери в Венеции, но она умерла, когда я был еще совсем мал.
   - Н-да, вот  жалость.  Моя  мать  тоже  давно  лежит  под  погребальным
курганом.
   Последовало молчание, а потом великий хан  в  очередной  раз  умышленно
сменил настроение...
   - Вздор! - вскричал Хубилай,  и  на  его  широкой  багровой  физиономии
появилось знакомое Марко лукавое выражение. - Чепуха! Надо же,  чуть  было
кольцо от досады не проглотил! - Великий  хан  имел  в  виду  полость  под
самоцветом, куда многие осмотрительные люди кладут  яд.  -  Надо  же  было
подумать, что вы, все трое, можете вдруг оказаться кастратами. И даже хуже
того. Что ты, мессир Марко, можешь мне лгать. Нет-нет -  не  протестуй.  Я
понимаю. Никколо, Маффео и Марко По-ло - все они  полноценные  мужчины.  И
все же ни одна из тех женщин, с которыми вы имеете дело, не связана с вами
церемонией, называемой вами... браком. Не так ли?
   - Так, о повелитель.
   -  Ага!  Вот  видишь!  -   Великий   хан   сильно   порадовался   своей
прозорливости.  -  Я  и  это  знаю!  Меня  мать  учила  -  она  тоже  была
христианкой.  Правда,  несторианского  толка.  Нет  священника?  Значит  -
никакого брака. В смысле, того, что вы называете  браком.  Но  почему  вам
нельзя провести этот обряд  с  несторианским  священником?  Ведь  он  тоже
христианин.
   Марко вздохнул. Тяжко вздохнул при одной мысли о женитьбе на  одной  из
тех  детоподобных  женщин  с  непоправимо  искалеченными   ступнями,   что
появлялись при дворе. Вслух же он сказал:
   - Потому что несториане считаются еретиками, о повелитель.
   Император нахмурил брови. Потом  лицо  его  прояснилось,  и  он  махнул
рукой.
   - "Считаются еретиками". Значит, по-вашему, несторианские  христиане  -
еретики? Ах-ах! Какая любопытная теория! А вот как мне объясняла мать.  Вы
говорите, что та великая святая, Мариам, была матерью вашего  божества.  А
они говорят, что та великая святая,  Мариам,  была  всего-навсего  матерью
тела, в котором пребывало ваше божество. Что, не так? Вот видишь, я и  это
знаю! Знаю!  А  еще  вы,  франки...  в  смысле,  латиняне...  поклоняетесь
образам, подобно буддистам.  А  несториане,  мусульмане  и  иудеи  -  нет.
Хуи-хуи и мусульмане едят верблюжатину, но не конину. А иудеи  ни  той  ни
другой не едят. Не едят они и баранины, и говядины - пока не  извлекут  из
бедра сухожилие и не выбросят его. Зачем они это делают? Вот глупцы!  Ведь
если питаться сухожилиями, станешь крепким и жилистым. Это же очевидно!  А
они говорят, что какой-то там Муса, отец их  пророков,  запрещает  им  это
делать. Что ты на это скажешь, По-ло?
   Не вполне понимая собственных слов, но помня, что  их  говорил  старый,
очень старый отец Павел, Марко ответил:
   - Закон Моисея был пригвожден к кресту, и теперь он мертв и нечестив.
   Лицо великого хана, только что задумчивое, вдруг оживилось.
   - Скорее! Скорее! Брось Старому  Будде  кусок  лепешки,  а  пока  будет
брать, брось пару кусков поменьше вон тем  двум  карпам  -  иначе  им  так
ничего и не достанется...
   Марко бросил куски  рисовой  лепешки  прямо  в  разинутые  рты  древних
карпов, что притаились под огромной плакучей ивой.
   Затем великий хан подвел итог:
   - Моя мать очень почитала крест, и  я  часто  давал  ей  денег  для  ее
священников и ладан, чтобы они его жгли. И как хорошо, что я это делал! Ее
бог будет мною доволен! А как там на  самом  деле  с  его  святой  матерью
Мариам - не столь важно. Однако я  очень  недоволен  твоим  папой!  Да-да!
Пришли он сотню не еретических священников, как я того просил,  я  мог  бы
женить тебя на подходящей даме - и создать подходящий для меня союз!


   Очнувшись от полусонных воспоминаний, Марко протянул руку  и  приласкал
женщину, что лежала бок о бок с  ним  под  стегаными  одеялами.  Сиреневый
рассвет уже просачивался сквозь  оконные  решетки.  Марко  приподнялся  на
одном локте, нежно улыбнулся Си-шэнь и предложил:
   -  Давай  быстренько  оденемся  и  ускользнем  отсюда,  пока  никто  не
проснулся. Я хочу, чтобы ты показала мне пещеру Царя драконов...  и  чтобы
никому из нас не пришлось просить разрешения уйти.
   - Я не могу уйти, не предупредив хозяина... Если он узнает... - Но  тут
девушка откинула голову и весело рассмеялась. - Хотя почему я  боюсь,  что
он дознается? Ведь моя скромная обязанность - развлекать. А если посещение
пещеры развлечет тебя, Мар-ко По-ло, то все будет в порядке!
   Торопливо натянув разбросанные по всему полу одежды,  они  заспешили  к
стойлам - оседлать лохматого  пони  Марко.  Только  собрались  ехать,  как
что-то с негромким стуком вдруг опустилось рядом...
   - Какое прелестное создание! - воскликнула Си-шэнь  и  протянула  руку,
чтобы погладить крылатого сфинкса, слетевшего с ветвей цветущего сливового
дерева, где он провел ночь.
   - Прелестное видится  прелестным,  -  с  загадочной  улыбкой  отозвался
сфинкс. - Быть может, молодой хозяин, мне отправиться с вами?
   - Это просьба или загадка? - рассмеялся Марко.
   - Где пещеры, там и загадки,  -  заметил  сфинкс,  легко  запрыгивая  в
переметную суму. И они выехали с постоялого двора. Марко сидел в седле,  а
Си-шэнь - сзади, держась руками за его пояс, а ногами со змеиной гибкостью
обхватывая круп лохматого пони. А улыбающийся сфинкс то и  дело  высовывал
из переметной сумы свою золотистую голову, чтобы Си-шэнь его погладила.
   Хрустальная  пещера  Царя   драконов   находилась   в   северо-западной
оконечности города, где торчащие будто зубы  демона  холмы  встречались  с
рассветными  туманами,  что  поднимались  от  реки,   составлявшей   часть
городского рва. Привязав пони. Марко вместе с Си-шэнь и сфинксом по крутой
тропке  пробрались  через  густые  заросли  бамбука  и   очутились   перед
загороженным тростником входом в большую пещеру.
   В центре пещеры, в странном углублении, покоилась громадная  светящаяся
жемчужина размером с человеческую голову, оценить которую было бы  не  под
силу даже самому мессиру Никколо Поло. Переливающаяся  жемчужина  освещала
колонны, остроконечные пики и необычные скальные образования.
   - Так значит, здесь плутоватый Царь обезьян и похитил у  Царя  драконов
железный посох? - спросил Марко.
   -  Не  послышалось  ли  мне  презренное  имя  бесчестной  обезьяны?   -
пророкотал поразительно низкий бас,  а  где-то  глубоко-глубоко  в  недрах
пещеры заворочалось нечто невообразимо огромное.
   - Мы всего лишь ничтожные путешественники, господин дракон, - торопливо
выкрикнул в ответ Марко, - и пришли насладиться красотами твоей пещеры.
   -  Ха!  Некогда  эта   сырая   пещера   была   частью   величественного
кораллово-хрустального  дворца   Царя   драконов   в   океанской   пучине,
охраняемого гигантскими креветками, что восседали на боевых крабах и имели
при себе армию жалящих медуз. Купол матери-жемчужины поддерживался  мощным
железным столпом, которым регулировались глубины всех рек и морей. А потом
явился этот шустрый Царь обезьян и попросил у меня какое-нибудь оружие.  Я
предложил ему все, что имелось в моем арсенале, - но проходимца  устраивал
только тот мощный железный столп, который он и украл,  чтобы  использовать
как посох. И когда подлая обезьяна  стащила  опорный  столп,  бурные  воды
затопили мой замок и вышвырнули его  на  сухую  землю.  Тут,  в  окружении
высохших останков моей армии и моего дворца, я и живу. И только жемчужина,
лежащая в той нише, где прежде был столп, напоминает мне о былом  величии.
А вы - вы видели ту гнусную обезьяну? Да? Видели? О, даже  сам  рассказ  о
моем несчастье приводит меня в ярость! Слышите? В ярость! - Тут дракон так
заревел, что даже стены пещеры задрожали.
   - Не пора ли нам отсюда? А, молодой хозяин? - спросил сфинкс, когда  со
стен начали сыпаться камни... и на сей раз это уже была точно не  загадка,
а настоятельная просьба.
   Стремглав выскочив из содрогающейся пещеры, все трое  сбежали  вниз  по
склону. Потом вскочили на коня и зашлись возбужденным смехом.
   - Неужели наши приключения могут  продолжаться  и  продолжаться...  без
конца? - выкрикнул Марко, когда они поскакали прочь.
   - Могут... если очень захочешь, - шепнула ему на ухо Си-шэнь.
   - Но как? - спросил Марко, пожимая ладонь девушки, что держала  его  за
пояс.
   - Мой хозяин - тот самый здоровяк, которого ты видел на  представлении,
- говорит, что хочет продать меня в наложницы, подобно  несчастной  По-ши.
Ему срочно нужны деньги для выплаты игорных долгов. И еще он говорит,  что
запросто может натренировать новую акробатку, а из меня, пока моя  сила  и
молодость не пришли в упадок, нужно извлечь выгоду. С тех пор как он завел
эти речи, я живу  в  постоянном  страхе.  Но  мои  горестные  слезы  могут
обратиться слезами счастья - если тем, кто меня купит, станешь ты!
   - Увы, жизнь со мной будет долгим и тяжким странствием,  -  со  вздохом
ответил Марко.
   - Дитя верблюжьего кизяка не страшится странствий, - ответила Си-шэнь.
   Долгое-долгое мгновение Марко размышлял.  Женщина,  которая  смогла  бы
разделить все тяготы его скитаний. Он даже  не  смел  надеяться  встретить
такую. А теперь - точно не мог надеяться встретить другую такую вновь.
   - Так я и сделаю! - выкрикнул он. - Да!
   Карие  глаза  девушки  заблестели  от  радости  под   золотыми   лучами
восходящего солнца.
   - Я немедленно скажу отцу, чтобы он переговорил с твоим хозяином!
   А потом Марко повернулся в седле, чтобы поцеловать Си-шэнь -  еще...  и
еще.



17

                            Кунь: Исполнение.
                            Желтая земля сверху; желтая земля снизу.
                            Стойкая кобылица находит друзей на юго-западе.

   - Нет, Марко! Даже и речи быть не может! - заявил  своему  сыну  мессир
Никколо Поло. - Это путешествие слишком опасно для женщины - а она слишком
опасна для нас. Одна женщина  среди  стольких  мужчин  неизбежно  навлечет
беду.
   Все трое Поло стояли во внутреннем дворике постоялого  двора,  наблюдая
за репетицией актеров. Си-шэнь, в желтой шелковой куртке  и  шароварах,  с
перевязанными желтой лентой в два змеиных хвоста волосами,  практиковалась
в акробатике. Сначала она легла лицом вниз  на  соломенный  мат  в  центре
помоста и неправдоподобно выгнула вверх голову, руки и ноги.  Потом  одной
рукой стала осторожно устанавливать тарелки, блюдца  и  наполненные  водой
чашки на поднятую голову, подошвы и ладонь другой руки, пока  над  ней  не
воздвиглись колеблющиеся и позвякивающие горки  посуды.  Слуги  постоялого
двора и играющие  поблизости  в  шахматы  торговцы  изумленно  глазели  на
девушку,  тыкали  пальцами  и  хохотали.  Наконец,  с  той  же  предельной
осторожностью, Си-шэнь опустила всю посуду на землю.
   - Марон! Надо же, как искусна! - воскликнул Маффео. - Но не бросает  ли
ее искусство вызов грубым вкусам? Не потакает ли им? И разве ты, Марко, не
встречался - и не проводил время - со многими обворожительными гетерами на
всех тех дорогах, которыми мы следовали? -  Дядя  Маффео  хитро  подмигнул
племяннику и сунул в рот пригоршню соленых зерен.
   - Да, встречался, - ответил Марко. - И  достаточно  со  многими,  чтобы
понять, что она... особенная... не такая, как все.
   - Для разговора об "особенных", сынок, у  нас  будет  время,  когда  мы
вернемся  домой,  -  с  непривычной  теплотой  в  голосе  сказал  Никколо,
перебирая свои нефритовые четки. - Что, если Хубилай скоро  нас  отпустит?
А, Марко? Что тогда? Мы с твоим дядей тоже холостяки - но у нас и в мыслях
нет обременять себя женами и наложницами, детьми и домашним  хозяйством  в
этих языческих краях.  Наше  богатство  остается  в  наших  кошельках  для
самоцветов, а наши привязанности остаются в Италии. А почему?  Потому  что
мы хотим располагать собой, чтобы всегда иметь возможность  вернуться  под
наш фамильный герб с четырьмя скворцами. И мы рассчитываем, что и ты,  мой
мальчик, вернешься с нами в родную Венецию, где  тебе  можно  будет  найти
христианскую невесту подобающего происхождения, которая обеспечит  фамилию
Поло наследниками. И позволь мне напомнить тебе,  Марко,  что  христианки,
мягко говоря, не очень охотно делят домашнее хозяйство с наложницами!  Что
ты тогда будешь делать со своей прелестной катайской актрисой? Утопишь  ее
в канале? А здесь хозяин девушки отдаст ее солидному господину, способному
обеспечить все ее потребности  на  всю  оставшуюся  жизнь.  Поверь,  много
достойных мужчин захотят ее купить. Они и дадут ей ту роскошь,  к  которой
всегда так стремятся женщины. А что хорошего принесешь ей ты, если  купишь
ее по прихоти, а потом бросишь? Добра не будет ни  твоей  семье,  ни  тебе
самому. Нет, Марко. Я сказал - нет!
   Си-шэнь тем временем встала на голову на фарфоровой урне,  одновременно
вращая  подошвами  босых  ног  два  ярких  зонтика  из   рисовой   бумаги.
Бело-голубая урна балансировала на деревянной подставке -  а  та,  в  свою
очередь,  на  красном  лакированном  столике,  который  держали  на  своих
мускулистых  плечах  два  актера  из  труппы.  Когда   девушка,   наконец,
спустилась на землю, Марко отозвал ее в сторону.
   - Ну как? - с нервным смешком спросила Си-шэнь. - Они разглядывали меня
будто тушеную курицу на рынке.
   - Сказали - нельзя, - грустно  ответил  Марко.  -  Они  надеются  скоро
вернуться домой и говорят, что дорога слишком  тяжела  для  женщины.  Я-то
знаю, что они не правы. Но я так же должен подчиняться своему отцу, как ты
- своему хозяину. Обязательно оставь на этом постоялом дворе записку, куда
вы направитесь дальше, и оставляй  такие  же  записки  на  всех  постоялых
дворах всех городов, где побывает ваша  труппа.  Вот  тебе  одна  из  моих
личных печатей - можешь запечатывать  записки  ею.  Если  мы  справимся  с
поручением великого хана, он вознаградит меня всем, что  я  пожелаю.  А  я
желаю тебя, Си-шэнь. Я пройду по твоим следам,  найду  тебя  и  привезу  в
Ханбалык. А пока постарайся поводить за  нос  своего  хозяина  и  потянуть
время. Я обязательно тебя найду. Обещаю.
   - Если только меня к тому  времени  не  продадут,  -  грустно  ответила
Си-шэнь и попыталась улыбнуться. В глазах у девушки  стояли  слезы.  Потом
она вернулась на помост и, видимо от огорчения, устроила  целый  фейерверк
акробатических трюков. Легкая как воробышек, Си-шэнь грациозно изгибалась,
головокружительно кувыркалась и прыгала - носилась по сцене, будто пушинка
на ветру.


   Марко задумался о том, что заставляет человека находить особую  красоту
и привлекательность в тех местах, где он что-то - или кого-то -  оставляет
позади. Когда они входили в этот провинциальный городишко  Гуэлинь,  Марко
не чувствовал ничего, кроме  усталости  и  тревоги.  И  люди,  и  животные
нуждались в отдыхе, а троим Поло к тому же требовалось обсудить дальнейший
маршрут. Теперь же люди  славно  отъелись,  несколько  ночей  поспали  под
крышей и получили на императорской почтовой станции приблизительные карты,
свежих животных и припасы.
   Встреча с Си-шэнь запала глубоко в душу молодого венецианца, и, покидая
гостеприимный город и наслаждаясь его экзотической красотой, он чувствовал
тяжкую тоску. Сгорбившись на  своем  пони,  Марко  наблюдал  за  утренними
хлопотами горожан, занятых своими  семьями  и  работой  по  дому.  Уличные
торговцы продавали  со  своих  лотков-кухонь  вдоль  обсаженной  коричными
деревьями дороги  пышущую  паром  рисовую  кашу  и  пончики.  Бритоголовые
чумазые ребятишки в ярких стеганых курточках забавлялись шумными играми  в
грязных проулках, где в поисках объедков слонялись свиньи и цыплята. А вот
крестьянин в широкополой соломенной шляпе ведет на  поле  своего  смирного
буйвола -  и  останавливается  поболтать  с  торговцем  побегами  молодого
бамбука, которые  тот  тащит  в  тяжелой  плетеной  корзине,  свисающей  с
наплечного  шеста.  Вот  тощий  пес  -  стоит  и  лает  среди  горшков   с
луком-резанцем на носу сампана, который  одновременно  и  плавучий  дом  и
средство существования для рыбака, что шестом выталкивает  свое  судно  из
дерева и ивовых прутьев в речную быстрину.
   И никто из них, похоже, не замечал особого очарования ни загнутых вверх
соломенных и черепичных крыш под бледным утренним  солнцем,  ни  окутанных
дымкой холмов. Ряды вершин внезапно возникали перед глазами,  будто  шпили
из складчатой зеленой парчи - и исчезали  в  отдаленной  речной  мгле.  Но
горожане не останавливались насладиться этим великолепием, ибо занимало их
только одно - как бы наполнить рисовые чашки  своих  домочадцев.  А  кроме
того, они никого и ничего не оставляли позади. Марко же буквально впивался
глазами в зеленеющую роскошь города, в сверкающую  реку,  что  вилась  меж
похожих на зубы демона холмов, - и глубокая печаль туманила его взгляд.
   И все же времени погружаться в столь трогательные  чувства  и  у  Марко
оказалось немного. Стоило отряду  миновать  кирпичные  стены  города,  как
людские  толпы  и  сутолока  быстро  испарились.  Вскоре  они  выехали  на
пустынный проселок, что шел вдоль реки сквозь плотные заросли бамбука. Там
Марко поотстал от остальных, желая остаться наедине  со  своими  грустными
мыслями - которым вскоре суждено было резко прерваться.
   Четыре фигуры в плащах  выскользнули  из  бамбуковых  зарослей.  Четыре
призрачные фигуры в плащах из овечьих шкур окружили его пони. Твердые  как
сталь пальцы зажали Марко  рот.  Четыре  пары  сильных  рук,  несмотря  на
сопротивление,  быстро  стащили  его  на  землю  и  отволокли  в  полумрак
тенистого оврага.
   - Кто вы такие? - сумел выдохнуть Марко, когда в  горло  ему  уткнулись
четыре острых ножичка.
   - Говорим мы. А ты слушаешь, -  прорычал  высокий  желтокожий  мужчина,
который как будто был у них главарем. Судя по лицу и  по  расшитой  куртке
под плащом - куманец из западных степей.
   - Вам нужно золото? - спросил Марко.
   - Нет, кое-что поценнее золота, - с  северокатайским  акцентом  ответил
главарь куманских бандитов. -  Нам  нужны  сведения  о  том,  как  Хубилай
собирается покорить богатый город Паган,  что  в  душных  джунглях  южного
Бир-мяня.
   - Но я ничего об этом не знаю, - совершенно искренне признался Марко. -
Могу сказать только то, что и так всем известно. В прошлом году  -  тысяча
двести  восемьдесят  четвертом  по  латинскому  летосчислению  -   лучники
великого хана разбили боевых