ином  башни,  еще  добавляли,  что
это, мол, и немудрено.
   Наблюдателям приказано было докладывать, когда орлиные птенцы оперятся,
смогут летать и научатся сами добывать пищу. Когда же было  доложено,  что
орлы покинули свое гнездо и в том году точно туда  не  вернутся,  те,  кто
выкупил у властей привилегию, послали разумных и достойных  доверия  слуг,
влив масло в заржавленный замок  входной  двери  в  башню,  взобраться  по
полуразрушенным  лестницам.   У   последнего   пролета   обычай   требовал
задержаться не долее чем потребуется ровно на десяток  "Отче  наш"  и  два
старинных (теперь уже нигде более не используемых)  воззвания  к  великому
языческому  пророку  и  колдуну  Вергилию  Магусу.  Затем,  следуя  совету
упомянутого Вергилия (давным-давно обнаруженному одним ученым  затворником
на  обрывке  некого  палимпсеста),  слуги  одолевали  последние  несколько
ступенек и долго разглядывали орлиное гнездо. Позволялось им не более  чем
аккуратно поворошить его ивовым  прутиком,  срезанным  в  устье  реки  По,
особенно любимой Вергилием, который, впрочем, любил  почти  все  реки  (не
считая лишь зловещего Стикса, над берегами которого ведьма, что приходится
женой перевозчику, наводит страшную пелену, если только  нерадивые  друзья
покойника не положили ему под язык монету).
   И некоторым временам года следовало миновать, а некоторым  миновать  не
следовало, когда любое  время  года,  доброе  ли,  злое  ли,  могло  вдруг
украситься в книге с  новехонькими  страницами  из  тончайшего  пергамента
записью наподобие нижеследующей: "В году, когда дожем Венеции был  Фулано,
камень, именуемый "Аэйтосом", нашли в орлином гнезде на верху  разрушенной
башни". Что же до достоинств того камня, то о них никогда  не  сообщалось,
ибо те, кто заплатил, чтобы знать, и так знали, а  те,  кто  не  заплатил,
знать нужды не имели. Достаточно  лишь  сказать,  что  камень  тот  носили
обычно на легкой золотой цепочке,  пропущенной  через  петельки  в  нижней
рубашке - над самым пупком или чуть ниже.
   В год же, когда находили камень Аэйтос (порой  именуемый  также  камнем
"Стамопетра"), фамилиям, чьи люди его находили (а по указу сената то  были
лишь благородные, но пришедшие в упадок семьи, чьи главы  лишились  правой
руки на воинской службе республике, - и лишившиеся левой руки в  счет  тут
не шли), - таким фамилиям выпадал тогда особый почет. Согласно обычаю, они
давали  великий  пир  с  жареной  ягнятиной  и  бараниной  (вместо  обычно
предпочитаемой   телятины),   приготовленной   с   шалфеем,   превосходной
лекарственной травой, к тому же придававшей баранине лучший вкус. Ибо люди
мудрые всегда  готовят  мясо  с  шалфеем;  не  зря  же  написал  ученейший
Теофраст: "Едва ли  должно  умереть  тому,  у  кого  в  саду  произрастает
шалфей".
   А как-то раз в такой год нашелся один монах -  несомненно,  безумец,  -
который взялся настаивать, чтобы Великие Фамилии пригласили на  упомянутый
пир бедняков. Да кто его послушал? Братец  Маффео  тогда  метко  подметил:
"Марон! Богатый всегда должен печься о богатом. Ибо иначе кто о нем  будет
печься? Не бедный же!"


   Наконец, все увидели внизу сверкающую полоску широкой реки. Когда белые
нефритовые фениксы опустились почти  к  самой  земле,  хохочущая  обезьяна
высыпала  из  своего  рукава  пригоршню  комков  рисовой  бумаги,  которые
немедленно превратились в коней Поло и  их  поклажу.  С  разинутыми  ртами
поглазев  на  диковинное  зрелище,  люди  принялись  торопливо  слезать  с
белоснежных птичьих спин. Затем  все  низко  поклонились  Царю  обезьян  и
сфинксу. Те тоже изобразили прощальные поклоны  -  и  сияющая  стая  вновь
поднялась в небо.
   Оглядев пейзаж из туманных утесов, зарослей  тростника  и  бесчисленных
рыбацких лодок, Поло удостоверились, что достигли берегов самой оживленной
водной  артерии  в  мире:  Янцзы-цзян.  А  вместе  с  ними,  завернутая  в
загадочный рунный ковер, там оказалась и Спящая Красавица.



36

                               Цзин: Колодец.
                               Древо впитывает прохладную весеннюю воду.
                               Кувшин может протечь, колодец же неизменен.

   Мессир Марко Поло  записывал  в  свой  путевой  дневник:  "Мутная  река
Янцзы-цзян широка как море, а судоходство на ней  превосходит  судоходство
на всех реках и морях христианских стран, взятых  вместе.  Текут  ее  воды
через  шестнадцать  провинций,  а  на  ее  изобилующих   утесами   берегах
расположилось более 200 людных городов. Есть там  и  множество  каменистых
островов,  где  стоят  храмы  идолопоклонников.   Великий   хан   получает
таможенные пошлины с более чем 200000 судов, что  ежегодно  по  этой  реке
плавают,  -  начиная  от  плотов  и  кончая  одномачтовыми   тростниковыми
лодчонками. Вверх по течению везут соль и  приморские  товары,  а  вниз  -
каменный уголь и прочее добро из глубинки. Порой целые табуны коней  тянут
суда вверх по течению, ибо оно здесь весьма изрядное..."
   Поло вскоре сообразили, что приземлиться им случилось в том месте,  где
полноводная река  втекает  в  изобильную  южную  провинцию  Манзи.  Что  к
лучшему. Здесь весьма нетрудно будет через императорскую почтовую  систему
получить надежный корабль и направиться вниз по течению  к  Янчжоу.  Туда,
где Янцзыцзян встречается  с  Великим  каналом  Хубилай-хана,  этим  вновь
восстановленным чудом инженерного искусства, что связывает  богатые  земли
Манзи с зимней столицей в Ханбалыке.
   - А уж там мы представим великому хану и его чародеям пополнение гарема
в лице Спящей Красавицы... попросим в награду позволение отбыть домой... и
пустимся домой, в родную Венецию! -  восклицал  Маффео,  радостно  потирая
руки. -  Ах,  кажется,  я  уже  чувствую  вкус  красного  вина  и  теплого
пшеничного хлеба!
   - Сначала надо добраться до Ханбалыка... потом получить у великого хана
отставку... а только потом мы сможем отправиться домой, - вздыхал Никколо,
перебирая свои лучшие нефритовые четки.
   - А еще раньше нам следует подыскать корабль, - напомнил им Марко.
   Тогда они стали искать корабль - и вскоре его  нашли,  воспользовавшись
вместо платы серебряной табличкой  с  печатью  великого  хана.  Но  почему
пышнобородый куманский чиновник на  таможенной  станции  изучал  их  таким
долгим и пристальным взглядом? И не шепнул ли он  что-то  на  ухо  другому
светлокожему куманцу, своему подчиненному?  Впрочем,  учитывая  усталый  и
измотанный скитаниями  внешний  вид  троих  Поло,  оснований  для  особого
беспокойства как будто не находилось.
   Заодно с конями и поклажей погрузившись на борт  одномачтового  речного
судна, путники, после стольких  месяцев  лишений,  приятно  удивились  его
простору и удобству. Корабль же поднял паруса и быстро направился вниз  по
течению,  позволяя  мессирам  Никколо,  Маффео  и  Марко  Поло,   неспешно
расхаживавшим  по  деревянной  палубе,  благосклонно  обозревать   великое
разнообразие речного торгового транспорта. Свежее нижнее  белье  на  чисто
вымытых телах  также  доставляло  венецианцам  несравненное  удовольствие.
Бороды  и  волосы  их  были  аккуратно  подстрижены  прислугой  катайского
капитана.
   - Ибо при дворе великого хана мы не должны выглядеть - или  пахнуть,  -
как варвары, - заметил Никколо,  пока  дородная  служанка  втирала  в  его
обветренную кожу ароматное масло и развлекала всех забавными россказнями.
   - Воистину, благородные  господа,  река  эта  изобилует  преданиями,  -
рассказывала она, растирая Никколо лоб. - Как-то раз капитан взял с  собой
целую баржу каменного угля, которую следовало выгрузить в одном отдаленном
городишке рядом с одним старым каналом. Его и каналом-то было не назвать -
так, ручеек какой-то. И,  значит,  пристал  капитан  там  на  ночь,  а  на
рассвете смотрит - ни корабля, ни реки! Ничего, кроме груды каменного угля
в пыли у сгнившей пристани,  капитанского  груза  и  команды!  По-простому
говоря, господа хорошие, плыли они по реке-призраку. А  как  же  иначе?  У
каждого человека, вещи и местности есть дух, который  может  ожить.  Порой
дух принимает вид человека, а этот сделался рекой. В смысле, там  когда-то
была река - и теперь она изредка возвращается, чтобы течь только один день
и одну ночь.
   - Хорошо, милейшая, но как насчет корабля? - поинтересовался Никколо.
   - Корабля? А-а, корабля... - Но дальше служанка лишь слегка  улыбнулась
и пожала плечами.
   Тем вечером они славно отобедали свежей  рыбой,  сваренной  на  пару  с
имбирем и побегами молодого бамбука, бульоном с лапшой и  горячим  рисовым
вином. Даже разборчивый Маффео причмокивал губами от удовольствия. Ближе к
ночи стали наблюдать за причудливым  скалистым  берегом  в  лунном  свете.
Никого не встревожило, когда Петр обратил внимание на следующее за ними по
пятам небольшое судно. Ибо Петр родился в сухопутной  Татарии  и  в  делах
навигации ничего не смыслил. Невдомек ему было, что на  оживленном  водном
пути один корабль неизбежно должен  следовать  за  другим.  Потом  путники
заснули как убитые среди нежданного удобства выстроенных на палубе кают.
   В каждой каюте стояло по две невысокие кушетки. Никколо и Маффео хоть и
обвинили друг друга в непотребном  храпе,  все  же  устроились  вместе.  В
соседней  каюте  расположились  Марко  и  Спящая  Красавица,   по-прежнему
недвижно покоящаяся в рунном ковре. Петра поставили  у  двери  на  стражу.
Хотя Марко и мечталось, чтобы на соседней кушетке вместо Спящей  Красавицы
лежала Си-шэнь, ничто не смогло удержать  его  усталое  тело  и  разум  от
глубокой дремы.
   Но уже поздней ночью его вдруг разбудили громкие  крики  и  топот  ног.
Мигом соскочив с кровати,  Марко  бросился  наружу.  Петра  за  дверью  не
оказалось - а на залитой лунным светом  палубе  царил  страшный  кавардак.
Катайские матросы и монгольские всадники с громкими криками отбивались  от
наседавших на них бородатых чужеземцев в одеждах степняков.
   А  потом  на  Марко  неожиданно  бросилась  грузная  бородатая  фигура.
Венецианец и опомниться не успел, как противник уже затолкал его в каюту и
запер за собой дверь. Но тут от сильной качки  ковер  соскользнул  с  лица
Спящей Красавицы - и всю  каюту  заполнило  ее  неземное  сияние.  В  этом
странном свете Марко узнал своего врага и выкрикнул его имя:
   - Ты Хутан, сын нечестивого наместника Ахмада!
   Да, это и вправду был  сын  бывшего  императорского  министра,  убитого
разгневанными катайцами. Перед Марко стоял теперь тот самый головорез, что
подстерег его у границы Бир-мяня, обвинил в шпионаже - и пообещал отрезать
язык. Незваный гость оказался главарем куманских мятежников, состоящим  на
службе у злейшего врага Хубилая, Хайду-хана - степного волка,  угрожавшего
западным рубежам Катайской  империи.  Двое  мужчин,  тяжело  дыша,  долгое
мгновение стояли лицом друг к другу в тесной каюте.
   А потом здоровенный куманец вдруг накинулся на Марко, грубо заломил ему
руки за спину и приставил к горлу венецианца сверкающий нож. Марко боролся
как мог, пытаясь освободиться от мощной хватки Хутана,  но  оказался  явно
слабее - а из страха перед ножом  не  мог  и  крикнуть.  Затем  с  помощью
крепкого пенькового шнурка куманец ловко и быстро прикрутил руки  Марко  к
балке под потолком. Запястья отчаянно жгло.
   - Ну что, По-ло, узнал своего старого придворного знакомца? - оскалился
куманец. - Да, я Хутан. Я ношу имя великого куманского вождя,  лишившегося
после нашествия монгольских орд всех своих степных владений. Мать моя была
рабыней из куманского гарема, похищенной  монголами,  которую  они,  будто
собачонку, отдали для забавы моему  бессердечному  отцу  Ахмаду.  Куманцев
прогнали от могильных курганов их отцов и развеяли будто песок по пустыне.
Сделали же это монголы. Мой народ потерял все -  и  теперь  исчезает  даже
само его имя. Спасибо опять же монголам. Поэтому я служу Хайду-хану, врагу
моего врага Хубилая, - служу, чтобы вредить  монголам.  Мой  хозяин  хочет
получше узнать о твоей таинственной миссии. И я тоже. Если ты не  шпионишь
против Бир-мяня, то что же ты тогда делаешь... и что за странное  свечение
наполняет эту каюту?
   Оттолкнув в сторону связанного Марко, Хутан повернулся к  кушетке,  где
лежала Спящая Красавица, и изумленно на нее уставился.
   - Ну и красотка!  Откуда  такая?  -  спросил  он  затем,  поворачиваясь
обратно к  Марко,  чтобы  слегка  ткнуть  злосчастного  венецианца  острым
ножичком в горло.
   - Из одной безымянной долины в Тибете, - честно ответил  Марко.  Выдача
этих сведений не могла повредить великому хану так, как острый ножичек мог
повредить его собственному горлу, закричи он или откажись отвечать.
   - Из Тибета, значит? - прорычал Хутан. - Конечно! Всем известно, что  в
Тибете самые могущественные колдуны. Так вот, стало быть, в чем цель твоей
миссии - доставить эту красотку Хубилаю? Хотя она, похоже, спит,  ее  тело
явно излучает великую  силу.  И  ее  любовники,  должно  быть,  этой  силы
причащаются. Теперь понятно, почему Хубилаю так хотелось ее заполучить. Но
она пока что не под его защитой. Она здесь, со мной. Я и отведаю ее силы.
   И Хутан снова повернулся к возлежащей на кушетке лучезарной деве.
   - Красавица... красавица... - шептал он, медленно разворачивая ковер  и
разглядывая все прозрачное тело.  -  Она  прекрасна...  да,  прекрасна,  -
бормотал куманец, пожирая Спящую Красавицу пристальными глазами,  которые,
казалось, уже позабыли и про Марко, и про  бушующее  за  дверью  сражение.
Потом он, словно околдованный, опустился  на  колени.  -  Ты  будешь  моей
невестой, - сказал Хутан, поглаживая руку, что небрежно подпирала  сияющий
лоб. А затем импульсивно прижался бородатым  лицом  к  светящейся  шее.  И
вдруг все тело его страшно напряглось. С диким воплем куманец отпрянул  от
Спящей Красавицы.
   Полными ужаса глазами Марко смотрел на  растекавшуюся  по  лицу  Хутана
сероватую бледность обморожения.  Наконец,  куманский  лазутчик  с  трудом
встал на ноги и нетвердо потащился к двери. Лицо его превратилось в  синюю
перекошенную маску. Потом Хутан  покачнулся  и  рухнул  на  пол.  Недолгие
предсмертные корчи, короткий стон - и все.
   Мучительно напрягаясь, Марко все-таки  сумел  высвободить  руки.  Потом
торопливо нагнулся к кушетке за ножом. И наконец склонился над Хутаном. Не
дышит. Все тело холодно как лед, а на перекошенном лице выражается  та  же
злоба, что и при жизни. Итак,  Хутан,  сын  жестокого  наместника  Ахмада,
вреда никому из Поло больше не причинит. Марко накрыл труп  мятежника  его
же собственным мерзлым плащом из овечьих шкур.
   Спящая Красавица по-прежнему недвижно лежала на кушетке. Но когда Марко
наклонился, чтобы снова завернуть ее в рунный ковер, на сияющих губах  ему
вдруг почудилась слабая тень улыбки. Скорее всего, впрочем,  то  был  лишь
обман зрения. Затем, держа перед собой нож, Марко  бросился  из  сумрачной
каюты на палубу, где бой с мятежными лазутчиками Хайду-хана  был  в  самом
разгаре.



37

                       Хуань: Раздробление.
                       Ветер дует над водами.
                       Царь-хранитель посылает приношения в храмы предков.

   Ну и побоище, подумал Марко,  на  миг  помедлив  за  дверью  и  потирая
горящие запястья. Отовсюду раздавался резкий звон клинков и  глухие  удары
тела о тело. Слышались  боевые  возгласы  и  просто  яростные  вскрики,  к
которым примешивались и стоны, когда  оружие  достигало  цели.  Но  стоило
Марко тоже ринуться  в  бой,  как  весь  беспорядочный  шум  вдруг  смолк.
Катайские матросы, монгольские  стражники  и  куманские  бунтовщики  разом
уставились вверх и  принялись  тыкать  пальцами,  указывая  на  гигантскую
призрачную фигуру, что неспешно плыла по залитому  лунным  светом  ночному
небу.
   Загадочная фигура носила багряные с золотом боевые доспехи, липнувшие к
могучему телу будто змеиная чешуя. Вся кожа была багровой,  а  нахмуренные
черные  глаза  тоже  сверкали  как-то  по-змеиному.  Мощные  руки  сжимали
огромную алебарду, которую ее хозяин вертел словно легкую  тросточку.  Под
скорее похожими на бревна ногами реяло знамя из переливающегося шелка. При
первом же взгляде на величественное видение Марко сразу вспомнились статуи
царей-хранителей, что ставят у своих храмов идолопоклонники.
   А на плечах у гигантской фигуры приютилось любопытное существо. Лицо  и
развевающиеся волосы женщины; свободная женская куртка  из  мягкого  шелка
цвета  персика.  Но  нижняя  часть  тела  -  змеиная,  покрытая  радужными
чешуйками, что радостно искрились, пока странное существо изящно скользило
по плечам огромного воина.
   Рядом с Марко вдруг оказался ученый Ван. Сунув  руки  в  рукава  своего
черного стеганого халата, ученый произнес:
   - Мои сами себе не  верящие  глаза  лицезреют  Духа  Северной  Полярной
звезды в сопровождении одной из его змеиных прислужниц. Он и  его  братья,
Духи Юга, Запада и Востока, блюдут учение небесного Нефритового императора
об истине и иллюзии.
   Странные фигуры парили над кораблем, пока  плывущее  прямо  по  воздуху
шелковое знамя не опустилось к самой палубе. Грозная алебарда  завертелась
так, что стала казаться большим смертоносным  пятном.  Дух  Севера  быстро
теснил бунтовщиков - те с воем падали за борт, в темную речную  воду,  где
если сразу не шли на  дно,  то  с  трудом  добирались  до  своего  жалкого
суденышка.
   Выбравшиеся  из  своей  каюты  мессиры  Никколо  и  Маффео  Поло  низко
поклонились Духу.
   - Мы хотели бы поблагодарить тебя,  о  могучий  господин,  за  спасение
нашего ничтожного корабля... и не поведаешь ли  ты  нам  свое  благородное
имя? - осведомился Никколо.
   - Ученый Ван назвал его Духом Северной Полярной звезды, - шепнул Марко.
- Быть может, отец, лучше и не спрашивать?
   Залившись громовым хохотом, огромный воин ответил:
   - Можете звать меня этим благородным именем. На самом  деле  вы  можете
звать меня многими именами. Порой меня даже зовут ничтожным именем Хэ Яня.
   Марко присмотрелся повнимательнее к  грозному  Духу...  да  и  в  самом
деле... ведь это же...
   - Хэ Янь!
   А потом, так же внимательно присмотревшись  к  женщине-змее  с  густыми
рыжеватыми волосами, Марко испытал еще более сильное потрясение. Она же...
ведь у нее лицо...
   - Си-шэнь!
   Тут голос его от избытка чувств сорвался, а глаза наполнились слезами.
   Женщина-змея развернула свои кольца на плечах Хэ  Яня  и  скользнула  к
молодому венецианцу.
   - Я здесь, чтобы попрощаться  с  тобой,  милый  Марко,  -  сказала  она
бархатным голоском  Си-шэнь.  -  Ибо,  спасая  свою  жизнь,  мне  пришлось
вспомнить свою изначальную змеиную природу.
   - Но как же так?.. - И Марко запнулся.
   Си-шэнь  напомнила  ему  тот  злополучный  день,  когда   плоскохвостые
каннибалы Острова Утех вынудили ее нырнуть в бурное море.
   - Я часто вспоминал тот горестный день  и  думал,  что  ты  утонула,  -
сказал Марко.
   - Я непременно бы утонула, принадлежи я целиком  человеческому  роду  -
как казалось нам обоим, - ответила девушка. - Но вышло иначе.
   И Си-шэнь поведала всем, как прыгнула она  с  отвесного  утеса,  ожидая
вскоре оказаться в руках Ямы, быкоголового Властелина Смерти.  А  потом  в
голове вдруг всплыло смутное воспоминание о том, как покойная мать баюкает
ее младенческое тельце на руках - которые были вовсе не руками, а змеиными
кольцами. Стоило Си-шэнь погрузиться в бурлящую воду,  как  наследственная
память возобладала над разумом. Вдруг  она  поняла,  что  начинает  как-то
изгибаться и скручиваться, что ноги ее вытягиваются. Сильно  вытягиваются.
Пока, обернувшись, она не обнаружила у себя змеиный хвост. Тут-то  Си-шэнь
и поняла, что и она, и  ее  мать  происходят  из  шэнь,  природных  духов,
нередко сходящихся с людьми и чьи дети  столь  походят  на  смертных,  что
никто не может их распознать  -  пока  какая-то  критическая  ситуация  не
вынуждает их вспомнить свою изначальную при