ообще-то резонно, такое быть может.
   Но часовой должен был бы сам их заметить и с  другой  стороны,  когда
они на следы и могли наткнуться.
   А если это подошли свои - "Команда теней"? Их больше  сотни,  и  если
они видели следы, то бояться и прятаться не должны.  К  тому  же  должны
знать, что здесь их ждет командир со своей группой. Нет, что-то  тут  не
так. Свои бы уже показались. А что, если просто  взять  и  встать?  Если
свои, то узнают. Снайпер?
   А что снайперу  один  человек?  Только  себя  обнаружить.  Стоп!  Так
нельзя! В самом деле, если бы внизу были большие силы, то они уже  пошли
бы в атаку.
   Значит, их немного. И тогда снайпер работать обязательно будет.
   Слышно, как тикают часы. В ожидании опасности тишина всегда проникает
внутрь тебя самого, ощущаешь ее, как собственное тело.
   - Командир, - доложил Думитру, - с другой  стороны  обходят.  Человек
тридцать.
   - Кто?
   - В маскировочных костюмах. Разве разберешь?
   - И с третьей обошли. Здесь человек двадцать.
   - Теперь мы в "мешке". Скоро все прояснится.
   Действительно, прояснилось все очень быстро.
   Слава вдруг сообразил, выругался  и  достал  из  внутреннего  кармана
спутниковый телефон. У него звонок вызова был отключен, следовательно, с
ним соединиться просто не могли. Набрал номер сам.
   Ответили сразу, словно трубку в руках держали.
   - Привет, капитан. Ты где?
   - На месте. Жду вас.
   - А мы внизу. Тебя ждем.
   Из-под елки вылез человек, приветливо помахал рукой и двинулся  вверх
по склону. "Команда теней" прибыла, только непонятно было, чего они  там
внизу ждали. Мало ли что не дозвонились. Уже  одно  поведение  "Команды"
говорит, что обстановка вокруг сложилась не так,  как  планировалась  до
ухода Макарова в рейд. Что-то изменилось.
   Ребята поднимались по склону. "Команда" явно  не  в  полном  составе.
Слава вглядывался в лица  и  чувствовал  в  них  напряжение,  усталость,
злость и... И непонятно, почему большинство не желало смотреть командиру
в глаза.
   Одним из последних поднялся капитан Юрьев, которого Слава оставил  за
себя. Он должен был привести "Команду" сюда после участия в  наступлении
сербских частей. Саша Юрьев - с ним  вместе  Макаров  воевал  в  Боснии.
Офицер-десантник.   Афган   за   спиной   -   командир   разведроты    в
десантно-штурмовом батальоне. Сейчас тоже - словно  земля  и  камни  под
ногами самородками усыпаны - не может глаза поднять.
   - Что случилось? - предчувствуя самое плохое, мрачно  спросил  Слава,
едва Саша присел на камень перед командиром.
   - Не знаю, - устало ответил Саша.
   - Ну-ну... Ты не знаешь, я не знаю. А кто знает?
   Где остальные ребята?
   - И этого не знаю...
   Слава промолчал.
   - Всех, что смог собрать, привел...
   Это ударило больно,  даже  в  груди  резануло,  хотя  никогда  раньше
Макаров на сердце не жаловался, считая его железобетонным.
   - Рассказывай.
   Юрьев закурил, отгоняя дым ладонью в сторону.
   Знал, что командир табачный дым переносит  с  трудом.  Долго  молчал.
Молчал и Слава, ожидая.
   - Нашу задачу ты знаешь, - наконец начал Саша. -  Сербы  должны  идти
полукругом, полностью охватывая  обе  базы.  На  правом  фланге  ударная
колонна. Она по дороге должна в самую гущу албанцев врезаться и  пополам
их разрубить. А мы за шесть часов до начала  выступили.  С  тыла  должны
были ударить после общего наступления и с колонной соединиться.
   - Дальше, дальше... План я помню.
   - Ночью натовцы бомбить начали. Но толку от этой бомбежки мало  было.
Даже коммуникации не разорвали. И операцию  не  задержали.  Сначала  все
нормально пошло. Я связь поддерживал. И сербы правильно  выдвинулись,  и
колонна как ножом по маслу прошла.  Ни  один  танк  не  потеряли.  И  мы
ударили. Потом слышу переговоры. Отступают сербы.
   Не поверил сначала.  Как  они  отступать  могут,  у  них  троекратное
преимущество в силе. И плюс бронетехника. Потом - колонна  тормознулась.
И тут вообще непонятное началось. Они просто  побежали.  Шли  вперед,  и
вдруг повернули. Но даже боя сильного не было. Просто повернули, и  все.
А мы уже вгрызлись боевикам под самое горло. Завязли. Шли с вытеснением,
шаг за шагом. Должны были на полукольцо их  отбросить.  А  тут  сербская
колонна в бега ударилась.
   И прямо через нас. Бегут, глаза дикие, как от черта спасаются.
   Слава сказал:
   - Не понимаю...
   - И я.  А  что  дальше  было,  вообще  разобраться  трудно.  Мы  тоже
побежали. Массовый психоз какой-то. От бегущих сербов нам передалось это
состояние.
   - И ты?
   - И я побежал. Сейчас вспоминаю, понять ничего не могу. Словно и не я
это был.
   - Испугался? - не поверил Слава.
   - Испугался... - Саша посмотрел в глаза взглядом виноватой собаки.  -
Не знаю, командир, как такое случилось. Никогда со мной такого не было.
   А тут - испугался вместе со всеми. Побежал...
   - Дальше.
   - Уже среди сербов, когда километров на пять оторвались об  албанской
базы, в себя пришел. Стал ребят собирать. Вот все, что собрал, - показал
Юрьев рукой. - Сюда привел. И делай со мной, что хочешь.
   Я сам ничего не понимаю. Я уже командовать не могу.
   - А ребята?
   - А ребята, мне кажется, не лучше себя  чувствуют.  Им  и  стыдно,  и
страх еще  не  прошел.  Сейчас,  может,  и  не  страх  уже,  а  какое-то
последствие перевозбуждения. Непонятное состояние, истеричное.
   Застрелиться хочется. Веришь?
   - Верю, - жестко сказал Слава.
   Ему хотелось добавить: "Я бы застрелился...", но он сдержался, потому
что видел Юрьева не в одном серьезном деле и знал, чего тот стоит.  Если
командир в сердцах скажет так, то Саша и вправду может застрелиться.
   - Отдыхай. Ночью выступим.
   - Командир... - голос у Саши хриплый. - Что скажешь обо всем этом?
   - Ничего. Мне нечего сказать, потому что я там не был. Отдыхай.
   И, видя глаза своего заместителя, понимая состояние  Юрьева,  добавил
уже мягче:
   - Потом вместе подумаем и разберемся.
   Ему  тоже  необходимо  было  побыть  одному,  предварительно   самому
поразмыслить над случившимся.
   Слава давно  привык  после  каждой  удачной  или  неудачной  операции
проводить анализ, чтобы впоследствии  не  повторять  ошибки.  Но  сейчас
ситуация анализу не поддавалась. Ему просто  нечего  было  предположить,
чтобы оправдать случившееся.
   Что такое паника, теоретически он  знал  прекрасно  и  даже  умел  ее
создавать в чужих рядах. Хотя сам склонности к панике не имел и  никогда
не случалось поддаваться ей. Паника - близкая родственница  страха.  Это
страх плюс стадный инстинкт. Любая толпа подвержена стадному  инстинкту.
Но в своих парнях он этого не замечал. Он готовил их так,  как  когда-то
готовили его самого.  Они  привыкли  действовать  так,  как  и  положено
спецназу, - в отрыве от основных войск.  Они  -  самостоятельная  боевая
единица. Игнорирующая действия других. Чувствующая свое  преимущество  в
отборе и подготовке и гордящаяся им. Но в данном случае панике поддалась
вся эта единица, полностью. Более того, они  даже  потеряли  кого-то  из
своих людей. Что произошло?
   - Командир... - Саша Юрьев подошел снова. - Командир, нам  надо  туда
вернуться. На то место.
   Иначе мы не сможем больше воевать, как раньше.
   Саша был прав. Канатоходец боится пройти по своему канату до тех пор,
пока не пройдет его впервые полностью. И "Команде теней" следует  пройти
по своему канату. Слава кивнул и достал телефонную трубку. Набрал  номер
начальника   разведки    сербского    армейского    корпуса,    которому
непосредственно подчинялся.
   - Полковник Раткович. Слушаю вас внимательно!
   - Капитан Макараджич. Слушай, Мате, что там такое случилось во  время
наступления?
   - Славко, ты, бык твою бабушку, где сейчас? - не зло, но  до  предела
возбужденно спросила трубка.
   - Со своими ребятами, твою бабушку, - помянул, отвечая, Слава любимое
ругательство полковника, - встретился. Обсуждаем ситуацию. Они  сами  ни
хрена понять не могут.
   - А думаешь, твою бабушку, мы можем?
   - А что сепаратисты  делали?  Преследование  хоть  какое-то  заметное
было?
   - Самое интересное в этом. Они отступали. С боем,  без  бегства,  но,
бык бабушку их, отступали. Анаши вперед шли. И вдруг - прямо  по  центру
какой-то психоз. Я просто предположить не знаю что.
   - А на других участках как?
   - Там  пока  просто  остановились.  Но  по  центру  дыра.  Не  мы  их
разрезали, а они  нас  разорвали.  И  никто  не  знает,  что  случилось.
Командиры не понимают. Косовары не наступали, а отступали. И  продолжали
отступать еще долго после нашего бегства - бык твою бабушку!  Ладно.  Ты
когда прибудешь?
   - Никогда, если...
   Стоящий рядом Саша  Юрьев  слушал  заинтересованно.  Его  непонимание
ситуации навело Славу на мысль. Не тот Саша человек,  который,  не  видя
врага, побежит только потому,  что  бегут  другие.  Совсем  это  не  тот
человек - он слишком хорошо знал Юрьева.
   Слава помялся несколько секунд. Все-таки  телефонная  связь,  хоть  и
спутниковая, не дает гарантии от прослушивания.  Но  махнул  рукой:  уже
сколько они наговорили за это время.
   - Мате, я хочу посмотреть, что там было.
   - Ты думаешь, бабушку твою, что там что-то было?
   - Уверен. Я кое-что слышал об этих  вещах.  Только  это  должно  быть
гораздо мощнее, чем мне рассказывали. Намного мощнее.
   - Ты, собака, понимаешь. У тебя, у собаки, нюх!
   Мы тоже это обсуждали. Нюхай, бабушку твою, собака! Мы займемся  этим
делом внизу... - Раткович крякнул, как утка, а Слава дал отбой.
   - Как, Санек, насчет лыжного сезона?
   - Снег сырой. На лыжи налипнет.
   - Тогда придется пешочком.
   - Пойдем?
   - Не все, наверное.
   - Меня возьми.
   - Я подумаю.

Глава 14

ТАРХАНОВ.

"ЯВИЛСЯ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ПРОХОЖДЕНИЯ СЛУЖБЫ..."

   Сельское   благодушие,   в    котором    пребывал    полковник,    не
распространилось на Тарханова.
   Сергей показывал ему большой будущий огород, рассказывал, где  и  что
он мечтает посадить. Называл  даже  сорта  семян,  которые  обещали  ему
достать по великому знакомству. И было очень заметно, что хозяин  просто
пытается отвлечь Артема от переживаний.
   Уже начало темнеть,  когда  сели  ужинать  и  возобновили  прерванный
телефонным звонком разговор.
   - Ну, и что ты предпринять собираешься? - спросил  Сергей,  глядя  на
Артема прямо и даже несколько угрюмо,  как  старший  по  возрасту  и  по
званию, как начальник на подчиненного. И хотя Тарханов  никогда  не  был
его  подчиненным,  в  поведении  полковника  все  же  время  от  времени
проскальзывало подобное.
   - А что ты посоветуешь?
   - А что я ни посоветую, ты все равно решишь по-своему.
   - Уже столько народа погибло в этой истории, - вздохнул  Артем.  -  И
что дальше будет, неизвестно.
   - Насчет народа - это ты, брат, напрасно на  себя  берешь.  Не  греби
лишнего - не унесешь. Они между собой, я думаю, разбираются. И ты  попал
между двух огней. А третий огонь - Служба.  Эти  прямо  на  тебя  прицел
направили. Это они умеют. И как ты думаешь, когда они тебя достанут?
   - Ты же без куратора живешь... Где  тебя  искать,  они  не  знают.  И
вообще о твоем существовании, возможно, не знают. Вовремя ты от разведки
отмазался.
   Так что вычислить мое  местопребывание  очень  трудно.  Я  специально
прихватил с собой записную  книжку,  чтобы  у  них  телефонов  не  было.
Осталась записная книжка на работе, но там только деловые контакты.
   - И будешь продолжать прятаться?
   - Не знаю. Не решил еще. Потому и приехал к тебе, что  посоветоваться
хочется. Не с первым встречным...
   Сергей покрякал, прочищая горло. Он, конечно же, сразу вспомнил,  что
тогда, во время суда над убийцами дочери Артема, именно он и сказал, что
отсидят парни и выйдут для того, чтобы еще кого-то убить.
   Эта фраза и послужила тогда толчком.
   И почувствовал, что Тарханов сейчас ждет от него нечто подобное, зная
привычку полковника рубить сплеча. Но в то же  время  Сергей  осознавал,
что в первом случае Артем вступал в конфликт всего-то  с  милицией  и  с
прокуратурой. Эти не слишком способны противостоять умело организованным
действиям человека обученного и  имеющего  за  спиной  большой  опыт.  И
обучение его проходило не на зонах, не в лагерях,  а  в  государственном
учреждении, которое имеет возможность обобщать опыт, а  не  приходить  к
нему на ощупь, как это было бы с заурядным уголовником  Ведь  тогда  они
даже алиби сделали безупречное. За два дня до последнего заседания суда,
до прочтения приговора Тарханов устроил себе сердечный приступ.  Сделать
это совсем не сложно, если умеешь управлять своим организмом -  поднять,
когда надо, давление, участить ритм биения  сердца,  сделать  этот  ритм
рваным.  А  как  раз  такому  управлению  -   называется   это   методом
саморегуляции в состоянии "ключа" -  спецназовцев  обучали  качественно.
"Скорая  помощь"  констатировала  предынфарктное  состояние.  Участковый
врач, посетивший Тарханова за пару  часов  до  проведения  самой  акции,
уверенно и без зазрения совести дал впоследствии показания - больной был
не в состоянии покинуть квартиру. Подозрения тогда  с  самого  Тарханова
сняли, хотя и предполагали, что он нанял кого-то, чтобы расстрелять трех
ублюдков. Но доказать это оказалось невозможным.
   Сейчас же, опять отдавал Сергей себе отчет, Тарханов желал вступить в
противоборство со Службой.
   У Службы нет того авторитета, что у ФСБ, но тем она  и  страшна,  что
никто не знает полностью ее возможностей.
   - Ладно, - сказал Сергей. - Отлеживайся.
   И мне по хозяйству поможешь...
   - Я хочу разобраться.
   - Разобраться ты сможешь. В это  я  верю.  Но,  скажем,  соберешь  ты
какие-то данные. Что ты с ними будешь делать? Ты думаешь, найдется  суд,
который будет судить Службу? Если ты сам себя  сделаешь  и  следственным
органом, и судьей, то тебе придется и приговор в  исполнение  приводить.
Приговор против Службы? Ты понимаешь, что это такое? Отдаешь себе отчет?
   Они допили остатки водки и стали устраиваться на ночь. Полковник  лег
на раскладушке, подложив под голову бушлат, а Тарханову постелил на полу
матрац.
   Тарханов, привыкший ложиться попозже, да к тому  же  поспавший  днем,
долго  ворочался.  Сон  никак  не  шел.   Мысли   роились,   шевелились,
переплетались,  запутывались  -  и  не  виделось  единственного   выхода
Раздался звонок телефона. Он подумал, что это Марина.  Взял  трубку,  не
вставая, и сказал, уже почти сонным голосом:
   - Да-да, слушаю тебя...
   В трубке виновато прокашлялись.
   - Это Ушаков.
   - Да...
   - Артем Петрович, вы совершенно зря не послушали меня.
   - Что еще случилось?
   - Сначала неизвестные расстреляли машину с  чеченскими  авторитетами.
Не знаю уж, приложили вы тут руку или нет, но предполагаю,  что  это  не
вы.
   - Это не я. Я далеко от города. И достаточно пьян, - зачем-то добавил
Артем.
   - Это жаль. Потому  что  требуется  ваше  немедленное  присутствие  в
городе.
   - А что случилось?
   - Ваша жена...
   - Что - моя жена?
   -  Ваша  жена  застрелена.  Квартиру  тоже  всю   перерыли,   как   у
управляющего. Что-то искали.
   Трубка продолжала что-то говорить. Он положил  ее  на  пол,  рядом  с
матрацем, а сам сел и тупо, непонимающе смотрел в стену перед  собой.  И
не было мыслей, и не было чувств, только ощущение глубокого и  никак  не
заканчивающегося падения. Долгого, долгого падения...
   Слегка похрапывал во сне полковник. Он не слышал звонка, он  не  знал
еще, что произошло. И, возможно, снилось ему что-то  приятное.  Тарханов
взял трубку, послушал. Короткие гудки. Он выключил телефон  и  вышел  на
крыльцо.
   Ночь под чистым небом была  прохладной.  Он  присел  на  ступеньку  и
опустил голову в колени.
   Если бы он сразу согласился... Ничего бы не случилось... Стоп! Машина
уже была запущена. И прямое предложение он получил  только  после  того,
как прозвучали открывающие это дело выстрелы. И его согласие  или  отказ
ничего бы не смогли изменить.
   Тарханов понимал, конечно же, что это не люди Службы начали в  городе
такой массовый отстрел. Это группировки воюют между собой. Но начала всю
заваруху именно Служба.
   Снова заверещал телефон.
   Следователь Ушаков, Как он надоел... Как он не понимает, что  вернуть
уже ничего нельзя...
   - Что вам еще?
   - Я хотел бы, чтобы вы сейчас постарались выспаться, а к  одиннадцати
часам приехали в прокуратуру.
   - Сдаваться?
   Ушаков помолчал.
   - Необходимо провести опознание тела... - наконец сказал он как можно
мягче.
   - Запишите телефон дочери...
   Тарханов продиктовал номер.
   - Вы не приедете?
   - Нет. Скорее всего - нет. Впрочем, не знаю...
   Где она сейчас? Где будет проходить опознание?
   - В морге горбольницы.
   - Ладно, до свидания.
   - Ты что не спишь? - вышел на крыльцо полковник.
   - Жизнь поспать не дает, - ответил Артем.
   - Что еще?
   Он молчал настолько долго и настолько мрачно, что полковник  невольно
понял - случилось что-то, сильно ударившее майора.
   - Марину убили.
   Теперь не нашел что сказать полковник.
   - Я вот все думаю о своей вине... Существует она или нет? Если  бы  я
сразу согласился с предложением, ситуация изменилась бы?  Машина-то  уже
была запущена,  стрельба  началась  еще  до  того,  как  мне  предложили
вернуться...
   - Перестань... Дураку понятно, что тебе себя здесь винить не в чем. И
не мучься совестью.
   - Но кто-то должен за это ответить? - Артем сузил глаза  и  посмотрел
на полковника так зло, что тому показалось - за шиворот льдинка упала.
   - Уж не хочешь ли ты... - начал он  и  замолчал,  не  решаясь  дальше
говорить.
   - Да, я хочу найти виновного и наказать его.
   - Ты понимашь, что такое война со Службой?
   Это война с целой системой, война чуть ли не со всей страной.  Война,
в которой тебя самого сотрут в порошок.
   Артем замотал головой.
   - Глупости. Не со Службой  я  собираюсь  воевать,  а  рассчитаться  с
конкретными людьми.
   - Но не они убили Марину. Это же ясно...
   - Да плевал я на всю местную и прочую мафию.
   Этим все равно кого убивать. Но  их-то  толкнули  на  это  конкретные
события,  а  инсценировал  их  конкретный  человек.  И  с  ним  я   хочу
рассчитаться. Я не желаю быть безропотным ничтожеством, с которым  можно
поступать, как душе пожелается.
   - Сам твой каперанг до такого не додумался бы.
   Это явно не его инициатива. А выше замахиваться я тебе не советую.
   - Я никогда не замахиваюсь. Я просто бью. Они не посчитались со мной,
я не посчитаюсь с ними.
   Ладно. Сейчас мне надо ехать туда.
   - Кто тебя ночью ждет?
   -  Марина  в  городском   морге.   Надо   сходить   попрощаться.   Не
по-человечески без прощания...
   - На похороны ты, я понимаю, не пойдешь?
   - Конечно, меня же там ждать будут. И менты, и другие. А я ни с теми,
ни с другими встречаться не хочу Хотя подумать стоит...
   - Поехали, - решительно сказал полковник и пошел одеваться.
   Артем открыл дверцу машины и  уже  чувствовал,  как  будет  до  конца
отжимать педаль акселератора, пока не  приедет  к  месту  назначения.  А
там... А там - он сразу предположил план  действий.  Ум  охранника,  все
последние годы целенаправленно обдумывающий меры по защите,  удивительно
легко трансформировался  в  ум  спецназовца-диверсанта,  который  больше
направлен на нападение.  И  потому  он  проверил  содержимое  багажника,
отыскивая то, что могло бы понадобиться.

***

   В городе Артем уже не гнал машину. Ему ни к чему была встреча с  ГАИ,
хотя раздражала каждая задержка у светофора.
   К городской  больнице  Артем  подъехал  со  стороны,  противоположной
моргу, прокрутился по  полукруглым  внутренним  дорогам,  проехал  через
стройку - там новый корпус возводили уже второе десятилетие, и  оказался
между церковью и моргом.
   Полковник  остался  в  машине,  а  Артем  вышел  на   рекогносцировку
местности. Со стороны больницы в  морге  не  горело  ни  одно