яд. Здесь взрыватели поставили сразу. Быстро  были  сооружены
чуть в стороне, но  рядом  с  дорогой  каменные  брустверы,  на  которые
внимания просто не обратишь, проезжая мимо, - куча камней, и только.
   -  Первый!  Я  Левый.  Бронетранспортеры  двинулись  в   путь.   Чуть
побыстрее, чем сюда добирались.
   Остальные заняты погрузкой. Солдат больше сотни.
   Американцев полувзвод - двенадцать человек. И трое - судя по выправке
- гражданских.
   - Порядок. Наблюдай и докладывай. Всем внимание. Носы в землю. Теперь
они смотреть будут еще внимательнее. Играем в прятки. И чтобы  никто  до
команды задницу над землей не поднял. Кордебалет!
   Слышал про гражданских?
   - Слышал.
   - Они на твоей совести. Иващенко поможет.
   Всем внимание. В этих гражданских не стрелять. Моя группа - за  мной.
Прячемся!
   Слава, конечно, рисковал, оставляя с собой  слишком  мало  людей,  но
обстановка складывалась так, что отряд большего состава мог выдать  себя
и таким пустяком сорвать операцию. А совсем без  этого  отряда  операция
вообще была бы невозможна. И потому капитан  не  послал  сюда,  в  самое
слабое звено цепи и в единственную естественную точку атаки  кого-то,  а
пошел  сам.  Но  численную  недостаточность  он   постарался   перекрыть
вооружением.  Все  четыре  гранатомета  "РГ-6"  и  весь  наличный  запас
соракамиллимитровых подпрыгивающих гранат он взял себе.
   Теперь следовало обезопасить себя с тыла.
   - Правый. Я Первый. Слышишь меня?
   - Я Правый. Слышу хорошо.
   - Оставляй пост и очень  осторожно  сдвигайся  до  максимума  в  нашу
сторону.  Пройди  по  противоположному  склону.  Там  лес,  кажется,  не
заминирован?
   - Нет.
   - Вот там и иди. Позицию занимай над поворотом. Будь готов  встретить
бронетранспортеры, когда они будут возвращаться к месту  засады.  Где-то
там сидит тройка Володи. Не перестреляйте друг друга.
   Володя! Понял?
   - Понял, командир. Я пока тоже на противоположном склоне. Мы здесь  и
встретимся.
   - Отлично. Теперь - тишина!
   Он дал такую команду, и показалось, что в самом деле наступила полная
тишина. Ни вздоха не доносилось в наушниках,  ни  шороха  снаружи.  Даже
ветер будто настороженно стих. Но постепенно, рокотливо  нарастая,  стал
приближаться звук двигателей "бредли" и лязг их широких,  как  у  танка,
гусениц. Операция вступила в завершающую фазу.  И,  как  всегда  в  этот
момент, Слава боялся не предстоящего боя. Он боялся того, что  этот  бой
по каким-то причинам может не состояться. Хотя в действительности такого
произойти уже не могло.
   Бронетранспортеры приближались. Рокот двигателей то  стихал,  скрытый
горой, то усиливался. И вот они появились - это стало понятно по  звуку,
под самими позициями.
   БТРы были уже прямо под ними. По склону горы выше седловины скользнул
луч прожектора. Дураки.
   Не научил их капитан Рембо воевать, потому что сержант Рембо не  умел
этого. Подсветкой они только мешают тем, кто сидит за  ПНВ.  Ни  те,  ни
другие ничего не увидят. Но это и к лучшему.
   Рокот двигателей дальше, дальше, лязг гусениц глуше, глуше.  Можно  и
голову командиру поднять, осмотреться. Пришло время "Ч".
   Слава посмотрел на часы. Дождался, пока секундная стрелка сделает еще
полукруг.
   - Юрьев! Вперед!
   И сам поднялся. Да, БТРы уже скрываются за поворотом.  Теперь  нельзя
ни минуты терять. Время предельно ограничено.
   - Сохно, Яблочкин! Задело!
   Оба  офицера  просто  слетели  под  гору.  Сохно  стал  устанавливать
взрыватели в мины на месте остановки колонны, Яблочкин помчался к  месту
второй укладки. А оставшаяся дюжина заняла  позиции  за  подготовленными
каменными брустверами.
   Вернулся на позицию Сохно, через  пару  минут  к  нему  присоединился
Яблочкин. Напряжение повисло в воздухе. Хотелось  боя,  хотелось,  чтобы
душа встала дыбом от злости и ожесточения. Но вот наконец хлопающий  шум
вертолетных  винтов  возвестил  о  приближении  колонны.   Машины   шли,
уверенные, что БТРы проверили дорогу. К тому же  сепаратисты  в  том  же
составе проехали здесь всего два часа назад.
   Ничто не предвещало опасности. И  когда  уже  передняя  машина  почти
заехала на линию, намеченную к остановке всей колонны, Слава  неожиданно
спокойно и четко сказал, как скомандовал:
   - Дрова!
   И в ту же минуту под передним колесом грузовика ахнул  взрыв.  Второй
грузовик, к удивлению, останавливаться не  стал,  а  попытался  обогнать
неудачливого ведущего. Благо дорога здесь позволяла  это  сделать.  И  -
второй взрыв. Тут, видимо, косовары поняли, что это не случайная мина  -
это засада.  Остановилась  колонна.  Чуть  не  цирковые  рампы  запалили
вертолеты, пытаясь осветить дорогу внизу и разобраться  в  происшествии.
Прямо на свет из машин стали выскакивать солдаты. Именно  этого  момента
Слава и ждал.
   - Огонь!
   И первым нажал на спусковой крючок гранатомета. Но  старался  сам,  и
предупредил об этом  остальных,  накрывать  гранатами  только  передовые
ряды.
   Чтобы не достать американцев и их машину осколком. Почти одновременно
с ним заговорили другие гранатометы, заговорили  "винторезы"  со  склона
горы и с тыла колонны, куда уже подоспел Юрьев.
   Одновременно что-то чиркнуло по ночному небу.
   С такой дистанции и по таким прекрасным неподвижным целям Тарханов  с
Согриным промахнуться не захотели. Один вертолет взорвался в воздухе,  а
второй  сначала  упал  и  только  потом  взорвался.  Тут  же  взорвалась
последняя в колонне машина. Похоже, подожгли ей бензобак.
   - В среднюю машину не стрелять! - В пылу боя Слава  даже  закричал  в
микрофон, забыв, что его и так слышат отлично. Но разговор  о  том,  что
нужный груз находится именно там,  слышали  все  и  предупреждение  было
лишним.
   Выучка у сепаратистов все же была, хотя и не такая,  как  у  "теней".
Кто-то  взял  на  себя  команду,  кто-то  приказал,  и  передняя  группа
бросилась в обход горящих  машин  вперед  по  дороге  -  в  единственную
сторону, которая обещала хоть какую-то возможность спасения. И снова два
взрыва. Теперь уже кто-то задел растяжку,  установленную  Сохно.  Группы
остановились,  но  не  успели  залечь.  Снова  громкоголосо   заговорили
гранатометы. Это был не бой, а побоище. Сепаратисты не  видели,  в  кого
стрелять.
   А сами среди пламени были совершенно открыты.
   Последняя надежда албанцев была на возвращение бронетранспортеров. Но
вот и с другой стороны дороги ухнул  взрыв,  за  ним  другой.  И  работа
"пожирателя леопардов" не оказалась не оцененной. Слава на всякий случай
тут же выслал двух человек в прикрытие тыла. Но группа Володи тоже нашла
себе работу, и от поворота никто не показался.
   Все закончилось за двадцать минут. И очень удачно. Только  двое  были
легко ранены в отряде Юрьева.
   Иващенко  с   Кордебалетом   подталкивали   стволами   трех   пленных
американцев. Остальных все же  уложили  или  пули  -  в  сутолке  трудно
разобрать, кто что из себя представляет, - или гранатные осколки.
   Спустились со склона Согрин с Тархановым и герцог де Валомбрез.  Если
первые двое показали свою привычность к картине боя,  то  герцог,  такое
увидевший впервые, был бледен и  осуждающе  качал  головой,  хотя  вслух
ничего и не говорил.
   - Пошли посмотрим, - позвали Славу.
   Они только шагнули на свет, когда  откуда-то  из-за  тел,  лежащих  в
самых разнообразных позах - смерть не разбирает, кого в какой застать, -
раздалась автоматная очередь. Тарханов покачнулся, словно споткнулся,  и
упал с перебитыми ногами. Герцог долго стоял, держась руками  за  живот,
не понимая, что произошло. И только потом упал головой вперед.
   Согрин прыгнул в сторону, трижды подряд выстрелил  из  "винтореза"  и
после этого склонился над ранеными.
   А капитан достал телефон. Набрал номер:
   - Мате! Вертолет срочно... Груз забрать и  вывезти  раненых.  Быстрее
только...

ЭПИЛОГ

   Тарханова выписали из  сербского  госпиталя  гораздо  раньше,  нежели
герцога. Оба ранения - в одну и в другую ногу -  были  сквозными,  кости
остались не задеты, а упал Артем так быстро не потому, что  его  сразили
пули, а для того, чтобы не достали и следующие  -  естественная  реакция
боевого офицера.
   Они попрощались с Валомбрезом тепло. Серж еще не вставал  с  кровати.
Но на днях его должны были вывозить сначала в Венгрию, а потом уже домой
представители Красного Креста. Напрямую  с  французской  стороной  сербы
работать не хотели.
   У выхода из госпиталя подполковника встретили Сохно  с  Макаровым  на
трофейном  "Хаммере",  за  рулем  которого  сидел   черноусый   Думитру.
Остальные члены двух российских  групп  уже  покинули  Югославию.  Сохно
остался по  настоянию  Костомарова  и  по  просьбе  Макарова.  Дома  еще
предстояло уладить дела со Ставропольской краевой прокуратурой и  только
после этого можно было возвращаться спокойно.
   "Хаммер" довез Тарханова до Белграда, откуда уже на другой машине его
отправили в Венгрию. В Москве Артем был только через сутки. В аэропорту,
только теперь в другом, его снова встречал Владимир Андреевич. Только  в
первый раз генерал был один, а сейчас следом за ним руку Тарханову пожал
полковник Нефедов.
   Нефедов сам прилетел из Канады только час назад и  случайно  встретил
генерала в зале ожидания.  Естественно,  он  задержался.  И  пока  ждали
самолет из Будапешта, рассказал Владимиру Андреевичу,  как  вывозили  из
Монреаля Дороти Митчел, то есть капитана Тарасову.
   Дороти срочно "вышла замуж" и стала Дороти Хилл.
   Ее "муж", пожилой англичанин, сопровождал жену в Канаду  для  сложной
операции на легких и отвозил  домой.  Дороти  к  самолету  доставили  на
носилках. Санитар занес ее в салон на руках. В Лондоне ее уже встречали,
чтобы посадить с другими документами и с "новым мужем"  на  теплоход  до
Риги.
   Что случилось с профессором  Броуди,  Дороти  узнала  из  газет.  Его
похитили представители колумбийской  повстанческой  армии.  Американским
спецслужбам удалось задержать небольшую прогулочную яхту с  пленником  в
Карибском море. Таким образом, профессор вернулся в  родной  институт  к
любимой работе и пришел в ужас, узнав, что винчестер на  его  компьютере
оказался совершенно пустым. О Дороти он вспоминал с сожалением -  попала
женщина в случайные свидетели.
   И похитители "убрали" ее. Тело англичанки найдено не было.
   Тарханов вышел из самолета, опираясь на палочку.
   В машине  уже  генерал  сообщил  подполковнику  о  новом  назначении.
Переезду в Москву Артем внешне не слишком обрадовался, но сразу  сказал,
что долечиваться предпочитает дома. Костомаров не возразил.
   Через день Тарханов улетел.
   Дома его встречала дочь. Отец был хмур и мало говорил.  И,  почти  не
задержавшись в квартире, где погибла Марина, отправился на  кладбище.  И
не захотел, чтобы дочь поехала с ним.
   Он  нашел  нужный  квартал,  нашел  могилу.  Постоял   молча,   потом
поклонился и сказал:
   -  Вот  я  и  вернулся.  Прости  меня...  Это  я  виноват,  что   так
случилось...
   Он поставил свою инвалидскую палочку  к  дереву,  сначала  присел  на
землю перед  могилой.  Потом  совсем  лег  на  нее,  положив  голову  на
могильный холм, и что-то  долго  еще  шептал,  совсем  не  шевелясь.  Со
стороны казалось, что Тарханов спит.