му  в  Сальвадор  привезли  однажды  бутылку  водки  С  тех  пор,
отправляясь  в  страну,  где  должен  встретиться  с  согражданами,   он
непременно брал с  собой  некоторый  запас.  В  этот  раз  контрабандную
транспортировку водки пришлось доверить помощникам, поскольку сам  он  в
пути никак не должен был связывать свою личность с Россией. К удивлению,
они довезли все в целости.
   В Москве Тарханов расспрашивал  по  телефону  подполковника  Согрина,
бывшего командира отдельной мобильной группы, в которой свои лучшие годы
провел  капитан  Макаров  Согрин  давал  подчиненному  только   отличные
характеристики и  как  бойцу,  и  как  офицеру.  Единственное  замечание
прозвучало в конце:
   - Если не запил, то измениться не должен. Была у него склонность.  Но
вообще он парень такой, который всегда может выплыть. Из любой ситуации.
Со дна подняться и встать на ноги. А кроме того, насколько я  слышал,  у
него сейчас работа интересная.
   И своя команда. А своих он никогда не подведет.
   И  это  мнение  подтолкнуло  к  мысли  о  налаживании  первоначальных
отношений за столом.
   - Как настоящие русские офицеры. Но желательно без "русской  рулетки"
- так тогда пошутил Костомаров.
   Лес от дороги отстоял метров на  двадцать.  Лапчатые  ели  и  тяжелые
дубы, изломистые вязы, густые заросли орешника по опушке.
   - Сережа, машину оставлять не  будем.  "Ремонтом"  займись,  пока  мы
погуляем.
   "Пожиратель леопардов" согласно кивнул и моментально открыл капот над
двигателем, который располагался в кабине между передними сиденьями.
   Артем с Иваном, все еще "не отдохнувшим" после  вчерашней  встречи  с
офицером македонской разведки, направились в лес, спускающийся к  дороге
по некрутому склону седлообразной горы. И едва они отошли от дороги, как
среди орешника показалась голова, а за ней  и  рука,  которая  помахала,
показывая направление движения. Всегда осторожный Тарханов ускорил шаг и
вошел в лес совсем в другом месте, левее показанного. Там уже можно было
осмотреться.
   - Иди левее, метрах в десяти, - приказал Ивану - Не  надо,  -  сказал
кто-то из-за ближайшего дерева.
   Оттуда вышел человек в камуфляже, с платком на голове. Одно  то,  что
платок был  привычного  черновыцветшего  цвета,  а  не  зеленый,  как  у
мусульманских боевиков, успокаивало.
   - Капитан ждет там, - человек показал рукой не  туда,  откуда  махали
рукой, а в сторону, совсем  противоположную.  -  На  первое  приглашение
внимания не обращайте. Это так, просто приветствие.
   Тарханов понял, что запросто мог бы угодить в ловушку, окажись в лесу
враги. Следовало, конечно же, выйти из машины  раньше  и  пешком  пройти
пару километров по горному склону, чтобы к месту свидания подобраться  с
тыла.
   Капитан Макаров  сидел  на  земле,  прислонившись  спиной  к  старому
дубовому пню, не успевшему  еще  превратиться  в  муравейник.  При  виде
подошедших он нехотя, не по-военному встал и посмотрел вопросительно.  И
не спешил заговорить первым.
   - Подполковник Тарханов.
   - Капитан Иващенко.
   - Капитан Макараджич.
   Человек  в  камуфляже,  который  привел  их,  исчез  без  звука,   не
представившись.
   - Так все-таки, -  спросил  Артем,  -  капитан  Макаров  или  капитан
Макараджич? Как нам тебя правильно называть?
   - Здесь меня зовут капитан Славко Макараджич.
   Если вам трудно произносить эту фамилию,  можете  просто  звать  меня
Славой. У меня встречный вопрос - как я  могу  выяснить  ваши  личности,
вашу принадлежность к Службе. Извините, но  за  мою  голову  сепаратисты
обещают сто тысяч баксов. И мне хотелось бы убедиться, что вы не за  ней
пришли.
   - Привета от Доктора Смерть и от Согрина тебе мало?
   - Опишите их внешность.
   - Я с ними общался только по телефону. Хотя Доктора, кажется,  видел.
Только что даст это описание. Но  Согрин  подсказал,  что  тебе  следует
привезти в подарок. Он твои вкусы, наверное, хорошо знает.
   - Ну, и?..
   - Иван, достань.
   Иващенко достал бутылку водки. Лицо Макарова слегка посветлело.
   - Еще какие-то доказательства есть?
   - Еще мне кажется, что мы встречались с тобой в Афгане. Я  тогда  был
старшим лейтенантом, ты, кажется, уже капитаном.
   - Сейчас я все еще капитан, а  ты  уже  подполковник.  Это  ты  хотел
добавить? Где мы встречались в Афгане?
   - Я тогда командовал ротой. Наш батальон стоял в Шахджое.  И  была  у
меня там неприятность по службе,  чуть  под  суд  не  попал.  Ты  тогда,
насколько я помню, в штабе сказал, что поступил бы точно так же.
   - Помню! - хлопнул вдруг Слава Тарханова по  плечу  так,  что  Артему
присесть захотелось. Рядом с широкоплечим Макаровым он  чувствовал  себя
лишь изящным юношей. - Ты застрелил двух местных поставщиков наркотиков.
Они твоим солдатам травку за патроны предлагали... Помню!
   - Вот видишь!
   Они обнялись. Иващенко, который  закончил  училище  за  три  года  до
окончания афганской войны, и туда, несмотря на несколько рапортов, так и
не попал, смотрел на них с пониманием.  Фронтовое  братство  он  уважал.
Только боялся, что сейчас начнется - "А помнишь!", "А еще был  случай!",
"А этот, как его фамилия..." И до бутылки дойдет не скоро.
   Но и подполковник, и капитан ситуацию чувствовали.
   - Вот и отлично, - сказал Тарханов. - Давай по стаканчику  выпьем  за
встречу. И поправим здоровье  капитану  Иващенко,  а  то  он  вчера  при
выполнении оперативного задания слегка перестарался. И потом перейдем  к
делам. Дел у нас с тобой много.
   - Я за два дня четыре боя  вместе  со  своими  ребятами  выдержал,  -
сказал Макаров. - И все ради того, чтобы сюда добраться.
   - Главное, что добрался благополучно.
   - За благополучие и выпьем.

Глава 3

СТАМФОРДСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ.

ПРОФЕССОР БАФФАЛО БРОУДИ, ПСИХОПАТ.

ДОКТОР ДОРОТИ МИТЧЕЛ

   В  пролив  Лонг-Айленд  тупо  и  упорно  катила  упругая,  украшенная
пенистыми барашками волна.
   Одна за другой, одна за другой, а третья уже догоняет.
   Ветер тягуче шел с другого берега, с самого дальнего  конца  острова,
именем которого и назван  сам  пролив,  а  туда,  очевидно,  приходил  с
недалекого и великого - с океана.
   Броуди подумал, что хотел бы сейчас оказаться именно там, в  открытом
океане. Там волны, должно быть, иные. Там должны идти настоящие обширные
валы. Красивые, неостановимые, мощные. Ничего подобного человек  создать
просто не способен. Сам Баффало Броуди всегда мечтал делать то,  на  что
способна  только  одна  природа.  Одна  природа   и   он   -   профессор
Стамфордского  международного   исследовательского   института,   самого
крупного  в  мире  исследовательского  института,   который   занимается
исследованием Непознанного.
   Небольшая, высокая и изящная дизельная яхта Броуди  волну  в  проливе
держала легко. Он слегка пошевеливал штурвалом, чтобы  разрезать  пенные
барашки округлыми скулами носа, и  яхта  почти  не  вздрагивала,  только
слегка приподнималась, иногда почти вздыбливаясь, если волна  попадалась
достаточно крупная.
   Все правильно, все так же  и  должно  произойти  с  другой  волной  С
искусственной. И произойдет. Он, Броуди, уверен в этом. Он  уже  столько
раз испытывал это на стендах, что сомнений не  осталось.  Еще  несколько
лет назад, на другой еще яхте, ценой, пожалуй, в половину этой  вот,  он
так же искал волну в проливе. Иногда и ближе  к  океану  выбирался,  где
волны были покрупнее, покруче. И  тогда  он  понял,  что  большую  волну
крошит на более мелкие каждое  препятствие.  Большие  и  мелкие  острова
разрезают ее, волнорезы возле Нью-Хейвена, Бриджпорта и самого Стамфррда
продолжают это дело. И уже к  самому  Нью-Йорку  доходят  только  мелкие
остатки величественной океанской Единицы.
   Но... И это главное... Этих волн - уже  на  окончании  долгой  водной
дистанции - множество, и идут они одна за другой, идут постоянно, теснят
следующая предыдущую. Можно было бы сказать, что толкают в  спину,  если
бы у волны была спина. Именно это и надо Броуди.
   Океанская волна, приходящая в пролив Лонг-Айленд, и  стала  для  него
"ньютоновым яблоком". Он столько лет уже бился над возможностью  создать
довольно продолжительные и устойчивые инфразвуковые волны, что уже почти
отчаялся сделать это. Слабые колебания - пожалуйста, это делал и он, это
делали и задолго до него. Одну  большую  и  мощную  волну  тоже  создать
можно. Она может  пройти  страшной  силой.  И  даст,  конечно  же,  свой
разрушающий эффект. Она может и город смести с лица  земли,  если  найти
достаточное энергетическое обеспечение и добиться синхронности  действия
сотни генераторов.
   Такое направление просматривалось и исследовалось, но какой  смысл  в
создании аналога атомного оружия, энергетически  более  емкого  и  менее
мобильного, чем простая бомба?  Этот  эффект  не  устраивает  ни  самого
Баффало, ни его заказчиков - людей из  известного  пятиугольного  здания
близ Вашингтона.
   За шумом  волн,  увлеченный  борьбой  с  ними,  он  не  услышал,  как
открылась за его спиной дверь каюты, хотя обычно замок щелкает  довольно
громко, и вышла Дороти.
   - Телефон, - сказала Дороти коротко и протянула трубку радиотелефона.
   Он положил ее узкую ладонь на штурвал и по привычке отошел в сторону.
Баффало не любил, когда прислушивались к его телефонным разговорам.
   Особенно женщины, к которым он всегда относился слегка высокомерно  и
на способность которых молчать он не полагался.
   -  Броуди.  Слушаю,  -  рявкнул  он  в  трубку  со  всегдашним  своим
темпераментом.
   Звонили из лаборатории. Доктор Кох сообщил, что пришло  сообщение  из
Европы.
   - Что там?
   - Они пробовали...
   - И?
   - Много нюансов.  Файл  на  мегабайт  одного  текста.  Не  телефонный
разговор.
   Такой компьютерный файл,  понял  Броуди,  занимает,  пожалуй,  больше
сотни страниц.
   - Ясно. Возвращаюсь. Вышлите машину на пристань.
   Баффало нажал кнопку отбоя и сразу  почувствовал,  что  волна  слегка
"бьет" яхту. Рука у Дороти слаба, не  выдержала  направления.  Он  отдал
женщине телефонную трубку и снова взялся за штурвал.  Резко  потянул  на
себя дроссель - добавил обороты. Дороги, спускавшаяся  в  это  время  по
трапу в кокпит, виляющая красивым задом, чуть не  свалилась  с  трапа  и
громко вскрикнула. Баффало оставил это без внимания. Он выпустил еще  на
полтора фута киль, резко набрал  скорость  и  развернул  яхту  в  крутом
вираже.
   Если бы Дороти вылетела за борт, он даже  почувствовал  бы  некоторое
облегчение.  Это  было  чем-то   сродни   закону   выживания.   Выживает
сильнейший.
   Не умеешь удержаться - падай, большего ты не заслуживаешь. Мужчина ты
или  женщина  -  какое  это  имеет  значение.  Но  он,  Баффало  Броуди,
чувствовал бы себя  в  этот  момент  именно  тем,  кто  выживать  умеет.
Естественно, пришлось бы потерять время, вытаскивая Дороти из  воды.  Но
после того, как он ее вытащит, его чувство  собственного  удовлетворения
только возрастет. Еще бы,  тогда  он  в  дополнение  ко  всему  окажется
спасителем.
   Яхта набрала ход, двигаясь в одном направлении с волной и обгоняя ее.
Войдя в раж, Баффало заложил еще несколько довольно рискованных виражей,
радуясь  упругости  воды  и  податливости  судна  сильной  руке.  Дороти
предусмотрительно ушла в рубку, откуда смотрела на приближающийся берег,
где уже угадывались в туманной дымке очертания Стамфорда.
   Она работала рядом с Броуди уже больше года.
   Только  в  другом  исследовательском  корпусе.   Приехала   сюда,   в
Стамфордский международный институт из Великобритании с почти настоящими
английскими документами.  Приехала  со  своей  программой  исследований.
Броуди руководил совершенно другой лабораторией. И она ни  разу  за  все
время, прошедшее после их знакомства - за восемь с половиной месяцев, не
спросила его о теме, над которой профессор работает столь интенсивно. Ей
это было и не надо - спрашивать. Она  и  так  знала.  А  ее  собственной
работой он, с высоты своей, даже не интересовался. А напрасно. Работа  у
Дороти была, пожалуй, даже более интересная, чем у самого профессора.
   Они познакомились на вечеринке у одного из местных менеджеров.  Он  -
профессор Броуди - одинокий, еще  не  пожилой  мужчина,  не  растерявший
спортивных замашек, приобретенных в  университетской  молодости.  Она  -
доктор Дороти Митчел - одинокая англичанка,  только  ступившая  за  пору
молодости, довольно приятной внешности.
   Женщина, которая приехала совместить свои исследования с аналогичными
исследованиями американских коллег. Про профессора она слышала. Броуди в
институте звали психопатом за отношение к работе.
   Он мог не выходить с испытательного  полигона  по  двое  суток  и  не
разрешал выходить своим сотрудникам. И просто в  истерику  впадал,  если
кому-то необходимо было отлучиться по  личным  делам  -  такой  рисковый
человек мог считать себя вскоре уволенным. А  потом  профессор  внезапно
стихал, замыкался в себе и по несколько дней на скорости объезжал здание
своей лаборатории стороной, словно не имел  к  ней  никакого  отношения,
словно даже боялся ее. Но ежедневно мотался на яхте по проливу  в  самый
бесшабашный ветер. Если и работал, то дома, вдали от  глаз  сотрудников,
которые себе подобное позволить, понятно,  не  могли.  Естественно,  при
диком профессиональном  фанатизме  у  профессора  сложился  определенный
склад характера, и при этом характере с ним "не держались" жены. Было их
несколько, но ни одна не вынесла его перепадов настроения.
   Про Дороти вообще не было известно практически ничего - был ли у  нее
когда-то муж, есть ли у нее дети. А поскольку тема  ее  работы  пока  не
считалась развитой  настолько,  чтобы  ее  следовало  засекретить  -  до
первого серьезного успеха было очень далеко, подробного досье на женщину
ни  в  спецслужбе  института,  ни  в  ФБР,  которое   некоторые   работы
контролировало, не имелось.
   Они познакомились. Профессор пребывал как раз в периоде  "застоя",  и
он про работу в очередной раз внешне просто  "забыл".  В  тот  вечер  он
слегка перепил шампанского и много часов подряд икал, у кого-то  вызывая
смущение, у кого-то отвращение.
   Несколько человек советовали ему  попробовать  таблетки  с  какими-то
мудреными названиями, но таких таблеток при себе они почему-то не имели.
А завтра спасительные средства уже не были бы нужны профессору,  который
вообще к алкоголю относился равнодушно. И  он  продолжал  икать,  иногда
даже слишком громко.
   Дороти подошла с мягкой улыбкой, предложила ему  простое  средство  -
положить на язык щепотку соли. К удивлению,  это  помогло  почти  сразу.
Окрыленный  вновь  обретенным   даром   членораздельной   речи,   Броуди
представился. И предложил в знак благодарности покатать завтра утром - в
выходной день - на дизельной яхте по проливу.
   -  Завтра  обещают  удивительную  волну...  -  мечтательно   произнес
Баффало. - Такой случай не следует упускать.
   - Насколько я понимаю, - ответила Дороти, - яхтсмены волны не любят.
   - Соревноваться с волной гораздо интереснее, нежели с людьми, которые
устают, а иногда и просто  боятся  суровой  воды.  Волны  же  не  устают
никогда.
   Никогда! - Это звучало почти патетически.

***

   Из каюты было сложно понять, почему профессор делает круг за  кругом,
не желая сразу подойти к пирсу Потому Дороти вышла в кокпит.  Посмотрела
на мостик. Баффало ругался, как отпетый  матрос,  дергая  раз  за  разом
ручку выдвижного киля. Киль заклинило. А в  таком  положении  входить  в
мелководный затон нельзя.
   - Принеси телефон! - сердито крикнул он и заглушил двигатель.
   Яхта "поигрывала" на бьющей в борт волне,  медленно  теряя  скорость.
Придерживаясь руками за что придется, Дороти вернулась в каюту и вынесла
трубку. Яхта  уже  замерла  на  месте.  Профессор  спустился  в  кокпит.
Раздраженно набрал номер.
   - Мак! Это Броуди. У меня какие-то неприятности  с  килем.  Никак  не
задвигается. Да какого черта! Все уже перепробовал. Короче, так, у  меня
мало времени. Срочно на службу вызывают. Пришли лодку и механика. Еще не
легче!  Хорошо.  Здесь  останется  Дороти.  Она  дождется.  Давай  лодку
быстрее.
   Он отключил телефон.
   - Сейчас за мной придет лодка, - сказал он  Дороти  довольно  сухо  и
грубо, словно своей подчиненной отдавал распоряжения.  -  Я  уеду.  Дело
срочное.
   А ты дождись здесь механика. Поставите яхту на место.
   - Тогда мою машину не забирай, - ответила она так, словно не  слышала
предыдущий телефонный разговор.
   - Нет, не заберу, - ответил Баффало уже из дверей  каюты,  куда  ушел
переодеться. - За мной приедут.
   Он  вышел  через  две  минуты,  уже  в  черном   джинсовом   костюме,
спортивно-моложавый и, возможно, даже немного красивый,  очень  деловой.
Сурово посмотрел за борт на  приближающуюся  лодку.  И  как  только  она
оказалась рядом, сразу перекинул ногу через фальшборт. И  не  сказал  ни
слова на прощание  Дороти.  Она  отреагировала  на  это  улыбкой.  Очень
спокойной улыбкой все знающей и все  понимающей  мудрой  женщины.  Более
мудрой, чем этот профессор, который мнит о себе  невесть  что.  Впрочем,
это она зря, это она просто от гордости так считает. Просто злится...
   Каждая женщина на ее месте уже поняла бы по манере разговора  с  ней,
что она попросту  надоела  мужчине.  Дороти,  ежедневно  профессионально
работающая с интуицией, понимала это, может  быть,  гораздо  лучше,  чем
другие. И потому знала, что скоро произойдет полный разрыв  отношений  с
профессором Баффало Броуди. И не сильно расстраивалась,  потому  что  ее
работа почти завершена. Но эти последние дни  ей  надо  использовать  по
максимуму.
   Дожидаясь  прибытия  механика,  она  сначала   вытащила   из   трубки
радиотелефона "жучок", чтобы не осталось следа, потом достала  из  своей
спортивной сумки прибор, внешне напоминающий аудиоплейер или диктофон, и
вытащила  маленькую  кассету.  Точно  такую  же,  какие  используются  в
телефонных автоответчиках.
   Послышался  шум  лодочного  двигателя.  Прибыл  пожилой,   сухощавый,
плоский,  как  вяленая  рыба,  и  изрядно  выпивший  механик.  Он  долго
ковырялся с механизмом выдвижения  киля.  Потом  повздыхал,  разделся  и
нырнул под яхту. Дороти даже беспокоиться начала - такое продолжительное
время провел старик под водой. А купальный сезон еще не начался,  весной
вода прохладная. Но оказалось, что старик  выныривал  с  другого  борта,
чтобы вдохнуть воздух.
   Дороти обнаружила это,  когда  во  второй  раз  услышала  там  плеск.
Наконец механик выбрался окончательно.
   - Как туда камень завалился? Ума не приложу.
   Как специально кто засунул...
   Дороти не ответила.
   Вдвоем с механиком они причалили яхту к пирсу.
   Дороти собрала свои вещи в сумку и вышла на стоянку.  Ее  серебристая
"Тойота" завелась сразу. За машиной доктор всегда ухаживала,  зная,  что
когда-то исправность автомобиля может  сыграть  в  ее  профессии  важную
роль. И выехала на автостраду к городу.
   Дорога в этот час была заполнена  транспортом,  и  развивать  большую
скорость мог позволить себе только психопат Броуди. Он всегда  ездил  на
большой скорости. Она же предпочитала  осторожность  и  выверенность  во
всем. На  половине  дороги  к  городу  "Тойоту"  обогнали  два  лысых  и
бородатых рокера на традиционных "Харлеях". Их черные кожаные  одежды  с
множеством металлических заклепок привлекли ее взгляд лишь на  несколько
секунд. Их же она встретила возле заправки, где веселый  негритенок  мыл
мотоциклы. Сами лысые  парни  вошли  в  бар.  Дороти  попросила  второго
негритенка, постарше первого, после заправки тоже вымыть машину, зашла в
бар, где взяла себе бутылку пепси и хот-дог. Бар был маленький, и воздух
там  казался  сыроватым.  Она  вышла  на  крыльцо,  где  приятно   грело
неназойливое весеннее солнце.
   Рокеры, пьющие пиво за одним из двух  столиков,  посмотрели  друг  на
друга, перекинулись парой фраз, после чег