глядывать врача.
     Тот может сорваться. Вероятно, и недели не продержится, потом  совсем
сдадут нервы. Джилли О'Шоннеси видел, как более  сильные  люди  при  таком
напряжении распадались на куски.
     Он понял, что и его нервы сдают.
     Сказываются не только дождь и ожидание. Всю жизнь он был лисой,  и  у
него развился инстинкт дикого зверя. Он чувствовал опасность,  присутствие
преследователей, даже когда никаких доказательств не было. И не мог  долго
оставаться на одном месте, особенно когда был  на  работе.  Здесь  он  уже
двенадцать дней, и это слишком долго. Чем больше он  об  этом  думал,  тем
сильнее беспокоился. Почему приказали, чтобы  он  привез  отродье  в  этот
изолированный и потому особенно подозрительный тупик?  Сюда  ведет  только
одна дорога, только один путь к отступлению. Почему заставили  его  сидеть
здесь и ждать?  Он  предпочел  бы  постоянно  передвигаться.  Если  бы  он
руководил операцией, то раздобыл бы подержанный автофургон и  переезжал  с
одной стоянки на другую - внимание его немного рассеялось, пока он думал о
том, как организовал бы дело. Если бы он планировал...
     Он закурил сигарету и посмотрел  в  залитое  дождем  окно,  продолжая
слышать жалобы и опасения  своего  спутника.  На  самом  деле  нужно  было
отрубить все пальцы этому отродью и посылать отцу с  перерывами,  а  потом
прижать к лицу девчонки подушку и похоронить в  огороде  или  выбросить  в
море, и тогда не нужен был бы врач и все это лечение...
     Все остальное было проделано с профессиональным мастерством,  начиная
с контакта, который установили с ним в  фавеле  Рио  де  Жанейро,  где  он
скрывался   в   неряшливой    однокомнатной    развалюхе    с    индейской
женщиной-полукровкой и истратил все, до последнего фунта.
     Его удивили. Он думал, что скрыл все свои  следы,  но  его  отыскали.
Дали ему паспорт и билеты на имя Барри;  документы  совсем  не  похожи  на
поддельные. Хорошие документы, он был  в  этом  уверен.  В  документах  он
разбирался.
     Все   остальное   тоже   было   прекрасно   спланировано   и   быстро
осуществлялось. Деньги - тысяча фунтов в Рио, еще пять тысяч в  тот  день,
когда они схватили девчонку, и он был  уверен,  что  получит  и  обещанные
окончательные  десять  тысяч.  Гораздо  лучше  "Серебряного  города",  как
называют англичане концентрационный  лагерь  в  Мейзе  [Мейз  -  тюрьма  в
Северной Ирландии, где содержатся террористы].  Калиф  пообещал  ему  это,
если он не справится с заданием.
     Калиф -  какое  идиотское  имя,  в  пятидесятый  раз  подумал  Джилли
О'Шоннеси, бросая окурок в остатки чая в своей чашке. Конечно,  идиотское,
но почему-то от него бросает в холод, и  Джилли  вздрогнул  не  только  от
холода.
     Он встал и подошел к окну кухни. Все  сделано  так  быстро,  с  такой
целеустремленностью и тщательным планированием, обо всем подумали заранее,
и эта оплошность казалась ему еще более тревожной.
     У Джилли О'Шоннеси было ощущение, что Калиф ничего не делает случайно
- тогда почему ему приказано сидеть в этом  опасном  бутылочном  горлышке,
без нескольких путей отхода, просто сидеть и ждать?
     Он поднял накидку и шляпу.
     - Куда ты? - беспокойно спросил врач.
     - Прогуляюсь, - ответил Джилли О'Шоннеси, натягивая шляпу на глаза.
     - Ты все время бродишь  вокруг,  -  сказал  врач.  -  Я  из-за  этого
нервничаю.
     Смуглый ирландец достал пистолет и проверил, заряжен  ли  он,  прежде
чем сунуть за пояс.
     - Ты просто оставайся медсестрой, - резко  сказал  он.  -  А  мужскую
работу оставь мне.


     Маленький черный "остин" медленно шел по пустынной деревенской улице,
и дождь стучал по его крыше и капоту,  крошечные  белые  взрывы  смазывали
очертания машины, дождь потоком лился по ветровому стеклу, скрывая сидящих
в  машине.  Только   когда   "остин"   остановился   возле   единственного
деревенского магазина и открылись обе  его  дверцы,  любопытство  жителей,
поглядывавших из окон, было удовлетворено.
     На двух ирландских полицейских были синие зимние  мундиры  с  темными
эполетами. Дождь покрыл брызгами кожу их шапок, когда они торопливо шли  в
магазин.
     - Доброе утро, Мэйв,  любовь  моя,  -  приветствовал  сержант  полную
краснолицую женщину за стойкой.
     - Оуэн О'Нийл! - Она засмеялась, узнав сержанта: тридцать  лет  назад
они заставляли священника ерзать на исповедях. - И что привело  тебя  сюда
из большого города?
     Конечно, очень великодушно так называть курортный  городок  Виклоу  в
пятнадцати милях ниже по дороге.
     - Твоя цветущая улыбка...
     Они минут десять болтали, как  старые  друзья;  услышав  звон  чайных
чашек, появился из кладовки ее муж.
     - Что же нового в Ларагхе? - спросил наконец сержант. -  Какие-нибудь
новые лица в деревне?
     - Нет, все те же самые. Ничего не меняется в Ларагхе, слава  Богу.  -
Хозяин магазина покачал головой. - Нет, появилось новое лицо  -  внизу,  в
Старом Поместье, он и его подружка, - он  понимающе  подмигнул,  -  но  он
чужак, и мы его не считаем.
     Сержант неуклюже извлек блокнот, открыл и достал  оттуда  фотографию:
обычный полицейский снимок в фас и в профиль. Прикрывая  имя  пальцем,  он
показал фотографию.
     - Нет. - Женщина решительно покачала головой. - Тот, что из Поместья,
на десять лет старше, и усов у него нет.
     - Фото сделано десять лет назад, - ответил сержант.
     - Почему ты сразу не сказал? Тогда это он. Это мистер Барри.
     -  Старое  Поместье,  говоришь.  -  Сержант  важно   надулся,   пряча
фотографию в блокнот. - Мне понадобится твой телефон, дорогая.
     - А куда потом поедешь? - подозрительно спросил хозяин.
     - В Дублин, - ответил сержант. - Это дело полиции.
     - Мне придется взять с тебя деньги за звонок,  -  быстро  предупредил
хозяин.
     -  Видишь,  -  сказала  ему  жена,  пока   сержант   разговаривал   с
телефонисткой деревенского коммутатора, - я тебе говорила, что у него  вид
подозрительный. Я сразу, как увидела его, поняла, что он с севера и  несет
с собой беду, как черный ангел.


     Джилли О'Шоннеси держался поближе к стене,  чтобы  уйти  от  дождя  и
возможного наблюдателя со склона за рекой. Двигался он осторожно  и  тихо,
как кот по своим ночным делам,  останавливался,  осматривая  землю  в  тех
местах под стеной, где можно укрыться,  рассматривал  влажную  траву,  где
могли остаться следы.
     У дальнего угла сада  он  забрался  на  ствол  старой  яблони,  чтобы
заглянуть за стену, и при этом постарался, чтобы голова его не  выделялась
силуэтом.
     Он ждал  двадцать  минут,  с  невероятным  терпением  хищника,  потом
спрыгнул вниз и снова обошел  стену  по  периметру,  ни  на  мгновение  не
расслабляясь, не обращая внимания на холод и усиливающийся дождь.
     Ничего,  ни  малейшего  признака  опасности,  никакой   причины   для
грызущего беспокойства - но беспокойство не  покидало  его.  Он  дошел  до
другого наблюдательного  пункта  -  железной  калитки,  ведущей  на  узкую
огражденную с обеих сторон стенами дорогу, прислонился к каменному столбу,
закрывая в горсти сигарету и спичку, чуть пригнулся, чтобы в  щель  видеть
дорогу до самого моста.
     И снова стал терпеливо  ждать,  заставив  себя  забыть  о  физических
неудобствах и напрягая глаза и мозг.
     Не в первый раз удивился  он  необычной  системе  сигналов  и  обмена
информацией, на которой настоял Калиф.
     Плата производилась чеками на предъявителя,  в  швейцарских  франках,
чеки приходили на его адрес в Рио, оттуда их пересылали в Лондон.
     Он однажды доставил Калифу посылку - бутылочку с ее  содержимым  -  и
дважды звонил по  телефону.  Посылку  приготовили  через  два  часа  после
захвата девчонки, пока она  еще  находилась  под  действием  большой  дозы
наркотика. Врач - доктор Джеймисон,  как  нравилось  его  называть  Джилли
О'Шоннеси, - свою работы выполнил на заднем  сидении  второй  машины.  Она
ждала на стоянке у Кембриджской железнодорожной станции, маленький зеленый
форд с полностью закрытым салоном. Они перенесли девчонку из  "триумфа"  в
"форд" в  сумерках  осеннего  вечера  и  остановили  машину  на  въезде  в
придорожное  кафе  по  дороге  А10,  пока  доктор  делал  свое  дело.  Все
инструменты уже ждали в машине, но  доктор  работал  плохо,  руки  у  него
дрожали, он нервничал и просил выпить. Девчонка потеряла  много  крови,  и
теперь рана воспалилась.
     Джилли О'Шоннеси чувствовал, как усиливается  раздражение,  когда  он
думал о докторе.
     Он доставил бутылочку в условленное место; машина ждала,  как  ему  и
было сказано, она дважды мигнула фарами в  заранее  обговоренном  сигнале.
Джилли даже не  остановился,  просто  медленно  проехал  мимо  и  протянул
бутылочку, а потом поехал прямо  на  запад  и  уплыл  на  утреннем  пароме
задолго до того, как подняли тревогу.
     Потом телефонные звонки. Они беспокоили Джилли О'Шоннеси, как  и  все
остальное в этом проклятом деле. Первый раз он позвонил,  как  только  они
добрались до Ларагха. Звонок международный, а сказал он только два слова:
     - Мы прибыли. - И повесил трубку. Неделю спустя позвонил по  тому  же
номеру и снова сказал только одно предложение:
     - Нам очень нравится, - и тут же повесил трубку.
     Джилли вспомнил, как каждый раз местная телефонистка  звонила  ему  и
спрашивала, хорошо ли он  поговорил,  и  голос  у  нее  был  удивленный  и
заинтригованный.
     Не так до  сих  пор  работал  Калиф,  здесь  он  оставляет  след  для
охотников, и Джилли возражал бы - если бы было кому  возражать.  Однако  у
него только этот номер и никаких  средств  связаться  с  Калифом.  Стоя  у
ворот, он решил, что очередной звонок делать не будет. Его  срок  -  через
четыре дня.
     Тут он вспомнил, что в этот день должна быть отрезана рука.  Наверно,
указания по доставке руки он получит во время этого звонка. Однако ему это
не нравилось. Даже ради денег. И тут же он почему-то вспомнил один  давний
случай.
     Они  хотели  передать  ложную  информацию   англичанам,   подробности
намеченной операции, которая на самом  деле  будет  происходить  в  другом
месте и в другое время. Они передали подробные,  но  вымышленные  сведения
молодому ненадежному  бойцу,  такому,  который  не  выдержит  допросов,  и
поместили его на явку в одном доме по Шенкилл Роуд, и  там  англичане  его
взяли.
     Джилли   О'Шоннеси   почувствовал,   как   у   него   легко,   словно
электричеством, закололо в спине, а это ощущение никогда не подводило  его
- никогда. Он посмотрел на свои дешевые японские часы: почти  четыре,  над
холмами, серыми и холодно-зелеными,  нависает  вечер.  Подняв  голову,  он
заметил на дороге движение.
     С верха холма по дороге спускалась машина, по изгибу она двигалась  к
мосту. Маленький черный фургон. Вот он исчез за стеной. Джилли  О'Шоннеси,
не особенно беспокоясь, ждал его появления. Его по-прежнему тревожили  эти
два телефонных звонка. Он пытался понять, зачем они  нужны,  почему  Калиф
заставил его рисковать.
     Маленькая черная машина миновала мост и повернула на дорогу,  ведущую
к Старому Поместью, но освещение  было  плохое,  и  Джилли  мог  различить
только очертания двух голов за ветровым  стеклом,  по  которому  скользили
дворники.
     Машина затормозила и двинулась почти со скоростью пешехода, и  Джилли
инстинктивно   выпрямился,   неожиданно   насторожившись   и   внимательно
всматриваясь в щель. Он увидел бледные пятна повернутых в его сторону лиц,
машина пошла еще медленнее. Ближайшее боковое окно было  чуть  опущено,  и
Джилли впервые ясно разглядел внутренности  машины.  Он  увидел  форменную
фуражку и серебряный блеск кокарды над белым лицом. Снова по спине  Джилли
пробежало электрическое  покалывание,  и  дыхание  неожиданно  застряло  в
горле.
     Машина свернула за угол стены, и он услышал, как она пошла быстрее.
     Джилли О'Шоннеси развернулся в своей просторной накидке и  побежал  к
дому. В этот момент, когда нужно было действовать, он стал  хладнокровным,
уверенным в себе и спокойным.
     Кухня пуста, он пересек ее полдесятком шагов и рывком открыл дверь  в
соседнюю комнату.
     Врач работал у постели. Он гневно сказал:
     - Я тебе велел стучать.
     Они уже спорили об этом. У врача еще сохранились причудливые  обрывки
медицинской  этики  при  обращении  с  пациентами.  Он   мог   изуродовать
хирургически ребенка ради денег, в которых отчаянно нуждался,  но  яростно
протестовал,  когда  Джилли  О'Шоннеси  стал  задерживаться  и  вожделенно
смотреть на полувзрослое тело, когда  врач  раздевал  девочку  для  мытья,
лечения и отправление естественных функций.
     Смуглый ирландец попытался заставить его  повиноваться,  но  встретил
удивительно упорное сопротивление и потому оставил попытки к  извращенному
удовольствию и заходил во внутреннюю комнату, только когда его звали.
     Теперь девочка лежала лицом вниз на  грязных  простынях.  Ее  светлые
волосы загрязнились и спутались; стремление врача к чистоте было таким  же
неэффективным, как и его хирургия.
     Инфекция и наркотики обессилили девочку,  каждый  позвонок  отчетливо
выделялся  на  ее  спине,  и  обнаженные  ягодицы   казались   трогательно
уязвимыми, похудевшими и бледными.
     Врач прикрыл ее по плечи простыней и повернулся  в  попытке  защитить
девочку. Нелепый жест, если посмотреть на  грязную  повязку  на  ее  левой
руке, и Джилли О'Шоннеси яростно выкрикнул:
     - Уходим!
     - Ее нельзя сейчас трогать, - возразил врач. - Она серьезно больна.
     - Одевайся, - мрачно согласился Джилли. - Придется ее оставить. -  Он
порылся под накидкой и извлек пистолет. Взвел курок и  шагнул  к  постели.
Врач схватил его за руку, но Джилли легко оттолкнул его, отбросив к стене.
     - Ты прав, сейчас  она  нам  мешает,  -  сказал  он  и  прижал  ствол
пистолета к затылку девочки.
     - Нет, - закричал врач. - Не делай этого. Мы возьмем ее.
     - Уходим, как только стемнеет. - Джилли отступил и разрядил пистолет.
- Будь готов к этому времени, - предупредил он.


     Два вертолета летели почти рядом, второй чуть сзади и выше  ведущего.
Под ними свинцовой простыней  с  полосками  белой  пены  лежал  Ирландский
пролив.
     Перезаправились они в Карнарвоне и двигались, оставив  берег  Уэльса,
быстро, но ночь все же обгоняла  их,  и  Питер  Страйд  нервничал,  каждые
несколько секунд поглядывая на свои часы.
     Предстояло преодолеть всего девяносто миль открытой воды,  но  Питеру
они показались Атлантическим океаном. Колин сидел рядом с ним  на  скамье,
проходившей вдоль всего трюма, с холодным окурком сигары в углу рта  -  он
подчинился надписи "Не курить", горевшей на  стене  за  рубкой.  Остальные
бойцы "Тора", как обычно,  полностью  расслабились,  некоторые  лежали  на
полу, используя в качестве подушек  свое  оборудование,  другие  легли  на
скамьи.
     Напряжен был только Питер Страйд, словно его кровь была  перенасыщена
нервной энергией. Он снова встал, чтобы посмотреть  в  перплексовое  окно,
измеряя количество дневного света, пытаясь определить высоту  и  положение
солнца сквозь толстый облачный покров.
     -  Спокойней,  -  посоветовал  ему  Колин,  когда  он  снова  сел.  -
Заработаешь язву.
     - Колин, нам  нужно  решить.  Каковы  приоритеты  при  ударе?  -  Ему
пришлось кричать, чтобы перекрыть шум ветра и мотора.
     - Никаких приоритетов. У нас только одна цель - забрать Мелиссу-Джейн
и обеспечить ее безопасность.
     - Мы не собираемся брать пленных для допросов?
     - Питер, малыш, мы ударим по всему, что движется  в  районе  цели,  и
ударим крепко.
     Питер удовлетворенно кивнул.
     - Все равно это наемники и ничего не  знают  о  хозяине.  Но  как  же
Кингстон Паркер? Ему нужны пленные.
     - Кингстон Паркер. - Колин извлек окурок изо рта. - Никогда  о  таком
не слышал. Здесь решения принимает  дядя  Колин.  -  Он  улыбнулся  Питеру
дружеской кривой усмешкой, и в этот момент бортинженер вышел  из  рубки  и
крикнул Колину:
     -  Впереди  ирландский  берег.  Через  семь   минут   приземлимся   в
Эннискерри, сэр.


     В Эннискерри было объявлено  чрезвычайное  положение.  Все  остальные
суда оставили на выжидательной позиции над аэрорпортом и освободили  место
для немедленного приземления вертолетов.
     Вертолеты с громом вышли из низких серых облаков и дождя  и  сели  на
площадку у ангара. Тут же между ангарами показалась полицейская  машина  с
горящими мигалками  и  устремилась  к  вертолетам.  И  прежде  чем  роторы
остановились, два представителя ирландской полиции  и  один  -  из  отдела
земельного инспектора поднялись во фюзеляж.
     - Страйд, - быстро представился Питер, одетый в маскировочный  черный
костюм Тора"; у правого его бедра на поясе висел пистолет.
     - Генерал,  мы  получили  подтверждение,  -  сказал  ему  полицейский
инспектор, когда они еще  обменивались  рукопожатиями.  -  Местные  жители
опознали О'Шоннеси на полицейской фотографии. Он остается там.
     - Узнали, где именно? - спросил Питер.
     - Да, сэр. Старое полуразвалившееся здание на краю  деревни...  -  Он
знаком подозвал очкастого работника земельного отдела, который прижимал  к
груди папку. В вертолете не  было  стола,  и  потому  карты  и  фотографии
расстелили прямо на полу.
     Колин Нобл подозвал бойцов из второго вертолета, и  двадцать  человек
стеснились вокруг карт.
     - Вот это здание. - Землемер синим карандашом начертил кружок.
     - Хорошо, - сказал Колин. - У нас хорошие ориентиры  -  возьмем  либо
реку, либо дорогу и полетим вдоль них до моста и церкви. Цель между ними.
     - Нет ли плана здания, какой-нибудь схемы помещений? -  спросил  один
из бойцов.
     - Простите, но у  нас  не  было  времени  для  поисков,  -  извинился
землемер.
     - Несколько минут  назад  докладывала  местная  полиция.  Полицейские
рассматривали дом из-за каменной стены и  говорят,  что  в  нем  никто  не
движется.
     - Они не подходили близко? - встревожился Питер.  -  Им  было  строго
приказано не приближаться к подозреваемым.
     - Проехали мимо один раз по дороге. - Инспектор  слегка  смутился.  -
Хотели убедиться, что...
     - Если это О'Шоннеси, ему нужен только намек, и он исчезнет... - Лицо
Питера было каменным, но глаза гневно сверкали. - Почему эти люди не могут
делать то, что приказано? - Он быстро  повернулся  к  пилоту  вертолета  в
желтом спасательном жилете и шлеме со встроенными наушниками и микрофоном.
     - Можете доставить нас туда?
     Пилот ответил не сразу, вначале посмотрел в ближайшее окно;  по  нему
ударил свежий порыв дождя.
     - Стемнеет через десять минут или даже раньше, а потолок очень низок;
мы сели только благодаря маякам аэропорта... - Он выглядел нерешительно. -
Никто на борту не сможет узнать цель... дьявол, не знаю... я  мог  бы  вас
доставить утром при первом же свете.
     - Мы там должны быть вечером. Прямо сейчас.
     - Если бы местная полиция могла обозначить цель, - предложил пилот, -
факелами или кострами.
     - Никакой возможности - нам нужно подойти незаметно, и чем дольше  мы
разговариваем, тем меньше  у  нас  шансов.  Постараетесь?  -  Питер  почти
упрашивал, принять решение на вылет  может  только  пилот,  даже  контроль
полетом  не  может  приказать  пилоту  вылетать,  если  тот  считает   это
невозможным.
     - Нам придется  все  время  следить  за  поверхностью,  самые  плохие
условия: неровная местность и такая погода...
     - Попробуйте, - просил Питер, - пожалуйста.
     Пилот колебался еще пять секунд.
     - Полетели! - неожиданно  сказал  он,  и  тут  вторая  группа  "Тора"
бросилась к люку второго вертолета, а полицейские  и  землемер  убедились,
что их не включили в список пассажиров.


     Ветер  бил  вертолет,  словно  кулаки  боксера,   машина   ныряла   и
раскачивалась, вызывая тошнотворное ощущение.
     Внизу проносилась земля - очень близко и