- Надеюсь, я не встревожил вас, - сказал телохранитель - и хотя Питер
не мог видеть его лица, в голосе его звучала слабая насмешка. Если  ему  и
нужно было подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф
нуждается в телохранителях во время романтического свидания. И  Питер  вне
всяких сомнений теперь знал, что до наступления следующего вечера либо он,
либо Магда Альтман будут мертвы.


     Прежде чем уйти в бунгало, он осторожно обошел кусты, окружавшие его.
Ничего подозрительного не обнаружил, но внутри постель была  приготовлена,
его бритвенный прибор  вычищен  и  аккуратно  расставлен.  Грязную  одежду
унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее,  чем  делает
он сам. Он не знал, обыскали ли остальное  его  имущество,  но  безопаснее
предположить,  что  обыскали.  Калиф  не  упустил  бы  такую  элементарную
предосторожность.
     Замки на дверях и окнах слабые, вероятно, ими годами не пользовались,
потому что в этом раю не было змеев. До  последнего  времени.  Поэтому  он
расставил стулья  и  другие  препятствия  таким  образом,  чтобы  вошедший
наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и  одеяла
так, что они напоминали спящего, а  сам  отнес  одно  одеяло  на  диван  в
гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но если
оно произойдет, он хотел нарушить сценарий Калифа, насколько возможно.
     Спал он  тревожно,  просыпался  от  каждого  прикосновения  пальмовых
листьев к крыше, от отражения луны на стене. Перед самым рассветом  заснул
крепче, и сны его были  кошмарными  и  бессмысленными,  только  пораженное
ужасом лицо Мелиссы-Джейн  и  ее  крик  задержались  в  памяти,  когда  он
проснулся. Это воспоминание вызвало в нем холодную  жажду  мести,  которая
слегка утихла за недели после ее освобождения,  и  он  почувствовал  новую
уверенность, новую цель,  решимость  преодолеть  размягчающий  смертельный
обман Калифа.
     Он встал в предрассветной жемчужной полутьме  и  спустился  на  пляж.
Проплыл милю за риф, потом долго возвращался против сильного  течения,  но
выбрался на берег освеженный, чувствуя себя сильным и жестким, как не было
уже много недель.
     "Хорошо, - мрачно подумал он. Пусть приходит. Я готов, как никогда".
     На  сахарном  песке  пляжа,  выглаженном  ночным  приливом,   давался
прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское "Лоран Пьер" и
оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Окленда, Новая Зеландия.
     На Магде  Альтман  были  короткие  зеленые  брюки,  демонстрировавшие
великолепие ее  длинных  ног,  и  такого  же  цвета  лифчик,  прикрывавший
маленькие груди, но живот и  плечи  у  нее  оставались  обнаженными.  Тело
прекрасно тренированного спортсмена, но нарисованное великим художником.
     Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье  ее  было  чуть
принужденным, а хрипловатый  негромкий  смех  чуть  торопливым  -  и  чуть
резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное  решение  и  крепилась,
чтобы  осуществить  его.  Питеру  они   с   Магдой   казались   подлинными
противниками,  которые  тщательно  готовились  к  предстоящей  сзватке,  -
подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.
     После завтрака все в кавалькаде электрических машин поехали на летное
поле. Сенатор, разогретый шампанским и начинающий потеть на жаре,  слишком
сердечно принялся прощаться с Магдой, но она искусно уклонилась от его рук
и ловко, вслед за другими пассажирами, усадила в "трислендер".
     Пьер, пилот Магды, в начале взлетной полосы проверил по  очереди  все
три двигателя.  Потом  отпустил  тормоза,  и  как  только  машина  набрала
скорость, поднял ее в воздух. Неуклюжая машина пролетела  над  пальмами  в
конце короткой полосы, на пятьсот футов не дойдя до ее конца,  -  и  Магда
оживленно повернулась к Питеру.
     - Я почти не спала ночью, - призналась она и поцеловала его.
     - Я тоже, - ответил Питер - и про себя добавил: - Я уверен, по той же
самой причине.
     - Я освободила для нас целый день, - продолжала Магда, -  и  не  хочу
терять из него ни секунды.
     Старший лодочник уже подвел большую сорокапятифутовую рыболовную яхту
Магды к концу причала. Прекрасная яхта, с обтекаемыми очертаниями,  отчего
казалось, что даже у  причала  она  летит;  совершенно  очевидно,  за  ней
ухаживали с любовью. Покраска безупречна, металлические детали надраены до
зеркального блеска. Лодочник радостно  улыбался,  когда  Магда  что-нибудь
говорила ему.
     - Баки полны, госпожа баронесса. Баллоны заряжены кислородом,  удочки
готовы. Водные лыжи в кладовке, а шеф сам принес переносной холодильник.
     Но его  широкая  улыбка  поблекла,  когда  он  узнал,  что  баронесса
отплывает на яхте одна.
     - Вы мне не доверяете? - рассмеялась она.
     - О, конечно, госпожа баронесса... -  Но  он  не  смог  скрыть  свого
разочарования, что приходится передавать команду - даже такому  достойному
капитану.
     Он  сам  отдал  швартовы,  беспокойно  давая   последние   советы   и
наставления Магде, когда брешь между яхтой и берегом начала увеличиваться.
     - Ne t'inquiet pas! [Не беспокойтесь (фр.)] - со смехом крикнула  она
ему, но он сделал угнетенный жест, когда Магда включила  оба  двигателя  и
яхта двинулась, сразу словно оторвавшись от поверхности. След  за  кормой,
глубокий, ясный и прямой, ясно виден в  чистой  зеленоватой  воде  лагуны;
такой след - результат продуманнной формы корпуса. Яхта гладко  повернула,
Магда направила ее в проход между рифами и в открытый океан.
     - Куда мы идем?
     - За рифом на глубине в  сто  футов  лежит  старый  японский  военный
самолет. В сорок четвертом его потопили янки.  Там  прекрасное  место  для
погружения. Сначала поплывем туда...
     "Как? - думал Питер. - Может, один из  аквалангов  частично  заполнен
окисью углерода. Сделать это  просто.  Пропустить  выхлопные  газы  дизеля
через угольный фильтр, чтобы лишить запаха, и  окись  углерода  невозможно
будет обнаружить. Заполнить цилиндр под  давлением  в  тридцать  атмосфер,
потом добавить под давлением в сто десять атмосфер чистый  воздух.  Смерть
быстрая, но не настолько, чтобы встревожить жеотву. Просто  нежный  долгий
сон. Когда жертва выпустит нагубник, цилиндры  сами  очистятся  от  всяких
следов газа. Прекрасный способ".
     - После этого поплывем на Ile des Oiseaux [Птичий  остров  (фр.)].  С
тех пор как  Аарон  заставил  островитян  перестать  красть  яйца,  у  нас
образовалось одно из самых крупных гнездилищ крачек, гагарок и фрегатов  в
южной части Тихого океана...
     А  может,  подводное  ружье.  Быстро  и   эффективно.   На   коротком
расстоянии, допустим, в два  фута,  даже  под  водой  копье  пробьет  тело
человека - войдет между лопаток и выйдет из груди.
     - Потом сможем покататься на лыжах...
     Что может быть легче, чем включить на полную мощность  оба  дизеля  и
потащить ничего не ожидающего лыжника? Если он  не  разобьется  о  корпус,
гребные  винты,  вращающиеся  со  скоростью  пятьсот  оборотов  в  минуту,
разрубят его аккуратно, как ломоть заранее нарезанного хлеба.
     Питер обнаружил, что его занимает эта игра в догадки. Он пожалел, что
так никогда и не узнает, что она задумала, и оглянулся  назад  с  высокого
мостика, на котором они стояли вдвоем. Главный остров  уже  погррузился  в
воду, их не видно для всякого, у кого нет мощного бинокля.
     За ним Магда сняла ленту с головы, и  за  ней  устремилось  по  ветру
темное волнующееся знамя ее волос.
     - Пусть будет  так  всегда!  -  крикнула  она  поверх  шума  ветра  и
двигателей.
     - Продано леди с сексуальным задом! - крикнул ей в ответ Питер, и ему
пришлось напомнить себе, что она  одна  из  наиболее  подговленных  убийц,
какие ему встречались. И ее смех и красота  не  должны  отвлекать  его.  И
нельзя позволить ей нанести удар первой. В таком случае его шансы  на  то,
чтобы уцелеть, очень малы.
     Он снова оглянулся на землю. Теперь в любую минуту, подумал  Питер  и
передвинулся, словно глядя в сторону, заходя ей чуть в тыл, но по-прежнему
в поле ее периферийного зрения; она с улыбкой чуть повернулась к нему.
     - Во время прилива здесь всегда есть желтохвосты.  Я  пообещала  шефу
привезти пару живьем, - объяснила она. Спустись, пожалуйста, вниз и возьми
две удочки, cheri. Перьевые мушки в переднем правом ящике.
     - Хорошо, - кивнул он.
     - Когда повернем в пролив, я  перейду  на  траловую  скорость.  Тогда
забрасывай удочки.
     - D'accord [Хорошо (фр.)]. -  И  в  каком-то  порыве  добавил:  -  Но
сначала поцелуй меня.
     Она повернула к нему лицо, и он удивился, почему сказал это.  Не  для
того чтобы попрощаться. Он в этом  уверен.  Чтобы  успокоить  ее,  немного
отвлечь, и однако, когда их губы встретились, он испытал глубокую печаль и
сожаление.  Ее  губы  медленно  и  влажно  раскрылись  перед  ним,  и  ему
показалось, что сердце его лопнет. На мгновение он подумал, что сам умрет,
прежде чем сделает это, темные волны отчаяния поглотили его.
     Он положил руку ей на шею, и она прижалась  к  нему  всем  телом,  он
продолжал гладить ее, отыскивая место, нашел  его,  расположил  большой  и
указательный пальцы, прошли одна-две секунды, и она мягко отодвинулась  от
него.
     - Эй! - хрипло прошептала она. - Перестань, или я налечу на риф.
     Он не мог  сделать  это  голыми  руками.  Просто  не  мог.  Но  нужно
действовать быстро, очень быстро. С каждой минутой опасность для него  все
увеличивается.
     - Иди! - приказала она и игриво ударила его в грудь. - У нас есть для
этого время, все время в мире. Будем наслаждаться им, каждым мгновением.
     Он не смог этого сделать и отвернулся. И только когда он по  стальной
лестнице спускался вниз, в кубрик, ему пришло в голову, что все  время  их
поцелуя правые пальцы ее  руки  были  любовно  прижаты  к  его  горлу  под
подбородком. Она могла раздавить ему  гортань,  парализовать  его,  всадив
большой палец в чувствительную область горла при  первом  же  нажатии  его
руки.
     В кубрике у него появилась новая мысль. Другую руку  она  держала  на
его теле, нежно поглаживая в районе ребер. Эта рука  могла  ударить  снизу
вверх, разорвав ему диафрагму. Инстинкт, должно быть, предупредил его. Она
была нацелена на удар, больше, чем он. Она была внутри его рук, он не  мог
защититься, она ждала - и он слегка вздрогнул на горячем утреннем  солнце,
сознавая, как близок был к смерти.
     И это осознание превратилось в нечто иное и скользнуло по спине,  как
вода по  тающей  сосульке.  Страх,  не  страх  труса,  но  страх,  который
ожесточил его и сделал тверже. В следующий раз он не будет колебаться.
     Обдумывая свои  проблемы,  он  инстинктивно  продолжал  выполнять  ее
приказ. Поднял крышку закрытого  ящика  под  сидением.  В  обитой  мягкими
тканями внутренности он увидел разнообразные принадлежности рыбной  ловли:
мотки медной и стальной лески пятидесяти различных размеров,  грузила  для
разных типов воды и дна, наживки из пластика и перьев, из эмалированного и
полированного металла, крючки для гигантских  рыб  и  для  мелочи  -  и  в
отдельном желобе сбоку - нож.
     Сорокадолларовый нож ниндзя с наборной лексановой ручкой,  пестрой  и
изогнутой, чтобы удобнее было держать в руке. Семидюймовое лезвие вогнутой
притертой стали, шириной в три дюйма у рукояти и  к  концу  заостряющееся,
как стилет.  Жестокое  оружие,  им  можно,  вероятно,  перерубить  дубовое
полено, как рекламируют производители. Пробьет тело человека,  его  кости,
словно сыр чеддер.
     Питер пробно взмахнул  ножом,  он  великолепно  лег  в  руку.  Лезвие
свистнуло в воздухе, и,  когда  он  слишком  торопливо  тронул  край,  оно
ужалило, как бритва, и  оставило  кровавую  красную  полосу  на  подушечке
пальца.
     Питер сбросил брезентовые туфли, чтобы резиновые подошвы не скрипнули
на палубе. Теперь на нем  только  тельняшка  и  плавки  боксерского  типа,
одежда не помешает действиям.
     Босиком неслышно поднялся он на первые три ступени лестницы и  поднял
глаза, глядя на мостик.
     Магда Альтман стояла у приборов  яхты,  вводя  ее  в  русло  пролива,
сосредоточенно глядя вперед.
     Волосы  ее  по-прежнему  летели  по   ветру   извивающимися   густыми
спутанными прядями. Голая шея  была  обращена  к  нему,  четко  очерченная
ложбинка спускалась по спине, по бокам ее твердые мышцы.
     Короткие брюки на одной ноге слегка  задрались,  приоткрыв  полумесяц
круглой белой ягодицы, а ноги у нее длинные и стройные, как у балерины,  и
она легко балансирует  на  них,  приподнявшись,  чтобы  заглянуть  за  нос
корабля.
     Питер ушел с мостика всего десять  секунд  назад,  и  она  ничего  не
подозревает.
     Питер не повторил свою ошибку, он одним быстрым  рывком  поднялся  по
лестнице, и шум дизелей перекрывал звуки его движений.
     Действуя ножом, нужно помнить о возможности  наткнуться  на  кость  и
правильно выбирать место удара.
     Питер выбрал участок спины на уровне почек,  где  кость  не  защищала
внутренности.
     Необходимо нанести удар ножом изо всей силы. Это увеличивает шансы не
попасть в кость и усиливает парализующее действие удара.
     Питер вложил в свой удар всю инерцию прыжка.
     Паралич еще усиливается, если в  момент  удара  наполовину  повернуть
лезвие.
     Мышцы правой руки Питера были напряжены в ожидании этого момента,  он
готов был повернуть нож, увеличивая размер раны.
     Полоска  из  нержавеющей  стали  -  приборная  доска  яхты   -   была
отполирована до блеска, и в ней все отражалось  искаженно,  как  в  кривых
зеркалах ярмарочной площади. И только в  тот  момент,  когда  он  завершал
движения, вкладывая в него всю силу, Питер понял, что она следит за ним по
отражению, следила с того момента, как он спустился вниз.
     Изогнутая поверхность искажала его лицо, казалось, оно состоит только
из двух огромных глаз, это отвлекло его на тысячную долю секунды до  того,
как острие должно было погрузиться в тело. Он не видел ее движения.
     Слепая цепенящая боль разорвалась в  его  правом  боку  и  руке,  она
возникла в том месте, где ключица соединяется с предплечьем, в то же время
что-то ударило его по руке, чуть ниже локтя. Удар ножа был отражен, лезвие
прошло в дюйме от ее бедра, острие ударилось в сталь перед ней, проведя по
металлу глубокую царапину, и онемевшие пальцы Питера  не  смогли  удержать
ручку.  Оружие  вырвалось  у  него  из  руки,  со   звоном   ударилось   о
металлические перила и отлетело назад, в  кубрик.  Питер  понял,  что  она
ударила назад, не  глядя  на  него,  руководствуясь  только  отражением  в
контрольной панели, чтобы нанести точный удар в район плеча.
     Боль охватила его, и самой естественной реакцией было  схватиться  за
больное место. Но он с каким-то рефлексом выживания взмахнул левой  рукой,
чтобы  защитить  шею  от  следующего  удара,  тоже  нанесенного  назад,  и
почувствовал, словно его ударили бейзбольной битой. Он даже не видел этого
удара, он был нанесен так  быстро  и  жестко,  мгновенным  движением,  как
колебание крыла колибри, поразительно сильно  она  ударила  его  по  мышце
руки.
     Если бы удар пришел в шею, куда был нацелен, Питер был  бы  мгновенно
убит; но так у него была только парализована другая рука, и  теперь  Магда
легко  поворачивалась  к  нему,  соединяя  бычью  силу  со   скоростью   и
координированностью движений.
     Он знал, что должен попытаться удержаться возле  нее,  сдерживать  ее
весом своего тела, своим размером и силой, и ухватился согнутыми  пальцами
правой руки, но она легко вырвалась. Он сорвал легкую  полоску  эластичной
ткани, прикрывавшей ее груди, а она повернулась, уклонилась от его  другой
руки, когда он отчаянно попытался ударить ее.
     Он увидел, что лицо у нее смертельно бледное от  хлынувшего  в  кровь
адреналина. Губы она отдернула в гримасе концентрации  и  ярости,  и  зубы
казались острыми, как у самки леопарда, попавшей в ловушку.
     Все равно что сражаться с леопардом. Она с неослабной  яростью  снова
бросилась на него - без всякого  страха,  больше  не  человек,  нацеленная
только на уничтожение.
     Длинные волосы вились  вокруг  него,  ударили  мгновенно  по  глазам,
ослепив и лишив равновесия, и в то же мгновение  она  снова  ударила,  как
мангуст кобру, каждое движение плавно переходило в следующее, напряженные,
с красными сосками груди дергались при каждом ударе.
     С огромным изумлением Питер понял, что она  побеждает  его.  Он  едва
успевал защищаться; снова и снова она била его ногами по бедрам  и  нижней
части живота, каждый раз коленом ударяла его в промежность и кости таза, и
он чувствовал, как тают  его  силы,  становится  медленнее  реакция.  Если
повезет, он сумеет еще отражать ее удары, но каждое  мгновение  она  может
свалить его, потому что она  не  останавливалась  ни  на  мгновение,  била
руками и ногами, сбивала его равновесие - а он еще ничего  не  сделал,  не
коснулся ее своими контрударами. По-прежнему не ощущал свои руки и пальцы.
Ему нужна передышка, нужно оружие, и он в отчаянии подумал о ноже, упавшем
за ним в кубрик.
     Он отступил перед следующим нападением, и перила мостика уперлись ему
в спину; в то же мгновение отразил еще один  ее  удар  рукой  -  удар  был
нацелен ему в горло, а пришелся в нос.  Глаза  его  мгновенно  наполнились
слезами, он почувствовал, как по верхней губе и горлу течет теплая  кровь;
он быстро согнулся и в тот же момент отскочил  в  сторону,  как  прыгун  в
повороте с трехметровой доски. Перила  сзади  помогли  ему  повернуться  в
воздухе, и он рассчитал правильно. Как кошка, он приземлился  на  ноги  на
палубе, в десяти футах под мостиком, согнув колени, чтобы  смягчить  удар,
вытер  слезы  с  глаз  и  принялся  разгибать  руки,  чтобы   восстановить
кровообращение.
     И тут же увидел нож. Нож скользнул по палубе и застрял  в  шпигате  -
жолобе для отвода воды. Питер бросился к нему.
     Прыжок застал ее врасплох, она как  раз  приготовилась  к  последнему
смертельному удару в  шею,  но  она  тут  же  собралась  и  устремилась  к
лестнице, а Питер внизу пытался добраться до ножа ниндзя.
     Она прыгнула к нему ногами вперед, пролетела десять  футов,  и  голые
подошвы ее ног ударили его, и инерция удара была усилена пинком.
     Она попала ему в спину, его отбросило на палубу, он ударился  головой
о переборку, и на мгновение в глазах его потемнело. Чувства покидали  его,
и потребовалось невероятное усилие, чтобы быстро  откатиться  и  подтянуть
колени к груди, защищаясь от следующего - смертельного - удара. Он отразил
этот удар голенью и  снова  устремился  к  ножу.  Пальцы  его  распухли  и
потеряли  чувствительность,  только  коснувшись  пестрой  рукояти,   Питер
распрямил свое согнутое тело, как стальную пружину, и ударил  ногами.  Это
был удар вслепую, нанесенный в полном отчаянии.
     Первый удар, который дошел до нее; в  этот  момент  она  собралась  в
готовности к новому нападению; ноги его коснулись ее живота под ребрами, и
если бы плоть тут была мягкой и податливой, удар убил бы ее;  но  давление
приняли на себя жесткие плоские мышцы - удар отбросил ее к кубрику, воздух
со свистом вырвался из ее легких, и  длинное  стройное  тело  согнулось  в
болезненной конвульсии.
     Питер понял, что ему повезло случайно, что это был  его  единственный
шанс, но тело его разрывала такая боль, что он с трудом смог  приподняться
на локте, слезы и кровь мешали ему смотреть.
     Он сам не понимал, как это ему удалось, каким-то невероятным  усилием
воли, но он снова встал на ноги  с  ножом  в  руке,  инстинктивно  защищая
лезвием правый бок; пригнувшись, он двинулся вперед, согнув левую руку как
щит. Он знал, что должен быстро прикончить ее, долго он не выдержит.  Силы
его кончались.
     Но у нее тоже было оружие.  Двигаясь  с  невероятной  быстротой,  она
сорвала петлю,