ина свернула с главной дороги. Теперь она шла по
узкой вспомогательной дороге между  многочисленными  тесно  расположенными
сооружениями:  киосками  сувениров,  арабскими  кафе,  лавками   торговцев
древностями; поверхность неровная, и машина шла медленно.
     По-прежнему не очень быстро они поднялись  на  холмы,  и  на  вершине
женщина повернула  на  грязную  тропу.  Тонкая  тальковая  пыль  заполнила
машину, и Питер чихнул.
     Полимили спустя показался щит на  подмостках,  преграждавший  поворот
направо.
     "Военная зона, - было написано на нем. - Проезд дальше запрещен".
     Женщине пришлось прижаться к самой скале, чтобы  объехать  этот  щит;
никакие часовые их не остановили.
     Неожиданно Питер увидел большой черный утес, встающий прямо перед ним
в звездной ночи и закрывающий половину неба.
     Что-то ожило в его памяти: высокий утес над Иерихоном,  выходящий  на
долину Мертвого моря;  конечно  -  он  сразу  вспомнил:  сцена  последнего
искушения Христа. Как это у Матфея? Питер вспомнил точную цитату:
     Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и  показывает  Ему  все
царства мира и славу их...
     Неужели Калиф сознательно выбрал это  место  из-за  этой  мистической
ассоциации? И это  часть  того  квазирелигиозного  представления,  которое
сложилось у Калифа о себе самом?
     Ангелам своим заповедаю о Тебе, и на руках понесут Тебя...
     Неужели Калиф видит себя  наследником  абсолютной  власти  над  всеми
земными царствами, той власти, которую в древних хрониках называют "шестым
порядком ангелов"?
     Питер  почувствовал,  что  дух  его  дрогнул   перед   лицом   такого
грандиозного безумия, громадного и грозного видения, рядом  с  которым  он
показался себе незначительным  и  слабым.  Страх  охватил  его,  как  сеть
гладиатора, ослабил его решительность, лишил сил. Он молча сражался с ним,
пытался высвободиться из сети, прежде чем она доставит его,  беспомощного,
во власть Калифа.
     Женщина резко остановила машину, повернулась и включила свет  внутри.
Несколько  мгновений  молча  смотрела  на  него.  Показалось  ли  ему  или
действительно на ее старом нкрасивом лице промелькнула жалость?
     - Здесь, - негромко сказала она.
     Питер достал бумажник из кармана пиджака.
     - Нет, - она покачала головой. - Вы мне ничего не должны.
     - Тода раба, - поблагодарил ее  Питер  на  ломаном  иврите  и  открыл
дверцу.
     Воздух пустыни неподвижен и холоден, низкие колючие кустарники  пахли
шалфеем.
     - Шалом, - сказала ему женщина в открытое  окно  и  резко  развернула
машину. Свет фар упал на рощу финиковых пальм впереди, потом снова ушел  в
пустыню. Небольшая машина  набрала  скорость  и  двинулась  по  извилистой
дороге назад, туда, откуда они прибыли.
     Питер повернулся к ней спиной, позволяя  своим  глазам  привыкнуть  к
слабому освещению рогатой луны и белому блеску пустынных звезд.
     Через несколько минут он двинулся  по  тропе  через  пальмовую  рощу.
Здесь пахло дымом от костров, меж деревьев висел голубоватый туман.
     Где-то в глубине рощи жалобно заблеяла коза, послышался плач  ребенка
- должно быть,  лагерь  бедуинов  в  оазисе.  Он  пошел  в  ту  сторону  и
неожиданно оказался на открытой поляне, окруженной пальмами.  Земля  здесь
утоптана копытами множества животных, Питер слегка споткнулся, но  тут  же
восстановил равновесие.
     В центре поляны каменный парапет вокруг глубокого колодца  с  пресной
водой. Над парапетом примитивный блок и еще один темный  предмет,  который
Питер сразу не  узнал,  темный  и  бесформенный,  он  находился  на  самом
парапете.
     Питер осторожно  двинуля  к  нему  и  почувствовал,  как  сердце  его
подпрыгнуло: предмет пошевелился.
     Человек, в длинной  просторной  одежде,  касающейся  песчаной  почвы;
казалось, он плывет в темноте.
     Фигура сделала  несколько  шагов,  и  Питер  увидел,  что  голову  ее
покрывает монашеский капюшон из той же темной шерсти, и лицо  не  видно  в
темноте.
     - Кто ты? - спросил Питер, и  голос  резанул  его  собственный  слух.
Монах не ответил,  он  высвободил  одну  руку  из-под  широкого  рукава  и
поманил, потом повернулся и пошел по тропе в пальмовую рощу.
     Питер пошел за ним; ему  пришлось  идти  быстро,  чтобы  не  потерять
монаха из виду. Легкие городские туфли  не  предназначены  для  ходьбы  по
песку и каменным обломкам.
     Они вышли из рощи, и прямо перед ними, менее  чем  в  четверти  мили,
оказался утес, подобный черному каменному водопаду.
     Монах вел его по грубой, но хорошо утоптанной  тропе,  и  хотя  Питер
пытался сократить расстояние между ними,  он  понял,  что  для  этого  ему
пришлось бы бежать: монах под своей  просторной  рясой  казался  полным  и
неповоротливым, однако двигался легко и быстро.
     Они достигли утеса, тропа  зигзагами  начала  подниматься  под  таким
углом,  что  Питеру  пришлось  наклониться  вперед.  Поверхность   покрыта
глинистым сланцем и сухой землей, тропа  все  круче.  Потом  нога  ощутила
камень: пошли изношенные ступени в скале.
     С одной стороны вниз уходила пропасть, с другой словно  давила  стена
утеса, прижимая Питера к краю.
     А монах все время шел впереди, неустающий  и  быстрый,  шагал  он  по
древним ступеням тихо, и не слышно было  звуков  тяжелого  дыхания.  Питер
подумал,  что  человек  с  такой  выносливостью  и  массой   должен   быть
необыкновенно силен. Двигается он не так, как божий человек,  привыкший  к
молитвам. В  нем  уравновешенность  и  напряженность  бойца,  неосознанная
гордость и сила воина. У Калифа все  не  таково,  каким  кажется,  подумал
Питер.
     Они  поднимались  все  выше,  и  панорама   внизу   становилась   все
величественнее, огромная протяженность пустыни  и  гор  с  огромным  щитом
Мертвого моря, блестящего серебром при свете звезд.
     "Все царства мира и слава их..." - подумал Питер.
     Ни разу за время подъема они не останавливались  передохнуть.  Высоко
ли они, подумал Питер. Тысяча футов? Может, полторы тысячи? Сам  он  дышал
глубоко и ровно, совсем еще не устал, и легкий пот,  выступивший  на  лбу,
остывал на прохладном ночном возухе.
     Что-то показалось ему знакомым, и он принюхался к легкому запаху.  Не
очень ясно, но раз или два во время подъема он уловил этот запах.
     Питер обладал обостренным обонянием, присущим некурящим людям, запахи
и ароматы всегда имели для него особое значение. А этот запах важен, но он
не мог точно вспомнить его. Это его беспокоило, но  вскоре  слабый  аромат
поглотили более мощные запахи - запахи множества людей.
     Дых  кухонных  костров,  запахи  пищи  и  легкая  вонь  разложения  и
примитивной канализации.
     Давным-давно он видел фотоснимок древнего монастыря, построенного  на
вершине величественного утеса; вершину скалы покрывали пещеры и  подземные
кельи, над ними возвышались каменные стены, построенные  людьми,  умершими
тысячи лет назад.
     Но когда они преодолевали  последнюю  сотню  футов  крутого  подъема,
ускользающий запах продолжал тревожить Питера. Они неожиданно оказались  у
подножия каменной башни и мощной крепостной стены, в которую была  вделана
тяжелая   бревенчатая   дверь   двенадцати   футов   высотой,    усаженная
металлическими остриями.
     При их  приближении  дверь  распахнулась.  Показался  узкий  каменный
коридор, освещенный единственной лампой в нише.
     Питер прошел в ворота, и с обеих сторон к нему приблизились  еще  две
фигуры; он инстинктивно занял оборонительную стойку, но тут же спохватился
и стоял спокойно, с поднятыми руками,  пока  его  тщательно  обыскивали  в
поисках оружия.
     Оба человека одеты в боевые  цельные  комбинезоны,  у  обоих  ботинки
парашютистов. Головы прикрыты шерстяными шарфами; шарф  обматывает  рот  и
нос, видны только глаза. У каждого вездесущий автомат  "узи",  заряженный,
со взведенным курком.
     Наконец они, удовлетворенные, отступили, и монах повел  Питера  через
лабиринт узких коридоров. Где-то слышались  звуки  службы,  резкий  голоса
читающих  молитвы  на  греческом.  Эти  звуки  а  запах  горящего   ладана
становились все сильнее, и наконец монах ввел  Питера  в  огромную  тускло
освещенную церковь, вырубленную в скале утеса.
     В полутьме на деревянных скамьях  неподвижно  сидели  ряды  греческих
монахов, похожих на мумии. Их древние лица были прикрыты  густыми  черными
бородами.  Только  глаза  блестели.  как  камни  и  драгоценные   металлы,
украшавшие иконы на стенах.
     Запах благовоний стал подавляющим; в своем пении монахи ни на миг  не
споткнулись, когда Питер и его сопровождающий быстро  проходили  через  их
ряды.
     В непроницаемой тьме в глубине  церкви  монах,  казалось,  неожиданно
исчез, но  Питер,  подойдя  к  этому  месту,  увидел,  что  резная  скамья
отодвинута и за ней открывается темный тайный проход в стене.
     Питер осторожно двинулся по  нему.  Было  совершенно  темно,  но  под
ногами он ощутил невысокие гладкие каменные ступени и начал подниматься по
спиральной лестнице в скале. При этом  он  считал  ступени.  Из  оказалось
пятьсот, каждая примерно шести дюймов высотой.
     Неожиданно он снова вышел  на  холодный  воздух  ночной  пустыни.  Он
оказался на мощеном каменном дворе, под шатром ослепительно  ярких  звезд,
прямо впереди  вздымался  утес,  низкий  папапет  ограждал  уходящую  вниз
пропасть.
     Питер понял, что для свидания Калиф выбрал самое отдаленное  и  легко
защитимое место. К тому же тут оказались охранники.
     Они подошли - двое - и снова обыскали его, даже тщательнее,  чем  при
входе в монастырь.
     Пока они работали, Питер быстро осмотрелся. Мощеный двор, как  гнездо
орла, располагался на краю пропасти, окруженный  парапетом  в  пять  футов
высотой. Видны были овальные входы в пещеры в самом утесе. Вероятно,  сюда
удалялись монахи в поисках одиночества.
     На дворе видны были еще люди, в той же форме,  с  головами,  скрытыми
арабскими головными уборами. Двое  из  них  устанавливали  бакен  в  форме
пирамиды со вспыхивающим фонарем.
     Питер узнал  в  нем  сигнальный  огонь  для  самолета.  Нет,  не  для
самолета. Единственная машина, которая сможет сюда добраться, - вертолет.
     Итак, бакен долен привести сюда вертолет.
     Один из вооруженных охранников проверил пояс Питера, потянул за него,
чтобы убедиться, что в нем не скрывается нож.
     Потом отступил и сделал Питеру знак проходить.  У  входа  в  одну  из
каменных келий терпеливо ждал рослый монах.
     Питер, склонившись, прошел в низкий вход. Келья была тускло  освещена
керосиновой лампой, стоявшей в каменной нише над узкой кроватью.  У  одной
стены грубый деревянный стол, на другой единственное украшение  -  простой
крест.
     В скале высечена полка, на ней с десяток переплетенных в кожу книг  и
немного посуды. Есть также примитивное сидение.
     Монах указал на него, но сам остался стоять у входа  в  келью,  сунув
руки в глубокие карманы рясы, отвернувшись, хотя лицо его по-прежнему было
скрыто капюшоном.
     Наступила  полная  тишина,  но   тишина   напряженная,   электрически
заряженная.
     Неожиданно  Питер  снова  уловил  знакомый  запах,  здесь,  в  грубой
каменной келье, и с легким шоком узнал его. Запах исходил от монаха.
     Он сразу понял, кто этот человек, и это знание вызвало  на  мгновение
замешательство.
     И тут же, словно после щелчка хорошо смазанного замка, все встало  на
место. Теперь он знал.
     Он узнал запах дорогих голландских сигар и  пристально  посмотрел  на
монаха.
     Послышался звук, словно биение крыльев насекомого о стекло  лампы,  и
монах чуть наклонил голову, вслушиваясь.
     Питер измерял расстояние, время, взвешивал возможности.
     Монах, пятеро вооруженных во дворе, приближающийся вертолет...
     Самый опасный монах. Теперь, когда Питер знал, кто он, он знал также,
что перед ним один из самых высокотренированных бойцов, человек, с которым
ему вряд ли сравниться.
     Пятеро во дворе.... Питер неожиданно понял. Их там  не  будет.  Очень
просто. Калиф не допустит, чтобы его увидел кто-то, кроме самых доверенных
помощников и тех, кому предстоит умереть. Монах уже отослал их.  Они  ждут
недалеко, но им потребуется время, чтобы принять участие в событиях.
     Остаются  только  монах  и  Калиф.  Питер  знал,  что  приближающийся
вертолет несет на свидание Калифа. Теперь, судя по звуку,  вертолет  прямо
над головой. Внимание  монаха  приковано  к  нему.  Питер  видел,  как  он
повернул голову под капюшоном. Впервые он утратил бдительность.
     Звук изменился: пилот изменял  скорость  вращения  ротора,  собираясь
посадить  вертолет  на  маленькую  каменную  площадку   двора.   Вспыхнули
посадочные  огни  безжалостным  ярким  светом  и  осветили   через   дверь
внутренность кельи.
     Поднялась  пыль,  бледными  клубами  проникла  в   келью,   и   монах
шевельнулся.
     Он подошел к двери  и  выглянул,  на  мгновение  отвернув  от  Питера
укрытое тканью лицо.
     Этого момента ждал Питер, все его тело было напряжено, как шея гадюки
перед броском. В то мгновение как монах отвернулся, Питер  бросился  через
келью.
     Ему предстояло преодолеть  десять  футов,  и  гром  ротора  вертолета
заглушал остальные звуки, но какой-то инстинкт бойца предупредил монаха, и
тот повернулся навстречу Питера. Голова под капюшоном защитно  опустилась,
и Питеру пришлось изменить направление удара. Он не мог  больше  целить  в
шею и выбрал правое плечо для удара. Рука  его  была  тверда,  как  лезвие
топора, и он ударил монаха в плечо, туда, где шея соединяется  с  плечевой
костью. Питер слышал, как треснула ключица, этот резкий звук перекрыл  шум
вертолета.
     Левой рукой Питер  схватил  поврежденную  руку  монаха  за  локоть  и
свирепо дернул, так что один край сломанной кости  заскрежетал  о  другой,
края перелома разрезали плоть, и монах  закричал,  согнувшись  и  стараясь
облегчить невыносимую боль в плече.
     Шок парализовал его, и большое  мощной  тело  расслабилось  в  хватке
Питера.
     Используя всю свою силу и инерцию прыжка, Питер ударил монаха головой
о дверной косяк, череп с глухим стуком ударился о камень, и рослый человек
упал лицом на каменный пол.
     Питер быстро оттащил его в  сторону  и  задрал  полы  рясы.  Под  ней
ботинки парашютиста и синий комбинезон "Тора". На поясе  голубая  сталь  и
каштановая рукоять мощного браунинга  в  быстро  расстегивающейся  кобуре.
Питер достал оружие и взвел курок быстрым движением левой руки.  Он  знал,
что пистолет заряжен разрывными пулями "велекс".
     Складки капюшона упали с головы Колина Нобла, широкий добродушный рот
расслабленно раскрыт,  карие  глаза  остекленели  от  сотрясения,  большой
крючковатый нос профессионального воина - все хорошо знакомые черты, такие
близкие и дорогие черты лица друга.
     По лицу Колина текла кровь, спускалась по подбородку и за ухом, но он
был в сознании.
     Питер приставил к  его  переносице  ствол  браунинга.  Пули  "велекс"
расколют ему череп. В эти отчаянные секунды с Питера свалился парик, и  он
увидел, что Колин узнал его.
     - Питер! Нет! - отчаянно прохрипел Колин. - Я Цветок Кактуса!
     Питер исыптал  сильный  шок.  Ощутил  под  пальцем  курок  браунинга.
Несколько мгновений держал пистолет, потом отвернулся и выскочил в  дверь,
оставив Колина лежать на каменном полу кельи.
     Вертолет садился на площадку двора. Это был  пятиместный  "Белл  Джет
Рейнджер", выкрашенный в синие и золотые тона "Тора", с эмблемой "Тора" на
борту и надписью:
     ТОР КОММЮНИКЕЙШНЗ.
     За приборами управления пилот, и еще один человек - он уже  вышел  из
кабины и двигался к входу в келью.
     И хоть  он  вдвое  согнулся,  чтобы  уберечься  от  потоков  воздуха,
поднятых винтом вертолета, невозможно было не узнать  эту  мощную  фигуру.
Ветер взъерошил львиную гриву над благородной головой, и  посадочные  огни
ярко осветили его, как  центральный  персонаж  шекспировской  трагедии,  в
самой фигуре выразилась сила и подавляющая мощь.
     Выйдя из-под вращающегося ротора, Кингстон Паркер выпрямился  и  одно
напряженное мгновение смотрел на Питера. Без  парика  он  мгновенно  узнал
его.
     Он стоял, как старый загнанный лев.
     - Калиф! - хрипло крикнул Питер, и последние  его  сомнения  исчезли:
Кингстон Паркер повернулся, невероятно быстро для такого рослого человека.
Он почти добрался до кабины вертолета,  прежде  чем  Питер  успел  поднять
браунинг.
     Первый выстрел попал Паркеру  в  спину  и  бросил  его  в  каюту,  но
пришелся он слишком  высоко  и  ушел  вправо.  Питер  знал,  что  рана  не
смертельна. А вертолет уже быстро поднимался, вращаясь на оси.
     Питер пробежал двадцать футов и вскочил на каменный парапет. Вертолет
находился над  ним,  его  белое  брюхо  раздулось,  как  у  акулы-людоеда,
посадочные огни ослепляли Питера. Он висел над пропастью.
     Питер взял браунинг в обе руки и принялся стрелять  прямо  вверх,  по
баку с горючим в задней части фюзеляжа, где фюзеляж соединяется с  длинным
тонким хвостом. Он стрелял разрывными пулями, отдача била его  по  руке  и
отдавалась в плече.
     Он видел, как  пули  "велекс"  прорывают  тонкий  металл,  но  машина
продолжала подниматься, а он считал выстрелы. Браунинг почти пуст.
     Одиннадцать, двенадцать - и тут неожиданно небо над  ним  заполнилось
пламенем, порыв воздуха ударил в камень под ногами.
     Вертолет  перевернулся  вверх  дном,   окруженный   ярким   пламенем,
двигатель испустил предсмертный вопль, и машина начала падать в  пропасть,
горя при этом. В пропасть, на краю которой стоял Питер.
     Питер начал поворачиваться во двор  и  увидел,  что  тот  заполняется
вооруженными людьми.
     Люди "Тора", лучшие из лучших, он  сам  тренировал  их.  В  браунинге
оставался  один  патрон.  Питер  знал,  что  не  прорвется,  но  попытался
продвинуться к лестнице - единственному возможному выходу.
     Побежал по парапету  стены,  как  акробат  по  веревке,  и  выстрелил
последним патроном, чтобы отвлечь внимание преследователей.
     Пролетевшая рядом с головой  пуля  на  мгновение  ошеломила  его,  он
вздрогнул и потерял равновесие. Начал падать, уклоняясь от края  пропасти,
и тут пули начали рвать его тело.
     Он слышал глухой резиновый звук, с каким они  входили  в  его  плоть,
словно боксер тяжелого веса ударил по  резиновой  груше,  и  начал  падать
через край стены в бездонную ночь.
     Он думал, что будет падать бесконечно долго, на  поверхность  пустыни
далеко внизу, гдде погребальным костром Калифа горел вертолет.
     Но под парапетом в десяти футах оказался узкий выступ, и здесь  вырос
колючий куст. Питер упал в него, и шипы впились в его тело и одежду.
     Он повис над пропастью, и чувства начали покидать его.
     Последнее, что он помнил, был крик Колина Нобла:
     - Не стрелять!
     И Питер с головой погрузился во тьму.


     Во тьме случались ясные  мгновения,  разделенные  вечностями  боли  и
кошмарных искажений разума.
     Он помнил, как его заносили в самолет - он лежал на носилках  "Тора",
прочно привязанный и спеленутый, как новорожденный.
     Помнил он и салон "лира" Магды Альтман. Он узнал раскрашенный вручную
потолок кабины. Над ним  висели  бутылочки  с  плазмой,  кровь  рубинового
цвета, как прекрасный кларет в  хрустальном  бокале;  опустив  взгляд,  он
увидел трубки, ведущие к иглам, а иглы - в  венах.  Но  он  ужасно  устал,
усталость, казалось, раздавила ему душу, и от  этой  усталости  он  закрыл
глаза.
     Когда снова открыл их,  увидел  над  головой  потолок  коридора.  Его
быстро везли по этому коридору. Он узнал скрип колес операционной тележки.
Негромкие голоса говорили по-французски, а бутылочку  с  прекрасной  яркой
кровью держала над ним длинная стройная рука, которую он хорошо знал.
     Он слегка повернул голову и увидел на самом краю поля зрения  любимое
лицо Магды.
     -