л заботливо обернут папиросной бумагой.
   - В восемь, - повторил Троепольский.
   В восемь  уже  приехала  милиция,  и  майор  Никоненко,  изображавший
деревенского дурачка, уже прикидывал, не упечь ли  ему  Троепольского  в
кутузку.
   Значит, Полька. Девушка в  очках  и  джинсах.  Полька  приходила  тем
вечером к Феде, ошиблась квартирой, как и он сам.
   Значит, Полька.
   Но почему?! И зачем?! Зачем?!
   - А... больше никто не приходил?
   - Так вы приходили!
   - Это я знаю. Только та девушка и я. Больше никого не было?
   - А что? Мало?
   - Да не мало!
   - Не было никого!
   - Спасибо, -  поблагодарил  вежливый  Троепольский,  которому  больше
всего на свете хотелось чем-нибудь бросить в алюминиевую шашку,  которая
болталась посреди квадратного ковра. Например, утлым столиком на колесах
- так, чтобы все разбилось, разлетелось, ударило по стенам, как взрывной
волной. И чтобы темные чары разлетелись в голове, и все стало, как  было
до сегодняшнего дня, когда он понял, что она утащила у него из  квартиры
договор, и не сказала ему ни слова, и посмела быть такой, как раньше!
   Зачем она к нему приезжала? Чтобы убить? Ударить по голове, так чтобы
череп почти раскололся надвое?! Зачем?!
   - Если я покажу вам фотографию этой... женщины, вы ее узнаете?
   - Какой женщины?
   - Которая к вам приходила?
   - Да узнает, узнает, - неожиданно вступил Вова,  -  она  у  нас,  как
собачка сторожевая, всех знает, все видит. Давай. Где фотография-то?
   Но у Троепольского не было  с  собой  Полькиной  фотографии.  У  него
вообще не было  никаких  фотографий.  Прошлое  его  не  интересовало,  а
фотографии бывают только в прошедшем времени.
   Он выбрался от Вовы, Натали  и  Максима  Галкина,  засевших  в  одной
квартире, и побрел по лестнице пешком, потому что у  него  не  было  сил
ждать лифта, и он представить себе не мог, что сейчас окажется  один,  в
тесной пластмассовой  клетке,  и  ничего  не  останется,  только  биться
головой о запакощенные пластиковые стены и двери - а как же иначе?..
   Все сходится. Шарон  Самойленко  сказала  ему,  что  Полина  приехала
вечером, а за собакой Гуччи он отпустил ее утром - времени  хватило  бы,
чтобы слетать в Нью-Йорк! Сизова тоже не было на месте,  а  Троепольский
был уверен, что тот на работе.
   Что они все с ним делают?! И за что ему это?!
   Стало совсем темно, и, когда Троепольский  открыл  подъездную  дверь,
оказалось, что мокрый снег летит с близкого неба, а все кругом уже бело,
и не видно ни людей, ни крыш, ни машин, и собственная рука  с  сигаретой
теряется в снежной пляске, и во всем этом, правда, было что-то от  конца
света.
   Давно пора купить машину. Сейчас забрался бы в теплое, сухое,  уютное
нутро, включил печку, уселся, нахохлившись, как воробей, но от того, что
машина защищала бы его со всех сторон,  окружая  железным  непробиваемым
панцирем, он,  может  быть,  успокоился  бы  чуть-чуть,  перестал  ждать
катастрофы и все думать - господи, почему ты ничем мне не  помог,  я  же
тебя просил!
   Сигарета  пахла  как-то  странно,  и  он,  вдруг  взглянув  на   нее,
неожиданно обнаружил, что  она...  розовая.  У  него  отродясь  не  было
никаких... розовых сигарет. Он полез в карман, извлек квадратную твердую
пачку и посмотрел.
   Ну, конечно. "Собрание".
   Сигареты Полины Светловой. Она оставила их у него в  квартире,  а  он
утром прихватил. Розовая - это еще что! Там есть еще зеленые, фиолетовые
и желтые, радуга-дуга просто!
   Тут неожиданная мысль поразила Троепольского. То есть на  самом  деле
поразила, как поражает удар молнии. Кажется, он даже слышал  этот  самый
удар где-то над головой. Приставив  ладонь  козырьком  к  глазам,  чтобы
как-то защититься от снега, который лепил в лицо, он посмотрел вверх,  а
потом побежал в соседний подъезд. Дверь была открыта, кодовый  замок  не
работал.
   Как только разошлись двери лифта, он  кинулся  к  банке  с  окурками,
которая была прикручена проволокой к прутьям лестницы. На Федину дверь с
белой бумажкой, наклеенной поперек, он старался не смотреть.
   Из банки отвратительно воняло, и слой окурков казался утрамбованным и
плотным, но Троепольский, морщась от отвращения, все-таки раскопал  его.
Вряд ли кто-то на этой лестничной площадке регулярно покупал "Собрание",
сорок пять рублей пачка. Полина, если  тут  все-таки  была  именно  она,
вполне могла и не курить на лестнице,  но,  скорее  всего,  курила,  она
всегда много курит, когда нервничает, а тогда она, конечно,  нервничала,
потому что вряд ли возможно не нервничать, когда собираешься сделать то,
что собиралась сделать она...
   Фиолетовый с золотом окурок оказался  в  банке  -  один-единственный.
Троепольский посмотрел на окурок, и его сильно затошнило, как  тогда,  в
Федькиной квартире. Он  стремительно  поднялся  с  корточек,  перешагнул
через окурки и дернул на себя оконную раму. Посыпалась  какая-то  труха,
скрученные лепестки  старой  краски  полетели  шелестящим  дождиком,  он
дернул еще раз и открыл.
   Снег колыхался прямо перед глазами, плотная, густая масса.  Он  дышал
глубоко, считал вдохи и выдохи. Лицо моментально стало мокрым.
   Значит, Натали ничего не перепутала, и Полина  на  самом  деле  здесь
была. Значит, значит...
   Он должен с ней поговорить. Немедленно.  Сейчас  же.  Он  должен  все
выяснить, пока не поздно.
   Впрочем, давно уже все поздно.
 
*** 
 
   В конторе был некоторый переполох и раздавался странный шорох, словно
по коридору двигались крысы, Шуршали хвостами.
   - Что случилось?
   - Приехали и вас дожидаются,  -  доложила  Шарон  Самойленко.  -  Уже
давно.
   - Кто?
   - Там вон.
   - Кто?!
   - На диване сидят.
   Троепольский решил, что прибыл майор Никоненко, чтобы посадить его  в
тюрьму. А что такого?
   Никаких других подозреваемых у него нет, и кандидатов в подозреваемые
нет, и кандидатов в кандидаты нет, а Троепольскому туда и дорога.
   На  диване  не  было  никакого  майора  Никоненко.  На  диване  сидел
худенький, бледный до зелени юноша с волосами до пояса,  заплетенными  в
многочисленные косицы, в рубище и широченных штанах.
   Троепольский понятия не имел, кто это.
   - Здравствуйте.
   Юноша поднял на него  утомленные  глаза,  словно  коричневой  краской
обведенные то ли усталостью, то ли нездоровым образом  жизни,  и  лениво
пробормотал:
   - Здорово!
   У Арсения Троепольского имелось человек двадцать знакомых, которые на
его приветствие могли ответить  "здорово!",  но  юноша  в  их  число  не
входил.
   - А вы кто?
   - А ты чего? Не знаешь меня, что ли? Троепольский вдруг развеселился.
   - А должен?
   - Ну... - Юноша на некоторое время серьезно задумался. - ...вообще-то
должен. Ты же еще не очень старый.
   - Я? - удивился Троепольский. - Я не очень. А что?
   - А то, что раз не старый, то должен знать.
   - Понятно, - кивнул Арсений, обошел диван и скрылся в своем кабинете.
Юноша ему надоел.
   Он бросил портфель, сунул куртку в шкаф и уже стянул ботинки, которые
промокли насквозь, пока он ловил машину, когда на пороге показался юноша
из приемной. Помимо рубища, на нем были еще и вериги -  поперек  впалого
живота, и на заднице тоже что-то болталось, позвякивало. Вид у юноши был
слегка удивленный.
   Троепольский сунул ноги в кроссовки и мельком глянул на посетителя.
   - Я вообще-то к тебе, - сообщил юноша  доверительно,  -  говорят,  ты
сайты классно делаешь. Правду говорят или гонят?
   Троепольский пожал плечами, повернулся в кресле  и  нажал  кнопку  на
селекторе.
   - Варвара!.. Прощу прощения. Шарон.  Принесите  мне  кофе  и  найдите
Светлову. Где она?
   - Уехали они, - пропищал селектор, -  как  приехали,  так  и  уехали,
потому что разбили свои очки.
   Троепольский насторожился -  что  такое  происходит?  Вчера  очки  ей
разбил кто-то, напавший на нее, сегодня она сама?! Чушь какая-то!  Из-за
этих очков она в шесть часов утра уехала от него, не согласившись  взять
его очки, и вот опять уехала, теперь с работы?!
   Однако мысль о том, что был кто-то, ударивший ее, вопреки всему,  что
он узнал, успокоила его. Если во всем виновата  она  одна,  кто  мог  ее
ударить? Значит, не одна, значит, есть еще кто-то, значит, есть какое-то
"разумное объяснение" фиолетовому окурку с золотой полоской и тому,  что
поклонница многочисленных талантов Максима Галкина именно ее  видела  на
площадке Фединого дома!
   - Так чего сайт?..
   - А чего сайт?
   - Сделаешь?
   - Кому?
   Тут юноша начал проявлять первые признаки нетерпения:
   -  Как  -  кому?!  Мне  нужен  сайт.  Только  хороший,  а  не   мусор
какой-нибудь! Ну чего? Сделаешь? Все говорят - есть один чувак, он сайты
классные лепит, хоть и бабок много дерет, а мне как раз надо классно,  а
бабки не вопрос на самом деле.
   Тут в комнату  вскочила  Шарон  Самойленко  с  подносом.  Поднос  она
плюхнула перед Троепольским - звякнули блюдца и ложечки - и  повернулась
к юноше.  На  лице  у  нее  был  написан  небывалый  восторг,  сменивший
привычную кислую мину.
   - Автограф дадите?
   При слове "автограф" Троепольский почувствовал себя  неуютно.  Может,
это и есть Максим Галкин, а он, Троепольский, просто  что-то  пропустил,
перепутал и недоучел?
   Юноша моментально сделал скучное  лицо,  тряхнул  косицами  и  что-то
размашисто начертал на листочке, подсунутом Шарон.
   - Как зовут?
   - Меня? - задушенным голосом пискнула Шарон.
   - Тебя, кого же!
   - Шарон.
   - Красиво, - похвалил юноша и еще  что-то  черкнул,  очевидно,  сверх
нормы, потому что Шарон немедленно засияла от счастья, прижала  листочек
к груди и посмотрела на юношу  с  любовью  и  сверху  вниз  -  она  была
значительно выше его ростом. Троепольский пил кофе.
   - Так чего? - опять спросил юноша, освободившись от Шарон. - Сделаешь
мне сайт?
   - А ты кто?
   - Не знаешь?! - не поверил  тот.  Троепольский  отрицательно  покачал
головой. Тогда юноша выдвинулся на середину комнаты, выставил два пальца
правой руки, как-то  боком  подпрыгнул,  выпятил  живот,  как  младенец,
собирающийся заорать, дернулся и сделал странный жест чуть ниже пояса.
   Очевидно, так он объяснял Троепольскому, кто он  такой.  Троепольский
смотрел с интересом, даже закурить забыл.
   - Опять родители с утра на даче, - провозгласил  юноша  неожиданно  и
притопнул по ковру, - но это совсем  ничего  не  значит!  Опять  с  утра
наступила жара, и все бу-дет хуже, чем вче-ра, а завтра  все  то  же,  и
кверху брюхом кругом лежат дохлые мухи!
   Тут  он  повернулся  вокруг  своей  оси,  косы  взметнулись,   рубище
взметнулось, цепи зазвенели, вериги зазвенели тоже.
   Троепольский перестал пить кофе.
   - Кончай сидеть в тишине квартиры, ведь по  природе  ты  за-ди-ра.  -
Опять дивный жест сверху вниз, а потом снизу вверх. - Иди тусуйся и пиво
пей  и  ни  о  чем  никогда  не  жалей!  Кругом  такая  суета,  а  жизнь
исклю-чи-тельно проста!
   И он  опять  притопнул,  и  повернулся,  и  открыл  было  рот,  чтобы
продолжить причитания, но Троепольский больше слушать не желал.
   - Ты что? - перебил он, и юноша  замер  от  удивления.  Должно  быть,
никто и никогда его раньше не перебивал. - Читаешь рэп?
   - Я не читаю, - обиделся юноша, - я пою. Я Бенцл. Ты меня  не  узнал,
что ли?
   Троепольский признался, что не узнал.
   - Ну, так это я, и мне сайт нужен. Сделаешь сайт, чувак?
   Троепольский сказал, что не делает сайтов... эстрадным звездам.
   - Да ладно тебе, чувак! Ну, им не делаешь, а мне  сделай!  Да  я  сам
попсу ненавижу, ты же знаешь! Ну, вот если есть козлы, так это  те,  кто
попсу гонит и еще кто на радиостанциях сидит!  Ну  ничего  не  понимают,
сколько раз говорил я им, что надо меня ставить, меня, а они!..
   - Что, - поинтересовался Троепольский, - не ставят?
   - Да нет же, мать их! В формат, говорят, не попадаешь, а  это  значит
песец, когда не попадаешь. Говорят, мелодии у тебя нет никакой, и вообще
рэп лучше всего  негры...  того...  поют.  А  из  тебя,  говорят,  какой
негр-то, блин?!
   - На негра ты не похож, - согласился Троепольский.
   - А я, ты понимаешь, чувак, я искусством занимаюсь, а не какой-то там
туфтой! Для меня  самое  главное...  Вот  знаешь,  что  для  меня  самое
главное?
   - Что?
   - Добро, - провозгласил юноша и погладил  свой  худосочный  живот,  -
добро для меня самое главное! У меня все стихи про добро!
   - А не про дохлых мух разве? - усомнился Троепольский.
   - Да не, мухи - это так, для рифмы, а потом, в этом тоже что-то есть,
да, чувак? Ну, образ, сила, настроение, а? В стихах-то ведь что главное?
   - Что?
   - Настроение! А я мух вообще не бью, потому что их  создал  не  я,  а
бог, так как же я могу убить то, что создал бог?
   - Не знаю, - признался Троепольский.
   - А вот все, что не для души пишется,  а  для  денег,  это  все  лажа
полная, ты ж понимаешь! Настоящему художнику на деньги плевать  тридцать
раз!
   Тут в кабинет, где Троепольский содержательно беседовал  с  настоящим
художником,  вдвинулся  квадратный  громила  в  черном  пиджаке,  черных
брюках, черных очках, несмотря на грянувшие с утра пораньше  сумерки,  и
сказал каменным басом заискивающе:
   - Дмитрий Петрович, это вас, - и протянул художнику телефон.
   - Прости, это моя охрана, ты ж понимаешь,  -  скорчил  рожицу  юноша,
подбежал к черному и выхватил у него телефон. - Да. Да. Чего  еще?  Нет.
Не отменяй. А сколько билетов продали? А на разогреве кто? Ну и  хрен  с
ними! Мало! Мало, говорю! А то, что  мне  бабки  надо  отбивать!  Какая,
блин, реклама?! Где она, реклама эта?! Да он вообще какой-то больной  на
голову, я ему говорю, а он мне... Что? А, ну ладно!
   Он нажал кнопку, помахал телефоном в сторону громилы, и тот ловко его
подхватил. Юноша тотчас же замахал на громилу освободившимися  руками  и
чуть не вытолкал его за дверь.
   - Ты приходи на мой концерт, - пригласил юноша и сделал гостеприимный
жест, опять почему-то показавшийся Троепольскому не слишком приличным, -
я своему директору скажу, он тебе билеты пришлет. У нас сольник будет  -
вау! Приходи с девушкой. У тебя есть девушка?
   - Нет, - неожиданно признался Троепольский.
   - Что это ты так, старик? Или ты гомик?
   - А ты?
   - Я нет.
   - И я нет.
   - Тогда приглашай любую! Секретарша у тебя первый сорт, старик!
   Троепольский сидел и думал - что такое с ним  происходит?  О  чем  он
разговаривает?! С кем он разговаривает?!
   - Вот я про любовь недавно сочинил,  старик,  ты  послушай.  -  Юноша
опять выбежал на середину комнаты, приставил два растопыренных пальца  к
глазам, присел и стал волнообразно изгибаться. - Для любви  всегда  есть
место в судьбе, потому что это то, что я дарю тебе, твоя  мама  считает,
что я придурок, а мне плевать, как на этот окурок!
   Троепольский покатился со смеху.
   - Ну, как тебе стишата?
   - Экстаз, - похвалил Троепольский, перестав смеяться.
   - Меня недавно какие-то  отморозки  чуть  не  побили,  -  похвастался
юноша. - Потому что у меня волосы длинные, потому что я несу добро и еще
потому что я кришнаит.
   - Ты подолгу и с интересом рассматриваешь свой пупок?
   - Почему?..
   - А чем еще занимаются кришнаиты?
   - Ты не знаешь, старик?! - поразился  юноша.  -  Так  я  тебе  сейчас
расскажу, это классно, старик! Меня посвятил Джахангор, его Толей раньше
звали, а теперь он Джахангор, и он самый крутой чувак во всем этом деле!
   - А разве не Кришна самый крутой чувак во всем этом деле?
   Тут юноша посмотрел на Троепольского подозрительно.
   - А ты что? Тоже кришнаит? Или буддист?
   - Боже сохрани, - быстро сказал Троепольский, - мне некогда.
   - Ну чего? - спросил вдруг погрустневший юноша:
   - Сделаешь сайт?
   - Я дорого беру.
   - Да ладно! Скинешь мне чего-нибудь!
   - Не скину. Я делаю или за деньги, или бесплатно. Если за деньги,  то
всем одинаково. Ты уж меня прости. А потом, для тебя  деньги  ничего  не
значат, я правильно понял?
   - Правильно, - согласился юноша кисло. - А когда сделаешь? Быстро?
   -  Быстро  тоже  не  сделаю,  старик,  -  еще  больше  расстроил  его
Троепольский. - Я, сам понимаешь, самый крутой чувак в этом деле, хоть и
не буддист. Если быстро, будет отстой, а мне фуфло гнать неохота, у меня
эта самая, старик, репутация  которая.  Она,  блин,  времени  требует  и
вдумчивости. Ну как? Догоняешь?
   - До... гоняю, - признался юноша с некоторой запинкой.
   - Ну, ты молоток, старик.  А  насчет  бабок,  тебе  секретарша  прайс
подкинет, ты почитаешь на досуге. Или директор почитает, если он у  тебя
грамотный.
   - Грамотный вроде.
   - Тогда он тоже молоток. Ну чего? Все? Тогда бывай здоров, старик.
   - Бывай, - эхом повторил юноша, постоял еще немного в  растерянности,
потом подтянул свои необыкновенные штаны, шмыгнул  носом  и  поплелся  к
двери.
   - Так я тебе звякну, - сказал он с порога.
   - Звякни, - разрешил Троепольский.
   Он уже смотрел в монитор, пальцы летали по клавиатуре,  экран  мигал.
Во всем этом было какое-то шаманство, Троепольский и сам это понимал.
   Ровно через три секунды он забыл  про  юношу  навсегда  -  как  будто
собственные  проблемы,  выстроившись  железным  клином,   вытеснили   из
сознания все остальные мысли. Зато он вспомнил, что Полины Светловой  на
месте нет.
   Он отшвырнул от себя клавиатуру и секунду подумал. Потом нажал кнопку
на селекторе.
   - Где Сизов?
   - Так у себя. Как с утра приехали,  так  у  себя  и  сидят.  Да,  еще
Лаптева вам звонили. Просили перезвонить.
   Он не стал перезванивать - слишком многое пришлось бы объяснять, а он
совсем не был к этому готов.
   Что он может ей объяснить?! Что сегодня утром выяснилось, что в  день
Федькиной смерти к нему  приезжала  Полина  Светлова,  лучшая  Варварина
подруга и его собственная бывшая любовница? Что вчера  кто-то  избил  ее
прямо в конторе, и  это  самое  отрадное  из  всего,  что  случилось  за
последнее  время,  потому  что  хотя   бы   косвенно   подтверждает   ее
непричастность? Что он до сих пор не нашел ни одного конца,  за  который
можно было бы потянуть, чтобы  распутать  весь  клубок,  как  говаривали
великие сыщики в детективных романах? И что он вообще не уверен, что это
клубок, это вполне может быть бомбой, и тогда тянуть  за  что-нибудь  не
просто опасно, а грозит чудовищной катастрофой?!
   Он еще посидел перед мерцающим монитором.
   Разговаривать с Сизовым нельзя. Его тоже не  было  в  конторе  в  тот
поганый день, и неизвестно, где он был. С ним нельзя разговаривать, пока
не выяснится,  где  именно  он  пропадал.  Ужасно  никому  не  доверять,
особенно когда к этому не привык.
   И работа, работа!.. Он совсем забросил  дело,  чего  не  было  с  ним
никогда в жизни, а теперь!..
   Он снова нажал кнопку и спросил злобно:
   - Светлова когда обещала приехать?
   - Сказали, что моментально. Только туда и обратно.
   - Куда "туда"?! Куда "обратно"?!
   - А вы на меня не  кричите,  Арсений  Михайлович!  Я  вам  не  личная
прислуга, а квалифицированный работник!
   Тут он вдруг вспомнил, что у Полины есть мобильный, и рявкнул:
   - Позвоните ей на мобильный, быстро! И соедините меня  с  ней!  Прямо
сейчас!
   Что-то такое было у него в портфеле, о чем  он  думал  еще  утром,  а
потом забыл. Перегнувшись в кресле, он подтянул к себе портфель и стал в
нем копаться. Все время попадались какие-то бумаги, которые были важными
и нужными еще несколько дней назад, а теперь оказалось, что  все  это  -
пустое.
   Разрисованная маркером распечатка звонков  лежала,  как  водится,  на
самом дне. Троепольский дернул ее так, что она порвалась на середине,  и
разложил на столе.  Незнакомый  номер  был  в  нескольких  местах  жирно
обведен  красным.  Все  остальные  были  вычеркнуты  -  синим,  зеленым,
фиолетовым, даже черным. Полина Светлова все умела делать как-то не так,
как все. Вот, например, вычеркивать телефонные номера.
   Косясь в распечатку, Троепольский быстро и сердито набрал  обведенный
красным номер.