много - дороги, дома, машины, крыши и снег, летящий из  низких
и плотных туч, желтые стены, антенны, углы и снег, снег...
   - Стекло не открывается, - проинформировали его сзади. - Разбить  его
тоже нельзя.
   - Я и не собирался его бить, - пробормотал Троепольский.
   - Вы что-то слишком... пристально смотрите. Он оглянулся. Зоя  Ярцева
медлила  на  пороге,  будто  специально,  чтобы  Троепольский   мог   ее
рассмотреть.
   Он рассматривал и думал, как он ошибся. Опять. Опять ошибся.
   Почему-то ему представлялось, что она похожа на всех остальных девиц,
в  разное  время  присутствовавших   в   Фединой   жизни.   Девицы   эти
разнообразием не отличались - губы алые, веки со стрелками,  колготки  в
сеточку, юбки в любое время года, дня и  ночи  отрезаны  точнехонько  по
ягодицы, бюст никуда не помещается. Красота.
   На фотографиях она была в толстой куртке и нелепой шапочке, ни бюста,
ни молочных коленок.
   Пока  он  ее  рассматривал,  она  стояла  совершенно  спокойно,  даже
безучастно. Только  усмехнулась,  когда  он  скосил  глаза,  и  спросила
холодно:
   - Повернуться? Или так сойдет?
   - Так сойдет.
   Она оказалась не слишком высокой,  и  деловой  костюм  сидел  на  ней
идеально, словно специально был сшит - или он и был сшит?  Стрижка  чуть
ниже  ушей  -  волосок  к  волоску,  концы  подвернуты  вниз.  Туфли   -
Троепольский скосил глаза - лакированные, на шпильке.
   Невозможно представить себе никого, более Феде не подходящего.
   Троепольский не нашелся, что сказать. Опять.
   - Вы... правда знали Федора Грекова?
   Она  вошла  в  комнату  и  осторожно,  словно  контролируя  несложное
движение, прикрыла дверь.
   - Садитесь.
   - Спасибо.
   Она обошла стол и села в черное кресло с высокой спинкой.
   - А вы... правда были его начальником?
   - Да. То есть я... формальный начальник. Мы начинали втроем  -  Федя,
Гриша Сизов и я. Потом как-то так получилось, что я стал... начальником.
   - Понятно.
   - А вы здесь тоже начальник?
   Она усмехнулась совершенно хладнокровно.
   - Я продавец.  Я  здесь  единственный  человек,  который  знает,  как
продавать то, что здесь производится.
   - А что здесь производится? Макеты гидроузлов?
   - Зря вы иронизируете. Технологии есть технологии,  их  вполне  можно
продавать, и успешно, только нужно уметь. Я умею. Может, чаю? Или  кофе?
Только кофе растворимый, а Федька говорил, что растворимый вы не  пьете.
Его это очень веселило.
   - Почему веселило?
   Она улыбнулась вполне безмятежно.
   - Он все время вспоминал, как десять лет назад у вас не было  ничего,
даже стульев, на полу сидели в вашей  квартире,  и  компьютер  вы  брали
взаймы. А потом вам брат его из Америки  прислал,  и  вы  его  не  могли
получить на таможне. А теперь вы кофе растворимый не  пьете.  Смешно.  -
Зоя опять улыбнулась и посмотрела в окно.
   - Это что, - сказал Троепольский неторопливо, - я еще всем  врал  про
заказчиков.
   - Как?
   - Не было у нас никаких заказчиков. Сайты были никому не нужны, никто
не понимал, что это такое. Я придумал фирмы, людей, сделал  им  визитки,
договоры, макеты сайтов. Ничего этого не было на  самом  деле,  сплошные
мертвые души. Но все верили. И с этого все началось.
   - Я думала, что из вас троих авантюрист только Федор.
   - Не-ет, - возразил Троепольский энергично, и она даже засмеялась.
   Он пока ничего не понимал. На вид она была  совершенно  хладнокровна,
наманикюренные пальчики  бесстрастно  заложили  за  ухо  светлую  прядь.
Мобильный телефон  внезапно  грянул  первые  такты  симфонии  соль-минор
Моцарта, Зоя порылась среди  бумаг,  отыскала  аппаратик,  посмотрела  в
окошечко и нажала кнопку - выключила.
   ...Может, они с Федей в шашки по вечерам играли, в духе американского
сериала "Друзья"?
   Если так, значит, опять ему не повезло. Бедный Федька.
   - Что вы хотели у меня спросить?
   - Когда вы видели его в последний раз?
   - Ну да, - спокойно сказала она, - конечно. А  где  я  была  в  вечер
убийства, вы тоже спросите?
   - Спрошу.
   Она поднялась, за спиной у него  прошла  за  стойку  с  фикусом.  Там
обнаружился столик с белым чайником, пепельницей и чашками. Зоя опустила
в чашку пакетик и налила из чайника.
   - Вы курите?
   - Конечно.
   Она поставила перед ним пепельницу и вернулась за стол.
   Троепольский вдруг подумал, что она специально выбрала такую позицию.
Она здесь хозяйка. Он посетитель, причем навязавшийся  почти  против  ее
воли.
   - В последний раз я его видела накануне. Он... ночевал у меня,  и  мы
поссорились.
   - Из-за чего?
   -  Какое  это  имеет  значение?!  Троепольский  достал   сигареты   -
"Собрание", розовые, желтые и фиолетовые с золотом, - покрутил и положил
на стол.
   - Дело в том, что я... не просто так любопытствую. Я хочу знать,  кто
его убил. Не было никакого смысла его убивать, понимаете?! Ну, никакого!
Чем больше я думаю, тем меньше я вижу в этом смысла!
   Он вскочил с кресла, пнул  свой  портфель,  попавшийся  под  ноги,  и
подошел к окну. Москва клубилась далеко внизу. От высоты дух  захватило.
Он положил ладонь на холодное толстое стекло.
   - Я должен знать.
   - Зачем?
   - Как - зачем?! - поразился  Троепольский.  -  Нет  преступления  без
наказания. Нет наказания без закона. Это норма римского права. В  данном
случае римское право - это я.
   - Вы что? - спросила она насмешливо.  -  Родион  Раскольников?  Право
имеете?
   - Да, - злобно сказал он. - Имею. Вы возражаете?
   Зоя Ярцева все молчала, болтала в чашке пакетик с чаем.
   - Что вы молчите?
   - Я не понимаю, почему я должна перед вами исповедоваться?
   - Да не исповедуйтесь, черт с вами! Я... Мне нужна помощь,  понимаете
вы это или нет?! Расскажите, что можете, и я уеду. И не стану  больше  к
вам... приставать.
   Она все болтала в чашке пакетик.
   - Вы думаете, это кто-то из ваших? В этом все дело,  да?  В  этом,  а
вовсе не в римском праве.
   - Да, - выпалил Троепольский с бешенством. - В этом.
   - Хотите чаю? - Нет!
   - Мы поссорились из-за того, что он все время делал мне  предложения,
а я... не хотела.
   - Почему?
   - У него и без меня была трудная жизнь, Арсений. Я не могла... еще ее
усложнять.
   - Что значит "усложнять"?
   - Семья не простила бы его, если бы... он женился. И вообще  в  сорок
лет никто не женится, и... у него всегда была своя жизнь, а у меня своя,
и нас трудно совместить, понимаете?
   - Нет, - искренне сказал Троепольский, - не понимаю.
   - Ах, господи, конечно, вы Не понимаете. Сколько вам лет?
   - Двадцать девять.
   - Вы женаты?
   Троепольский  усмехнулся.  Лера  Грекова  вчера  задавала   ему   эти
животрепещущие вопросы.
   - Вот видите. Вы знаете, почему вы не женаты? Пожалуй, нет.  Пожалуй,
этого он не знал. То есть знал, конечно, но не объяснять же ей!
   - Федя никогда не был женат, и  тут  вдруг  ему  захотелось...  Я  не
знала, как ему объяснить, что это не лучший вариант.
   - Вы не любили его? - брякнул Троепольский неожиданно.
   - Да при чем тут любовь?! Любовь не имеет значения.
   - Только любовь и имеет значение.
   - Вы что? - спросила она холодно. - Романтик-идеалист?
   - Я тут ни при чем.
   Зоя вдруг резко отодвинула от себя чашку, так что  чай  плеснулся  на
блюдце и на бумаги, и закрыла лицо сложенными ладонями.
   - Если бы я знала, что все так... случится, - выговорила она глухо  и
стиснула пальцы. - Господи, если бы я только знала, я бы... никогда... а
мы так поссорились!
   Троепольский вдруг испытал облегчение - оказывается, она не такая  уж
замороженная треска, эта Зоя Ярцева. Оказывается,  она  все-таки  что-то
чувствует.
   Гидроузел на реке Чучара!
   Из-под пальцев у нее вдруг  быстро  и  обильно  закапали  слезы,  она
вытерла их кулачком, как маленькая девочка. Троепольский молчал.  Он  не
умел утешать.
   - Дайте мне салфетку. - Где?..
   - На столе, за вами.
   Он нашел коробку и подсунул ей.  Она  вытянула  платок,  и  некоторое
время они посидели молча.
   - Он все время говорил, что все  равно  от  меня  не  отстанет,  -  с
горечью выговорила она. - Что он меня заставит. Что  я  непослушная,  но
ему нравятся непослушные. Господи, какие глупости!..
   - Может, он так сильно вас любил?
   - Я тоже очень сильно его любила.
   - Тогда почему?.. Ничего не понимаю. Вы его любили, он вас любил, все
друг друга любили!
   - Да потому, что у него уже была семья!.. Троепольский  вдруг  решил,
что речь идет совсем о другом.
   - Жена и дети, что ли?
   - Да не было у него никакой жены! Только  дочь,  но  она...  взрослая
совсем.
   Бац! Арсению показалось, что он  изо  всех  сил  стукнулся  лбом  обо
что-то твердое. Так, что в ушах зазвенело - тоненько, протяжно.
   - Позвольте, какая дочь? У Федьки дочь?!
   Зоя отняла руки от лица. Глаза были красные, и нос красный, и вся она
будто оттаяла.
   - Вы что, не знали? - спросила она недоверчиво. - У него дочь,  очень
красивая. Лера. Он так ею гордился, что это было  даже  смешно.  Он  все
время про нее  рассказывал,  звонил  ей  каждую  минуту,  спрашивал,  во
сколько она приехала...
   - Это племянница, а не дочь!
   - Это какая-то семейная легенда, про то, что она племянница, Арсений.
Почему-то ее растила Федина сестра, я точно  не  знаю.  Он  не  особенно
рассказывал. Только все время жалел, что так поздно узнал.
   - О чем?!
   - О том, что Лера его дочь.
   - Черт возьми, - пробормотал Троепольский. В ушах все звенело  и  как
будто подрагивало. - Вы точно это знаете, Зоя?
   - Господи, ну конечно! Он только и делал, что занимался ее делами,  и
все мечтал, как мы познакомимся, и переживал, что мы не понравимся  друг
другу, как в кино!
   - А вы никогда не виделись?
   - Ну, не то что не виделись...  Я  ее  несколько  раз  видела,  когда
подвозила  Федьку.  То  домой,  то  к  институту.  Я  не  хотела  с  ней
знакомиться. Я его... ревновала, понимаете? Сильно.
   Троепольский прижал руками свои уши - чтобы меньше звенело.
   - Он говорил, что его сестра в детстве часто болела и в  университете
болела, а потом  не  могла  на  работу  устроиться,  из-за  ребенка.  Он
говорил, что  очень  ей  благодарен  за  то,  что  она  вырастила  такую
прекрасную девочку...
   Девочка действительна была  прекрасна.  Но...  дочь?!  Федина  дочь?!
Троепольский сидел напротив нее в кафе,  томным  голосом  рассказывал  о
том, как он велик, толковал что-то  об  образовании  и  все  раздумывал,
пригласить ее на свидание или не приглашать, и решил  не  приглашать,  и
потом еще смутно печалился о своем благородстве!..
   Он не был готов к тому, что барышня - Федина дочь. Нет, не был.
   - Послушайте, Зоя, - сказал  Троепольский  медленно.  -  Вы...  точно
ничего не путаете?
   - Ах, господи, да что я могу путать!.. Ничего я не путаю.
   - Он никогда не говорил мне о дочери. Я думал, что она... Племянница.
   - Какая разница, дочь или племянница?
   - Это все объясняет, - возразил Троепольский. - Все  его...  придури.
Он жил в какой-то крысиной норе, вы видели его квартиру?!
   - Видела.
   - У него вечно не было денег, он то  у  меня  занимал,  то  у  Гришки
Сизова! У него машина была как на свалке найденная, и я все никак не мог
понять, в чем дело!
   Троепольский отпустил уши и взялся за  волосы,  будто  хотел  выдрать
клок побольше. Зоя посмотрела на него и усмехнулась необидно.
   - Оказывается, из-за дочери. Ну, конечно.
   - У него еще есть мать, тетка и сестра, - холодно сказала Зоя. -  Все
они сидят на его шее. Только меня там и не хватало.
   Троепольский глянул на нее. Он и забыл, с чего все начиналось  -  что
Федя уговаривал ее, а она не соглашалась, что  "в  сорок  лет  никто  не
женится", что у "нее своя жизнь, а у него  своя".  Это  интересовало  ее
больше всего на свете - именно это, а вовсе не то,  что  Лера  оказалась
дочерью, а не племянницей!
   - А может, наоборот?
   - Что - наоборот?
   - Вы... не сели бы ему на шею, а... поддержали бы его?  Так  сказать,
подставили бы свою?
   - Я не могу! - крикнула она и даже хлопнула ладонью по столу. - Я  не
хочу! У меня куча своих проблем! Он выдумал непонятно что  и  все  время
выдумывал, а я... за ним не успевала! Я совсем не такая, как  он,  а  он
этого не понимал! Я люблю комфорт, я не могу работать, когда мне  что-то
мешает, а он хотел сделать из меня... нормальную жену!
   - Что в этом плохого?
   - Да ничего! - Глаза у нее высохли и засверкали, как у кошки в  свете
автомобильных фар. У кошки или у вампира из кино со спецэффектами.  -  Я
вообще не знаю, зачем нужно было все менять! Было так хорошо, пока он не
решил, что обязательно должен на мне жениться! Господи, я так надеялась,
что на этот раз, ну, хоть на этот, все будет хорошо, а он!.. Он говорил,
что у нас должна быть семья, что мы заведем ребеночка, что мысль о  том,
что я его любовница, его оскорбляет! Господи, какая чушь, чушь!..
   Троепольский внимательно слушал.
   - Он говорил, что просто счастлив, что мы встретились именно  сейчас,
когда у нас уже есть жизненный опыт, мозги и еще что-то такое!  Дай  ему
волю, он заговорил бы о любви до гроба!
   Зоя встала из-за стола и опять пошла за стойку с фикусом. По  темному
паркету  процокали  ее  каблуки.  Троепольский  видел  ее  отражение   в
полировке книжного шкафа. Она достала какой-то пузырек, накапала в чашку
и залпом выпила, сильно закинув голову.
   - Я хотела ему сказать, что нам надо  расстаться.  Расстаться,  а  не
жениться! В тот вечер, накануне... убийства я ему об этом сказала.
   - А он?..
   - Не поверил. Засмеялся даже. - Она тоже улыбнулась, словно вспомнила
что-то приятное. - Он думал, что я шучу. Как мы можем расстаться! У  нас
любовь! Встретились два одиночества!
   Она яростно раздула ноздри.
   - Я сказала ему, что не гожусь в жены. Я сказала, что  не  хочу  быть
матерью его драгоценной девочки и не хочу рожать дополнительных детей. Я
сказала, что у меня работа, и больше мне ничего не надо.  Что  меня  все
устраивает и так, и он вовсе не должен на мне жениться!
   Троепольскому все это было давно и хорошо известно. Зоя Ярцева -  это
он сам, Арсений Троепольский.
   Портрет в интерьере. Смена декораций.
   - А что... потом?..
   - Потом я заорала, чтобы он убирался к черту. Что  я  видеть  его  не
хочу. Он тоже заорал, что я... в общем, что я разбила  его  сердце,  или
еще какую-то глупость. Я сказала, что мне наплевать  на  его  сердце,  и
он... - она прижала кулаки к щекам,  -  он  заявил,  что  все  равно  не
оставит меня в покое. Что он-то знает, как  нам  следует  жить.  Что  он
меня... заставит. А меня нельзя  заставлять,  Арсений.  Никто  не  может
меня... заставить.
   Троепольский молчал, и Зоя молчала тоже. Небо за окнами  поднялось  и
впрямь посветлело, и он вдруг вспомнил о Польке, которая сидит в  машине
с собакой Гуччи.
   Сидит, и ждет его, и думает о нем. И смотрит на снег.
   - Откуда вы узнали о его смерти?
   Она повернулась и посмотрела  на  него  с  изумлением.  Потом  пожала
плечами:
   - Кто-то позвонил. - Кто?
   Она опять пожала плечами.
   - Зоя. Кто вам позвонил?
   Лицо у нее стало напряженным и некрасивым, словно  стянутым  странной
гримасой.
   - Его сестра. - Она выплюнула эти слова Троепольскому в лицо.
   - Что она вам сказала?
   - Что я добилась своего. Федя связался со мной и  погиб.  Собственно,
она сказала, что это я его убила. Наверное, она  не  так  уж  далека  от
истины.
   Марат заглянул в одну дверь, потом в  другую  и  очень  удивился,  не
обнаружив никого ни за той, ни за другой.
   Он перешел коридор и заглянул за третью.
   - А где все? - спросил он у Шарон, которая раскладывала  компьютерный
пасьянс.  Прислоненная  к  монитору,  стояла   бумажка,   облагороженная
размашистой подписью Бенцла, выдающегося  мастера  искусств  и  носителя
добра и света.
   - Кто все?
   - Ну... Троепольский и Светлова?
   - Да кто их разберет. Марат опешил:
   - Как "кто разберет"?!
   В их конторе на  вопрос  о  местоположении  начальника  принято  было
отвечать прямо и четко, если это было известно, или не  отвечать  вовсе,
если неизвестно. Во времена Варвары Лаптевой в конторе царили дисциплина
и порядок.
   - Уехали  они.  Сначала  Светлова  с...  животной.  А  потом  Арсений
Михайлович. Вроде тогда уже обое.
   - Какие... обои?
   - Да нет! - фыркнула Шарон,  оторвалась  от  пасьянса  и  глянула  на
Марата лукаво. - Вы небось думаете, те, что на стенки клеют? Уехали обое
- два, то есть.
   Марат неожиданно подумал, что, пожалуй, понимает шефа,  которого  все
время тянет прибить секретаршу.
   - Господин Сизов  на  месте,  -  проинформировала  Шарон  неожиданно,
очевидно, решив быть полезной, но Марат толком не  знал,  нужен  ли  ему
Гриша.
   Зато он точно знал, что ему нужен Троепольский.
   Он вернулся за свою дверь,  посмотрел  в  монитор,  покурил  немного,
закинув ноги на стол и чувствуя себя стопроцентным  компьютерным  "мачо"
из интеллектуально-виртуального боевика "Перезагрузка", позвонил подруге
-  той  самой,  что  никуда  не  годилась,  -  и  разговаривал   с   ней
пренебрежительно. Подруга поскуливала и повизгивала от счастья  и  очень
его раздражала. Марат предпочел бы, чтобы она его послала  подальше,  но
надежды на это не было никакой, поскольку для этого требовались мозги  и
характер. Подруга ни тем, ни другим не обладала.
   Что теперь делать? Что делать, а?
   Он решился рассказать Троепольскому обо всем - и тут выяснилось,  что
того нет на месте. Когда он вернется, решимость вполне  может  растаять,
как сегодняшний снег.
   Снег в середине апреля - господи!
   Он перебил подругу на  середине  какой-то  фразы,  пробормотал  некое
прощание и снова уставился в монитор. На душе было погано от  того,  что
ему только предстояло сделать, - рассказать Троепольскому о том, что  он
знает, а ему не хотелось, так не хотелось! И еще немножко из-за  подруги
- Марат Байсаров вовсе не был прожженным циником и хамом, и  теперь  ему
было стыдно, что он так с ней разговаривал, она же не виновата ни в чем!
Например, в том, что он всю жизнь мечтал о такой, как  Лера  Грекова,  а
попадались все не такие, а эта, последняя, вообще никуда не годится!
   Марат переложил ноги так, чтобы подошва ботинка закрывала монитор. На
мониторе была работа, которой он в последнее время совсем не  занимался.
Ему даже страшно было подумать, что будет,  когда  Троепольский  узнает!
Впрочем, Троепольскому сейчас не до того. С Сизовым говорить нельзя.
   Он поговорит с Сашкой, вот  с  кем!  Сашка  все  поймет  и  подскажет
что-нибудь умное. Не факт, что Марат воспользуется его советом, - советы
вообще дают не для того, чтобы воплощать их в жизнь, а для  того,  чтобы
высказать свое мнение, к примеру. Никогда  в  жизни  Марат  не  следовал
ничьим советам, зато очень любил их давать. Сашка тоже любил.
   Марат сунул телефон в один  карман,  похлопал  по  другому,  проверяя
наличие сигарет, и отправился к Белошееву.
   Сашка сидел за  компьютером,  рядом  на  столе  и  на  полу  валялись
распечатки. Марат перешагнул через них и хлопнул Белошеева по плечу.
   Дальше случилось неожиданное.
   Сашка вдруг взвизгнул,  подскочил,  чуть  не  выпал  из  вращающегося
кресла, странно перекосился, нагнулся и  выдернул  из  розетки  "пилот",
утыканный толстыми компьютерными вилками. Монитор медленно погас,  будто
задутый ветром.
   Они уставились друг на друга.
   - Ты чего? - испуганно спросил Марат. - Ты чего, Сашка?
   - А... ты чего?
   - Я ничего, - выпалил Марат, - я... поговорить пришел.
   - О чем?
   - Да так... О делах. Мне поговорить с тобой надо. Саша распрямился  и
посмотрел на Марата, а потом на дверь. "Вилку в розетку он не  воткнул",
- отметил Марат.
   - Тебя... Полина прислала?
   - Почему Полина?
   - О чем говорить-то?
   - Саш, - сказал постепенно пришедший в себя Марат. - Ты чего? При чем
тут Полина? А под стол ты зачем полез?
   - Ты меня напугал.
   - А шнур зачем из