розетки выдернул?
   - Шнур сам выдернулся, - заявил  Сашка  уверенно.  -  Я  давно  хотел
электрикам сказать, чтобы переделали. Сижу целыми  днями,  не  шевелясь,
блин! чуть ветер дунет, из розетки все вываливается.
   Марат в это не особенно поверил.
   Ремонт был сделан совсем недавно, и Троепольский, которому было почти
наплевать на кресла, ковры и стены, удавил бы любого электрика, если  бы
где-то что-то вываливалось из розеток.
   Некоторое время они рассматривали друг друга, словно увидели  впервые
в жизни.
   - Ты... садись, - предложил Белошеев. Байсаров потоптался и сел.
   - О чем ты хотел говорить?
   Марат уж и не хотел говорить ни о чем, так странно все это  было,  но
вспомнил, что Троепольского нет, и еще, что, как только  он  вернется  в
свою комнату, придется опять сидеть в одиночестве и все  думать  о  том,
что он знает -  только  он  один,  больше  не  знает  никто!  Он  должен
рассказать. Прямо сейчас.
   - Саш, я Троепольскому хотел, а его нет... Федька,  когда  на  работе
был в последний день...
   - Что? - Голос у Белошеева был настороженный.
   - Я по коридору шел, а они... в его  комнате  разговаривали.  Он  ему
сказал: "Только посмей, и я тебя убью". А назавтра макет пропал и Федьку
убили.
   - Кто сказал?!
   - Федька сказал.
   - Кому?!
   Марат  вздохнул  и  посмотрел  на  потолок.  Потолок  был   натяжной,
последний писк моды.
   - Сизову. От Федьки потом вышел Сизов, а больше никто не выходил.
   Выговорив все это, Марат совсем приуныл.
   Пока он никому не рассказывал, это как бы не имело значения, отдавало
киношным детективом  и  придуманными  страстями.  Сейчас,  в  эту  самую
секунду,   сказанное   вдруг    стало    "фактом",    "доказательством",
"обстоятельством"  и  еще  чем-то  значительным.   Теперь   факт   нужно
разбирать, доказательство доказывать, обстоятельство учитывать  -  и  не
было пути назад!
   А Марат хотел, чтобы был. Он вообще очень хотел, чтобы все стало, как
было до Фединой смерти. Он даже обижался на Федю за то, что тот помер  и
испортил им жизнь. Так все было легко и приятно до того, как он помер!
   - Федька угрожал Сизову?! - не поверил Сашка. - Этого быть не  может!
Они друганы уже сто лет!
   - Вот именно.
   - А... точно он говорил? Или, может, телевизор работал?
   - У Федьки в комнате телевизора нет. Он говорил, точно.
   Саша встал, перешагнул через выдернутый из розетки шнур и стал ходить
по кабинету. Вид у него был как будто радостный, или  Марат  ошибался?..
Радоваться-то особенно нечему.
   - Надо шефу сказать, - выговорил наконец Сашка. - Конечно, надо.
   - Ты думаешь...
   - Да ничего я не думаю! Но шефу надо сказать.
   Это Марат и сам знал.
   - Они столько лет вместе работают, Сашка! И  так,  ни  с  того  ни  с
сего... все на фиг послать?! Быть не может!
   - Почему ни с того ни с сего... Может, деньги  не  поделили  или  еще
что-то.
   - Что они могли не поделить? При чем тут  деньги?!  Марат  уже  почти
кричал, потому что мысль о том, что все разваливается, прямо  на  глазах
разваливается, рушатся... он  подумал  бы  "идеалы",  если  бы  мог  так
подумать  -  эта  мысль  была  невыносимой.  Рушится  мир,  который  был
правильно и надежно устроен.
   Троепольский, Сизов и Греков казались ему... кем только  они  ему  не
казались! Они были старше, умнее, опытнее, они были успешны именно в том
деле, которое представлялось Марату  самым  лучшим  и  важным  из  всех,
придуманных человечеством.
   И еще он думал примерно так: что там врут про то, что  жить  плохо  и
все начальники - жулики и бандиты?! Жить хорошо - интересно,  весело!  -
когда  есть  чем  заняться!  Марату  было  чем  заняться,   потому   что
существовали Троепольский, Греков и Сизов. Они были его начальниками, но
вовсе не жуликами или бандитами. Марат получал зарплату, о  которой  его
недавние однокурсники еще  только  видели  сны!  Когда  закончились  три
месяца испытательного срока  и  Сизов  объявил,  что  его  принимают  на
постоянную работу, он был счастлив, он звонил матери и так орал, что  та
перепугалась, и не спал полночи, все строил карьерные планы  и  крутился
на узком диване от нетерпения, так ему хотелось немедленно броситься  их
реализовывать!
   - Десять лет все было в порядке, да? А теперь они не поделили! Так не
бывает!
   - Откуда ты знаешь, как бывает?  И  потом...  о  чем  еще  они  могли
говорить?!
   - Понятия не имею! - заорал наконец Марат.
   - Вот и я не имею. Но Троепольскому надо сказать. - Белошеев  подумал
и добавил:
   - Вот он приедет, и скажи. Не сдрейфь только.
   - Ладно.
   - Не ладно, а скажи!
   - Да скажу!
   Ничем  не  помог  Марату  этот  разговор,  только  еще   больше   его
взбудоражил, и в желудке от него почему-то  стало  гадко,  словно  Марат
целый день глотал не кофе, а смолу.
   Белошеев быстро соображал.  Хорошо,  что  Марата  принесло  с  такими
известиями.
   Пожалуй, финал всей драмы станет даже  более  феерическим,  чем  Саша
планировал поначалу. Пожалуй, несколько оглушительных аккордов еще можно
будет добавить, и он окажется  не  просто  победителем,  а  единственным
победителем, потому что теперь он знает, что нужно, чтобы  добить  их  -
всех сразу.
   Нет, не всех. Тех, что остались в живых.
 
*** 
 
   Троепольский  скатился  по  ступенькам,  выискивая  свою  -  то  есть
Полькину - машину. Телефон зазвонил в самый неподходящий  момент,  когда
он балансировал на краю огромной  снеговой  лужи.  Он  полез  в  карман,
баланс нарушился, и  Троепольский  со  всего  размаху  шлепнул  в  самую
середину. Кроссовок моментально промок, и носок промок, и мокрым холодом
обожгло ногу. А, черт побери!..
   - Да! - Кенгуриными прыжками он доскакал до  противоположного  берега
водного препятствия, ухватился за  кустик  и  теперь  рассматривал  свою
ногу, поминутно рискуя съехать обратно в лужу.
   - Арсений? Голос он не узнал.
   - Да, я.
   - Здравствуйте, это Лера Грекова.
   Та самая Лера, которая не племянница, а дочь.
   - Здравствуйте, Лера.
   - Арсений, мне нужно с вами увидеться. Троепольский удивился:
   - Прямо сейчас?
   - Вы не можете?
   - Сейчас я стою в луже, -  проинформировал  ее  Троепольский,  быстро
прикидывая, что ей может быть от него нужно,  -  пока  не  выберусь,  не
смогу. Или обязательно сейчас?
   - Нет, не буквально сейчас,  но  сегодня.  Пожалуйста,  Арсений.  Мне
нужно с вами поговорить.
   - Давайте поговорим, конечно. Приезжайте в контору. Вы уже там  были,
дорогу найдете.
   - В  конторе  неудобно,  -  твердо  сказала  Лера.  Троепольский  все
рассматривал свою ногу. - Лучше вы... приезжайте.
   - Куда?
   - Ко мне домой, - ответила она все так же твердо, и Троепольский ногу
опустил. В отдалении Полька вылезла из  крошки-машины,  помахала  ему  и
улыбнулась. Троепольский отвернулся от нее.
   - Домой?..
   В этом была какая-то странность. С тех пор  как  в  Москве  появились
кофейни, забегаловки, пабы и ресторанчики, где  можно  курить,  болтать,
пить кофе, апельсиновый сок или пиво, никто не назначал встреч...  дома.
Домой, как и положено, стали приглашать друзей на семейные  праздники  и
любимых на романтические встречи.
   Троепольский не был Лере ни другом, ни любовником. Ехать к ней  домой
почему-то показалось ему... неприличным. Может, потому,  что  она  такая
красивая, и он все еще не решил,  правильно  он  поступил  или  нет,  не
назначив тогда ей свидание.
   - Лер, а может быть, кофе выпьем... где-нибудь еще?
   - Мне нужно с вами поговорить, - повторила она с нажимом,  -  в  кафе
это невозможно. Ну? Приедете? Или боитесь?
   - Приеду, - буркнул он. - Где вы живете?
   Она дала адрес - район не слишком богатый, но вполне фешенебельный, в
отличие от того, в котором жил Федя.
   - Я буду дома в восемь.  Вы  можете  приехать  в  полдевятого  или  к
девяти.
   Троепольский пообещал, что приедет, и нажал кнопку.
   Что такое случилось, зачем он ей понадобился?..
   Или Лера тоже узнала, что она... дочь и ее похитили, когда  она  была
еще в колыбели, а ее мать потеряла память, и на самом деле она вовсе  ей
не мать, а отец имеет титул графа и три миллиона долларов - кажется, так
правильно. Если строго следовать законам жанра.
   Он перебрался через полосу грязи, из которой торчали обломанные ветки
голых кустов, и подошел к машине.
   - Что ты там стоял?
   - По телефону разговаривал.
   - А Зоя? Видел ее?
   - Видел.
   - Что она тебе рассказала?
   Троепольский открыл дверцу, втиснулся  на  сиденье,  согнулся  в  три
погибели и подтянул к  подбородку  колени.  Левой  рукой  он  попробовал
захлопнуть дверь, и все никак  не  получалось.  Полина  обежала  машину,
захлопнула за ним дверцу и вернулась на водительское место.
   - Не машина, а конец света, - пробормотал он сердито. Все шло не так,
как он предполагал.
   - Просто она тебе совсем не подходит.
   - А какая мне подходит?
   Она подумала немного, потом сбоку посмотрела на него. В  лице  у  нее
было веселье.
   - Тебе подойдет что-нибудь большое, быстрое и... дорогое.
   - "Мерседес"? - поинтересовался Троепольский насмешливо. - Как у всех
больших мальчиков?
   - Не-ет, - энергично возразила Полина. - Все, что угодно,  только  не
"Мерседес"!
   Она  оглянулась  назад,  нажала  на  газ,  и  смешная  машинка  бодро
втиснулась  в  суету  и  давку  Ленинградского  проспекта  и   побежала,
расплескивая мерзлые лужи.
   Троепольский смотрел в окно.
   - Мы возвращаемся на работу? - спросила Полина через некоторое время.
   - Нет. Отвези меня в эту свою автомобильную контору.
   - Неужели? - спросила она насмешливо и перестроилась в правый ряд.  -
Надумал?
   Он ничего не ответил.
   В  "автомобильной  конторе"   их   встретили   приветливо,   но   без
подобострастия, предложили растворимый кофе,  от  которого  Троепольский
отказался со священным ужасом в голосе и сказал, что приехал  посмотреть
"машинки".
   - А какую бы вам хотелось? - поинтересовался молодой человек, похожий
на советника посольства, по крайней мере Троепольский  представлял  себе
советников именно такими.
   - А черт ее знает, - искренне ответил Арсений. - Чтобы ездила.  Чтобы
выглядела. Чтобы забот было не слишком много.
   Молодой человек посмотрел на него изучающе. Сказочной красоты дама  в
очках и с папкой под мышкой, пробегавшая мимо,  приостановилась  и  тоже
посмотрела на Троепольского с некоторым сомнением,  словно  прикидывала,
стоит с ним связываться или лучше сразу выгнать.
   Пока они прикидывали, Троепольский огляделся. У него не было никакого
опыта посещения подобных мест, и обстановка неожиданно и против его воли
вдруг стала  занимать  его  -  даже  несмотря  на  то,  что  он  приехал
раздраженным и негодующим, - он терпеть не мог, когда  его  вынуждали  к
чему-то. Он считал, что Полька вынуждает его купить машину.
   Светлые  залы  с  высокими  окнами  были  уставлены  автомобилями   -
практически на любой вкус. Очаровательные француженки  "Рено",  солидные
скандинавы "Вольво", важные  и  лукавые  англичане  "Лендроверы".  Некая
декорация располагалась за стендом "Вольво" - озеро и лесок,  наклеенные
на  стене,  фонтанчик,  изображавший  ручей,  искусственная   елочка   с
искусственной  белочкой,  какая-то  ерунда.  Но   от   этой   ерунды   у
Троепольского вдруг легче стало на сердце, и захотелось на это  озеро  с
елочкой и белочкой, и чтобы непременно именно в этой сверкающей  машине,
и с пошлой корзиной в багажнике, полной бубликов, яблок и сыра, и  чтобы
не думать ни о чем, а только радоваться свободе - и машине, и корзине, и
белочке...
   - Простите, пожалуйста, а какого класса машину вы хотите? - Это  дама
спросила. Молодой человек отступил, подчиняясь ее  молчаливому  приказу,
данному, кажется, бровями.
   - Вот такого, - ответил Троепольский и простер руку к белочке,  озеру
на стене и сверкающей "Вольво". Полина  Светлова  в  отдалении  тихонько
хмыкнула  и  отвернулась.  Собака  Гуччи   с   настороженным   интересом
оглядывалась по сторонам и сучила лапками в воздухе. Полина пошлепала ее
по голой заднице.
   Дама оглянулась на звук и сказала любезно:
   - Какая милая собака!
   - Спасибо. Мне тоже нравится.
   Дама  отвернулась  от  Польки  и  продолжала  с  той  же  решительной
любезностью:
   - Меня зовут Екатерина Владимирова. Компания  "Муса-моторс".  Могу  я
предложить вам посмотреть... еще одну машину?
   - Мне нравится эта. - И он опять простер руку в сторону "Вольво".
   - И все-таки давайте посмотрим.
   Троепольский покорился. В конце концов, очевидно, что эта дама больше
понимает в машинах, чем он сам, а он привык доверять профессионалам.
   - Сюда, пожалуйста.
   Еще  один  просторный  зал,  полный  света,  искусственной  зелени  и
супердорогих   игрушек,   неизвестно   почему   называемых   "средствами
передвижения", раздвижные  двери,  и  навстречу  им  поднялась  шикарная
блондинка, что-то из разряда Леры Грековой.
   -  Леночка,  -  сказала  дама  негромко,  -  покажите  нам   "Ягуар",
пожалуйста.
   - Конечно, - отозвалась та, и Троепольский замер.
   Он никогда не видел таких машин. То есть,  наверное,  видел,  но  ему
всегда было наплевать на них, и он искренне  считал,  что  автомобиль  -
куча полированного железа  на  колесах  -  не  может  ни  волновать,  ни
занимать его.
   Это было длинным и гладким, со странной, немного  опасной  мордой,  с
блестящими боками и словно прищуренными глазами.
   Троепольский отвел взгляд и посмотрел снова.
   Вокруг все молчали.
   В спицах колес горело невесть откуда взявшееся  солнце.  Дикий  зверь
усмехался с капота прямо ему в лицо.  Он  потрогал  ладонью  холодный  и
гладкий бок.
   Переживание неожиданно оказалось слишком сильным.
   - Вы можете сесть в него, - из-за  спины  предложила  дама.  -  Лена,
откройте машину.
   - Она открыта, Катерина Владимировна. Троепольский  потянул  на  себя
выпуклую ручку, и открылось богатое и просторное нутро, отделанное кожей
и деревом.  Троепольский  немного  помедлил  прежде  чем  сесть,  -  так
волновался.
   Он посидел, положив руки на руль, - почему-то ему страшно было будить
это, вставлять ключ, заводить мотор, слушать, как он работает. Страшно и
еще немного стыдно, что он так волнуется.
   - Как называется эта машина?
   -  "Ягуар  Эс-тайп  Эр",  -  бодро  сообщила  блондинка.  -  Мощность
четыреста лошадиных сил. Разгон до  ста  километров  в  час  пять  целых
четыре десятых секунды.
   Но Троепольскому было наплевать на разгон. Он еще посидел, справляясь
с собой, потом выбрался  наружу  и  спросил,  стараясь  не  смотреть  на
Полину:
   - Можно... купить эту машину?
   - Вы больше не хотите ничего посмотреть? - осведомилась дама.  -  Вот
есть еще "Ягуар"...
   - Нет, - перебил ее Троепольский и улыбнулся, извиняясь,  -  спасибо.
Мне хотелось бы именно эту. Можно это как-то устроить?
   - Ну конечно, - уверила дама. -  Оформление  займет  какое-то  время,
разумеется.
   -  Разумеется,  -  весело  согласился  Троепольский.  Он  уже   почти
справился с собой. - Большое спасибо, мне понравилась... эта машина.
   Все  время,  пока  подписывали  бумаги,  пили  скверный  кофе,  ждали
каких-то нужных людей, без которых дело не двигалось, Троепольский думал
только об этой машине.  Она  стоила  бешеных  денег  и,  наверное,  была
абсолютно не практична во всех отношениях, но какое это имело значение!
   В ней были шик, и мощь, и английская добропорядочная сдержанность,  и
власть, и еще что-то трудноопределимое - ветер дальних странствий, запах
бешеной скорости, серая лента шоссе, цветущий вереск на обочине,  низкое
небо и уверенность в том, что ты победил.
   Именно этой уверенности Троепольскому  так  не  хватало  в  последнее
время!..
   Они вышли из салона молча - промышленный район,  складские  помещения
напротив, залитый водой тротуар - и, как по команде, закурили,  стараясь
не смотреть друг на друга.
   Потом посмотрели и разом отвели глаза.
   - Ты... выбрал хорошую машину, - еще помолчав, сказала Полька. -  Она
тебе подойдет. Это прямо... твоя машина.
   Еще полдня назад он был уверен, что ему не нужна никакая машина.  Что
происходит с его жизнью в последнее время?!
   - Спасибо, - буркнул Троепольский.
   - За что?..
   - За то, что привезла меня в такое... сказочное место.
   - Пожалуйста.
   - Нам надо на работу. Там, наверное, все на ушах стоят.
   - Поедем?
   Он докурил, тщательно потушил окурок и бросил его в урну.
   - Полька? - Что?
   - Зачем ты уволокла договор с Уралмашем? - Он посмотрел ей в лицо.  -
У меня дома был договор. Ты  еще  спрашивала,  откуда  он  взялся,  а  я
сказал, что с работы.  А  ты  сказала,  что  я  никогда  не  беру  домой
договоры, а этот взял. Зачем ты его уволокла?
   И тут она ему соврала - он понял это,  как  если  бы  на  лбу  у  нее
засветилась надпись: "Я сейчас тебе совру".
   - Я не брала, Арсений, - фальшиво сказала она. -  Ты,  наверное,  сам
его куда-нибудь засунул и не можешь найти.
   Он пришел в отчаяние.
   До  того  самого  момента,  когда  он  курил  на  крылечке   компании
"Муса-моторс", он понятия не имел, что может прийти в отчаяние.
   - He смей мне врать!  -  заорал  он  так,  что  девушка,  сидящая  за
конторкой и закрытая от них тремя слоями толстого стекла, подняла голову
и переложила телефонную трубку с одного плеча на другое. - Не  смей!  Ты
забрала договор! Зачем?! Зачем он тебе,  Полька?!  Макета-то  все  равно
нет!
   - Я не брала, - сказала она упрямо. - Ты просто его потерял.
   - Я не терял!
   - У меня нет никакого договора.
   - Полька, - произнес он с тоской, - ну, расскажи мне!  Ну,  может,  я
пойму, а? Что происходит,  черт  возьми?!  Ты  же  вроде...  всегда  мне
доверяла!
   - Доверие тут ни при чем.
   - Может, все еще... ничего, а?  -  Он  просил  ее,  и  от  этого  его
просительного тона, так ему несвойственного, от Полининой  брони  словно
отваливались куски.  -  Может,  все  еще  можно  исправить?!  Ты  только
расскажи мне, и мы вместе подумаем. Пожалуйста.
   Но разве она могла ему рассказать!
   Рассказать значило  разрушить  даже  то  немногое,  что  еще  у  него
оставалось.
   Нет. Ни за что. Никогда.
   Необходимость защищать - самый сильный  женский  инстинкт,  так  было
написано в какой-то умной книге. Полина вдруг подумала, что  это  чистая
правда.
   - Ничего я тебе не расскажу, - выпалила она с отчаянием. - И не проси
меня, Троепольский!
   - Я тебя не прошу, - зарычал он, - я хочу хоть что-то понять во  всем
этом деле!
   - Разбирайся сам. - Она была уверена, что сейчас он не разберется,  а
там как-нибудь. - Я ничего не знаю.
   Он схватил ее за плечи и сильно тряхнул.  Китайская  хохлатая  собака
Гуччи негодующе тявкнула у нее на руках.  Троепольский  некоторое  время
смотрел Полине в лицо, и даже губы у  него  шевелились  яростно,  но  он
справился с  собой  и  не  сказал  больше  ни  слова,  только  брезгливо
оттолкнул ее и зашагал через лужи к ее машинке.
   До  конторы  они  доехали  в  полном  молчании,  и  это  было   такое
безнадежное молчание, по сравнению с которым  уединенный  маяк  на  мысе
Доброй Надежды показался бы самым оживленным и милым местом на земле.
   Даже Гуччи не скулил, сидел тихо как мышь и только как всегда трясся.
Как она с ним расстанется, когда вернется Инка и заберет его?..
   В Газетном переулке, как  только  машина  остановилась,  Троепольский
выбрался наружу и пошел по тротуару, даже дверь за собой не захлопнул  -
так презирал и ненавидел Полину! - и она подумала, что так теперь  будет
всегда. Даже если ей удастся оправдаться, он никогда  не  простит  ей...
вранья. Для него это было важно. У нее был шанс все  ему  рассказать,  и
она не стала - потому что защищала его, а ее некому  защитить,  придется
самой - как всегда, только на этот раз неизвестно, получится ли у нее!..
   Арсений сунул карточку в прорезь автомата, толкнул  тяжелую  дверь  и
оказался в знакомом коридоре.