,  и  в  эту  секунду  он  понял  это  как-то
особенно остро. Больше ничего и никогда не будет в порядке - он знал это
с тех самых пор, как увидел  на  белой  бумаге  надпись  толстым  черным
фломастером:
   "Смерть врагам".
 
*** 
 
   - Значит, так, - сказал Троепольский унылой толпе сотрудников, - если
кто-то думает, что на этом работу  можно  бросить,  лучше  сразу  пишите
заявления. Я всем подпишу. Кто так не думает,  расходится  по  местам  и
работает, как обычно. Без вопросов и восклицаний.
   Сотрудники в его кабинете не поместились, и  собрание  происходило  в
круглой  комнате  "для  гостей".  Пришли  все,  даже   полоумная   Шарон
Самойленко маячила за спинами, вытягивала любопытствующую куриную шейку.
Троепольский старался на нее не смотреть, но, как только  отворачивался,
сразу натыкался на Полину Светлову с  собакой  Гуччи  на  руках.  Собака
дрожала и перебирала тонкими розовыми лапками у нее на коленях.  Гадость
какая.
   - Подожди, - неторопливо сказал из-за спин Гриня Сизов. - Что  значит
- без вопросов и восклицаний? Федька с нами всю жизнь  работал.  Сколько
там? Девять лет?
   Троепольский  хмуро  оглянулся  на  него,  но  Гриня,  как  и  Полина
Светлова, никогда не боялся его дурного настроения или мрачных взглядов.
   - Мы должны знать, что с ним случилось. Кто его... убил? И за что?
   - Я не знаю, кто его убил,  -  пробормотал  Троепольский  и  закурил.
"Давыдофф" имел отчетливый вкус и запах тюрьмы. -  И  за  что,  не  знаю
тоже. Менты сказали, что из квартиры ничего не пропало.
   - Откуда они  знают?  -  Это  Полина  спросила,  и  вопрос  почему-то
показался Троепольскому странным.
   - Не знаю откуда, но, когда я его... увидел,  вокруг  все  было...  -
Горло сильно стиснуло, но он  справился,  и  голос  не  изменился,  и  в
мелодраму его не повело. -  Когда  я  его  увидел,  вокруг  все  было  в
порядке. То есть я хочу сказать, что в квартире ничего не  искали.  Вещи
на месте. Компьютер на месте. Диски все на месте.
   - Ты смотрел их? - это опять Полина спросила, и он покосился на  нее.
Этот вопрос показался ему еще более странным.
   - Не смотрел я никакие диски, - отчеканил он мрачно. - Что  они  тебе
дались? И менты мне потом сказали, что деньги тоже на месте.
   Федя держал деньги в письменном столе - очень умно! В  среднем  ящике
между справочниками, дисками с "Властелином колец", "Гарри  Поттером"  и
несколькими словарями - Троепольский  всех  приучил  пользоваться  этими
самыми распроклятыми словарями! - были рассыпаны деньги, довольно много.
Миролюбивый  молодой  майор  по   фамилии   Никоненко,   прикидывающийся
деревенским дурачком,  вежливо  сообщил  Троепольскому,  что  денег  там
рассыпано около десяти тысяч.
   - Североамериканских долларов США, - смешно и  задумчиво  сказал  он,
посмотрел на Троепольского испытующе, да  и  отправил  его  в  КПЗ.  Как
подозреваемого.
   - Выходит, ему просто так, ни за что ни про что, дали  по  голове,  -
подытожил Гриня. - Ничего не взяли, даже деньги оставили.
   - Выходит, так.
   - Так не бывает, хоть и выходит, - жестко сказал Сизов. - А ты,  пока
менты не приехали, ничего подозрительного не видел?
   Он видел убийцу - тот пролетел в сантиметре от его  носа,  даже  очки
задел, а Троепольский не понял, что это и есть убийца, не остановил,  не
сделал ничего, хотя мог бы, мог бы!..
   Он не рассказал об этом ни майору, который смотрел на него  обидно  и
насмешливо, качал  ногой  и  посвистывал,  ни  Польке,  караулившей  его
приезд, - никому. Сотрудникам и Сизову тем более не расскажет. Почему-то
ему казалось, что он умрет от стыда, если только кто-нибудь узнает,  что
он ничего не смог сделать, что он перетрусил, как девчонка,  что  уронил
очки, шарил по полу, а потом  скреб  перчаткой  желтый  твердый  снег  с
подоконника и совал его в рот - все только  для  того,  чтобы  прийти  в
себя. Поэтому он сказал:
   - Я не видел ничего подозрительного. Я вообще не понимаю,  что  такое
это подозрительное. Мужик в маске и с топором в руке?! Или что?! Бумажка
с адресом на полу?
   - Неплохо бы, - пробормотал Белошеев. Он рисовал в блокноте. Такая  у
него  была  затея,  что  всякий  настоящий  дизайнер  непременно  должен
что-нибудь рисовать. Желательно на глазах у шефа. Карандаш поблескивал в
руке.
   - Но я найду того, кто прикончил Федю, - неожиданно для себя поклялся
Троепольский. - Все меня слышали? Я найду и... убью его. Я вам обещаю.
   Сотрудники растерянно молчали - словно он собирался убить прямо у них
на глазах и немедленно.
   Шарон Самойленко внезапно ожила и сказала в потолок и в спины:
   - С такими рассуждениями и под суд недолго. На нее оглянулись все  до
одного,  а  Ира  даже  сильно  дернула  ее  за  руку.  Шарон  посмотрела
независимо и руку убрала.
   - Себе позволять никому  не  разрешается!  А  милицейская  работа  не
каждому подходит! Если каждый начнет убивать кого попало, милиции  тогда
что останется делать?
   - Замолчите, - сквозь зубы велела Ира и опять дернула ее за  руку,  -
что это вы выступить решили!
   - А вы мне рот не затыкайте, - решительно изрекла  Шарон  Самойленко,
новое и ценное приобретение конторы Арсения  Троепольского.  -  Привыкли
помыкать! А наше время такое, при котором  каждому  по  способностям,  и
работа для каждого найдется, а на вашей свет клином небось не сошелся!
   Тут, к необыкновенному облегчению всех  собравшихся,  в  секретарской
комнате  затрезвонил  телефон,  и  Шарон  величественно   двинулась   по
коридору.
   - Гриш, - приказал Троепольский, проводив ее  глазами,  -  завтра  же
поменяй ее на кого-нибудь!
   - Да на кого ж я поменяю?!
   - Найди.
   - Да где я найду?! Я не контора по найму персонала!
   - Эту нашли, и еще одну надо найти, только не такую идиотку!
   На слове  "идиотка"  Троепольский  вдруг  вспомнил,  что  должен  был
устроить коллективу разборку, и все остальное, включая Шарон Самойленко,
моментально вылетело у него из головы.
   Когда он думал о работе, в голове не оставалось  места  ни  для  чего
другого.
   - Кстати. Кто писал слоган  для  моторного  масла?  Коллектив  как-то
странно шевельнулся, словно решил было броситься в  разные  стороны,  но
вдруг замер - бросаться было некуда. Все равно настигнет. Спасения нет.
   - Я, Арсений.
   - Так. Что за слоган?
   - А-а... М-м... Я хотел, чтобы было коротко и ясно.
   - Отлично. Коротко и ясно. Продекламируйте.
   - Прямо... здесь?
   - Здесь и сейчас, - подтвердил Троепольский, - в самый раз.
   - М-м-м... - протянул несчастный, - м-м-м...
   А может...
   - Нет, не может. Светлова,  вам  тоже  неплохо  бы  принять  участие.
Реклама, между прочим, ваша.
   - Я не слышала слогана, Арсений.
   - Это просто здорово, - оценил Троепольский. - То есть все здорово. И
слоган, и то, что разработчик проекта его даже не слышал. Ну,  говорите,
говорите.
   Несчастный, терзаемый самодуром-начальником, совсем сник.
   - А-м-м... - Он перевел дыхание и выпалил, чего уж теперь:
   - Возьми качество за правило!
   - Возьми качество за правило,  -  повторил  Троепольский  любезно,  -
забавно.
   Григорий  Сизов  в  отдалении  усмехнулся,  повернулся  к   лэп-топу,
водруженному на ближайший стол, и сыграл неслышную гамму на клавиатуре -
он знал, что будет дальше.
   Троепольский  прав.  У  него  нюх,  безупречный  вкус   и   некоторое
представление об этом языке, как о родном.
   - Речь, если я не ошибаюсь, идет о моторном масле. Госпожа  Светлова!
Речь идет о моторном масле?
   - Да, господин Троепольский.
   - Значит, именно качество этого самого масла надо взять за это  самое
правило. Кто мне скажет, где оно у него?
   Последовала пауза.
   - Кто... у кого? - неуверенно спросил страдалец,  придумавший  дивный
слоган.
   - Правило, за которое надо взять качество. Да еще у моторного масла.
   Коллектив молчал и отворачивался - каждый в свою сторону.
   - И все-таки. Я не понимаю, что за что  нужно  взять,  и  где  это  у
моторного масла. Если даже я  не  понимаю,  то  потребитель  что  должен
делать? Где он будет искать это самое качество, которое нужно  взять  за
правило, или правило, которое нужно взять за качество? И  вообще  о  чем
это? Что за информация содержится в этой фразе?!
   - Что масло... качественное.
   - Да ни черта подобного! И почему потребитель должен  брать  качество
за  это  самое  правило,  а  не  ОТК?!  Это  что,  дело  потребителя   -
разбираться, качественное масло или не качественное и  что-то  брать  за
правило?!
   - Да нет, - выдохнул разработчик, вытянул  шею  и  глянул  на  Полину
Светлову, которая гладила свою голую трясущуюся собаку. Поддержки от нее
не было никакой. - Имелось в виду, что все  моторные  масла  этой  фирмы
качественные, что для них качество - это правило...
   - Для кого - для них?
   - Для того, кто их... делает. Троепольский кротко вздохнул.
   -  Гена,  мы  не  придумывали  слоган  для   межрегионального   слета
производителей моторных масел! И рекламой  этого  слета  не  занимались.
Всем остальным наплевать, что они берут за правило, а что  за  качество!
Потребителю важно знать, что на  этом  масле  двигатель  будет  работать
дольше, лучше, быстрее или черт знает как!.. Оценкой качества занимается
соответствующий контролирующий орган, который сертифицирует продукт. Вот
орган пусть кого угодно берет за что угодно, а не мы! Госпожа  Светлова,
отстаньте вы от вашей собаки! Вам понятно или  не  понятно,  что  слоган
никуда не годится?
   - Понятно, - призналась Полина. - Мы переделаем.
   - Да уж, пожалуйста. - Он взял с круглого столика распечатки будущего
сайта - реклама отечественных автомобилей, - посмотрел,  еще  посмотрел,
быстро усмехнулся и поднял глаза.  Очень  темные  андалузские  глаза  за
стеклами высокомерных очков.
   Полина Светлова на всякий случай покрепче взялась за Гуччи.
   - Все, - объявил Троепольский, - концерт окончен. Гриш,  мне  надо  с
тобой поговорить.
   Сизов кивнул, не отрываясь от монитора, - он все время работал,  даже
на собрание приперся с лэптопом, чтобы время даром не терять.  Федор  ни
за что не притащил бы лэп-топ. Он сидел  бы  на  диване,  занимал  очень
много места, не давал бы никому слушать, всех смешил, производил ужасный
шум, курил, сыпал пепел на ковер,  требовал  кофе,  минеральной  воды  и
куриную ножку, а соскучившись, непременно встал бы и ушел.
   Как Троепольский теперь  без  него  будет?..  Коллектив  потянулся  в
разные стороны, и Троепольский потянулся в сторону своего кабинета и был
остановлен Маратом Байсаровым.
   - Арсений, мне нужно тебе два слова сказать. Троепольский  кивнул  на
свою распахнутую дверь, подхватил с круглого столика распечатки  -  идея
ему нравилась. Веселый ушастый ослик тащил огромные тюки с  поклажей,  а
арабский скакун в некотором отдалении  наблюдал  за  ним  с  невыносимым
высокомерием. Скакун был похож на кого-то, только Троепольский никак  не
мог сообразить, на кого именно.
   - Что, Марат? - Он обошел стол, посмотрел в  монитор,  ткнул  длинным
пальцем в стоящий слева белый телефон и проговорил в его сторону:
   - М-м... Как вас... Шарон, сделайте мне  кофе  и  Светловой  скажите,
чтобы зашла, я забыл. Что тебе, Марат?
   - Макет пропал, - сказал Марат мрачно. - Уралмашевский. Ты только  не
ори.
   - Как - пропал? - изумился Троепольский, который отродясь  ни  о  чем
таком не слыхивал. - Куда пропал? Конкуренты украли, что ли?
   - Не знаю. Нет макета, и все тут.
   - Да как нет?! Куда ему деться-то?!
   Троепольский открыл в компьютере папку, в которой всегда  лежал  этот
самый макет, уверенно ткнул в самую середину, компьютер моргнул, как ему
показалось, с недоумением. Папки не было. Целая куча разных папок  была,
а уралмашевской не было.
   - Подожди, - неизвестно кому велел Троепольский - то ли Марату, то ли
компьютеру. - Куда он девался?
   - Не знаю. - Марат обошел стол и встал у  него  за  спиной.  То,  что
макета  не  было  и  в  компьютере  Троепольского,  с   одной   стороны,
значительно облегчало его собственное положение, а с другой... С другой,
он вдруг  почувствовал  странное  беспокойство,  между  лопатками  будто
зачесалось.
   Происходило что-то странное, настолько странное и  необъяснимое,  что
ему до смерти захотелось кому-нибудь об этом рассказать.
   До смерти. До смерти.
   Нет, он никому и ничего не расскажет.
   - А у Феди? Смотрел? Марат пожал плечами.
   - Пошли посмотрим!
   Федин кабинет был рядом с комнатой Полины  Светловой  и  недалеко  от
приемной, в которой до  последнего  времени  царила  и  правила  Варвара
Лаптева, родившая мальчишку - четырех килограммов весу  и  пятидесяти  с
лишним  сантиметров  росту  -  и  оставившая  шефу  в  наследство  Шарон
Самойленко. Светлова, Лаптева и Греков  вечно  секретничали,  пили  чаи,
шушукались, и Троепольского это время от времени раздражало.
   - Разгоню всю богадельню! - грозился он, но эти трое нисколько его не
боялись, в отличие от всех остальных.
   Нет больше богадельни.  Некого  разгонять.  В  кабинете  у  Феди  был
сказочный бедлам и бардак, только не висела на стене куртка с капюшоном,
по форме  напоминающим  мусорное  ведро,  а  все  остальное  в  точности
повторяло интерьеры его  квартиры.  На  столе,  как  и  там,  красота  и
порядок. Посреди красоты и порядка  -  монитор,  чуть  поменьше,  чем  у
Троепольского, но зато чуть побольше, чем у Сизова. Рядом  фотография  в
рамке,  которую  Федя  называл  "Пес  Барбос  среди   роз",   -   четыре
разновозрастные дамы, от мала до велика, а в центре он сам. Мать, тетка,
сестра и племянница. Все четверо красотки, каждая в  своем  роде,  самая
невразумительная племянница - может быть, потому, что на  фотографии  ей
лет  четырнадцать.  Именно  в  четырнадцать  лет   на   лице   почему-то
преобладает странной формы нос, окруженный  россыпью  юношеских  прыщей,
губы сложены презрительно, прическа всегда нелепа, а в глазах  выражение
вроде: "Я так долго  живу,  что  мне  уже  давно  все  это  надоело".  У
племянницы всего было с избытком - и носа, и прыщей, и  повисших  прядей
неопределенного цвета длиной до попы, и подросткового идиотизма в томном
взоре. Несмотря на это, как-то  угадывалось,  что  и  племянница  станет
красоткой, и Федя уверял всех, что стала, и  все  твердил,  что  "ей  бы
теперь жениха хорошего, а не такого придурка, как я сам!".
   Троепольский включил компьютер, но в Федино кресло садиться не стал -
стоял, опершись ладонями о стол.
   В компьютере не было  уралмашевского  макета,  даже  следов  никаких.
Троепольский посмотрел на Марата, а Марат на Троепольского.
   - Чушь какая-то.
   Марат промолчал. Он боялся, что, если скажет хоть слово, Троепольский
как-то догадается, поймет - и  тогда  все,  конец,  недаром  он  сегодня
принародно поклялся найти и убить того, кто...
   - Ты что-нибудь понимаешь?
   Марат отрицательно покачал головой и опять не сказал ни слова.
   В дверях  послышалось  легкое  цоканье,  как  будто  мышь  бежала  на
кончиках розовых лапок, сопение, шорох, и  в  Федину  комнату  впорхнула
необыкновенная собака Гуччи в полосатом пальтеце. Увидав Троепольского и
Байсарова,  Гуччи  сконфуженно  замер  на  месте  -  раскидистые  уши  с
прической неистово затряслись, - потоптался  и  ринулся  прочь  с  видом
горничной, поутру заставшей молодого господина голым.
   - Полька! - заорал Троепольский. - Что ты его... ее выпускаешь?!
   - Кого?!
   - Да эту свою Гуччи!
   - Я не выпускаю. Гуччи, Гучинька, где ты?
   Придушенный, словно предсмертный писк, бросок, и в  дверях  появилась
Полина с китайской хохлатой собакой на руках.
   - Где уралмашевский макет?
   - Что?
   - То. Где макет?
   "Вот оно, - пронеслось в голове у Полины Светловой. - Я так и  знала.
На что я только надеялась, когда думала, что... пронесет?  Почему  я  на
это надеялась?! Почему была уверена, что если он и догадается, то" -  не
сразу, не сейчас, а... когда-нибудь потом?!"
   Она перехватила Гуччи, так что щекой тот припал к ее  заколотившемуся
сердцу. Оно колотилось так, что песик отстранился  и  посмотрел  на  нее
вопросительно.
   - Марат, ты так и не нашел макет?
   Марат отрицательно покачал головой. Вид у него был  странный,  словно
он последним усилием воли намертво держал себя за язык.
   Намертво. Ну, конечно.
   - Что значит - не нашел? Я три дня назад... - начал Арсений.
   - Три дня назад он и пропал. Как раз когда Федя... Федю... Ты уехал к
нему, а Марат сказал мне, что макет пропал.
   - А мне? Никто не мог сказать, что он пропал?!
   - Как  же  тебе  скажешь,  если  тебя  только  сегодня  отпустили?  -
пробормотала Полина и подошла поближе. - А ты... везде посмотрел?
   "Не надо было утром заниматься с ней любовью,  -  решил  Троепольский
мрачно. - Куда меня понесло? Чего такого... космического захотелось? - А
все ты виноват, прикрикнул он на свой запасной инстинкт, - тебе  чего-то
все не хватало!" Теперь ее запах, тепло, прядь волос, вывалившаяся из-за
уха, заставляла его думать только о волне, пришедшей то ли из Австралии,
то ли из Малайзии, конце света, о "я не то что схожу с ума, но устал  за
лето", о катастрофе и одиночестве...
   Он заставил себя вернуться в Федину комнату, к монитору, распахнутому
в "виртуальный мир", потому что те двое выжидательно смотрели  на  него.
Даже трое - Гуччи смотрел тоже.
   - Куда мог деться макет? - спросил Троепольский у  всех  троих.  -  А
копии где? Диски?
   Кинулись искать диски, но тоже ничего не нашли.
   Полина знала,  что  не  найдут,  но  все-таки  надеялась.  Договор  с
отвратительными черными буквами на обороте - "Смерть врагам!"  -  был  у
нее в портфеле. Троепольскому она ничего не сказала - он ничего не понял
бы и не смог изменить, а она должна была как-то спасать положение.
   Как он мог оказаться  дома  у  Троепольского,  этот  договор?  Почему
Троепольский с ходу соврал, что "прихватил его случайно"? Он не  Федя  и
ничего и никогда не  "прихватывал  случайно"!  Видел  или  не  видел  он
надпись на обороте? Как узнать? Как спросить?
   Спросить Полина Светлова не решилась. В его  спальне,  выждав  время,
когда он отвернется, она осторожно сунула  договор  в  свой  портфель  -
неопровержимая улика, только она до сих пор  не  знала,  кого  и  в  чем
именно уличает.
   - Так, - сказал Троепольский. - Забавно.
   Марат и Светлова  смотрели  в  разные  стороны  -  вид  у  обоих  был
беспомощный и несчастный. Гуччи выглядел еще более несчастным.
   Один Троепольский не мог  себе  позволить  быть  ни  беспомощным,  ни
несчастным. Он всегда и за все отвечал - даже книжка такая  была  в  его
детстве, называлась "Я отвечаю за  все".  Арсений  Троепольский  не  был
таким благородным максималистом, как герой этой книжки, но всегда  и  за
все отвечал сам.
   - У кого какие предположения? - неприятным голосом спросил он, словно
проверяя свою теорию о том, что он один такой, и больше никто  и  ни  за
что не отвечает.
   Они вразнобой  пожали  плечами,  а  Гуччи  потряс  ушами,  покосился,
оскалился было, но передумал и опять припал к Полине.
   - Никаких, значит?
   - Арсений, что ты хочешь, чтобы мы сказали?
   - Я хочу знать, куда из конторы мог  подеваться  проклятый  макет?  Я
хочу знать, что именно мы скажем заказчику. Я хочу знать, кто  последний
с ним работал.
   На последний вопрос ответить было проще всего, и Марат ответил:
   - Федька работал. Он макет  увез,  а  меня  попросил  хвосты  за  ним
подчистить. Я "Русское радио" делал, вечером  стал  смотреть,  а  макета
нет.
   Предположение о том, что Федор, уехав с работы,  зачем-то  "убил"  на
всех компьютерах все версии своего макета,  было  диким  и  невозможным.
Если не Федор, то кто? И зачем? Зачем?!
   Кажется, совсем недавно  Троепольский  уже  задавал  себе  эти  самые
вопросы - кто и зачем?
   Преодолевая себя, он выдвинул легкое вращающееся кресло, все-таки сел
на Федино место и, как давеча Сизов, тоже сыграл  на  кла