шингтоне.  Позвольте  еще  раз  поблагодарить  вас  за
содействие.
   В  десять  вечера  в  министерстве  состоялось  второе  совещание.  Очень
короткое. Часом раньше каждое управление сил  охраны  правопорядка  получило
все  данные  по  Марти  Шульбергу,  разыскиваемому  в  связи  с  совершением
убийства. Фотография ожидалась утром,  аккурат  к  выпуску  первых  вечерних
газет, которые могли бы появиться на улицах в десять часов.
   Министр встал.
   -  Господа,  на  нашей  первой  встрече  мы  согласились  с  предложением
комиссара Бувье, что обнаружение наемного убийцы, известного нам под кодовым
именем  Шакал,  чисто  детективная  задача.  Оглядываясь  назад,  нельзя  не
признать его правоты. Нам повезло в том, что прошедшие десять дней мы  могли
пользоваться услугами комиссара Лебеля. Несмотря  на  троекратное  изменение
убийцей имени, фамилии, внешнего облика, от Колтропа к Даггэну, от Даггэна к
Йенсену, от Йенсена к Шульбергу, он смог  установить  его  последние  имя  и
фамилию, сообщил  нам  его  внешние  данные  и  местопребывание.  Мы  должны
поблагодарить его, - он  склонил  голову.  Маленький  комиссар  смутился.  -
Однако теперь мы все должны активно включиться в  розыск.  У  нас  есть  его
фамилия, описание внешности, номер паспорта, национальность. Я уверен,  что,
имея в своем распоряжении такие силы, мы должны взять его  через  три-четыре
часа. Его уже ищет каждый полицейский, каждый солдат  КРС,  каждый  детектив
Парижа. К утру, максимум к полудню спрятаться этому человеку будет негде.
   А теперь позвольте мне еще раз поздравить вас, комиссар Лебель, и снять с
ваших плеч груз и напряжение этого расследования. В ближайшие  часы  нам  не
понадобится ваше бесценное содействие. Ваша работа закончена, и выполнили вы
ее блестяще. Благодарю вас.
   Министр выжидательно смотрел на Лебеля. Тот  поморгал,  поднялся,  кивнул
сидящим за столом могущественным людям, распоряжающимся тысячами подчиненных
и миллионами франков. Ему ответили улыбки. Лебель повернулся и вышел из зала
заседаний.
   Впервые за десять дней комиссар Клод Лебель поехал спать домой. Когда  он
поворачивал ключ в замке, готовясь выслушивать  упреки  жены,  часы  пробили
полночь. Наступило 23 августа.
   г л а в а 2 0
   Шакал вошел в бар за час до полуночи.  Его  глаза  не  сразу  привыкли  к
темноте,  но  скоро  он  различил  длинную  стойку  у  левой  стены  с  чуть
подсвеченными  зеркалами  и  бутылками  за  ней.   Бармен   с   любопытством
разглядывал его.
   У правой стены узкого зала стояли  столики  на  двоих.  В  дальнем  конце
помещение расширялось, и там стояли столы побольше, на четверых и  шестерых.
Вдоль стойки выстроился ряд высоких табуретов. Постоянные клиенты  сидели  и
за столиками, и у стойки.
   Едва  он  вошел,  разговоры  сразу  стихли,  атлетическая  фигура  Шакала
приковала к себе все  взгляды.  Кто-то  присвистнул,  за  каким-то  столиком
хихикнули. Шакал прошел к стойке и сел на свободный табурет. Сзади  до  него
донеслось: "Ты только посмотри! Какие мускулы, дорогой, я сойду с ума!"
   Тут же подошел  бармен.  Его  накрашенные  губы  разошлись  в  кокетливой
улыбке:
   - Добрый вечер... месье. - За спиной захихикали. - Что будете пить?
   - Двойное шотландское.
   Бармен  отошел,  довольный  услышанным.  Мужчина,  мужчина,  мужчина.  О,
сегодня будет  знатная  драчка.  Он  уже  видел,  как  эти  педики  у  стены
оттачивают  свои  когти.  Большинство  из  них  ожидали   своих   постоянных
"партнеров", но некоторые были без пары, а тут такая  удача.  Этот  новичок,
думал бармен, произведет настоящий фурор.
   Сидящий  рядом  мужчина  повернулся  к  Шакалу  и  уставился  на  него  с
нескрываемым любопытством. Его волосы цвета металлического золота, тщательно
уложенные,  спускались  на  лоб  заостренными  завитками,  как  у   молодого
греческого бога на фреске античных времен. На этом сходство кончалось.  Тушь
на ресницах, алая помада на губах, пудра на щеках не могли скрыть ни  морщин
стареющего дегенерата, ни алчности его голодных глаз.
   - Не угостите ли меня? - с девичьим пришепетыванием спросил он.
   Шакал медленно покачал головой. "Голубой" пожал плечами  и  повернулся  к
своему  собеседнику.  Шепотом,  похихикивая,   они   продолжили   прерванный
разговор.
   Бармен довольно улыбнулся. "Нормальный"? Едва ли, зачем  тогда  приходить
сюда. Но и потаскушка ему не нужна, иначе он не отбрил бы Коринн,  когда  та
попросила, чтобы он угостил ее. Должно быть... Какая  прелесть!  Симпатичный
юноша ищет старого педераста, чтобы тот пригласил его к себе  на  ночь.  Да,
забавный  будет  вечерок.  Мужчины  начали  приходить  ближе   к   полуночи,
устраивались у дальней стены, оглядывали зал, подзывали  бармена,  о  чем-то
совещались с ним. Затем бармен возвращался за стойку и давал сигнал одной из
"девочек".
   - Господин Пьер зовет тебя на пару слов, дорогая. Будь с  ним  поласковее
и, ради бога, не плачь, как в прошлый раз.
   Шакал сделал выбор сразу после полуночи. Двое мужчин  буквально  ели  его
глазами. Они сидели за разными столиками и изредка злобно  поглядывали  друг
на друга. Обоим под  пятьдесят,  один  -  толстый,  с  маленькими  глазками,
утонувшими в обрюзгших щеках,  с  жирными  складками  шеи,  нависающими  над
воротником, второй - подтянутый, элегантный, с тощей шеей и обширной лысиной
с двумя-тремя прилизанными прядями.  В  прекрасно  сшитом  костюме  -  узкие
брюки, рукава пиджака чуть короче манжет рубашки. С шелковым шарфом на  шее.
Художник, модельер или парикмахер, подумал Шакал.
   Толстяк подозвал бармена и что-то  шепнул  ему  на  ухо.  Крупная  купюра
перекочевала в карман его обтягивающих брюк. Бармен вернулся за стойку.
   - Месье спрашивает, не согласитесь ли вы выпить с ним бокал  шампанского?
- шепнул он Шакалу.
   Тот поставил виски на стойку.
   - Скажите месье, - подчеркнуто громко произнес он, чтобы слышали  сидящие
вокруг педики, - что он меня не привлекает.
   Вокруг  заахали,  несколько  молодых  людей,  тоненьких,  как  тростинки,
соскользнули с табуретов и подошли поближе, чтобы не  пропустить  ни  слова.
Глаза бармена изумленно раскрылись.
   - Он предлагает вам шампанское, дорогой. Мы его знаем,  он  очень  богат.
Вам просто повезло.
   Не  отвечая,  Шакал  слез  с  табурета,  взял  недопитый  бокал  виски  и
прошествовал к столику худого, элегантно одетого гомосексуалиста.
   - Вы позволите мне сесть за ваш столик? - спросил он. - За стойкой нет ни
минуты покоя.
   "Голубой" чуть не лишился  чувств  от  радости.  Несколько  минут  спустя
толстяк, глубоко оскорбленный, покинул бар, а его более удачливый  соперник,
положив костлявую руку на плечо молодого американца, жаловался новому  другу
на ужасные манеры некоторых посетителей этого в общем-то милого заведения.
   Шакал и его спутник покинули бар в начале второго. Минут за  двадцать  до
этого мужчина, его звали Жюль Бернар, спросил Шакала, где  тот  остановился.
Потупившись, Шакал признался, что ночевать ему негде, деньги кончились и  он
не знает, что и делать. Бернар не мог поверить своему счастью. И, как только
представился случай, сообщил своему  юному  другу,  что  у  него  прекрасная
квартира, уютная и тихая. Он живет один и не поддерживает никаких  отношений
с соседями, потому что в прошлом они вели себя  отвратительно.  И  он  будет
рад, если Мартин сможет пожить у него. Шакал  с  благодарностью  принял  это
великодушное предложение. Перед  тем  как  выйти  из  бара,  он  заглянул  в
единственный туалет (женского не  было)  и  вернулся  три  минуты  спустя  с
черными от туши  ресницами,  ярко-красными  губами  и  напудренными  щеками.
Бернару это не понравилось,  но  он  скрывал  свое  недовольство,  пока  они
оставались в баре.
   - Зачем ты это сделал? - запротестовал он, когда они вышли  на  улицу.  -
Теперь ты похож на этих  мерзких  педиков  за  стойкой.  Ты  же  симпатичный
парень. Все это тебе ни к чему.
   - Извини, Жюль, ты, конечно, прав. Я думал, так будет лучше. Я все  смою,
как только мы приедем домой.
   Слова Шакала успокоили Бернара, и они направились к машине. Первым  делом
они  решили  поехать  на  Аустерлицкий  вокзал,  чтобы  Шакал  смог  забрать
чемоданы, а затем на квартиру Бернара. На первом же перекрестке их остановил
полицейский. Как  только  он  наклонился  к  окошку  водителя,  Шакал  зажег
внутреннее освещение кабины. На лице полицейского отразилось отвращение.
   - Проезжайте, - тут же скомандовал он. А когда машина отъехала,  добавил:
- Проклятые педеры.
   Второй раз  их  остановили  у  самого  вокзала,  и  полицейский  попросил
предъявить документы. Шакал хихикнул.
   - Это все, что вы хотите посмотреть? - игриво спросил он.
   - Проваливайте, - набычился полицейский и отошел.
   - Не стоит их злить, - попросил Бернар. - Они могут нас арестовать.
   Под  недоброжелательными  взглядами  служителя  Шакал  забрал  из  камеры
хранения чемодан и саквояж, отнес их к машине и уложил в багажник. По пути к
дому Бернара их остановили вновь, на этот раз сержант  и  рядовой  КРС.  Это
произошло на перекрестке, в нескольких сотнях ярдов от дома Бернара. Рядовой
подошел к машине со стороны пассажирского сиденья, вгляделся в лицо Шакала и
отпрянул.
   - О боже. Куда это вы двое собрались? - прорычал он.
   Шакал надул губы:
   - А как ты думаешь, красавчик?
   Лицо рядового перекосило от отвращения.
   - От вас, педеров, меня тошнит. Проезжайте.
   - Тебе следовало проверить их документы, - заметил сержант, когда  задние
огни машины Бернара скрылись из виду.
   - О, перестаньте, сержант, - возразил рядовой. - Мы ищем  парня,  который
три дня трахал баронессу,  прежде  чем  задушить  ее,  а  не  двух  паршивых
педеров.
   В два часа утра Шакал и Бернар вошли в квартиру последнего. Шакал настоял
на том, что будет спать на кушетке в гостиной, и  Бернару  пришлось  с  этим
смириться, хотя он  и  подглядывал  через  дверь  спальни,  пока  американец
раздевался. Он уже прикидывал, как соблазнить этого мускулистого студента из
Нью-Йорка.
   Ночью Шакал  провел  инспекцию  холодильника  в  хорошо  оборудованной  и
отделанной в женском вкусе кухне и решил, что еды для одного человека хватит
на три дня, а для двух - нет. Утром Бернар хотел сходить за свежим  молоком,
но  Шакал  не  пустил  его,  сказав,  что   предпочитает   к   кофе   молоко
консервированное.  Поэтому  утро  они  провели  дома,   обсуждая   различные
проблемы. Затем Шакал попросил включить телевизор, чтобы посмотреть  дневной
выпуск новостей.
   Комментатор  начал  с  охоты  за  убийцей  баронессы  де   ла   Шалоньер,
совершившим это гнусное преступление сорок восемь часов назад.  Жюль  Бернар
содрогнулся от ужаса.
   - О, я не терплю насилия, - выдохнул он.
   В следующее мгновение экран заполнило лицо, симпатичное лицо, в  очках  в
тяжелой роговой оправе, обрамленное каштановыми волосами, принадлежащее, как
объявил комментатор, убийце, американскому студенту  Марти  Шульбергу.  Если
кто-то видел этого человека или знает...
   Бернар, сидевший на софе, повернулся и взглянул на стоящего рядом Шакала.
Последней для него стала мысль о том, что комментатор ошибся  в  цвете  глаз
Шульберга, назвав их синими. Потому что  поверх  стальных  пальцев,  сжавших
шею, на него смотрели серые глаза...
   Пять  минут  спустя  перекошенное  лицо,  распатланные  остатки  волос  и
вывалившийся язык Жюля Бернара исчезли за дверью встроенного платяного шкафа
в прихожей. Шакал вернулся в гостиную, взял с полки иллюстрированный  журнал
и поудобнее уселся в кресле. Впереди были два дня ожидания.

   В эти два дня Париж трясли, как никогда раньше. В каждом отеле, от самого
фешенебельного до самого грязного, по существу публичного дома,  проверялись
списки гостей. Не остались  без  внимания  ни  один  пансион,  меблированные
комнаты, ночлежка  или  студенческое  общежитие.  Бары,  рестораны,  кабаре,
ночные клубы и кафе прочесывались детективами в штатском, которые показывали
фотографию Марти  Шульберга  официантам,  барменам,  вышибалам.  Проводились
обыски в домах и квартирах всех известных полиции  приверженцев  ОАС.  Более
семидесяти молодых мужчин, отдаленно похожих  на  убийцу,  были  арестованы,
допрошены, а затем отпущены с извинениями.  Последнее  объяснялось  лишь  их
иностранным  подданством:  они  требовали  более  вежливого  обращения,  чем
французы.
   Документы проверялись у сотен тысяч людей, на улицах, в такси, автобусах.
На всех перекрестках Парижа встали полицейские кордоны, и  любителям  ночных
прогулок приходилось предъявлять удостоверение личности по нескольку раз  на
каждую пройденную милю.
   Не  отставали  от  полиции  и  корсиканцы,  обходя  притоны,   сутенеров,
проституток, карманников,  воров,  бандитов  и  предупреждая,  что  сокрытие
интересующих их сведений повлечет за собой гнев союза, со всеми  вытекающими
последствиями.
   Сто тысяч сотрудников сил охраны  правопорядка,  от  детективов  высокого
ранга до солдат и жандармов, вышли на  розыски  Шакала.  Тем  же  занимались
примерно пятьдесят тысяч человек,  так  или  иначе  связанных  с  преступным
миром.  Портье,   швейцары,   горничные,   водители   туристских   автобусов
вглядывались в проходившие перед  ними  лица.  В  студенческие  кафе,  бары,
политические клубы, группы и союзы проникли  молодые  детективы.  Агентства,
специализирующиеся     на     размещении     во      французских      семьях
студентов-иностранцев, приехавших во Францию по программам обмена,  получили
соответствующие указания.
   Ближе к вечеру 24 августа Клода Лебеля, который вторую  половину  субботы
провел в саду, вызвали к телефону. Министр внутренних дел ждал его у себя  в
шесть часов. Машина за ним уже выехала.
   Лебеля  поразил  вид  министра.  Всегда  энергичный  глава   сил   охраны
правопорядка выглядел уставшим и  подавленным.  За  прошедшие  сорок  восемь
часов он, казалось, постарел на добрых пять лет, глаза ввалились, вокруг них
чернели круги бессонницы. Жестом он предложил Лебелю сесть напротив стола, а
сам опустился на вращающийся стул, на котором любил поворачиваться от  стола
к окну и смотреть на площадь Бово. На этот раз происходящее за окном его  не
интересовало.
   - Мы не можем найти Шакала. Он пропал, исчез  с  лица  земли.  Сторонники
ОАС, мы в этом убеждены, знают о нем  не  больше,  чем  мы.  Преступники  не
видели и не слышали о нем. Корсиканский союз полагает, что в городе его нет.
   Министр замолчал и вздохнул, не сводя глаз с  маленького  комиссара.  Тот
поморгал, но не произнес ни слова.
   - Я думаю, мы не смогли полностью осознать, какого человека мы  ловили  в
эти две недели. Как, по-вашему?
   - Он где-то здесь, -  ответил  Лебель.  -  Какие  церемонии  намечены  на
завтра?
   Министр скривился, как от приступа боли.
   - Президент не позволяет ничего изменить. Я говорил с ним утром. Он  нами
недоволен. И завтрашняя программа остается такой же,  как  и  намечалась.  В
десять  утра  он  вновь  зажжет  Вечный  огонь  под  Триумфальной  аркой.  В
одиннадцать  торжественная  месса  в  Нотр-Дам.  В  двенадцать  тридцать   -
посещение кладбища мучеников французского Сопротивления в Монвалерьен, затем
возвращение во дворец на ленч и  сиесту.  Днем  одна  церемония  -  вручение
медалей Освобождения  десяти  ветеранам  Сопротивления,  чьи  заслуги  перед
страной были забыты.
   Она намечена на четыре часа перед вокзалом  Монпарнас.  Место  он  выбрал
сам. Если план реконструкции  будет  выполняться,  это  последняя  годовщина
Освобождения, которую увидит старое здание.
   - Как будет осуществляться надзор за публикой? - спросил Лебель.
   - Мы сейчас этим занимаемся. На каждой церемонии публика будет находиться
дальше, чем обычно. Стальные ограждения  установят  за  несколько  часов  до
начала,   затем   будет   произведен   обыск   всей   территории,    включая
канализационные сети. Будет осмотрен каждый дом и квартира. До  церемонии  и
во время ее на крышах будут  находиться  снайперы,  наблюдающие  за  другими
крышами и окнами. Никто не сможет пройти внутрь ограждения,  за  исключением
официальных лиц и участников церемоний.
   На  этот  раз  нами  приняты  экстраординарные  меры.  Полицейские  будут
находиться на карнизах Нотр-Дам, на крыше и среди шпилей. Обыску  подвергнут
всех священников, участвующих в мессе, всех прислужников  и  хористов.  Даже
полицейские и солдаты КРС утром получат специальные значки, на  случай  если
он появится в форме.
   За последние двадцать четыре часа мы вставили пуленепробиваемые стекла  в
окна президентского "ситроена". Никому не говорите об этом,  даже  президент
ничего не знает. Иначе он разъярится. Как всегда, за руль сядет Марру, но он
получил указание ехать быстрее, на случай если наш приятель  решил  стрелять
по машине. Дюкре выставит завтра в караул особенно высоких охранников, чтобы
они могли за-крыть собой генерала.
   Будет обыскиваться каждый, кто приблизится  к  президенту  менее  чем  на
двести метров, без всяких  исключений.  Эта  мера  вызывает  недовольство  в
дипломатическом корпусе, да и пресса грозится разнести нас  в  пух  и  прах.
Пропуска для дипломатов и журналистов завтра неожиданно для всех поменяют на
новые, так что Шакалу не удастся выдать себя ни  за  того,  ни  за  другого.
Разумеется, будут изыматься  все  длинномерные  предметы.  Ну,  есть  у  вас
какие-нибудь идеи?
   Лебель ответил не сразу. Он сидел зажав руки коленями,  словно  школьник,
пытающийся объяснить свое поведение учителю.  Откровенно  говоря,  некоторые
действия  бюрократической  машины  Пятой  республики  выходили  за   пределы
понимания полицейского, который начинал простым патрульным и всю жизнь ловил
преступников благодаря тому, что видел чуть больше остальных.
   - Едва ли он станет рисковать жизнью. Он - наемник, то  есть  убивает  за
деньги. Он хочет остаться в живых и потратить полученное  вознаграждение.  И
план свой он разработал заранее, в ходе разведывательной поездки в  Париж  в
последние восемь дней июля. Если бы у него были сомнения в  успехе  операции
или в возможности  выйти  из  нее  живым,  он  бы  наверняка  отступился  от
задуманного.
   Следовательно, он приготовил что-то про запас.  Он  правильно  рассчитал,
что в один день в году, в День Освобождения, гордость не  позволит  генералу
де Голлю остаться во дворце, сколь  бы  велика  ни  была  опасность.  И  он,
несомненно, учел, что будут  приняты,  особенно  после  раскрытия  заговора,
чрезвычайные меры безопасности, о которых  вы  только  что  рассказали  мне,
господин министр. И тем не менее он не повернул назад.
   Лебель поднялся и, нарушая этикет, заходил по кабинету.
   - Он не повернул назад. И не собирается поворачивать. Почему? Потому  что
он по-прежнему уверен, что может убить президента  и  при  этом  остаться  в
живых. То есть основное звено его плана так и осталось нераскрытым. Или  это
бомба с дистанционным управлением взрывателя,  или  ружье.  Но  бомбу  можно
обнаружить, и тогда все рухнет. Скорее  всего,  это  ружье.  Вот  почему  он
въехал во Францию на  машине.  Ружье  он  закрепил  или  на  раме,  или  под
обшивкой.
   - Но он не сможет приблизиться с ружьем к де Голлю! - воскликнул министр.
- Никто не подойдет к нему, кроме нескольких лиц, да и тех  обыщут.  Как  он
сможет пронести ружье через заграждения?
   Лебель остановился перед министром и пожал плечами:
   - Я не знаю. Но думает, что сможет, и пока он ни разу не ошибся,  хотя  в
чем-то ему везло, а в чем-то - нет. Несмотря на то что о нем узнали, что его
разыскивали две лучшие полиции мира, он здесь. С ружьем, в  тайном  убежище,
возможно, с новыми лицом  и  документами.  В  одном  можно  не  сомневаться,
господин министр. Где бы он ни был, завтра он должен объявиться. А когда  он
вынырнет на поверхность, его необходимо уничтожить. И путь тут только один -
смотреть во все глаза.
   Что касается мер безопасност