-- Джонни  ... Фаррингфорд. Вы  имеете в виду лорда Фаррингфорда? Это
такой рыжий? Он выступал в английской команде?
      -- Да, это он, -- подтвердил я.
      -- Я много раз видел его. В разных местах. И разговаривал с ним. Рас-
спрашивал его о строительстве. Но он в нем не разбирается. Так что я перек-
лючился на других, кто больше понимает. -- Он умолк, очевидно, расстроенный
тем, что графы плохо разбираются в архитектурном проектировании.
      Четыре-пять миль мы проехали в  молчании.  Шулицкий  о чем-то глубоко
задумался. В конце концов, словно приняв серьезное решение, он сказал:
      -- Лорду Фаррингфорду не стоит приезжать на Олимпийские игры.
      У меня перехватило  дыхание. Я усилием воли сдержал готовый сорваться
поток вопросов, и, когда решился заговорить, мой голос даже не дрожал.
      -- Почему?
      Шулицкий вновь погрузился в глубокие раздумья.
      -- Расскажите, -- мягко предложил я.
      -- Для моей страны его приезд был бы благом. А для вашей -- нет. Ес-
ли я все расскажу вам, то нанесу ущерб своей стране. На это нелегко решить-
ся.
      -- Понимаю, -- согласился я. Проехав еще довольно длинный отрезок пу-
ти, он резко свернул с М4  направо, на сравнительно небольшую улицу с двух-
сторонним движением. Там, как и  везде,  машин было очень мало, поэтому  мы
смогли  развернуться  поперек разделительной полосы и резко остановились  у
обочины. Слева от  дороги,  насколько хватал глаз, выстроились грязно-белые
жилые дома. А справа лежала  обширная  равнина,  припорошенная снегом. Лес,
замыкавший ее дальнюю сторону, казался черным. Он состоял из одинаковых мо-
лодых деревьев,  росших тесно одно  к другому. Вдоль улицы тянулся сетчатый
забор; непосредственно между  забором и проезжей частью была выкопана кана-
ва, заполненная грязной полурастаявшей слякотью.
      -- Вот тут и будут конные соревнования. -- Юрий широким  жестом обвел
непривлекательный "пейзаж.
      -- О боги! -- воскликнул я.  Мы вышли из теплого автомобиля в промоз-
глую уличную  сырость. Я оглянулся назад, в том  направлении, куда мы ехали
сначала, и увидел одинаковые фонарные столбы, черную стену леса слева, без-
ликие дома справа  и серую полосу  пустого шоссе с  обочинами,  заваленными
снегом. Сверху  на весь этот пейзаж  сыпалась снежная крупа  -- предвестник
настоящего зимнего снегопада. Все было тихо, уродливо и  безжизненно, как в
пустыне.
      -- Летом лес зеленый, -- сказал Юрий. -- Тогда здесь прекрасное место
для конных соревнований. Везде трава. Очень красиво.
      -- Поверю вам на слово, -- ответил я. Чуть впереди нас на обочине до-
роги возвышались два больших  стенда.  На одном красовалось длинное воззва-
ние, посвященное Олимпийским Играм, а на другом был изображен стадион в том
виде, каким он должен будет стать к началу  соревнований. Нарисованные три-
буны выглядели очень оригинально, в форме буквы Z. Верхняя и  нижняя перек-
ладины буквы смотрели в одну сторону, а на косой черте  места располагались
с обеих сторон. Площадки должны были находиться с обеих сторон от централь-
ной трибуны.
      Юрий жестом пригласил меня вернуться  в  машину, и мы через ворота  в
заборе въехали на  стройку. Там было всего несколько человек, раскатывавших
на бульдозерах. Для меня явилось загадкой, как они узнавали, что нужно дви-
гать, поскольку весь участок представлял собой  море  грязи,  смешанной  со
снегом.
      Юрий перегнулся через  спинку сиденья и достал пару огромных высочен-
ных резиновых  сапог. Чтобы надеть их, он открыл  дверцу машины, снял боти-
нок, обернул  штанину вокруг голени  и, далеко вытянув ногу, натянул сапог.
Затем точно так же управился со вторым и встал.
      -- Я поговорю с рабочими, -- бросил он. -- Подождите меня.
      Совершенно излишний совет, подумал я. Юрий что-то говорил собравшимся
вокруг рабочим. Довольно скоро беседа  закончилась.  Он  вернулся в машину,
снял измазанные грязью сапоги и кинул их позади своего сиденья.
      -- Все  идет хорошо, -- сообщил он, вздернув  верхнюю губу и сверкнув
зубами. -- Земляные работы позади. Весной, когда сойдет снег, мы быстро все
закончим. Стадион. -- Он указал куда-то вперед. --  Трибуны. Рестораны, по-
мещения для наездников, помещения для судей и персонала,  помещения для те-
левидения. Вон  там, --  он сделал широкий жест в  сторону леса, -- пройдет
дистанция кросса  для троеборья, не хуже, чем в  Бадминтоне и Бергли. Летом
здесь будет очень красиво.
      --Для того чтобы приехать  на  Олимпийские игры, потребуются визы? --
спросил я.
      -- Да. Визы придется получать всем.
      -- Так было далеко не везде, -- небрежно заметил я.
      Юрий таким же небрежным тоном ответил:
      -- У всех посетителей Олимпиады будут визы. Они  поселятся в гостини-
цах. Все продумано.
      -- А как устроят прессу и телевидение? -- не отставал я.
      -- Для иностранных журналистов строится пресс-центр.  И для иностран-
ного телевидения тоже  строится особое здание неподалеку от московского те-
лецентра. Они будут пользоваться той же... -- Он изобразил руками телевизи-
онную  вышку.  --  В  Англии  мы  расспрашивали журналистов об  организации
пресс-центра. Мы хорошо знаем, что им нужно. Мы расспрашивали многих журна-
листов. В том числе и Херрика.
      -- Херрика? -- удивился я. -- Вы разговаривали с ним  в  Англии или в
Москве?
      -- В Англии. Он очень помог  нам. Он приехал в Бергли. Мы увидели его
с лордом Фаррингфордом и расспросили. Мы  вообще  расспрашивали  по  поводу
строительства очень много народу. Мы расспрашивали Ганса Крамера. Он был...
-- Тут Шулицкому не хватило слов, и он сделал отрицательный жест. Как я по-
нял, Крамер в весьма невежливой форме отказался говорить  с русскими наблю-
дателями.
      Я в  это время рассматривал дорогу, пытаясь угадать,  есть ли за нами
слежка, но не увидел ничего подозрительного. Прошумев шинами по мокрому ас-
фальту, прошел автобус. Я подумал, что из-за малого движения на большинстве
улиц преследователям на автомобиле трудно остаться  незамеченными. С другой
стороны, улицы прямые и  хорошо  просматриваются, так что углядеть "хвост",
пожалуй, труднее, чем следить за нашей ярко-желтой коробкой на колесах.
      -- Как называется эта марка автомобиля? -- спросил я.
      -- "Жигули". Это моя машина. -- Ответ прозвучал горделиво. -- Автомо-
били есть не у многих. Вот я архитектор, и у меня есть автомобиль.
      -- Дорогой автомобиль?
      -- Автомобиль дорогой, зато бензин дешевый.  Но водительские экзамены
очень сложные.
      Он наконец захлопнул дверь и принялся выезжать на дорогу.
      -- Как участники и зрители будут добираться сюда? -- задал  я очеред-
ной вопрос.
      -- Мы строим метро. Новую станцию. -- Он задумался, подыскивая слова.
-- Линия проходит неглубоко, под поверхностью земли. Метро для жителей Чер-
танова. Здесь много  новых  домов. Чертаново -- новый  район,  я покажу его
вам.
      Мы двинулись обратно,  в сторону Варшавского шоссе. Но сначала Шулиц-
кий повернул направо, и мы  проехали  по еще одной довольно широкой  улице,
вдоль которой возвышались жилые дома. Все  девятиэтажные, все грязно-белые,
они уходили к горизонту.
      -- В  Советском Союзе у каждого человека есть  жилье, -- заявил Юрий.
-- Квартплата низкая. А  в Англии -- высокая. -- Он окинул  меня удивленным
взглядом,  как  будто я пытался оспаривать его  упрощенное  утверждение.  В
стране, где все принадлежало государству, не было никакого смысла в высоких
ценах за аренду жилья. Чтобы  люди  могли платить большие деньги за  жилье,
транспорт и телефон, им нужно было бы платить более высокую  зарплату. Юрий
Шулицкий знал  это, я тоже. Мне следовало быть  осторожнее и избегать недо-
оценки тонкости его мыслей из-за того, что ему не хватает  английских слов,
чтобы их выразить.
      -- Могу ли я  поторговаться с вами? -- спросил я напрямик.  -- Заклю-
чить сделку? Одна порция информации в обмен на другую.
      Ответом на эту реплику послужил быстрый  проницательный взгляд. Вслух
же Юрий сказал:
      -- Нужно бензину залить.
      С этими словами он свернул с дороги к бензоколонке, вышел из машины и
подошел к дежурному. Механическим движением я снял очки  и принялся полиро-
вать чистые линзы. На сей раз жест, позволявший выиграть время,  был совер-
шенно не нужен.  Пожалуй, он явился  реакцией на неожиданное  решение  Юрия
заправить бак, в котором, согласно индикатору, и так было не меньше полови-
ны.
      Пока я пялился на индикатор, стрелка подползла к  отметке полного ба-
ка. Юрий расплатился, вернулся в машину, и мы двинулись к центру города.
      -- Какую информацию предлагаете вы? -- спросил он.
      -- Она у меня не полная.
      -- Вы дипломат? -- спросил Шулицкий, дернув уголком рта.
      -- Патриот. Как и вы.
      -- Расскажите мне, что вы знаете.
      Я рассказал ему довольно много. Я  рассказал,  что  же  действительно
случилось на  ипподроме,  подправив  разбавленную  водой версию Кропоткина,
рассказал и  о нападении  на улице Горького. Еще я  рассказал -- правда, не
называя имен, мест и деталей -- суть того, что подслушал  Борис Телятников,
а также  набросал выводы, которые  из всех этих событий следовали. Шулицкий
внимательно слушал  меня. Его лицо  принимало все более и более озабоченное
выражение. Наверняка, как  патриот своей страны, он был обескуражен возмож-
ными последствиями.
      Когда я  закончил рассказ, мы  довольно долго ехали в молчании. Нако-
нец, Юрий прервал его. Он спросил:
      -- Хотите поесть?


      ГЛАВА 11

      Место, куда привез меня Шулицкий, называлось  Домом архитектора. Там,
в большом ресторане, находившемся в подвале,  он  угостил  меня  прекрасным
обедом. Я и представить себе не мог, что в Москве могут подавать такую еду.
Замечательная копченая  лососина, восхитительная ветчина без костей, нежная
розовая говядина. Яблоки и виноград.  Для  начала мы выпили водки, а  потом
перешли к отличному  красному  вину. Завершилась трапеза прекрасным крепким
кофе. Юрий ел и пил с таким же удовольствием, как и я.
      -- Изумительно, -- с благодарностью сказал я. -- Превосходно.
      Юрий откинулся на стуле, закурил и  объяснил,  что  специалисты  всех
профессий объединены в союзы.  Например,  все советские литераторы входят в
Союз писателей. Тех, кто не является членом союза, просто-напросто не изда-
ют. Писателей, конечно, могут исключить из союза, если  власти считают, что
они пишут  не то, что следует. По  тону, которым  Юрий рассказывал, я  смел
предположить, что он был не в восторге от этой системы.
      -- А какое положение у архитекторов? -- поинтересовался я.
      Из объяснений я понял, что для участия в союзе архитекторы должны ак-
тивно поддерживать государственную  политику. А тот, кто по каким-либо при-
чинам не входит в союз, не может рассчитывать на получение  заказов. Естес-
твенно.
      Я воздержался от замечаний  и  продолжал прихлебывать кофе. Юрий пос-
матривал на меня и меланхолически улыбался.
      -- Я дам вам информацию, -- вдруг сказал он, -- о лорде Фаррингфорде.
      -- Спасибо.
      -- Вы умный человек. -- Он вздохнул, сокрушенно пожал плечами  и при-
нялся выполнять свою половину сделки. -- Лорд Фаррингфорд -- дурак.  Он бы-
вал с Гансом Крамером во всяких дурных местах. Сексуальных притонах.  -- На
его лице отразилось отвращение, и верхняя  губа  вздернулась  сильнее,  чем
обычно. -- В Лондоне торгуют отвратительными картинками. Прямо  на улице --
так, что все могут их рассматривать. Отвратительные. -- Он замолчал, подыс-
кивая подходящее английское слово. -- Грязные.
      -- Да, -- согласился я.
      -- Лорд Фаррингфорд и Ганс Крамер три-четыре раза бывали в  этих мес-
тах.
      -- Вы уверены, что они ходили туда больше одного раза? -- спросил я.
      -- Уверен. Мы видели. Мы...  мы  следили. -- Эти слова Юрий  произнес
чуть слышно, словно его вынудили сознаться в неблаговидном поступке.
      "Вот это да!" -- подумал я. Вслух же спросил без всякой интонации:
      -- А почему вы следили за ними?
      Юрий ответил  не сразу. Похоже, что ему было  стыдно говорить об этих
своих занятиях. Но то,  что он в конце концов рассказал, было  очень похоже
на правду.
      -- Со мной был товарищ... В Англии и многих других странах он выиски-
вает дураков.  А когда  эти дураки приезжают в Советский  Союз, то он дела-
ет... устраивает...
      -- Ваш товарищ умудряется извлекать пользу из пристрастия к порногра-
фии?
      Шулицкий коротко вздохнул.
      -- И если Фаррингфорд приедет на Олимпийские игры,  ваш товарищ пред-
примет против него какие-то действия?
      Ответом было молчание.
      -- Но какой смысл цепляться  к  Фаррингфорду? Он не дипломат... --  Я
остановился, немного подумал и неторопливо продолжил: -- Вы хотите сказать,
что под угрозой обнародования  скандала,  который мог бы шокировать британ-
скую общественность, ваш товарищ потребует от британского правительства ка-
ких-то компенсаций?
      -- Повторите, пожалуйста, -- попросил Шулицкий.
      Я повторил, на этот раз гораздо прямее.
      -- Ваш товарищ ловит Фаррингфорда на каких-то грязных делишках, а по-
том обращается к британскому правительству и говорит: "Дайте то, что я тре-
бую, или скандал станет известен всему миру".
      -- Товарищи моего товарища, -- поправил меня Юрий.
      -- Да, -- согласился я, -- те еще товарищи.
      -- Фаррингфорд богат, -- заявил  Юрий,  -- а к богатым наши  товарищи
испытывают... --  Он не нашел слова, но я, был уверен, что речь шла о през-
рении.
      -- Ко всем богатым? -- решил уточнить я.
      -- Конечно. Богатые -- плохие люди. Бедные люди -- хорошие.
      Он сказал это  с искренней убежденностью, без всякого цинизма. Навер-
няка, подумал я, это одно из самых главных  убеждений человечества. Верблюд
через игольное ушко, и тому подобное. Богатые никогда не войдут  в царствие
небесное, и  поделом им. Это  убеждение не оставляло Рэндоллу Дрю абсолютно
никакой надежды на вечное счастье, так как он владел изрядной  долей земных
богатств... Я решительно отогнал посторонние мысли и подумал, достаточно ли
будет просто предупредить  Джонни Фаррингфорда. А, может быть, самым мудрым
решением будет остаться дома?
      -- Юрий, -- сказал, я, -- как вы посмотрите на другую сделку?
      -- Объясните.
      -- Если мне удастся здесь разузнать что-нибудь еще, то я  обменяю это
на обещание,  что ваш товарищ не станет охотиться  на Фаррингфорда во время
Олимпийских игр.
      Он пронзил меня взглядом.
      -- Вы просите о невозможном.
      -- Письменное обещание, -- добавил я.
      -- Нет, это невозможно. Мой товарищ... совершенно невозможно.
      -- Да... Ну, что  ж, это было только предложение. -- Я  немного поду-
мал. -- А смогу ли я обменять то, что узнаю, на информацию об Алеше?
      Юрий изучал скатерть, а я изучал Юрия.
      -- Я ничем не могу вам помочь, -- наконец сказал он.
      Он тщательно погасил сигарету, поднял голову  и  встретился  со  мной
взглядом. Я  был уверен, что за  этим тяжелым пристальным  взглядом кроются
напряженные размышления, но понятия не имел о чем.
      -- Я отвезу вас к "Интуристу", -- сказал Шулицкий.
      На самом деле он высадил меня за углом, около "Националя", на том са-
мом месте, где мы встретились. При этом молчаливо  подразумевалось, что со-
вершенно ни к чему привлекать внимание неизбежных наблюдателей.
      Уже темнело. Наш ленч затянулся -- прежде всего из-за того, что в со-
седнем  зале  происходила свадьба. Невеста была облачена  в  длинное  белое
платье и крохотную белую вуаль -- ее называли фатой.
      -- Они венчались в церкви? -- поинтересовался я.
      -- Конечно,  нет, -- ответил  Юрий. Оказалось, что церковные обряды в
России не разрешались.
      Ледяная крупа, сыпавшаяся  с  неба утром, сменилась крупными снежными
хлопьями; правда,  снегопад нисколько не был  похож на снежную  бурю. Ветер
стих, но  и температура заметно понизилась.  Мороз угрожающе кусал  лицо. В
толпе торопливых пешеходов  я прошел короткий отрезок пути, отделявший одну
гостиницу от другой. Слава Богу, поблизости не оказалось никаких черных ав-
томобилей с людьми, желавшими насильно увезти меня прочь.
      Я вошел в гостиницу  одновременно  с туристической группой, в которую
входили Уилкинсоны. Они только что вернулись из автобусной  экскурсии в За-
горск.
      -- Это было очень интересно, -- сказала миссис Уилкинсон, храбро про-
тискиваясь через  переполненный вестибюль. --  Я плохо слышала гида, но мне
показалось, что  не следует водить туристов  в церкви, когда  там находятся
молящиеся. Вы знаете, что в  русских  церквях нет никаких сидений? Там  все
время стоят.  Ноги ужасно разболелись. За городом очень  много снега. А па-
почка проспал почти всю дорогу, так ведь, папочка?
      Папочка мрачно кивнул.
      Миссис Уилкинсон, как и почти все прибывшие экскурсанты, несла в руке
белый пластиковый пакет, украшенный зелеными и оранжевыми разводами.
      -- Там был  магазин для туристов. Представляете, торгуют на иностран-
ную валюту. Я купила там такую симпатичную матрешку.
      -- Что такое матрешка? -- спросил  я. Мы стояли около стойки портье в
ожидании ключей от номеров.
      -- Это кукла, -- сказала пожилая леди. Она выудила из  пакета сверток
и сорвала бумагу. -- Вот такая.
      На свет явилась  почти точная копия ярко раскрашенной деревянной тол-
стухи, лежавшей в авоське, которую я держал в левой руке.
      -- Я думаю, что матрешка символизирует материнство, -- сказала миссис
Уилкинсон. -- В одну куколку вложена другая, в другую --  третья  и так да-
лее, а в середине самая крошечная. В этой матрешке их  девять.  Я отвезу ее
внукам.
      Миссис Уилкинсон  сияла от радости, озаряя  своим сиянием и  меня. Ну
почему весь мир не может быть таким здоровым и безопасным, как Уилкинсоны?
      Здоровье и безопасность. Именно такой девиз следовало бы написать над
дверью моего  номера. Я вновь обследовал стены при  помощи магнитофона и на
этот раз услышал вой.  Резкий, режущий уши звук раздался, когда я  дошел до
точки, находившейся  примерно посреди стены над  кроватью, в пяти  футах от
пола. Я выключил  магнитофон и попытался представить себе человека, который
подслушивает меня -- если, конечно, в этот момент меня кто-то слушал.
      При более  внимательном  рассмотрении  матрешка, которую передала мне
Елена, оказалась далеко не новой.  И  розовые щеки, и ярко-синее платье,  и
желтый передник были исцарапаны. Матрешка должна  разбираться пополам, ска-
зала миссис  Уилкинсон. На моей  матрешке была хорошо видна линия экватора,
но половинки были очень плотно подогнаны одна к другой. Возможно,  что Миша
ила Елена склеили их между собой.  Я дергал куклу и пытался повернуть поло-
винки. Наконец деревянная мать со скрипом открылась и разродилась над дива-
ном своими тщательно упакованными секретами.
      Я взял  сувениры, которые наивный юный  наездник привез из  Англии, и
выложил на туалетный столик ряд бесполезных бумажек.
      Самой большой  из  них  оказалась официальная программа международных
соревнований. Она была  на английском языке,  но в нескольких  местах  были
по-русски вписаны результаты и имена победителей. Чтобы поместить программу
в матрешку, листок скрутили в трубочку.
      Кроме того, там  лежали две неиспользованные открытки с видами Лондо-
на, коричневый  конверт с клочком сена и пустая  пачка из-под "Плейере". На
лицевой стороне  маленькой металлической пепельницы была нарисована лошади-
ная голова, а на обороте стоял  штамп "Made in England". Еще там была плос-
кая жестянка с ментоловыми таблетками от кашля, несколько  клочков бумаги и
карточек  с  какими-то надписями и наконец остатки содержимого  похищенного
чемоданчика ветеринара.
      Стивен был совершенно прав,  предполагая,  что на долю Мише достались
какие-то пустяки. Интересно, как этот мальчик разби