выеденного яйца.
      Я снял очки, посмотрел стекла на свет и надел их снова.
      -- Ладно, -- негромко сказал я, -- очень мило, что  вы побеспокоились
обо мне, но не могу же я вернуться, даже не попытавшись разобраться, верно?
Ведь мне  оплачивают проезд,  гостиницу и все прочее. Но  думаю, -- решил я
пустить пробный шар, -- вы могли бы рассказать мне, что вам удалось узнать.
Это избавило бы меня от утомительной беготни.
      -- Помилуй Бог, -- взорвался Херрик, -- ты хочешь, чтобы тебя привели
за ручку,  так, что ли? -- Он прищурил глаза, поджал губы и в очередной раз
оглядел меня. -- Ну что ж, слушай, парень. Минувшим летом трое русских наб-
людателей ездили  в Англию на  это трижды проклятое троеборье. Чиновники из
подкомитетов, которых посылали для проработки деталей плана проведения кон-
ных соревнований на Олимпиаде. Я разговаривал со всеми тремя в  их огромном
Национальном олимпийском комитете на улице Горького, напротив музея Красной
Армии. Они  видели езду Фаррингфорда на всех соревнованиях,  но между ним и
событиями в России нет абсолютно никакой  связи. "Нет, нет и нет" -- вот их
единодушное мнение.
      -- Что ж, -- уступил я, -- а что вы скажете о русской команде, приез-
жавшей на соревнования в Бергли?
      -- До них  не  доберешься, парень. Ты никогда  не  пробовал брать ин-
тервью у кирпичной стены? Официальный ответ гласил, что  русская сборная не
имела контактов ни  с Фаррингфордом, ни с британским гражданским населением
-- тем более что они вообще не говорят по-английски. Я  заранее  был в этом
уверен, но промолчал.
      -- А вы узнали что-нибудь о девушке по имени Алеша?
      Услышав  имя,  Херрик подавился спиртным. Мои слова  вызвали  у  него
приступ гомерического хохота.
      -- Для начала, парень, Алеша вовсе не девушка. Алеша --  мужское имя.
Уменьшительное. Как Дики от Ричард. Алеша -- производное от Алексей.
      -- Да ну? -- И если ты поверил этому трепу  насчет  покойного немца и
его любовника -- мальчишки из Москвы,  -- можешь выбросить все это из голо-
вы. Тебя  за одни лишь такие разговоры  засунут в  кувшин и крепко  заткнут
пробкой. Здесь гомосексуалистов  не больше, чем бородавок на бильярдном ша-
ре.
      -- А остальные участники немецкой команды? Им вы смогли задать вопро-
сы?
      -- С ними разговаривали дипломаты. Никто из гансов ничего не  знает о
делах Крамера.
      -- А сколько Алеш может быть в Москве? -- осведомился я.
      -- А  сколько Диков в Лондоне? -- вопросом  на вопрос ответил Херрик.
-- Население обоих городов примерно одинаково.
      -- Выпьете еще? -- перебил я. Журналист поднялся и оскалил зубы в по-
добии улыбки. Но тяжелый взгляд ничуть не смягчился.
      -- Я принесу, -- сказал он, -- если ты меня субсидируешь.
      Я дал ему пятерку, которую  отложил  про  запас. Здесь расплачивались
только иностранной валютой, сказал мне бармен. Рубли и деньги стран Восточ-
ного блока  не принимали. Этот бар предназначался для  гостей с той стороны
железного занавеса, которым следовало оставить здесь как можно больше фран-
ков, марок, долларов и  иен. Сдачу возвращали очень точно в той  же валюте,
которой расплачивался посетитель.
      После  следующего  стакана Малкольм Херрик слегка оттаял и  рассказал
мне о своей работе в Москве.
      -- Прежде британские корреспонденты торчали здесь дюжинами, но сейчас
большинство газет их  отозвало. Осталось пять-шесть человек, не считая пар-
ней из агентств новостей, типа "Рейтер" и ему подобных. Дело в том, что ес-
ли в Москве происходит что-нибудь важное, то об этом сначала узнают за гра-
ницей. Потом новости возвращаются к нам по радио от всемирной службы новос-
тей. Мы  с тем же успехом могли бы получать всю информацию об этой стране у
себя дома.
      -- Вы можете разговаривать по-русски? -- прервал я его рассказ.
      -- Нет. Русским не нравится, когда приезжие владеют их языком.
      -- Но почему?
      Он с жалостью посмотрел на меня.
      -- Их принцип -- держать русских подальше от иностранцев, а иностран-
цев -- подальше от своих. Иностранцы, постоянно работающие в Москве, должны
жить в специальных домах с  русскими  охранниками в воротах. Мы даже  офисы
устраиваем там. И поменьше выходить из дому, так-то, парень. Новости прихо-
дят ко мне сами. По телексу из Лондона.
      Казалось, что Херрик не столько  удручен  своим  положением,  сколько
просто циничен. Я  задумался  о  том, какого рода истории  он  сочинял  для
"Уотч", газеты  более  известной  своими эмоциональными крестовыми походами
против выбранных наугад противников, чем точностью. Я редко читал эту газе-
ту, так как ее обозреватель скачек лучше разбирался в орхидеях, чем в собы-
тиях на ипподроме Аскот.
      Мы допили наконец свое виски и встали, чтобы уйти.
      -- Спасибо  за помощь, -- поблагодарил я. --  Можно ли позвонить вам,
если мне что-нибудь придет в голову? Ваш номер есть в телефонной книге?
      Херрик в очередной раз тупо посмотрел  на меня. Правда, на этот раз в
его взоре можно было угадать торжество победителя. Мне не светило преуспеть
там, где он потерпел  неудачу, говорил этот взгляд, и лучше было  бы вообще
не лезть в это дело.
      -- В Москве нет телефонной книги, -- с  плохо замаскированным торжес-
твом сказал  он. Теперь  уже я тупо уставился на  собеседника. -- Если тебе
нужен телефонный номер, ты должен обратиться в справочную службу. Там тебя,
наверно, спросят, зачем тебе телефон, и назовут, если сочтут, что тебе сле-
дует его знать.
      Он вынул из кармана репортерский  блокнот  на  пружинке, записал свой
номер и подал мне вырванный листок.
      -- И вот что, парень, звони из уличных автоматов. Не  разговаривай по
телефону в номере.
      Когда я вышел  на  улицу, с неба вперемешку  хлестал  дождь и сыпался
снег, хотя  снега было больше. Я пробежал две  сотни ярдов, отделявших меня
от "Интуриста", взял ключи, поднялся в лифте и  сказал по-английски "добрый
вечер" пухлой леди, сидевшей за столом и наблюдавшей за коридором,  по сто-
ронам которого располагались номера. Ни один человек, вышедший из лифта, не
мог бы миновать ее по пути  к номеру. Она бесстрастно изучила мою внешность
и сказала что-то по-русски. Я предположил, что это означало "доброй ночи".
      Моя комната находилась на восьмом этаже и выходила на улицу Горького.
Задернув занавеску, я зажег настольную лампу.
      Мои вещи  были аккуратно разложены по местам, но  что-то было не так.
Заглянув в выдвижные ящики, я почувствовал,  что по моей спине и ногам про-
бежали мурашки. Пока меня не было, кто-то обыскал комнату.


      ГЛАВА 4

      Я лежал в постели, глядел в потолок, освещенный  включенной лампой, и
гадал, что же меня так встревожило.  Я не был шпионом. Настоящий шпион дол-
жен был  бы чувствовать себя как дома среди  людей, пытающихся выяснить его
подноготную. Скорее ему было бы не по себе, если бы его оставили без внима-
ния. Я с удовольствием читал книги  о таких людях и даже в какой-то степени
усвоил их жаргон -- например, знал, что слово "крот" означает агента, внед-
рившегося в  иностранного  разведку,  понимал, кто такой "агент-невидимка",
что значит "подготовить крышу" и многие другие выражения. Но миру,  в кото-
ром я обитал, эти слова были  так же чужды, как ядовитый черный скорпион --
накрытому к завтраку столу.
      И тем не менее я прилетел  в Москву для того, чтобы задавать вопросы.
Возможно, это  и послужило причиной  повышенного внимания к моей персоне. А
на наиболее важные вопросы пока что ответов не последовало. Может  быть, их
вообще не было?
      Но кто же мог обыскивать мой номер? И зачем? Бумага с фамилиями и ад-
ресами лежала у меня в кармане.  В чемодане не было ни оружия, ни секретных
кодов, ни антисоветской литературы. Меня предупредили, что в Советский Союз
нельзя ввозить Библию и распятия,  и  я  их  не ввозил. Я не привез никаких
запрещенных книг, порнографии или газет. Никаких наркотиков... Наркотики...
      Я спрыгнул с кровати, выдвинул ящик, в который  положил свою аптечку,
и со вздохом облегчения увидел, что пилюли, ингаляторы, шприц и  ампулы ад-
реналина лежат  примерно так же, как их уложила Эмма. Я не мог бы с уверен-
ностью сказать, осматривали их или нет, но по крайней мере все было на мес-
те. Эмма наверняка  назвала бы меня ипохондриком, однако следовало признать
грустный факт: только благодаря содержимому этой коробки я продолжал пребы-
вать на этом свете. Я родился со сломанной серебряной ложкой во рту. Судьба
дала мне богатство, но поскупилась на здоровье. Из-за слабых легких страхо-
вые компании требовали с меня огромных взносов, несмотря  на молодость. Че-
ловек, отец и дед которого  умерли  молодыми  из-за отсутствия салбутамола,
беклометазона дипропионата  и  других  чудес  современной фармакологии, без
труда может убедиться в том, что сердца страховых агентов тверже кремня.
      Но обычно во мне было не меньше сил и здоровья, чем в любом другом из
тех несчастных, которым выпало  жить  на промозглых, сырых, туманных, прос-
тудных Британских островах.
      Я закрыл коробку и сунул ее  в ящик. Затем улегся в постель, выключил
свет, снял очки и аккуратно положил их рядом, чтобы сразу  нащупать поутру.
Интересно, как  скоро я мог  бы, не нарушая приличий, использовать обратный
билет?
      Красная площадь была  на самом деле серо-коричневой. Резкий ветер нес
через нее редкие снежинки. Я стоял перед храмом Василия Блаженного и пытал-
ся его  фотографировать, хотя отнюдь не  был уверен, что  красные кирпичные
стены Кремля запечатлеются на эмульсии при тусклом дневном свете. Это осве-
щение  скорее  подошло бы для фотолаборатории. Покрытое слякотью  простран-
ство, где временами на радость  операторам  кинохроники  гремят по каменной
брусчатке грандиозные военные парады,  сегодня  было почти пусто. Лишь нес-
колько жалких на вид групп туристов брели от стоявших неподалеку автобусов.
      Небольшой собор, украшенный блестящими разноцветными узорчатыми купо-
лами-луковицами на  барабанах  различной  высоты, походил на фантастический
замок из фильма Диснея. Снег приглушал цвета, которые сверкали на рекламных
открытках, но я замер в удивлении  от того, что нация, сумевшая создать та-
кое великолепное, радостное  здание, смогла оказаться в нынешнем сером сос-
тоянии.
      -- Этот собор построен по приказу Ивана Великого, -- произнес мужской
голосу меня за спиной. -- А когда строительство завершилось, он был в таком
восторге от его красоты, что велел ослепить зодчего, чтобы тот не смог пос-
троить кому-нибудь другому более прекрасного здания.
      Я не торопясь обернулся. Передо мной стоял невысокий молодой человек,
одетый в темно-синее пальто и черную спортивную шапочку. На его круглом ли-
це было взволнованное выражение. Большие умные карие глаза  были живее, чем
глаза русских, которых мне довелось встречать. Мне показалось, что, несмот-
ря на юношески  мягкие черты лица,  этот человек обладает  острым  взрослым
умом. Я тоже расстраивался из-за собственной внешности лет десять назад.
      -- Вы Стивен Люс? -- спросил я.
      -- Да, это я, -- ответил он, улыбнувшись.
      -- Я предпочел бы не знать о судьбе зодчего.
      -- Почему?
      -- Я не люблю страшных кинофильмов.
      -- Вся жизнь -- это страшный кинофильм, -- ответил он. -- Хотите пос-
мотреть  гробницу  Ленина? Она называется Мавзолей. -- Полуобернувшись,  он
указал рукой  на середину площади,  где вереница людей стояла перед похожим
на коробку зданием у подножия кремлевской стены. -- В соборе теперь не цер-
ковь, а что-то вроде склада. А вот в Мавзолей можно войти.
      -- Нет, спасибо.
      Тем не  менее Люс пошел к стоявшим посреди  площади людям. Я двинулся
вслед за ним.
      -- Вон  там, --  сказал он, указав куда-то за  Мавзолей, -- стоит не-
большой бюст Сталина. Он появился недавно, без всяких  церемоний. Вам может
показаться, что это  неважно,  но на самом деле  это  очень интересно. Одно
время тело  Сталина находилось в  Мавзолее рядом с телом Ленина, окруженное
почетом, как положено. Тут затеяли пересмотр  истории,  и  Сталин  оказался
персоной non  grata. Его вынесли  из Мавзолея, захоронили рядом и поставили
над его могилой маленький бюст. Но пересмотр истории  продолжался, и памят-
ник сняли,  оставив только мемориальную доску над могилой.  А теперь на том
же  самом  месте стоит новый памятник.  Но  Сталин изображен уже не  гордым
властелином мира, а задумчивым скромным человеком. Очаровательно, вы не на-
ходите?
      -- Что вы изучаете в университете? -- спросил я.
      -- Русскую историю.
      -- Тираны приходят и уходят, -- сказал я, переводя взгляд  от возрож-
денного Сталина к мертвому собору, -- а тирания остается.
      -- О  некоторых вещах лучше  говорить под открытым небом, -- напомнил
Люс.
      -- Есть ли у вас время, чтобы помогать мне? -- спросил я.
      -- Почему вы не фотографируете? -- спросил он вместо ответа. -- Веди-
те себя как положено туристу.
      -- Раз  мою комнату и вещи обыскивали, значит,  никто не считает меня
туристом.
      -- Вот  как? -- удивленно воскликнул Люс. --  В таком случае, давайте
просто пройдемся.
      Не торопясь, как настоящие туристы,  мы  пошли мимо собора к реке.  Я
вытащил из-под  воротника шарф и подтянул  его повыше, чтобы  прикрыть уши.
Меховая шапка, которую я купил утром под руководством Наташи, совершенно не
прикрывала их.
      -- Почему вы не опустите уши у шапки? -- спросил Стивен Люс. -- Будет
гораздо теплее. Просто не завязывайте их под подбородком.
      Я последовал его  совету и прикрыл уши, позволив тесемкам развеваться
по ветру.
      -- Какая помощь вам нужна?
      -- Я хотел,  чтобы вы помогли  мне пообщаться с  несколькими  людьми,
имеющими дело с лошадьми.
      -- И когда?
      -- С этими людьми лучше всего встречаться по утрам.
      Стивен Люс минуту помолчал, а затем сказал с сомнением в голосе:
      -- Думаю, я мог бы пропустить завтра одну лекцию...
      Совершенно в духе Хьюдж-Беккета, усмехнулся я  про себя: предоставить
мне переводчика, который  мог уделить мне  лишь обеденное время  да  скрепя
сердце пропустить лекцию. Поглядев на круглое взволнованное лицо, обрамлен-
ное черной шапочкой, я  пришел к выводу, что при таком положении  вещей вся
моя миссия обречена на провал.
      -- Вы знаете Руперта Хьюдж-Беккета? -- спросил я.
      -- Никогда не слышал о таком.
      Я вздохнул.
      -- В таком случае, кто же попросил вас помочь мне?
      -- Министерство иностранных дел. Некто по имени Спенсер.  Его я знаю.
Они в некотором роде финансируют меня. Еще с колледжа. Подразумевается, что
когда-нибудь я буду работать у них, хотя это и не обязательно. Среди дипло-
матов душно, как в музее восковых фигур.
      По набережной мы дошли до  моста,  и Стивен широким жестом указал  на
противоположную сторону реки.
      -- Там находится британское посольство.
      Мне было плохо видно из-за снега.  Я снял очки и как можно тщательнее
протер их носовым платком, чтобы минуту-другую посмотреть на мир.
      -- На  той стороне моста спуститесь  по лестнице направо,  -- пояснил
Стивен, -- перейдете на другую сторону улицы и через несколько шагов окаже-
тесь около посольства...  вон того бледножелтого здания, похожего на Букин-
гемский дворец.
      Я сказал ему, что собираюсь сегодня выпить с атташе по  культуре. Люс
ответил, что мне везет, но что следует еще встретиться с послом, так как из
его кабинета лучший в Москве вид на Кремль.
      -- Не хотите  ли вы рассказать,  зачем приехали? --  спросил  Стивен,
когда мы проходили по мосту.
      -- А разве вам не сообщили?
      -- Нет. Мне сказали только, что вам может понадобиться переводчик.
      Я огорченно покачал головой.
      -- Я гоняюсь за призраком. Ищу мифическую фигуру по имени Алеша. Одни
говорят, что  он не существует вовсе, а другие -- что он не желает быть об-
наруженным. А я должен найти его,  узнать, кем и чем он является, и решить,
представляет ли он угрозу для одного нашего парня, который собирается учас-
твовать  в  Олимпийских играх. И раз  вы  спросили, я буду рассказывать  об
этом, пока у вас уши не завянут.
      Стивен слушал очень внимательно, и его уши оставались на месте. Когда
я закончил, то заметил, что он весь подобрался и идет пружинистым шагом.
      -- Включайте меня в игру, -- заявил он. -- К черту лекции. Я возьму у
кого-нибудь конспекты.
      Мы дошли до  конца моста и  повернулись, чтобы идти  обратно.  Сквозь
снег я разглядел его веселые темно-карие глаза.
      -- Я думал, что вы знакомитесь  с подготовкой к играм. Так сказать, в
общих чертах и полуофициально. А все куда забавнее.
      -- Мне так не кажется, -- возразил я.
      -- Мы  знаем, как заставить  вас подпрыгнуть от радости, -- засмеялся
он.
      -- Лучше бы мы знали, как сделать все это потише.
      -- Ну конечно.  Разве вы не согласитесь воспользоваться огромным опы-
том старожила Москвы?
      -- И  кто  же этот старожил? -- спросил я. -- Я, конечно. Я здесь уже
одиннадцать недель. Чем не старожил?
      -- Очень относительно.
      -- Никогда не  делайте  ничего необычного. Никогда не оборачивайтесь,
если от вас этого не ожидают, и всегда оборачивайтесь, когда ожидают.
      -- Не вижу в этом ничего особенного, -- сказал я.
      Стивен удивленно посмотрел на меня.
      -- Всем иностранцам здесь необходимы пропуска,  чтобы отъехать больше
чем на тридцать  километров от центра города. Некоторые англичане, путешес-
твующие на  автомобилях, иногда решают  отложить на ночь выезд в запланиро-
ванный город и не предупреждают об этом власти. За это их штрафуют.
      -- Как штрафуют? -- Я был поражен.
      -- Именно штрафуют. Вы можете представить себе, чтобы в Англии оштра-
фовали иностранного туриста за то, что он поехал в Манчестер вместо Бирмин-
гема? Можете  ли вы представить  себе, чтобы в английской гостинице подняли
панику, если  турист не  придет ночевать? А здесь все  это в порядке вещей.
Множество народа занято только тем, что следит за другими людьми и сообщает
обо всем, что видит. Это их работа. Здесь нет безработицы. Вместо того что-
бы платить парням пособие по безработице  и  позволять  по-человечески  его
тратить -- например, ходить на футбол, играть в карты или  рулетку, шляться
по пабам -- их берут на работу наблюдать. Убивают одним махом двух зайцев.
      -- Это они стоят кучками в аэропортах и в холлах гостиниц?
      Он усмехнулся:
      -- Именно. Здесь шутят, что русские всегда общаются с иностранцами по
трое. Одного можно подкупить, двое  могут  сговориться, а уж из троих  один
всегда окажется доносчиком.
      -- Звучит весьма цинично.
      -- Зато верно. Что, выговорили, у вас запланировано на сегодня? Как я
понял, к вам приставлены девушки из "Интуриста"?
      -- Наташа  и Анна, -- ответил я. -- Я сказал им, что вернусь в гости-
ницу к ленчу, а потом поеду на автобусную экскурсию по городу.
      -- Тогда  вам так  и следует поступить, -- веско  сказал Стивен. -- Я
уверен, что они забеспокоятся, если потеряют своего подопечного.
      Я остановился посреди  моста, оперся на  парапет и посмотрел  на  се-
ро-стальную воду. Снег кружился в воздухе, как конфетти. Справа вдоль бере-
га протянулась красивая высокая красная стена Кремля с  золотыми башнями, а
за ней поднимались в воздух  золотые  купола.  Окруженный стеной город-кре-
пость с  недействующими церквями и действующими правительственными учрежде-
ниями, через который ежедневно проходят миллионы  туристов.  А  налево,  на
противоположном берегу, британское посольство.
      -- Лучше пойдем,  --  предложил Стивен. -- Два  человека  на мосту, в
снег... Это выглядит подозрительно.
      -- Я не верю.
      -- Вас еще многое здесь удивит.
      Мы пошли дальше и вскоре возвратились на Красную площадь.
      -- Задание  номер один,  -- сказал я. -- Вы  сможете сделать для меня
телефонный