ение в стареющем организме? 
Разумеется, она могла восстановить свое собственное. Поскольку 
вызванная ей самой боль не убила ее, и поскольку она поняла, что 
необходимо сделать, чтобы восстановить порядок, она могла просто 
начать осторожно восстанавливать поврежденные сосуды, а затем 
растворять твердеющие ткани, становясь физиологичсеки молодой 
женщиной, какой она была в годы после своего переходного возраста. 
Но Исаак не пострадал во время переходного возраста. Наоборот, он 
получил возможность обрести талант, который, правда, не смог 
продлить его жизнь. Если бы только она могла дать ему хоть часть своей 
силы....
	Но это были лишь бессмысленные мечты. Если уж она не могла 
вылечить организм от старения, то она по крайней мере должна 
попытаться предотвратить дальнейшие ухудшения. Он не должен есть 
так много, а некоторую пищу не доложен есть вообще. Он не должен 
курить и заниматься тяжелой работой, несмотря на свою силу и 
возможности. И то и другое все равно требуют своей платы. Он не 
должен больше проводить корабли сквозь шторм. Ему больше 
подходили легкие задачи, да и то до тех пор, пока они не начинали 
вызывать боль. Она очень твердо сказала Доро, что если он не хочет 
убить Исаака, то он должен найти более молодого человека, чтобы 
тянуть его баржи.
	Сделав это, Энинву потратила множество тяжелейших 
наполненных болью часов, чтобы отыскать или сделать лекарство, 
которое могло бы облегчить Исааку боль, когда она появлялась. В конце 
концов она так извела себя, что даже сам Исаак попросил ее 
остановиться. Но она не остановилась. Она несколько раз едва не 
отравила себя, пробуя различные растения или вещества, полученные из 
животных, которых она никогда не использовала раньше, определяя 
ежеминутно собственную реакцию на них. Она перепроверила и хорошо 
известные ей средства, и обнаружила при этом, что такая простая вещь 
как чеснок, может быть полезен, но не до конца. Она продолжала 
работать, создавая лекарства, которые позже могли пригодиться другим. 
Для Исаака же, она совершенно случайно сделала потенциально опасное 
лекарство, которое должно было расширять кровеносные сосуды, 
которые он постепенно терял, уменьшая тем самым нагрузку на его 
ослабленное сердце и снижая тем самым боль. Когда боль появлялась 
вновь, она вновь давала ему лекарство. Боль проходила, и он был 
изумлен. Он взял ее с собой в Нью-Йорк-Сити и позволил выбрать 
чудесную ткань. Затем он повел ее к модельеру, чернокожей, но 
свободной женщине, которая рассматривала ее с нескрываемым 
любопытством. Энинву объяснила женщине, что она хотела иметь, но 
как только она сделала паузу в словах, женщина заговорила сама.
	- Ты происходишь из людей Онитша, - сказала она на родном 
языке Энинву и улыбнулась, глядя на удивленную Энинву. - У тебя все 
хорошо?
	Так Энинву встретилась с женщиной со своей родины, которая, 
может быть, была ее родственница. Это был еще один подарок, который 
ей сделал Исаак. Так у нее появился новый друг. Он был очень хорошим, 
ее Исаак. И сейчас он не должен умереть и оставить ее одну.
	Но на этот раз лекарство, которое всегда помогало, оказалось 
бессильным. Исаак не подавал никаких признаков, что его боль 
проходит.
	Он был пепельного цвета, покрытый потом и задыхающийся. 
Когда она попыталась поднять его голову, он открыл глаза. Она не знала 
что делать. Ей хотелось не смотреть на него, но она не могла. В своих 
поисках она нашла условия, при которых сердце могло очень легко 
отказать, а это очень совпадало с теми условиями, которые он уже имел. 
Она едва не убила себя, изучая их. Она была так тщательна в своих 
попытках сохранить Исааку жизнь, и вот теперь, каким-то непонятным 
образом, бедная Нвеке уничтожила всю ее работу.
	- А что Нвеке? - прошептал Исаак, как будто прочитал ее мысли.
	- Не знаю, - сказала Энинву. Она огляделась вокруг, остановила 
взгляд на пуховом матрсе, который был взбит легкими волнами. - Она 
спит.
	- Хорошо, - задыхаясь сказал он. - А я подумал, что нечаянно 
причинил ей вред. Значит я видел это во сне...
	Он умирал! Нвеке убила его. В своем безумии она убила его, а он 
беспокоился, что мог причинить ей боль! Энинву покачала головой как 
бы в ответ на свои безнадежные мысли. Что она может сделать? Ведь с ее 
широкими знаниями, должна же она найти хоть что-то...
	Он попытался дотронуться до ее руки. - Тебе приходилось терять и 
других мужей, - сказал он.
	Она начала кричать.
	- Энинву, я стар. Моя жизнь была долгой и заполнена 
многочисленными заботами обычного человека. К тому же эта жизнь 
имеет и обычный распорядок. Его лицо исказилось от боли. Это было 
похоже на то, как если бы боль пронзила ее собственную грудь.
	- Приляг рядом со мной, - сказал он. - Вот здесь, около меня.
	Она выполнила его просьбу, продолжая тихо всхлипывать.
	- Ты даже не знаешь, как я люблю тебя, - сказал он.
	Кое-как ей удалось справиться с голосом. - С тобой я чувствовала 
себя так, словно у меня никогда не было другого мужа.
	- Ты должна жить, - сказал он. - И ты должна заключить мир с 
Доро.
	От этой мысли ей стало плохо. Она промолчала.
	Сделав очередное усилие, он заговорил на ее родном языке. - 
Теперь он должен стать твоим мужем. Склони свою голову, Энинву. 
Живи!
	Больше он не сказал ничего. Были только длинные приступы боли, 
прежде чем он впал в беспамятство, а затем встретился со смертью.



10.

	Энинву покачиваясь встала на ноги, когда в комнате появился 
Доро с полным подносом в руках. Теперь она стояла около кровати, не 
сводя глаз с останков Нвеке. Она казалось не слышала, как Доро 
поставил поднос на маленький столик около нее. Он было открыл рот, 
чтобы спросить почему она не ухаживает за Исааком, но в тот самый 
момент, когда он подумал об Исааке, его подсознание подсказало ему, 
что Исаак умер.
	Его подсознание никогда не подводило его. В последние годы он 
смог предупредить множество случаев, когда людей могли похоронить 
заживо. Однако сейчас он опустился на колени рядом с Исааком и 
прикоснулся к его шее, чтобы ощутить его пульс. Разумеется, его не 
было.
	Энинву повернулась и мрачно взглянула на него. Она была 
молодой. Сейчас, ее вновь восстановленное тело приняло прежние 
молодые формы. Она походила скорее на девушку, оплакивающую 
своего деда, чем на женщину, погруженную в траур по мужу и дочери.
	- Он так и не узнал, - прошептала она. - Он думал, что это лишь 
только во сне он мог повредить ее.
	Доро взглянул вверх, где на потолке остались кровавые следы от 
тела Нвеке. Энинву проследила за его взглядом, затем быстро отвела его 
вниз. - Он обезумел от боли, - сказал Доро. - Затем, совершенно 
случайно, она еще раз задела его. Этого было больше чем достаточно.
	- Эти ужасные случаи следуют один за другим. Она покачала 
головой. - Все рушится.
	Странно, но она подошла к подносу с едой, взяла его и 
отправилась на кухню, где присела и начала есть. Доро последовал за 
ней, с любопытством наблюдая. Поврежденья, которые причинила ей 
Нвеке, возможно были еще сильнее, чем ему казалось, раз она начала 
есть с такой жадностью, вгрызаясь в пищу как изголодавшаяся женщина, 
в то время как тела тех, кого она больше всех любила, лежали 
холодными в соседней комнате.
	Через некоторое время она сказала: - Доро, их следует похоронить.
	Она съела еще сладкое печенье, остававшееся на тарелке, которую 
Исаак поставил на стол для Доро. Доро тоже чувствовал голод, но не 
мог заставить себя притронуться к еде. Особенно, к этому печенью. Он 
понимал, что это не та пища, которая требовалась ему.
	Он лишь недавно сменил свое теперешнее тело. Это было хорошее 
сильное тело, взятое в одном из его поселений в Пенсильвании. Обычно 
оно могло бы прослужить ему несколько месяцев. Он мог бы 
использовать его, чтобы произвести первого ребенка от Нвеке. Это было 
бы хорошим сочетанием. В его поселенцах из Пенсильвании всегда была 
стабильность и твердая сила. Они все были хорошей породой. Но, 
возможно, стресс, физический или эмоциональный, сделал свое дело, и 
заставил его почувствовать голод, когда он вовсе не ожидал этого, 
рассчитывая еще долгое время не производить очередного превращения. 
Он ~не собирался~ делать замену. Его тело должно было бы оставаться 
с ним немного дольше. Но так или иначе, он чувствовал голод и 
неудобства, пока не совершит замены. Но у него не было никаких 
причин, которые вынуждали бы его терпеть эти неудобства. Исаак умер. 
Доро взглянул на Энинву.
	- Мы должны похоронить их, - повторила она.
	Доро кивнул. Он позволит ей совершить этот ритуал. Она была 
очень добра к Исааку. Затем, после этого...
	- Он сказал, что мы должны заключить мир, - продолжила она.
	- Кто?
	- Исаак. Это были его последние слова, о том, что мы должны 
заключить мир между собой.
	Доро пожал плечами. - Мы заключим его.
	Больше она не сказала ничего. Все приготовления для похорон 
были сделаны, и были извещены многочисленные женатые дети. Не 
имело значения, были это дети Исаака или Доро, все равно они выросли, 
воспринимая Исаака как собственного отца. И было еще несколько 
приемных детей, которых воспитывала Энинву, поскольку их родители 
или умерли, либо были неспособны к воспитанию. Кроме них было еще 
много народа. Все в этом городе знали и любили Исаака. И теперь 
каждый приходил, чтобы отдать ему последнее уважение.
	Но в самый день похорон Энинву было невозможно отыскать. Что 
касается охотничьего чутья Доро, то это означало попытку побега.


	Некоторое время она летала большой птицей. Затем, далеко в 
море, она устало опустилась на воду и приняла знакомую удлиненную 
форму дельфина. Она подплыла поближе к тому месту, где она увидела 
стаю резвящихся дельфинов, которые периодически выпрыгивали из 
воды. Они приняли ее в свою компанию, и она стала одним из них. Она 
должна научиться жить в их мире, потому что сейчас для нее не было 
более чуждого мира, чем тот, который она только что покинула. И 
возможно, если она научится способу их общения, она найдет 
достаточно благородными или достаточно невинными, чтобы говорить 
ложь или плести заговоры об убийстве над еще не остывшими трупами 
собственных детей.
	Но тут же она спохватилась, задумавшись над тем, а как долго 
сможет она выдержать разлуку с родственниками, с друзьями, с любым 
человеческим существом вообще. Как долго ей придется прятаться в 
море, пока Доро не прекратит свою охоту за ней, или пока он не отыщет 
ее. Она припомнила свой неожиданный испуг, когда Доро забрал ее от ее 
людей. Она припомнила и то одиночество, которое облегчили ей и Доро, 
и Исаак и два ее теперь уже умерших внука. Так как же она останется 
одна среди дельфинов? Как же это случилось, что она выбрала такую 
ужасную жизнь, по сравнению с которой жизнь под водой казалась столь 
драгоценной?
	Доро заставил ее изменить свой облик. Она подчинялась, 
подчинялась и подчинялась ему, чтобы удержать его от попыток убить 
ее, несмотря на то, что она еще много лет назад перестала верить тому, 
что сказал ей Исаак по поводу того, что ее долгожительство дает ей 
право выйти замуж за Доро, и что только она хоть как-то может 
остановить его от превращения в животное. Он уже и так был почти как 
животное. Но она выработала привычку подчиняться. В своей любви к 
Исааку и к детям, и в своем страхе перед смертью, особенно перед такой, 
носителем которой был Доро, она уступала ему снова и снова. Привычки 
было очень трудно уничтожить. Привычку жить, привычку 
бояться....даже привычку любить.
	Хорошо, хорошо. Ее дети теперь были взрослые мужчины и 
женщины, они были способны позаботиться сами о себе. Она должна 
расстаться с ними. Нет более лучших ощущений, чем быть окруженной 
своими людьми, детьми, внуками и правнуками. Она не могла получать 
столь быстрого удовлетворения, как Доро, постоянно перемещаясь с 
места на место. Ее образ жизни требовал создания вокруг себя нечто 
такого, что напоминало бы собственное племя, чтобы она могла 
оставаться внутри него бесконечно долго.
	Интересно, а можно ли создать нечто подобное среди дельфинов? 
Может Доро предоставить ей время, чтобы она могла попытаться 
сделать это? Ведь она совершила то, что считается самым великим 
грехом среди его людей: она сбежала от него. И не имело значения, что 
она сделала это для спасения собственной жизни, потому что видела, как 
он намеревается убить ее. После всех ее уступок, он все-таки не отказался 
от мысли об убийстве. Он был убежден, что это его право, вырезать 
своих людей по собственному выбору. Великое множество его людей 
верили этому, и потому не убегали, когда он приходил за ними. они 
были напуганы, но он был их божеством. И бежать от него было 
бесполезно. Он неизменно ловил беглеца и убивал его, или, что 
случалось очень редко, приводил его домой живым, и карал его там, как 
доказательство того, что любой побег бесполезен. К тому же, многие 
беглецы были еретиками. Они верили, что если он был их богом, то у 
него было право делать с ними все, что он хотел. "Иаковы", вот как 
мысленно называла их она. Подобно библейскому Иакову, они делали 
самое лучшее, что позволяла им их ситуация. Они не могли сбежать от 
Доро, поэтому они подыскали подходящую добродетель, чтобы 
подчиняться ему.
	Энинву находила свою добродетель в том, чтобы не иметь дела с 
ним. Он никогда не был ее богом, и если она должна сбежать на 
столетие, ни разу не остановившись, чтобы создать окружение из 
собственных людей, приносящих ей радость и удовлетворение, она все 
равно сделает это. Он не получит ее жизнь. И люди в Витли увидят, что 
он отнюдь не всесилен. Он никогда не придет к ним в ее обличье. 
Возможно, что другие заметят его ошибку, и поймут, что он вовсе не бог. 
Возможно, что они тоже убегут, и сколько же он сможет охотиться за 
ними? Определенно, что многим удастся сбежать и устроить свою жизнь 
в мире, где существуют лишь обычные страхи обычных человеческих 
существ. Смогут бежать самые сильные, такие как Исаак, возможно, что 
даже несколько ее детей...
	Она выбросила из своей памяти то обстоятельство, что Исаак 
никогда не хотел бежать. Исаак был Исааком, он стоял чуть поодаль от 
всех остальных людей, и его не следует осуждать. Он был самым лучшим 
из всех ее мужей, а она даже не смогла пристутсвовать на его похоронах. 
Думая о нем и тоскуя по нему, она захотела вновь стать птицей, чтобы 
найти какое-нибудь место с твердой землей, может быть какой-нибудь 
скалистый остров, где она могла бы оплакивать своего мужа и дочь, не 
опасаясь за свою собственную жизнь. Где она могла бы предаться 
воспоминаниям и мыслям, и где она была бы совсем одна. Ей было 
необходимо побыть одной, прежде чем она может стать подходящей для 
общения с другими созданьями.
	Но вот несколько дельфинов приблизились к ней, непонятно 
болтая о чем-то, и в какой-то момент она подумала, что они могут 
напасть на нее. Но они только потерлись об ее бока, как бы предлагая 
познакомиться. Она поплавала с ними, и никто из них не пытался ее 
обидеть. Вместе с ними же она и поела, хватая проплывающую рядом 
рыбу, с таким же аппетитом, как будто она ела самое вкусное блюдо в 
Витли или у себя на родине. Сейчас она была дельфином. И если Доро не 
будет искать ее как половину для равноправного брака, то он найдет в 
ней равноправного противника. Ему не удастся в очередной раз загнать 
ее в рабство. И она никогда не станет очередной его добычей.



Книга 3
Ханаан
1840

11.

	В приходе Эволи, в штате Луизина, уже много лет жил старик, о 
котором Доро узнал от его соседей. У старика были замужние дочери, но 
не было сыновей. Его жена давно умерла, и он жил один на своей 
плантации, в окружении своих рабов, некоторые из которых, как 
предполагалось, могли быть его же детьми. Он придерживался 
собственных правил, и никогда не был особенно общительным, даже при 
жизни жены.
	Его имя было Веррик, Эдвард Веррик. За последнюю сотню лет 
это был третий человек, к которому, как обнаружил Доро, его тянуло 
ощущение того, что он приближается к Энинву.
	Энинву.
	Он многие годы даже не произносил вслух этого имени. Теперь в 
штате Нью-Йорк уже не осталось в живых никого, кто мог бы помнить 
ее. Все ее дети умерли. Внуки, которые родились еще до ее побега, 
умерли тоже. Многих из них забрали войны: война за независимость, и 
эта дурацкая война 1812 года. Во время первой погибло очень много его 
людей, другие спаслись бегством в Канаде, поскольку оказывались 
слишком замкнутыми и аполитичными для той и другой стороны. 
Английские солдаты считали их повстанцами, а колонисты считали их 
приверженцами Тори. Многие растеряли все свое состояние при бегстве 
в Канаду, где спустя несколько месяцев их и нашел Доро. Теперь он 
организовал в Канаде новое поселение, и перестроил поселение в Витли. 
Кроме того, сейчас у него были поселения в Бразилии, Мексике, в 
Кентукки, а так же поселения, разбросанные еще разных местах двух 
обширных континентов. Большинство его лучших людей жили в Новом 
Свете, где были все условия для роста и развития их силы, то есть были 
условия, при которых они могли сохранить свою, полученную по 
наследству необычность.
	Но ни одно из этих начинаний не могло скомпенсировать потерь, 
полученных от разрушения Витли и от потерь 1812 года, когда он 
лишился нескольких своих лучших людей в штате Мериленд. Эти люди 
были потомками тех, кого он потерял еще в то время, когда нашел 
Энинву. Он с усердием старался восстановить эту породу, и вновь сумел 
развести их. Они давали ему надежду на успех. Но вдруг, совершенно 
неожиданно, самые многообещающие из них умерли. Ему требовалась 
новая порода, новая кровь, чтобы в третий раз попытаться восстановить 
эти потери, еще раз вывести подобных людей. Но это было связано с 
опасностью, так как люди, которые показали себя наиболее 
спососбными в этом отношении, были белыми. Негодование и ненависть 
возникли с обеих сторон, и Доро был вынужден публично убить пару 
самых отъявленных и опасных смутьянов, чтобы вернуть остальных к 
обычной привычке повиноваться. Но при этом самые ценные особи были 
потеряны. Опасность заключалась в том, что поселения находились 
среди белых, которые не вполне понимали, кто именно находится среди 
них...
	Вот так было потеряно драгоценное время. Были годы, когда он 
вообще не вспоминал про Энинву. Разумеется, он должен был бы или 
убить ее, или подчинить себе. Иногда он прощал людей, которые сбегали 
от него, людей которые были достаточно сильными, чтобы 
продержаться впереди него несколько дней, и таким образом делали его 
охоту просто восхитительной. Но он прощал их только потому, что 
будучи раз пойманными, они подчинялись ему. Не то чтобы они 
упрашивали его сохранить им жизнь, нет, большинство этого не делало. 
Они просто прекращали бороться с ним. В конце концов они приходили 
к пониманию превосходства его силы. Сначала они выказывали к нему 
хорошее отношение, а затем, осознав все, отдавали целиком и себя. Затем 
следовали слова о прощенье, и уже будучи прощенными, они выказывали 
в отношении его преданность, граничащую, порой, с сыновней любовью. 
И так же, как своим детям, он дарил им их собственные жизни.
	Бывали в его жизни моменты, когда ему казалось, что он мог бы 
пощадить и Энинву. Бывали и моменты, когда, к его собственному 
удивлению, ему казалось, что он просто потерял ее, и хочет увидеть 
вновь. Но чаще всего он вспоминал о ней, когда занимался 
скрещиванием ее американских и африканских потомков. Он постоянно 
старался создать более устойчивую, более управляемую Нвеке, и у него 
даже намечался некоторый успех: он имел людей, которые могли 
воспринимать и в некоторой степени управлять внутренней работой не 
только своего собственного тела, но и других людей. Но их способности 
в этом плане были очень ненадежны. Они столь же часто впадали в 
агонию, как и находились в рассудке. Столь же часто, как лечили, они же 
и убивали. Они могли делать то,