ложенное и красивое. - Смогу ли я увидеть когда-нибудь, каков ты есть, 
когда не прячешься за очередную человеческую оболочку?
	На какой-то миг ей показалось, будто леопард взглянул на нее 
сквозь его глаза. Нечто смотрело на нее, и это нечто, дикое и леденящее 
душу, был дух, который заговорил очень спокойно и мягко.
	- Обратись к своим богам, Энинву, с тем, чего ты никогда не 
делала. И позволь мне оставаться мужчиной. Будь довольна мной как 
таковым. Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, и она изумилась 
тому, что не отпрянула назад, а лишь задрожала, не двинувшись с места.
	Он привлек ее к себе, и она, к своему удивлению, ощутила покой в 
его руках. Тоска по дому, по людям, которая вот-вот была готова 
подступиться ней, исчезла, как будто ей было достаточно одного Доро, 
кем бы он ни был на самом деле.


	Когда Доро послал Энинву проведать ее внука, он повернулся, 
чтобы отыскать своего сына, который в это момент смотрел в след 
Энинву, не отрываясь от ее раскачивающихся бедер. - Я только что 
сказал ей, как легко она может научиться читать, - заметил Доро.
	Теперь молодой человек смотрел вниз, хорошо осознавая, что 
кроется за этими словами.
	- Тебе самому очень легко дается чтение, - продолжал тем 
временем Доро.
	- Я не могу здесь ничем помочь, - прбормотал Исаак. - Ты должен 
надеть на нее как можно больше одежды.
	- Я зделаю это, так или иначе. А сейчас постарайся сдерживать 
себя. Она - единственная на корабле, кто действительно может убить 
тебя, точно так же как ты один из немногих, кто может убить ее. А мне 
не хочется терять ни одного из вас.
	- Я не причиню ей вреда. Она мне нравится.
	- Разумеется.
	- Я имею в виду...
	- Я знаю, знаю. Кажется, ты тоже нравишься ей.
	Молодой человек заколебался, и некоторое время смотрел в 
сторону, на голубую гладь воды, затем почти вызывающе взглянул на 
Доро и спросил: - Ты хочешь оставить ее для себя?
	Доро весь внутренне рассмеялся. - На некоторое время, - ответил 
он. Это был его любимый сын, очень редких качеств молодой человек, 
чей талант и характер формировались именно в том направлении, как и 
намечал для себя Доро. Доро управлял наследственностью предков 
Исаака на протяжении тысячелетия, развивая одни, полезные на его 
взгляд стороны, и отбрасывая другие, разрушительные и опасные. И вот, 
наконец, несомненный успех. Исаак. Здоровый здравомыслящий сын, 
непослушный гораздо в меньшей степени, чем благоразумный, каким и 
должен быть сын Доро, и достаточно сильный, чтобы безопасно 
провести корабль сквозь ураган.
	Исаак продолжал смотреть в ту сторону, где скрылась Энинву. 
Затем медленно покачал головой.
	- Я не могу представить себе, как могут сочетаться твои и ее 
способности, - сказал Доро, продолжая наблюдать за ним.
	Исаак быстро повернулся, окрыленный неожиданной надеждой.
	- Мне кжется, что те небольшие, но сложные вещи, которые она 
производит внутри собственного тела, должны бы требовать не меньших 
способностей, чем те, которыми пользуешься ты, перемещая огромные 
предметы во внешнем мире, окружающем твое тело.
	Исаак нахмурился. - Как может она говорить о том, что 
происходит внутри нее?
	- Очевидно, она чуть-чуть похожа на одну мою семью из 
Вирджинии. Они могут чувствовать, что может происходить в закрытых 
местах, или в местах, находящихся от них за многие мили. Я планировал 
объединить тебя с кем-нибудь из этой пары.
	- И я могу понять почему. Я был бы гораздо лучше, сам по себе, 
если бы мог видеть подобным образом. И в прошлом году не загнал бы 
на скалы "Марию Магдалину".
	- Ты все сделал правильно, удерживая нас на плаву, пока мы не 
нашли порт.
	- Если бы я имел ребенка от Энинву, может быть он и обрел бы 
такое зрение. Я предпочитаю ее, этим людям из Вирджинии.
	Тут Доро громко рассмеялся. Ему очень нравилось баловать 
Исаака, и Исаак знал это. Доро сам временами был удивлен тем, как он 
тонко чувствует самого лучшего из своих детей. И, проклиная свое 
любопытство, он поинтересовался, какого именно ребенка может 
произвести на свет Исаак от Энинву. - У тебя будут женщины из 
Вирджинии, у тебя будет и Энинву, - сказал он. - Я разделю ее с тобой, но 
чуть позже.
	- Когда? Исаак ничего не мог поделать со своим нетерпением.
	- Позже, я сказал. Сейчас она переживает очень опасное время. Ей 
пришлось оставить все, что составляло ее жизнь, и у нее нет ни 
малейшего представления о том, на что она променяла это. Если мы 
будем очень сильно принуждать ее, она может покончить с собой, 
прежде, чем мы сможем извлечь из нее хоть какую-то пользу.



5.

	Окойя оставался в каюте Доро, где Энинву могла ухаживать за 
ним, пока его болезнь не утихнет. Затем Доро отправил его в трюм, где 
были остальные рабы. Когда корабль вышел в море, и африканский 
берег исчез из вида, рабам разрешили бродить по трюму и даже по 
палубе, где им больше нравилось. Фактически, поскольку у них не было 
почти никакой обязательной работы, они были гораздо свободней, чем 
экипаж. Поэтому для Окойи не было никаких причин считать это 
перемещение каким-то ограничением свободы. Доро очень внимательно 
наблюдал за ним, прежде всего чтобы определить, насколько он был 
сообразителен, или запуган, чтобы создавать неприятности. Но Энинву 
познакомила его с Аденкву, и теперь, как казалось, с этого момента 
молодая женщина занимала большую часть его времени. Во всяком 
случае, он не должен был устраивать бунт или нечто подобное.
	- На самом деле они не очень-то нравятся друг другу, как это 
может показаться, - говорила Энинву, стараясь убедить Доро. - Кто 
знает, что у них на уме?
	Но Доро только улыбался. Что было у них на уме было ясно 
каждому. Энинву просто боялась за их слишком близкое кровное 
родство. Она была гораздо больше подвержена убеждениям, 
бытовавшим среди ее людей, чем ей казалось. Казалось, что она 
чувствовала свою особую вину за их встречу, которую могла так легко 
предотвратить. Но с другой стороны, даже ей было ясно, что Окойя и 
Аденкву нуждаются в друг друге, как она нуждается в Доро. Подобно ей, 
они чувствовали себя слишком уязвимыми и одинокими. Через 
несколько дней, после начала плавания, Доро отвел Окойю на палубу, 
подальше от Аденкву, и сказал ему, что капитан корабля имеет право 
сам исполнить церемонию женитьбы.
	- Белый человек, этот самый Вудли? - спросил Окойя. - И что же он 
должен сделать с нами?
	- В твоей новой стране, если вы хотите пожениться, вы должны 
дать обещание перед священником, или перед человеком, 
представляющим власть. На корабле таким человеком является Вудли.
	Молодой человек в сомнении покачал головой. - Здесь все 
происходит по другому. Я ничего не понимаю. Мой отец выбрал для 
меня жену, и я был доволен ею. И даже было сделано формальное 
предложение ее семье.
	- Ты больше никогда ее не увидишь. Доро старался говорить как 
можно убедительнее и очень спокойно встретил гневный взгляд 
молодого человека. - Мир, в котором мы живем, не всегда бывает 
мягким и удобным, Окойя.
	- Так я должен жениться, потому что ты этого хочешь?
	Некоторое время Доро просто молчал. Пусть ребенок некоторое 
время подумает над этими глупыми словами. Наконец, он сказал: - Когда 
я приказываю подчиняться, молодец, то ты будешь понимать и будешь 
подчиняться.
	Теперь замолчал Окойя, который продолжал раздумывать над 
происходящим, а поскольку он старался скрыть это, то к его молчанию 
примешивался еще и страх. - Так я должен жениться? - наконец спросил 
он.
	- Нет.
	- У нее был муж.
	Доро только пожал плечами.
	- А что будет с нами на этой твоей родине?
	- Возможно, ничего. Я дам тебе землю, семена, и некоторые мои 
люди будут помогать тебе освоить свое новое житье. Ты будешь 
продолжать изучать английский, а возможно и датский языки. Ты 
будешь жить. Но взамен того, что я дам тебе, ты должен будешь 
повиноваться мне, независимо от того, приду ли я к тебе завтра утром 
или через сорок лет.
	- И что же я должен сделать?
	- Сейчас я еще не знаю этого. Возможно, что я дам тебе бездомного 
ребенка, или даже несколько детей, чтобы ты заботился о них. 
Возможно, что тебе придется предоставить приют и взрослым людям, 
которые будут нуждаться в нем. Возможно, что ты будешь получать 
сообщения для меня, или охранять мою собственность. Возможно, что-
нибудь еще. Что-нибудь вообще.
	- Плохое и хорошее, без разбора?
	- Да.
	- Предположим, что я не буду повиноваться. Ведь даже раб иногда 
может поступать по своему собственному разумению.
	- Это твое решение и твое право, - согласился с ним Доро.
	- И что ты сделаешь тогда? Убьешь меня?
	- Да.
	Окойя взглянул в сторону, потер свою грудь, где оставило след 
раскаленное железо. - Я буду повиноваться, - прошептал он. Некоторое 
время он молчал, потом продолжил, немного медленней: - Я хочу 
жениться, но разве должен эту церемонию проводить белый человек?
	- А кто же еще? Может быть я?
	- Да. Молодой человек, казалось, испытал облегчение.
	Так это и было. Доро не имел на это формального права, но он 
просто-напросто приказал Джону Вудли оказать ему такое доверие для 
совершения церемонии. Доро хотел, чтобы на эту церебыли допущены 
рабы, а не только капитан корабля. Если они начнут привыкать к 
незнакомой пище и незнакомой компании, то они должны будут 
признать и новые обычаи.
	Здесь не было пальмового вина, которое приготовила бы семья 
Окойи, если бы он взял себе жену дома, в своей деревне. Но Доро 
предложил ром, кроме которого здесь был всем знакомый батат и 
другая, менее знакомая еда. Начался небольшой пир. Родственников 
молодых здесь не было, за исключением Доро и Энинву. К этому 
времени рабы и некоторые члены экипажа перезнакомились между 
собой, и были приняты как гости. Доро объявил им на их родных языках, 
что происходит на корабле, и они собрались все вместе, смеясь, 
жестикулируя и выкрикивая комментарии на своих языках и частично на 
английском. Временами смысл их замечаний был весьма красноречив, и 
Окойя вместе с Аденкву были вовлечены в самый центр этой неразберихи 
и смеха. В этой беззлобной атмосфере, царившей на корабле, все рабы, 
так или иначе, имели свой собственный жестокий опыт житья на своей 
родине. Одни из них были похищены из родных деревень. Другие были 
проданы за колдовство, или за другие провинности, в которых они как 
правило, вовсе и не были виноваты. Некоторые уже родились рабами. А 
другие попали в рабство во время войны. Все были подвергнуты 
жестоким издевательствам во время плена, все прошли через боль, 
гораздо большую, чем они были в состоянии запомнить. Все потеряли 
родственников: мужей, жен, родителей, детей... людей, которых, как они 
поняли к этому времени, им больше никогда не доведется увидеть вновь.
	Но на корабле они встречали лишь доброжелательность. Здесь 
было достаточно пищи, даже слишком много для рабов, привыкших к 
малому. Здесь не было цепей. Здесь были одеяла, которые согревали их, а 
на палубе было вдоволь морского воздуха, который мог охлаждать их. 
Здесь не было ни плетей, ни ружей. Ни одна из женщин не была 
изнасилована. И не смотря на то, что все люди хотели домой, они все, 
подобно Окойе, слишком боялись Доро, чтобы пожаловаться на что-то 
или поднять мятеж. Большинство из них вряд ли могли бы сказать, 
почему они боялись его, но для них он был единственным человеком, 
которого они все знали, и который был единственным, кто мог говорить, 
пусть в ограниченной форме, но зато со всеми. А коль скоро он мог 
говорить с ними, они не допускали даже мысли, чтобы выступить против 
него, чтобы сделать что-либо такое, что заставило бы его обратить 
против них весь свой гнев.
	- Что ты сделал с ними, чтобы они так боялись тебя? - спросила его 
Энинву в ночь этой свадьбы.
	- Ничего, - честно признался Доро. - Ведь ты видела меня среди 
них. Я никого не обидел. Он мог заметить, что она не удовлетворена 
этим ответом, но это не имело значения. - Ты плохо себе представляешь, 
каким может быть вот этот самый корабль, - сказал он ей. А затем 
пустился в описание кораблей работорговцев, где трюмы забиты рабами 
так, что люди не могут сделать даже лишних движений, при этом 
каждый из них прикован к своему месту, и вынужден лежать в 
собственных нечистотах.... Побои и насилование женщин обычные 
явления на таких кораблях. Большая часть рабов там умирает, но все 
проходят через эти страдания.
	- Такие потери! - закончил Доро, выражая тем самым отвращение. 
- Но эти корабли везут рабов на продажу. Мои же люди принадлежат 
только мне и предназначены лишь для моих целей.
	Энинву некоторое время смотрела на него в полном молчании. - 
Должна ли я радоваться тому, что твои рабы не пропадают так 
бецельно? - спросила она. - Или же мне следует опасаться тех целей, для 
которых ты предназначаешь их?
	Он только рассмеялся той серьезности, с которой она говорила 
это, и предложил ей немного бренди, чтобы отметить свадьбу ее внука. 
Он будет откладывать эти разговоры столько, сколько сможет. Со 
временем ей не нужны будут ответы на эти вопросы. Она найдет их сама. 
Почему ~она~ боится его? Для каких целей предназначена ~она~? Она 
понимает это. Она лишь просто-напросто бережет себя. Он тоже должен 
беречь ее. Она самый ценный его груз, и он должен очень бережно 
обращаться с ней.


	Прошло всего лишь два дня, как Окойя и Аденкву отпраздновали 
свадьбу, и в море разыгрался сильнейший шторм. Энинву спала рядом с 
Доро, в его чересчур мягкой постели, как вдруг ее разбудили звуки дождя 
и топот многочисленных ног, доносившиеся сверху. Корабль кренился из 
стороны в сторону и раскачивался, вызывая тошноту, и Энинву не 
надеялась пережить следующий шторм. Первый шторм, перенесенный 
ею на море был очень короткий, но яростный и страшный. Этот 
небольшой опыт подсказывал ей, что можно ожидать на этот раз. Весь 
экипаж должен быть на палубе, и с криками должен бороться с ветром, 
управляя парусами, в смятении метаться по палубе, но тем не менее быть 
управляемым. Рабы, испуганные и ослабевшие от тошноты, должны 
находиться в трюме, а Доро должен собраться вместе с Исааком и еще 
несколькими членами экипажа, и все, что они должны были делать, на ее 
взгляд, так это стоять вместе, наблюдая за постигшим их бедствием и 
дожидаться его конца.
	- Что ты делаешь, когда стоишь там вместе с этими людьми? - 
спросила она его однажды, полагая, что может быть даже он имеет 
богов, к которым обращается в минуты такой опасности.
	- Ничего, - сказал он.
	- Но...почему вы тогда собираетесь?
	- Мы можем понадобиться, - ответил он. - Люди, которых я 
собираю вокруг себя, это мои сыновья. У каждого из них есть особые 
способности, которые могут быть полезны.
	Он не хотел бы говорить ей больше ничего о своих сыновьях, не 
говорить ничего об этих недавно признанных сыновьях, ограничившись 
лишь предупреждением. - Оставь их в покое, - сказал он. - Исаак лучший 
из них, самый надежный и стойкий. Остальные - ненадежны, не надежны 
и не безопасны даже для тебя.
	Теперь он вновь поднялся к своим сыновьям, набросив поверх себя 
одежду, которую обычно носили белые люди. Энинву последовала за 
ним, полагая, что благодаря собственной силе и проворству, она избежит 
опасности.
	На палубе она обнаружила, что дождь и ветер были гораздо 
сильнее, чем она представляла себе. Темнота над палубой время от 
времени разрывалсь бело-голубыми вспышками молний. Огромные 
волны накатывались на палубу и могли легко сбросить ее за борт, 
несмотря на ее изворотливость и силу. Она продолжала держаться, 
стараясь как можно быстрее приспособить свои глаза к окружающей 
темноте. Если и был слабый свет, то его было явно недостаточно, чтобы 
глаза обычного человека смогли что-нибудь разглядеть. Наконец, она 
смогла видеть, а кроме того, она могла еще и слышать, не смотря на шум 
волн, дождя и ветра. До нее доносились отдельные фразы на английском, 
выражавшие, скорее всего, отчаяние, и ей очень хотелось понять их 
смысл. Но если слова и были незнакомы ей, то сам тон, которым они 
произносились, не оставлял сомнений. Эти люди думали, что им недолго 
осталось жить.
	Кто-то налетел на нее, сбивая с ног, а затем упал на нее сверху. Она 
смогла разглядеть, что это был всего лишь один из членов каоманды, 
сбитый с ног под напором ветра и волн. Многие из мужчин привязывали 
себя к сколь-нибудь прочным и неподвижным предметам или частям 
корабля, которые подворачивались им под руку, и после этого старались 
только набраться терпенья.
	Ветер неожиданно рванул с новой силой, и вслед за ним пришла 
огромная гора воды, волна, которая едва не перевернула корабль. 
Энинву схватила человека за руку, удерживаясь второй рукой за 
поручни. Если бы она не сделала этого, то их обоих смыло бы за борт. 
Она подтащила человека поближе к себе, так что смогла обхватить его 
рукой. Затем, на протяжении нескольких секунд, она просто продолжала 
удерживать его. Около третьей из мачт, напоминавших высокие деревья, 
повернувшись к ней спиной, на кормовой палубе, или на полуюте, как 
называл Исаак это место, стояли Доро, Исаак и еще трое мужчин, его 
сыновей, ожидающих того момента, когда понадобится их участие.
	Она могла очень легко отличить Исаака от остальных. Он стоял 
чуть в стороне, подняв вверх руки, его лицо было наклонено вниз и чуть 
повернуто в сторону, чтобы частично быть укрытым от ветра и волн, а 
его одежда и рыжие волосы развевались на ветру. На какой-то миг ей 
показалось, что он взглянул на нее, или в ее направлении, но не смог 
увидеть ее сквозь мрак и дождь. Она наблюдала за ним с восхищением. 
Он не стал привязывать себя к чему-либо, как это делали другие, однако 
продолжал стоять, удерживая свою странную позу, в то время, как 
корабль раскачивался под ним.
	Ветер дул еще сильнее. Волны высоко поднимались над палубой, и 
были моменты, когда Энинву чувствовала, что даже ее невероятные 
усилия не помогут ей удержать человека, и он окажется за бортом. Но 
ведь не для того же она спасла этому человеку жизнь, чтобы так просто 
выбросить ее. Она смогла разглядеть, что остальные мужчины 
удерживатся с помощью пальцев рук и веревок. Она видела, что никого 
из них не смыло за борт. Но Исаак по-прежнему стоял один, даже не 
придерживаясь руками, и, казалось, был крайне равнодушен к ветру и к 
волнам.
	Казалось, что корабль стал двигаться быстрее. Энинву 
почувствовала возрастающий напор ветра, ощутила, с какой силой 
дождь начал хлестать ее тело, и попыталась укрыться за телом матроса. 
Ей казалось, что корабль плывет против ветра, двигаясь словно какой-то 
дух, поднимая вокруг себя свои собственные волны. В испуге, она 
продолжала лишь крепко держаться.
	Затем, постепенно, плотная завеса облаков лопнула, и вверху 
показались звезды. Полная луна отбрасывала свет на успокаивающуюся 
воду. Волны стали мягче и их слабые удары стали безопасны для 
корабля. Ветер стал похож не более чем на холодный бриз, обдувавший 
мокрое и почти голое тело Энинву.
	Она выпустила матроса и поднялась с палубы. Вокруг все внезапно 
принялись кричать, освобождаться от спасательных канатов, и тут же все 
бросились к Исааку. Матрос медленно поднялся, взглянул на Исаака, 
затем на Энинву. Ошеломленный, он смотрел вверх, на чистое небо и на 
луну. Затем с хриплым криком, даже не оглянувшись на Энинву, 
бросился к Исааку.
	Энинву прислушивалась к возгласам ликования, а она была 
уверена, что это именно так и было, а затем спотыкаясь, спустилась вниз, 
назад в свою каюту. Там весь пол был залит водой, и постель была 
мокрая. Так она стояла, беспомощно оглядываясь вокруг, пока к ней не 
подошел Доро и, увидев что произошло, не увел ее в другое помещение, 
где было сухо.
	- Ты была на палубе? - спросил он.
	Она молча кивнула.
	- Тогда ты видела все.
	Она повернулась, чтобы взглянуть на него, ее лицо выражало 
непонимание. - Что я должна была видеть?
	- Самого лучшего из моих сыновей, - с гордостью произнес он. - 
Исаак сделал то, для чего был рожден. О