что обычная медицина называла 
чудесами, или, так же легко и так же случайно, творили ткое, что даже 
большинство самых жестоких рабовладельцев называло зверством. К 
тому же, они жили очень не долго. Часто они делали смертельные 
ошибки в отношении собственного тела, и не могли во-время исправить 
их. Иногда же родственники их умерших пациентов просто-напросто 
убивали их. Лучшие же их представители нередко совершали 
самоубийства, зачастую после допущенных ошибок. Они нуждались в 
управлении со стороны Энинву. Даже теперь, если бы он только мог, 
Доро был бы рад скрестить ее с некоторыми из них, позволить ей дать 
жизнь высшим человеческим существам, вместо тех животных, которых 
она могла плодить за многие годы обретенной свободы. Но было 
слишком поздно думать об этом. Она была испорчена свободой, которой 
она узнала слишком много. Как и всякое дикое племя, она была 
испорчена за долго до того, как он встретил ее.
	И наконец, теперь он пришел к решению завершить это 
незаконченное убийство и собрать несколько ее новых потомков.
	Он отыскал ее дом, вернее, ее плантацию, следя за ней, пока она 
была в человеческом облике. Это было нелегким делом. Она продолжала 
изменять облик, даже если и не чувствовала преследования. Иногда по 
несколько дней у него не было никаких ощущений об ее пристуствии где-
то рядом. Затем она становилась человеком, и тогда он мог чувствовать, 
что она и не исчезала далеко. Приближаясь к ней, он постоянно 
опасался, что она может превратиться в птицу или рыбу, и исчезнет на 
многие годы. Но она оставалась в человеческом облике, ведя его через 
всю страну, по Миссипи, в штат Луизиана, в приход Эвели, а затем 
дальше и дальше, через хвойные леса и хлопковые поля.
	Когда он добрался до дома, где, как подсказывало его охотничье 
чутье, могла находиться Энинву, он некоторое время продолжал сидеть в 
седле, не слезая со своей лошади, разглядывая его издалека. Это был 
большой белый сельский дом, с излишне высокими колоннами, и 
крыльцом, расходившимся к верхней и нижней галереям. Дом был 
прочный, но было видно, что он долго простоял, как и вся окружавшая 
его усадьба. Можно было разглядеть и бараки для рабов, расположенные 
на удалении от дома, почти скрывающиеся в лесу. Там же был виден и 
амбар, и кухня и другие постройки, назначение которых Доро не мог 
определить с этого расстояния. Но он мог видеть там нескольких 
черных: играющих детей, мужчину, обтесывающего бревно, женщину, 
которая собирала что-то в огороде рядом с кухней, другую женщину, 
возившуюся с котлом, где стиралась грязная одежда, которую она 
периодически переворачивала палкой. Мальчик, с руками, которые были 
не длиннее его предплечий, сновал то там, то тут, собирая мусор 
слабыми тонкими руками. Доро очень долго приглядывался к этому, 
последнему попавшемуся ему на глаза рабу. Не могла ли быть эта 
деформация рук результатом какого-то замысла Энинву по разведению 
породы?
	Не осознавая, почему он делает это, Доро тронул коня. Он 
собирался схватить Энинву, как только найдет ее, застать ее врасплох, 
все еще в человеческом облике, когда она максимально уязвима для него. 
Но вместо этого, он поехал в сторону, чтобы найти ночлег где-нибудь по 
соседству с Энинву, у кого-нибудь из ее бедных соседей. Ближайшими к 
ней оказалась семья, где был муж, жена, четверо детей и несколько тысяч 
блох. Доро провел там самую несчастную бессонную ночь, но за ужином 
и за завтраком он был приятно обрадован тем, что нашел в этой семье 
самый лучший источник информации об их богатом соседе. Именно от 
этой пары Доро узнал о замужних дочерях, о внебрачных детях -рабах, и 
совершенно недоброседском поведении мистера Веррика, что само по 
себе являлось великим грехом в глазах этих людей. Он узнал и об 
умершей жене, и о частых поездках мистера Веррика неизвестно куда, и о 
самом странном, что было в этом поместье: его часто посещало 
существо, которое местные жители называли оборотнем. Оно 
представляло всего лишь большую черную собаку, но один из членов 
этой семьи, живущий теперь далеко от этих мест, клялся, что эта собака 
бродила по этой усадьбе еще в пору его детства. Были и слухи о том, что 
она разоружила нескольких взрослых мужчин и заставила их спасаться 
бегством. Были и слухи о том, что в эту собаку стреляли несколько раз, 
почти в упор, но никогда не смогли свалить с ног. Никогда. Пули 
проходили сквозь нее, словно сквозь дым.
	Этого было вполне достаточно для Доро. Вот сколько лет Энинву 
могла проводить время вне дома, в виде большой собаки. Сколько 
времени понадобилось ей, чтобы понять, что он не мог найти ее, пока 
она была животным? Самое главное то, что может произойти теперь, 
когда она может обнаружить его и, исчезнуть, приняв облик животного. 
Он должен убить ее сразу! Возможно, что ему придется вновь 
использовать заложников, если он сможет благодаря своему чутью 
отыскать среди ее рабов тех, кто является подходящей для него добычей. 
Возможно, он сможет вернуть ее назад, угрожая им. Они должны быть 
опреленно лучшими из ее детей.
	На следующее утро Доро направил своего черного коня прямо по 
дорожке, ведущей к усадьбе Энинву. Как только он подъехал к нему, то 
из ворот вышел уже взрослый мальчик, чтобы забрать его лошадь. Это 
был тот самый мальчик, у которого были деформированы руки.
	- Твой хозяин дома? - спросил его Доро.
	- Да, сэр, - тихо ответил тот.
	Доро опустил руку на его плечо. - Оставь лошадь здесь, с ней 
ничего не случится. Лучше проведи меня к своему хозяину. Он не ожидал 
от самого себя, что примет именно такое решение, но этот мальчик был 
абсолютным совершенством с точки зрения того, что требовалось Доро. 
Несмотря на его физический недостаток, он был его желанной добычей. 
Вне всяких сомнений, что Энинву очень дорожила им, своим самым 
любимым сыном.
	Мальчик без всякого страха взглянул на Доро, затем направился к 
дому. Доро продолжал держать его за плечо, хотя и без того было ясно, 
что он не смог бы так легко убежать от него. На этот раз Доро носил 
тело невысокого худощавого француза, мальчик же был хорошо сложен 
и мускулист, несмотря на невысокий рост. Все дети Энинву были, как 
правило, невысокого роста.
	- А что случилось с твоими руками? - спросил Доро.
	Мальчик взглянул сначала на него, затем на короткие руки. - 
Случайность, масса, - сказал он тихо. - Я пытался вывести лошадей из 
загоревшейся конюшни. И прежде, чем я смог вывести их, горящая балка 
упала на меня. Доро не понравился местный диалект рабов, на котором 
говорил этот мальчик, потому что звучал он несколько фальшиво.
	- Но... Доро нахмурился, глядя на тонкие детские руки, на 
сравнительно крупном теле, напоминавшем скорее тело молодого 
мужчины. Никакой случай не может вызвать именно такой деформации. 
- Я хочу сказать, разве ты родился с такими руками?
	- Нет, сэр. Я родился с двумя нормальными длинными, как у вас, 
руками.
	- Так почему же теперь у тебя такие деформированные руки! - с 
раздражением заключил Доро.
	- Всему причиной была эта горящая балка, масса. Старые руки 
переломились и обгорели. Эти же выросли заново. Еще пара недель, и 
они будут вполне достаточной длины.
	Доро рывком повернул мальчика к себе лицом, а тот лишь 
улыбнулся. Некоторое время Доро соображал, уж не был ли тот 
сумасшедшим, так же поврежденным умом, как и телом. Но казалось, 
что мальчик был очень умный, и просто смеялся над ним.
	- И ты всегда рассказываешь людям, что можешь делать такие 
вещи, я имею в виду, отращивание рук?
	Мальчик покачал головой, распрямляясь настолько, что мог 
смотреть на уровне глаз Доро. В его взгляде не было ничего от раба, и 
когда он заговорил вновь, он отказался от малейшей попытки говорить 
так, словно он был раб.
	- Я никогда раньше не говорил об этом посторонним, - сказал он. - 
Но вам я сказал об этом потому, что если я расскажу вам все, что я умею 
делать, и что я единственный, кто вообще может делать это, то у меня 
будет хороший повод пережить этот день.
	Не было смысла спрашивать, кто научил его этому. Каким-то 
образом Энинву выследила его. - И сколько же тебе лет? - спросил он 
мальчика.
	- Девятнадцать.
	- А когда у тебя закончился переходный возраст?
	- В семнадцать.
	- И что же ты умеешь делать?
	- Я могу лечить себя. Я, конечно слабее, чем она, и к тому же, я не 
умею изменять свой облик.
	- Почему?
	- Этого я не знаю. Могу предположить потому, что мой отец не 
умел этого.
	- А что мог делать он?
	- Я никогда его не знал. Он умер. Но она говорила мне, что он мог 
слышать чужие мысли.
	- А ты можешь?
	- Временами.
	Доро лишь покачал головой. Энинву приблизилась так близко к 
успеху, который должен был получить он, и на таком сыром материале. - 
Отведи меня к ней! - сказал он.
	- Она здесь, - сказал мальчик.
	Вздрогнув, Доро огляделся вокруг себя, отыскивая глазами 
Энинву, которая по его предположениям, поскольку он не чувствовал ее, 
должна быть в облике животного. Возможно, что это она и стояла шагах 
в десяти сзади него, рядом с пожелтевшим молодым сосновым деревом. 
Она была огромной с заостренной мордой черной собакой, которая 
неподвижно, словно статуя, наблюдая за ним. Он нетерпеливо 
заговорил, обращаясь к ней.
	- Я не могу толком поговорить с тобой, пока ты выглядишь 
подобным образом!
	Тогда она начала изменяться. Это заняло некоторое время, потому 
что она не спешила, но и он не возражал против задержки. Он ждал 
слишком долго, и несколько минут теперь не имели значения.
	Наконец, в человеческом обличье, вновь превратившись в 
женщину, она, как была нагая, прошла миом него на крыльцо. Именно в 
этот момент он и намеревался убить ее. И если бы она приняла какой-то 
другой облик, стала бы какой-то естественной для своего положения 
бесцветной личностью, она должна была бы умереть. Но она стала 
именно такой, какой была почти полтора столетия назад, женщиной, с 
которой он разделил глинобитное ложе за сотни миль отсюда, за много 
человеческих жизней тому нащад. Он протянул свою руку в ее сторону. 
Но она будто не видела ее. Он мог взять ее без всяких трудностей, в 
любой момент. Но он опустил руку, прежде, чем смог дотронуться до ее 
мягкого темного плеча. Он хмуро взглянул на нее, раздраженный на 
самого себя.
	- Проходи в дом, Доро, - сказала она.
	Ее голос был все тот же самый, молодой и тихий. Он последовал за 
ней, чувствуя странное замешательство, во-время сообразив, что 
причиной тому был ее молодой бдительный сын, который и вернул его к 
реальности.
	Он взглянул на ее сына, оборванного, босого, покрытого пылью. 
Казалось что этот мальчик должен бы выпадать из общей обстановки 
этого красивого дома, но так или иначе, он не выпадал.
	- Проходите в гостиную, - сказал он, увлекая Доро своей детской 
рукой. - Пусть она оденется. Сейчас она вернется сюда.
	Доро и не сомневался в том, что она вернется. Очевидно, мальчик 
понимал свою роль, как заложника.
	Доро уселся на драпированное холстом кресло, а мальчик уселся 
на софу. Между ними находился маленький деревянный столик и камин 
из черного резного камня. На полу лежал большой восточный ковер, а в 
комнате были расставлены еще несколько столов и стульев. Прислуга в 
простом чистом голубого цвета платье и белом фартуке, принесла 
бренди и взглянула на мальчика, будто осмеливаясь, предложить ему 
выпить. Улыбнувшись, он отказался.
	Служанка должно быть тоже может быть хорошей добычей. 
Интересно, это дочь? - А что может делать она? - спросил Доро, когда 
она вышла.
	- Ничего, кроме как иметь детей, - сказал мальчик.
	- У нее уже закончился переходный возраст?
	- Нет. Скорее всего что ее это минует. Во всяком случае, если 
судить по ее возрасту.
	Тогда перед ним был чисто латентный тип. Такие люди могут 
передавать свою наследственность своим детям, но не могут сами 
пользоваться ей. Ее следовало скрестить с ближайшим из родственников. 
Доро заинтересовался, удалось ли Энинву преодолеть свою брезгливость 
в отношении этого. Интересно, откуда появился этот мальчик, который 
может отращивать руки? Неужели от родственного брака? Может быть 
его отец был одним из старших сыновей Энинву?
	- А что ты знаешь обо мне? - спросил он мальчика.
	- Что вы, это вы. Он пожал плечами. - Иногда она рассказывала о 
вас, как вы увезли ее из Африки, как она была вашим рабом в Нью-
Йорке, когда там вообще были рабы.
	- Она никогда не была моим рабом.
	- Она считает, что была. Хотя и думает, что больше уже не будет.


	В своей спальне Энинву быстро и небрежно оделась в мужскую 
одежду, хотя и оставалась в женском облике. Ей хотелось быть самой 
собой, когда она встретится с Доро. Но после долгого пребывания 
раздетой, в облике этой черной собаки, ей не хотелось сразу одевать 
тесные предметы женской одежды. В конце концов, мужская одежда 
должна была лишь дополнительно подчеркнуть ее женственность. Никто 
не видел ее никогда прежде в таком костюме и вполне мог принять либо 
за мужчину, либо за мальчика.
	Но неожиданно она с раздражением сбросила одежду на пол, и 
остановилась, обхватив голову руками, перед туалетным столиком. Ведь 
Доро разорвет Стивена на куски, если она убежит именно сейчас. 
Возможно, что он и не убьет его, но вполне может сделать из него раба. 
Здесь, в Луизиане, и в других южных штатах есть люди, которые точно 
так же как Доро, занимаются разведением людей. Они приводят к 
мужчине женщину за женщиной, а когда появляется ребенок, то мужчина 
ни за что не отвечает ни перед ними, ни перед этими женщинами. Права 
и ответственность относятся к прерогативам хозяев. И Доро будет делать 
это с ее сыном, превратив его в нечто большее, чем просто животного-
производителя. Она подумала о сыновьях и детях, которых она и раньше 
оставляла в руках Доро. Мало вероятно, что кто-то из них жив сейчас, но 
она совсем не сомневалась в том, каким образом он использовал их, пока 
они были живы. Она не смогла им помочь. Все что она могла сделать, 
это заставить Доро дать ей слово, не причинять им вреда за время, пока 
она будет женой Исаака. А за пределами этого срока, она могла 
оставаться рядом с ними и вместе с ними умереть, но она не могла им 
помочь. И вырастая, как они вырастали в Витли, они не должны 
рассчитывать на ее помощь. Доро соблазнял людей. Он заставлял их с 
искренним желаньем угождать ему, заставлял их бороться за его 
одобрение. И он использовал угрозы, чтобы подчинить их себе, только в 
том случае, если не мог соблазнить их.
	А когда он не мог запугать их...
	Так что же могла она сделать? Она не могла убежать в очередной 
раз и оставить ему Стивена и остальных. Но она и не могла больше 
помогать им, оставаясь на месте, как она делала это, помогая своим 
детям в Витли. Она не могла даже помочь самой себе. Что он сделает с 
ней, когда она спустится вниз? Ведь она убежала от него, а таких людей 
он всегда убивал. Зачем ему позволять ей одеваться? Только лишь для 
того, чтобы у него не было неудобств забирать голое тело?
	~Так что же могла она сделать?~
	К тому времени, когда Энинву спустилась в гостиную, Доро и 
Стивен разговаривали как старые друзья. К ее удивлению, Доро встал. 
Раньше, казалось, он всегда избегал подобной учтивости. Она села рядом 
со Стивеном на софу, автоматически отметив про себя, что его руки 
подрастают очень хорошо. Он так хорошо вел себя, был таким 
управляемым в этот ужасный день, когда потерял их.
	А теперь возвращайся к своей работе, - тихо сказала она ему.
	Он удивленно взглянул на нее.
	- Иди, иди, - повторила она. - Теперь я здесь.
	Ясно, что все происходящее беспокоило его. Она рассказала ему 
очень много о Доро. Ему не хотелось оставлять ее, но в конце концов, он 
подчинился.
	- Хороший мальчик, - заметил Доро, потягивая бренди.
	- Да, - согласилась она.
	Он покачал головой. - Что я должен сделать с ним, Энинву? А что 
я должен сделать с тобой?
	Она промолчала. Разве когда-нибудь имело значение то, что она 
говорила ему? Он поступал так, как ему нравилось.
	- Ты добилась большего успеха, чем я, - сказал он. - Твой сын, как 
кажется, вполне управляем, и очень уверен в себе.
	- Я всегда учила его не гнуть голову, - сказала она.
	- Я имею в виду его способности.
	- Да, и я тоже.
	- Кто был его отец?
	Она замешкалась. Он должен был спросить об этом, несомненно. 
Он должен исследовать всех предков ее детей, так же как родословную 
лошади. - Его отца нелегально привезли из Африки, - сказала она. - Он 
был хорошим человеком, но...почти во многом походил на Томаса. Он 
мог видеть и слышать, и чувствовать слишком много.
	- И он выжил во время плавания на кораблях работорговцев?
	- Выжила лишь некоторая его часть. Большую часть времени он 
напоминал безумца, но был достаточно послушен. Он был как ребенок. 
Работорговцы притворялись, что это было якобы из-за того, что он не 
знал английского языка, который он не учил лишь потому, что считал 
чужим. Они показывали какими были его мускулы и прочие 
достоинства...Ты понимаешь, что тогда я выглядела, как белый 
мужчина.
	- Я понимаю.
	Они показали мне его зубы, руки, объяснили, каким хорошим 
производителем может он быть. Они вполне могли бы угодить тебе, 
Доро. Они думали и рассуждали, почти так же, как и ты.
	- Я сомневаюсь в этом, - добродушно заметил он. Он был 
удивительно добродушен. Сейчас он находился в первой своей стадии: 
он обольщал ее, так же как тогда, когда забирал ее из родного племени. 
Не было сомнений по его собственному мнению, что он был чрезмерно 
великодушен. Она убежала от него, сделав то, чего еще никто седлать не 
мог, ускользнула из его рук больше чем на человеческую жизнь. Однако, 
вместо того, чтобы убить ее, он начинает с ней все с самого начала, он 
дает ей шанс вновь принять его, будто вообще ничего не случилось. А 
это означало, что он хотел оставить ее в живых, если она подчинится 
ему.
	Ее же собственные чувство облегчения, исходящее из подобной 
ситуации, заставило ее вздрогнуть. Она спускалась вниз по ступенькам, 
ожидая смерти, готовая принять ее, и здесь он вдруг начинает вновь 
искать ее расположения. И она должна ответить....
	Нет. Вновь нет. Больше не будет никакого Витли.
	А что потом?
	- Итак, ты купила раба, который имел именно такие качества, 
которые тебя устраивали, - сказал Доро. - Ты не можешь себе 
представить, как много раз я делал подобные вещи.
	- Я купила его в Новом Орлеане лишь только потому, что когда он 
шел мимо меня, закованный в цепи, в загон для рабов, он обратился ко 
мне. Он сказал: "Энинву! Разве эта белая кожа может прикрыть и твои 
глаза?"
	- Так он говорил по-английски?
	- Нет. Но это был один из моих людей. Но не потомок, как я 
думаю. Он был очень странный. В тот момент, когда он обратился ко 
мне, он был вполне нормален. Он просто прочитал мои мысли. Рабы 
проходили передо мной, все закованные в цепи, а стояла и думала: "Я 
должна достать еще больше затонувшего золота со дна моря, затем 
пойти к банкиру и переговорить с ним о покупке еще одного участка 
земли, по соседству с моим. Я должна купить несколько медицинских 
книг, чтобы прежде всего посмотерть, на что сегодня способны врачи...." 
Поэтому я даже не видела рабов, проходивших передо мной. Я даже не 
подумала о том, что могу забыть об этом. Я была белым очень долгое 
время. Мне нужно было поговорить с кем-то о том, что он сказал мне.
	- Итак, ты привела его домой и родила ему сына.
	- Я бы родила ему много сыновей. Мне казалось, что его душа 
вылечилась после всего того, что они сделали с ним на этом корабле. В 
конце жизни, он почти все время был в полном рассудке. Он был 
хорошим мужем, но он умер.
	- От какой же болезни?
	- Я не смола найти ни единой, известной мне. Он увидел своего 
сына и сказал лишь одну фразу: "~Ифейнва!~ - что за ребенок". Я стала 
называть так Сефена. Это стало как его второе имя. Затем Мгбада умер. 
Иногда я бываю совсем негодным лекарем. А временами я не лекарь 
вообще.
	- Без всяких сомнений,