е исчезла.
	Она вновь была на софе, а рядом с ней тяжело дышал Доро. На его 
груди были кровавые следы от ее ногтей, а он массировал рукой свое 
горло, как будто оно было повреждено. Она была чем-то обеспокоена, не 
смотря на свое состояние. - Доро, я повредила твое горло?
	Он сделал глубокий неровный вдох. - Не так сильно. Я был готов к 
твоей реакции, или по крайней мере думал, что был готов.
	- Что такое ты сделал? Это было похоже на сон, после которого 
дети с криком просыпаются.
	- Измени свои руки, - сказал он.
	- Что?
	- Слушайся меня. Сделай когти на своих руках.
	Недоумевая, она сформировала мощные когти леопарда.
	- Это хорошо, - сказал Доро. - Мне даже не удалось ослабить тебя. 
Мое управление достаточно устойчиво, как я и ожидал. А теперь убери 
все эти изменения. Он чуть дотрнулся пальцами до своего горла. - Мне 
бы не хотелось, если бы ты продолжила это теми когтями.
	И опять она подчинилась. Она вела себя как одна из ее дочерей, 
без всяких вопросов делала непонятные ей вещи, лишь только потому, 
что он командовал ей. Вот эта мысль заставила ее задать вопрос.
	- Доро, а что, собственно, мы делаем?
	- Разве ты не видишь, - сказал он, - что это...это самое, что ты 
ощутила, не причинило тебе так или иначе никакого вреда?
	- Но что же это?
	- Подожди, Энинву. Поверь мне. Все, что я смогу, я объясню 
позже, обещаю тебе. А теперь, расслабься. Я собираюсь повторить это 
вновь.
	- Нет!
	- Это не причинит тебе вреда. Все будет так, словно ты висишь в 
воздухе, и Исаак управляет этим. Ведь он никогда не причинял тебе 
никакого вреда. И я не причиню тоже. Он начал вновь ласкать ее, 
видимо пытаясь успокоить, и так продолжал. Во всяком случае, она 
никак не пострадала. - Успокойся, - прошептал он. - Позволь мне сделать 
это, Энинву.
	- И это будет....доставлять тебе какое-то удовлетворение, как будто 
мы занимаемся любовью?
	- Даже больше.
	- Ну, хорошо. Ей было интересно, на что же такое она согласилась. 
Это не имело ничего общего с тем, что она ощущала, когда Исаак 
подбрасывал ее в воздух и ловил, пользуясь своими удивительными 
способностями. Это же напоминало ночной кошмар, в котором она 
осуществляла бесконечное и беспомощное падение. Но это ей только 
казалось. Здесь не было ничего реального. Она не упала, и даже ничего 
не повредила. Наконец-то Доро захотел от нее чего-то такого, что не 
причиняло никому никакого вреда. Возможно, если она даст это ему, и 
при этом выживет, она сравняется с ним по силе и сможет лучше 
защищать своих людей от него, что позволит им спокойно прожить их 
короткие жизни.
	- Только не сопротивляйся мне на этот раз, - сказал он. - Я не могу 
сравниться с тобой в физической силе. И ты прекрасно знаешь это. 
Теперь ты знаешь, что тебе следует ожидать, и ты должна быть 
спокойной и дать этому произойти. Верь мне.
	Она неподвижно лежала, наблюдая за ним, и ждала. - Хорошо, - 
повторила она. Тогда он приблизился к ней, обнял ее рукой, так что ее 
голова лежала на ней как на подушке.
	- Мне нравится ощущать близость, - сказал он, ничего не объясняя 
этой фразой. - Это никогда не бывает так хорошо, без необходимой 
близости.
	Она взглянула на него и лишь устроилась поудобней, чтобы оба их 
тела касались друг друга по всей их длине.
	- Сейчас, - тихо сказал он.
	И вновь появилась темнота и ощущение падения. Но уже через 
мгновенье это стало напоминать ей медленное паренье. Только паренье. 
Теперь она не боялась. Она чувствовала тепло, покой, и у нее не было 
ощущения одиночества. Вряд ли это можно было воспринять как 
одиночество. Впереди нее был виден свет, но кроме этого, не было 
ничего и никого.
	Она медленно плыла к этому свету, наблюдая, как он рос по мере 
ее приближения. На первый взгляд это была отдаленная звезда, слабая и 
мерцающая. Скорее всего, это была утренняя звезда, сопровождавшая ее 
на пустом небе.
	Постепенно, свет превратился в солнечный, заполнив небо таким 
ярким светом, что она едва не ослепла. Но она не ослепла и не испытала 
каких либо других нудобств. Она чувствовала Доро рядом с собой, хотя 
она больше уже не осознавал ни его тела, ни своего собственного, 
лежавшего на софе. Это была новая форма осознания, которая не имела 
слов, которые могли бы описать ее. Это было хорошо и приятно. Он все 
время был с нею. И вот если бы его не было, то тогда она была бы по 
настоящему одинока. Что он такое сказал перед тем, как она 
расслабилась и погрузилась в легкий сон? Что благодаря ему, она 
никогда не будет одинокой. В тот момент эти слова никак не тронули ее, 
но зато они успокоили ее сейчас.
	Солнечный свет обволакивал ее, и темнота отступила. Сейчас, на 
самом деле она чувствовала, что ослепла. Вокруг не было ничего, кроме 
слепящего яркого света. Но по-прежнму, она не ощущала неудобства. И 
рядом с ней был Доро, касающийся ее так, как никто не касался ее 
раньше. Это было похоже на то, как он касался бы ее души, растворяя ее 
внутри себя, и распространяя ощущения от этих прикосновений во все 
части ее тела. Она начала ощущать его голод по отношению к себе, 
голод в буквальном смысле, но вместо страха в ней возникала необычная 
симпатия к нему. Но она чувствовала не только его голод, но и его 
сдержанность, и его одиночество. Ощущение одиночества рождало некое 
чувство родства между ними. Ведь столько времени он был одинок. И 
одинок так безнадежно. Ее собственное одиночество и ее собственная 
долгая жизнь казались незначительными перед этим. Рядом с ним она 
была как ребенок. Но ребенок, или нет, он нуждался в ее присутствии. Он 
нуждался в ней, как еще ни разу не нуждался в ком-то еще. Она 
подвинулась, чтобы коснуться его, поддержать его, облегчить это его 
долгое-долгое одиночество. Или ей только казалось, что она смогла 
сделать это.
	Она не знала, что делал он, так же как не знала, что же на самом 
деле делал она, но это было поразительно хорошо. Это было слияние, 
которое длилось и длилось, единенье, которым, как ей казалось, она 
управляла сама. Но только до тех пор пока она не расслабилась в 
приятном утомлении, и начала понимать, что теряет контроль над 
собой. Казалось, что его сдержанность постепенно отступает. Того 
единенья, которым они только что так наслаждались, было уже 
недостаточным для него. Он казалось впитывал ее, забирал в себя, 
стараясь сделать своей частью. Он был как огромный свет, как огонь, 
который втягивал ее. Теперь он убивал ее, мало-помалу, переваривая ее 
часть за частью.
	Не смотря на все его разговоры, он уничтожил ее. Не смотря на 
всю испытанную ими радость, он не смог отказаться от убийства. Не 
смотря на то новое более высокое предназначение, которое он пытался 
возложить на нее, размножение и убийство оставались по-прежнему 
единственным, что имело для него хоть какое-то значение.
	Хорошо, значит так тому и быть. Так и быть. Она так устала.



14.

	Очень осторожно и внимательно Доро освободился от столь 
близкого слияния с Энинву. Это оказалось гораздо легче, чем он думал, 
остановиться почти в середине того, что могло стать напряженно 
переживаемым удовлетворением от убийства. Но он никогда не 
собирался убивать. Он собирался зайти с ней дальше, возможно гораздо 
дальше того, чем то, что он делал с наиболее сильными из своих детей. 
Вместе с ними он переходил потенциально смертельный барьер, чтобы 
постараться понять пределы их возможностей, понять, может ли на 
самом деле их сила каким-то образом угрожать ему. Он делал это вскоре 
после достижения ими переходного возраста, так что он считал их 
физически истощенными и эмоционально слабыми, и к тому же слишком 
равнодушными к своим только что сформировавшимся способностям, 
чтобы начать понимать, как можно противостоять ему, если они только 
были способны на это. Ему были нужны союзники, а не противники.
	Но ему не было нужды проверять Энинву. Он знал, что она не 
могла угрожать ему, как знал и то, что всегда мог убить ее, пока она 
находилась в человеческом облике. И в этом он никогда не сомневался. 
Она не относилась к тем, кто может читать мысли и управлять 
сознанием, что он считал потенциально опасным. Он немедленно 
уничтожал всякого, кто только показывал потенциальную возможность 
читать или управлять его мыслями. Энинву могла почти полностью 
управлять любой частью собственного податливого тела, но ее рассудок 
был таким же открытым и таким же беззащитным, как и у любого 
обычного человека, что означало, что она в конце концов имела 
неприятности от людей, которых он приводил к ней. Они постепенно 
внедрялись в ее большую "семью", и вызывали там разногласия. Он 
предупреждал ее об этом. В конце концов, она должна была получить 
около себя и внуков и правнуков, которые были скорее похожи на Лейла 
и Джозефа, чем на благовоспитанных слабо чувствительных людей, 
которых она собирала вокруг себя. Но это был уже другой вопрос. Он 
мог подумать об этом и позже. Сейчас самым важным было то, что она 
приходила в себя, причем полностью и без затруднений. С ней не должно 
ничего случиться. Никакой гнев или глупость с ее или с его стороны не 
должны побудить его вновь подумать об ее убийстве. Она была 
чрезвычайно ценной для него, по слишком многим причинам.
	Она медленно пробуждалась, открывая глаза и оглядываясь по 
сторонам. В библиотеке было темно, если не считать света от огня, 
который он развел в камине, и от единственной лампы, которая стояла 
на столе у не в головах. Он лежал близко от нее, согреваясь ее 
собственным теплом. Он хотел, чтобы она была еще ближе к нему.
	- Доро? - прошептала она.
	Он поцеловал ее в щеку и расслабился. С ней было все в порядке. 
Она была слишком опечалена своим горем, так что он был уверен, что 
ему удастся сделать это без всякого вреда для нее. Он был уверен, что на 
этот раз она не будет сопротивляться и не позволит ему ни повредить ей, 
ни убить ее.
	- Я только что умирала, - сказала она.
	- Но ведь не умерла.
	- Я умирала. Ты был...
	Он прикрыл ее рот своей рукой, но разрешил ей отодвинуть ее, 
когда увидел, что она будет вести себя спокойно. - Должен же был я 
познать тебя хоть раз именно таким образом, - сказал он. - Я должен был 
прикоснуться к тебе именно вот так.
	- Зачем?
	- Чтобы быть как можно ближе к тебе.
	Она некоторое время молчала, никак не реагируя на его ответ. В 
конце концов она положила голову ему на грудь и так отдыхала. Он не 
мог припомнить случая, когда она делала это, подчиняясь собственным 
чувствам. Он обнял ее сверху своими руками, все еще припоминая тот, 
самый совершенный способ достижения взаимной близости, который 
они только что пережили. И ему до сих пор было интересно знать, как 
это он сумел остановиться.
	- Это тот самый путь, который является самым легким для всех 
остальных? - спросила она.
	Он испытывал нерешительность, не желая врать ей, но и не желая 
вообще заводить разговор о своих убийствах. - Страх только ухудшает 
для них все дело, - сказал он. - А они всегда боятся этого. К тому же...у 
меня нет никаких причин проявлять по отношению к ним какую либо 
мягкость.
	- Ты причиняешь им боль?
	- Нет. Ведь я чувствую то же самое, что и они, поэтому я и знаю. 
Они не чувствуют большей боли, чем чувствовала ты.
	- Это было...хорошо, - сказала она с интересом. - По крайней мере 
до тех пор, пока я не подумала, что ты можешь убить меня.
	Он только крепче обнял ее и прижал свое лицо к ее волосам.
	- Мы должны подняться наверх, - сказала она.
	- Да, скоро.
	- Что я должна делать? - спросила она. - Я сопротивлялась тебе все 
эти годы. Мои причины, по которым я это делала, по-прежнему 
существуют. Так что же мне делать?
	- То, что хотел Исаак. То, что хочешь ты. Присоединяйся ко мне. 
Чего хорошего в сопротивлении? Особенно сейчас.
	- Сейчас.... Она была спокойна, возможно все еще ощущая их 
быстрый контакт. Он надеялся, что так оно и было. По крайней мере, он 
сам это чувствовал. Ему было интересно, что бы сказала она, если бы он 
подтвердил ей, что раньше еще ни один человек не радовался такой 
близости с ним. Никто, почти за четыре тысячи лет. Его люди находили 
подобную близость с ним ужасающей. Те, кто мог читать мысли или 
управлять сознанием, и кто выживал после такого контакта, очень 
быстро понимали, что они не в состоянии ни читать, ни контролировать 
его мысли без того, чтобы не поплатиться за это своей жизнью. Они 
научились обращать внимание на те неясные предостережения, которые 
они чувствовали от него, вскоре после того, как заканчивался их 
переходный возраст. Случайно он изредка находил мужчину или 
женщину, которые были рады повторить этот контакт с ним. Они 
относительно легко выносили то, что он проделывал с ними, хотя их 
почти зловещая длительная выносливость не удовлетворяла его. Но вот 
Энинву разделяла с ним его радость, и даже временами проявляла 
инициативу, что только усиливало его наслаждение. Он взглянул на нее с 
интересом и восторгом. Она оглянулась.
	- Ничего не выходит, - сказала она, - кроме того, что теперь я 
должна бороться с собой, точно так же как с тобой.
	- Ты говоришь глупости, - сказал он.
	Она повернулась и поцеловала его. - Пусть сейчас это будет 
глупость, - сказала она. - Считай это глупостью на данный момент. Она 
взглянула на него, едва освещенного тусклым светом. - Так ты не хочешь 
идти наверх?
	- Нет.
	- Тогда мы останемся здесь. Мои дети будут шептаться обо мне.
	- Тебя это как-то беспокоит?
	- А вот сейчас глупости говоришь ты, - сказала она, посмеиваясь. - 
Беспокоит ли это меня! А чей это дом? Я делаю здесь, что мне нравится! 
Она накрыла их обоих широкой частью своего платья, погасила свет и 
устроилась спать в его объятиях.


	Дети Энинву действительно шептались о ней и о Доро. Они были 
весьма легкомысленны, или наоборот, как думал Доро, слишком 
рассчетливы, но так или иначе, он слышал их голоса. Но через некоторое 
время они прекратили разговор. Возможно, что Энинву что-то сказала 
им. На этот раз его это не смущало. Он знал, что больше он не пугал их, 
поскольку они считали его одним из любовников Энинву. Сколько 
времени прошло с тех пор, когда он был просто чьим-то любовником? 
Он не мог припомнить. Он и на этот раз пришел, чтобы позаботиться о 
своем деле и посетить одно из своих ближайших поселений.
	- Приходи в этом теле ко мне столько раз, сколько ты сможешь, - 
как бывало говорила ему Энинву. - Ведь не может же быть второго, столь 
же совершенного как это.
	А он как бывало смеялся и ничего не обещал ей. Кто знал, в какую 
неприятность мог он попасть, и с каким сумасшедшим встретиться, 
какого глупого и упрямого политика, бизнесмена, плататора или еще 
какого-нибудь дурака ему придется заменить? К тому же, носить черное 
тело в стране, где черные были обязаны постоянно доказывать, что 
имеют права хотя бы на ограниченную свободу, являлось огромным 
препятствием. Он путешествовал с одним из своих взрослых белых 
сыновей по имени Френк Уинстон, чья весьма респектабельная 
старинная семья в Вирджинии принадлежала Доро с тех пор, когда 
около ста тридцати пяти лет назад, он привез ее из Англии. Этот человек 
мог стать как человеком из общества, аристократом, так и наивным и 
безыскусственным простаком, выбирая на свой вкус из того, что 
предлагал ему Доро. Его сын не имел природных странностей, чтобы 
быть хорошим материалом для размножения. Он был просто хорошим 
актером и способным лжецом, пожалуй одним из лучших, каких только 
Доро доводилось встречать. Люди верили в то, что он говорил им, даже 
тогда, когда его слова теряли границы разумного, как, например, он 
говорил, что Доро является африканским принцем, по ошибке 
проданным в рабство, но теперь освобожденным для возвращения на 
родину, и обещавшим Богу, что непременно вернется к своему 
языческому народу.
	Несмотря на некоторое удивление и замешательство, Доро, тем не 
менее исправно играл свою роль с такой смесью высокомерия и 
покорности, что рабовладельцы поначалу находились где-то между 
гневом и замешательством, но потом все-таки принимали это за правду. 
Доро не походил ни на одного негра, которого им приходилось 
встречать до сих пор.
	Позже Доро предупредил Френка, чтобы тот переходил к более 
современным приемам лжи, хотя и понимал, что тот был готов 
рассмеяться, выслушав его.
	Он чувствовал гораздо болльшую непринужденность, чем много 
лет назад, непринужденность до такой степени, что был готов смеяться 
над самим собой, и его сын только развлекался, путешествуя вместе с 
ним. Такой способ передвижения вполне оправдывал свою цель: 
подарить Энинву немного счастья. Он знал, что медовый месяц, 
возникший в их отношениях, прекратится, когда он будет вынужден 
заменить это тело, которое так нравилось ей. Конечно, она не отвернется 
от него совсем, он был уверен в этом, но их отношения должны будут 
измениться. Они будут обычной случайной парой, так, как это было в 
Витли, но только, может быть, лишь с большей глубиной чувств. Сейчас 
она будет с радостью принимать его, чье бы тело он не носил. У нее 
будут свои мужчины, и, если она сделает подходящий выбор, женщины: 
мужья, жены, любовники. Он не мог завидовать им. Потому что будут 
годы, множества лет, когда он вообще не будет видеть ее. Женщина, 
такая как она, не может быть одинокой. Но для него всегда найдется 
место рядом с ней, когда он вернется. Благодаря ей, он больше не был 
одинок. Благодаря ей его жизнь неожиданно стала лучше, чем она была 
до этого многие века и даже тысячелетия. Это напоминало то, как будто 
она была первой из той расы людей, которых он стремился создать, если 
исключить тот факт, что не он создал ее, и он не был даже в состоянии 
воссоздать ее. С этой точки зрения, она была как его невыполненное 
обещание. Но когда-нибудь....


	Женщина по имени Сьюзен, которую привел с собой Доро, родила 
ребенка через месяц после того, как Айе родила ребенка Стивена. Оба 
были мальчики, крепкие и здоровые, и обещали со временем стать 
красивыми детьми. Айе приняла своего сына с любовью и 
благодарностью, что не в малой степени изумило Энинву. Когда Энинву 
приняла ребенка, то все, что Айе могла думать сквозь собственную боль, 
так это только то, что ребенок Стивена должен жить и чувствовать себя 
хорошо. Эти роды не были легкими, но женщина явно не думала о себе. 
С ребенком все было в полном порядке.
	Но Айе не могла кормить его. У нее не было молока. Энинву очень 
легко смогла получить молоко и в течение дня несколько раз навещала 
Айе и кормила ребенка. На ночь она забирала его с собой.
	- Я очень рада, что ты смогла сделать это, - сказала ей Айе. - Я 
думала, что мне будет очень трудно разделить его с кем-нибудь еще. И 
предубеждения, которые были у Энинву по поводу этой женщины, очень 
быстро рассеялись.
	Так же как и ее предубеждения по поводу Доро, хотя это пугало и 
беспокоило ее. Теперь она уже не могла смотрть на него с отвращением, 
которое она однажды испытала, хотя он по-прежнему продолжал делать 
отвратительные вещи. Он просто-напросто очень долго не делал их. И 
как она и предсказывала, ей пришлось сражаться с самой собой. Но она 
не показала ему ни единого признака этой войны. В то время, когда он 
носил то чудесное небольшое тело, которое было как подарок для нее, 
это доставляло ей радость, которая возвращалась и к нему. В это 
короткое время, она могла отказаться от мысли, что он делает, когда 
оставляет ее. Она могла относиться к нему, как к особому любовнику, 
которым, как оказалось, он мог быть.
	- Что же ты собираешься теперь делать? - спросил ее Доро, когда 
он вернулся домой после короткого путешествия и застал ее за 
кормлением ребенка. - Выставить меня?
	Они были одни в ее верхней гостиной, так что она взглянула на 
него с насмешливым раздражением. - Должна ли я сделать это? Да, я 
думаю, что должна. Убирайся.
	Он улыбнулся, не веря ей ни на минуту, не смотря на ее старания 
убедить его в своем решении. Он наблюдал за ее занятием.
	- Ты будеш