зможно 
родить ребенка. Вот так, самая младшая дочь Энинву получила имя 
Элен. Но эту дочь Энинву чаще всего называла по ее второму имени, 
Обигель. Так или иначе, но по отношению к другим детям она утратила 
эту привычку.
	- Обигель, расскажи мне все, что он сделал.
	Некоторое время спустя девочка всхлипнула, повернулась и 
вытерла лицо. Она лежала очень тихо, глядя вверх, на потолок, и только 
между глаз у нее пролегла маленькая морщинка. Она раздумывала.
	- Я собралась за водой, - сказала она. - Я хотела помочь Рите. Рита 
была женщина-повар, происходившая от негров, индейцев и 
появившихся здесь испанцев. - Ей была нужна вода, поэтому я 
отправилась к колодцу. Здесь он подошел ко мне и начал разговор. Он 
сказал, что я очень хорошенькая. Еще он сказал, что ему нравятся 
маленькие девочки, и что я очень давно нравлюсь ему.
	- Мне следовало бы бросить его в свинарник, - пробормотала 
Энинву. - Пусть повалялся бы в дерьме, это было бы самое подходящее 
место для его мозгов.
	- Я попыталась отнести воду Рите, - продолжала девочка. - Он 
сказал мне, чтобы я пошла с ним. И я пошла. Мне не хотелось идти, но я 
постоянно чувствовала его в своих мыслях. Затем я почувствовала, как 
отделяюсь от себя: будто я наблюдаю за собой совершенно из другого 
места и вижу, как иду вместе с ним. Я пыталась повернуть назад, но не 
могла. Мои ноги двигались без всякого моего участия. Она замолчала и 
взглянула на Энинву. - Я никогда не знала, если, например, Стивен 
заглядывал в мои мысли.
	- Но ведь Стивен только заглядывал, - сказала Энинву. - Он не мог 
заставить тебя что-то делать.
	- Так или иначе, но он этого не делал.
	- Нет.
	Опустив глаза, девочка продолжала. - Мы вошли в дом, а он 
закрывал дверь в тот самый момент, когда я вновь ощутила свои ноги. Я 
успела выбежать через дверь, прежде чем он смог запереть ее. Но затем 
он вновь подчинил себе мои ноги, и я вскрикнула и упала. Я думала, что 
он собирался заставить меня вернуться назад, но он вышел, схватил меня 
и сам потащил в дом. Я думаю, что это было в тот момент, когда Стивен 
увидел нас. Она подняла глаза. - Стивен убил его?
	- Нет. Энинву вздрогнула, не желая даже думать о том, что Доро 
мог сделать со Стивеном, если бы тот убил этого никчемного Джозефа. 
Если только здесь и должно произойти убийство, то это должна сделать 
она. Вряд ли кто-нибудь на плантации ненавидел убийство больше чем 
она, но ей необходимо защитить своих людей как от обоих злобных 
незнакомцев, которых прислал Доро, так и от самого Доро. Но она все 
еще надеялась, что Джозеф будет хорошо вести себя до тех пор, пока не 
вернется Доро и не заберет его с собой.
	- Стивен должен был убить его, - тихо сказала Элен. - Потому что 
теперь, может быть, он заставит мои ноги сделать что-нибудь, еще более 
худшее. Она покачала головой, а ее детское лицо выглядело усталым и 
постаревшим.
	Энинву взяла ее за руку, вспоминая...вспоминая Лейла, 
недостойного и нелюбимого брата Исаака. За все то время, что она 
провела около Доро, она не встречала никого из своих людей, столь явно 
порочного, каким был Лейл. Возможно, что только до сих пор. Почему 
Доро привел к ней такого человека? И почему он хотя бы не предупредил 
ее?
	- Что ты сделаешь с ним? - спросила девочка.
	- Доро должен забрать его назад.
	- И Доро сделает это...просто потому, что ты так сказала?
	Энинву вздрогнула. ~Просто потому, что ты так сказала~... 
Сколько времени прошло с тех пор, как все дела на плантации шли 
определенным образом просто потому, что она так сказала? Люди были 
всегда удовлетворены тем, что говорила она. Если же у них возникали 
трудности, которых они сами разрешить не могли, они приходили к ней. 
Если они ссорились и не могли уладить дело сами между собой, то они 
опять-таки приходили к ней. Она никогда не принуждала их приходить к 
ней со всеми их неприятностями, он она никогда и не прогоняла их, 
когда они приходили. В конце концов они сделали ее своей последней 
инстанцией. И вот теперь ее одиннадцатилетняя дочь хотела знать, 
изменится ли что-то от ее слов. Ее одиннадцатилетняя дочь! Ведь это 
требовало времени, терпения и по крайней мере некоторой мудрости, 
чтобы создать у людей такое доверие к себе. И потребовалось всего 
несколько недель присутствия Доро, чтобы разрушить это доверие так 
основательно, что даже ее собственные дети начали сомневаться в ней.
	- Так Доро заберет его отсюда? - настаивала девочка.
	- Да, - тихо сказала Энинву. - Я прослежу за этим.


	В эту ночь Стивен первый раз в своей жизни встал с постели во сне. 
Он вышел на верхнюю галерею и упал или, может быть, прыгнул, с нее.
	Не было никакого шума, потому что он даже не вскрикнул. Внизу, 
где он лежал распластавшись на земле, его нашла старая Луиза. У него 
была настолько свернута шея, что Луиза не удивилась, обнаружив, что 
его тело уже остыло.
	Старая женщина побежала вверх по ступенькам, чтобы разбудить 
Энинву и увести ее в гостиную верхнего этажа, подальше от младшей 
дочери, рядом с которой та и уснула. Ее дочь, Элен, продолжала спать, 
так или иначе умиротворенная, передвинувшись влево на теплое место, 
которое осталось после Энинву.
	В гостиной Луиза остановилась в молчаливой нерешительности 
перед Энинву, охваченная желанием отыскать способ подготовить ее к 
этой ужасной новости. По убеждению Луизы Энинву ведь наверное и не 
догадывалась, как все вокруг любили ее. Она собирала вокруг себя 
людей, заботилась о них, и помогала им заботиться друг о друге. Луизу 
не покидало ощущение, что больше всего в жизни, Энинву была 
озабочена воспитанием чувства близости и доверия между другими 
людьми. Ведь как-никак, а она провела детство и часть более зрелого 
возраста на самой настоящей плантации, где обычная жестокость 
рабовладельцев по отношению к рабам заставила ее совершить побег и 
выйти замуж, хотя она и не хотела этого. Люди же думали, что она была 
просто доброй и по женски непрактичной, с такой симпатией обращаясь 
с рабами. Они не понимали, что с давних пор она чувствовала все, что 
чувствуют и переживают рабы, разделал с ними все их радости и многие 
стороны их собственной боли. Она никогда не имела таких способностей 
к управлению, какие были у Стивена, никогда не переживала агонии 
переходного возраста, которую, как она знала, этот молодой человек 
перенес два года назад. Существо в облике мужчины по имени Доро 
сказал ей, что у нее были плохие предки. Он сказал еще, что она 
происходит от его людей. Это было его ошибкой, что она прожила 
жизнь, презирая мужа и с равнодушем относясь к своим детям. И что его 
ошибкой было и то, что только в шестьдесят лет она смогла найти 
людей, окружение которых она могла переносить без всякой душевной 
боли, людей, которых она любила, и которые любили ее. Здесь она была 
"бабушкой" для всех детей. Некоторые из них и на самом деле жили в ее 
бараке, потому что их родители не могли или не хотели заботиться о 
них. Луиза даже думала, что некоторые родители были слишком 
чувствительны к самым разным отрицательным проступкам своих детей. 
Энинву же считала, что это было нечто большее, что некоторые люди 
вообще не хотели иметь около себя никаких детей, независимо от того, 
послушны они были или нет. Она говорила, что некоторые люди Дор
о вели себя именно таким образом. Энинву частенько забирала 
сбившихся с пути детей к себе, кстати как маленьких, так и 
совершеннолетних. И ее сын подавал признаки, что станет таким же, как 
она. И вот теперь этот сын был мертв.
	- В чем дело? - спросила ее Энинву. - Что случилось?
	- Несчастный случай, - сказала Луиза, стараясь пощадить ее.
	- Это Джозеф?
	- Джозеф! Этот сукин сын, которого Доро привел сюда, чтобы 
женить на одной из Дочерей Эниву. - Да стала бы я так переживать, если 
бы это был Джозеф?
	- А тогда кто? Скажи мне, Луиза.
	Старуха глубоко вздохнула. - Твой сын, - сказала она. - Стивен 
умер.
	Наступила долгая ужасающая тишина. Энинву словно окоченела и 
стала неподвижной. Луиза подумала, что сейчас она разразится воплями 
материнского горя, и приготовилась утешить ее. Но Знинву никогда не 
рыдала.
	- Как случилось, что он мог умереть? - прошептала Энинву. - Ему 
было лишь девятнадцать лет. Он был лекарь. Как же он мог умереть?
	- Я не знаю. Он... упал.
	- Откуда?
	- С верхней галереи.
	- Но как? Почему?
	- Как я могу знать, Энинву? Это случилось этой ночью. Это... 
скорее всего случилось ночью. Я нашла его всего несколько минут назад.
	- Покажи мне!
	Она бросилась вниз прямо в ночной рубашке, но Луиза нашла в ее 
спальне какой-то халат и накинула на нее. Находясь рядом с Энинву, она 
заметила, что маленькая девочка очень беспокойно двигается во сне, и 
тихо стонет. Что ее мучило? Ночной кошмар?
	Теперь снаружи дома и некоторые другие люди обнаружили тело 
Стивена. В стороне стояли двое детей, глядя на него широко открытыми 
глазами, а рядом с ним опустилась на колени женщина, которая, в 
отличие от Энинву, не могла удержаться от рыданий.
	Женщину звали Айе. Она была высокой и красивой и, кроме того 
имела очень странных предков, среди которых были французы, 
африканцы, испанцы и даже индейцы. Вся эта смесь очень удачно 
соединилась в ней. Луиза знала, что ей было тридцать шесть лет, но 
выглдяела она лет на десять моложе. Двое детей были ее сын и дочка, а 
ребенок, которого она еще носила, должен быть сыном или дочерью 
Стивена. Когда-то она вышла замуж за человека, который любил вино 
гораздо больше, чем женщин, и в конце концов оно так и убило его. 
Энинву нашла ее бедствовавшей с двумя детьми, вплоть до того, что ей 
приходилось торговать собой, чтобы прокормить их, и подумывавшей о 
том, чтобы взять ржавый нож, оставшийся еще от мужа, перерезать 
обоим детям горло, а уж потом и себе.
	Энинву дала ей дом и надежду. Стивен, когда стал постарше, дал 
ей кое-что другое. Луиза могла еще припомнить, как Энинву, покачивая 
головой, говорила об этой связи: "Она как пригревшаяся сука вьется 
около него! По ее поведению не скажешь, что она относится к нему как 
мать.
	Луиза тогда лишь рассмеялась. - Ты должна прислушиваться к 
своим словам, Энинву. Лучше бы ты взглянула на себя, когда встречаешь 
понравившегося тебе мужчину.
	- Но я никогда не веду себя подобным образом! - с негодованием 
отвечала Энинву.
	- Конечно, нет. Потому что ты гораздо лучше и, намного старше.
	И Энинву, будучи Энинву, тут же переходила от угрожающей 
тишины к веселому смеху. - Нет никаких сомнений, что со временем он 
поймет, что является гораздо лучшим мужем, чем она заслуживает того, - 
заметила Энинву.
	- Или, что тоже возможно, он, к твоему удивленью, женится на 
ней, - заключила Луиза. - Несмотря на разницу в возрасте, между ними 
есть нечто гораздо большее, чем обычное влечение. Ведь она такая же 
как и он. У нее есть многое, что есть и унего, есть определенная сила. 
Она не может использовать ее, но эта сила существует. Временами я даже 
могу чувствовать ее, особенно, когда эта женщина бегает за ним.
	Энинву старалась не обращать на это никакого внимания, 
предпочитая думать о том, что со временем ее сын сможет жениться 
надлежащим образом. Даже сейчас, Луиза не была уверена, что Энинву 
знает о еще неродившемся ребенке. Узнать этого было невозможно, 
просто Айе сама сказала об этом Луизе, но никогда не сказала бы 
Энинву.
	И вот теперь Энинву подошла к телу и склонилась, чтобы 
дотронуться до холодной шеи. Айе, увидев ее, начала было удаляться, но 
Энинву ухватила ее за руку. - Мы обе должны оплакивать его, - тихо 
сказала она.
	Айе закрыла лицо и вновь зарыдала. В это время крики ее 
младшего сына, которому было всего восемь лет, остановили стоны 
обеих женщин.
	Все повернулись на звуки его голоса, а затем взглянули вверх, на 
галерею, куда не отрываясь смотрел мальчик. Там через ограду медленно 
перелезала Элен.
	В одно мгновенье Энинву оказалась на ногах. Луиза еще ни разу в 
жизни не видела, чтобы женщина могла двигаться так быстро. И когда 
Элен прыгнула вниз, Энинву была как раз прямо под ней. Она 
осторожно и так ловко поймала ребенка, что даже если бы девочка 
прыгнула сверху прямо вниз головой, ее голова все равно не ударилась 
бы об землю. Ни ее голова, ни ее шея не пострадали. Она была ростом 
почти с саму Энинву, но та ни в какой степени не пострадала ни от ее 
веса, ни от ее размера. К тому моменту, когда Луиза сообразила, что 
именно произошло, все было кончено: Энинву лишь успокаивала свою 
плачущую дочь.
	- Почему она сделала это? - спросила Луиза. - Что произошло?
	Энинву лишь покачала головой, испуганная и сбитая с толку.
	- Это все Джозеф, - сказала наконец Элен. - Он опять заставил 
двигаться мои ноги. Я все время думала, что это сон, пока.... Она 
взглянула вверх на галерею, затем на свою мать, которая все еще держала 
ее, и вновь расплакалась.
	- Обигель, - сказала Энинву. - Оставайся здесь с Луизой. Оставайся 
здесь, а я поднимусь наверх и проверю его.
	Но ребенок вцепился в Энинву и без умолку кричал, когда Луиза 
попыталась было высвободить ее. Энинву могла бы очень легко 
высвободить ее, но она предпочла потратить еще несколько мгновений, 
чтобы это произошло более спокойно. Когда Элен успокоилась, ее 
забрала Айе, а не Луиза.
	- Подержи ее около себя, - сказала Энинву. - Только не пускай ее в 
дом, и вообще, не пускай туда никого.
	- Что ты собираешься делать? - спросила Айе.
	Энинву ничего не ответила на этот раз. Ее тело уже начало 
изменяться. Она сбросила с себя одежду, и в тот момент, когда одежда 
упала, тело Энинву уже потеряло человеческий облик. Она 
проебразилась, и очень быстро, на этот раз в большую кошку, вместо 
всем знакомой черной собаки. В огромную пятнистую кошку.
	Когда же превращение было полностью закончено, она подошла к 
двери, а Луиза открыла ее перед ней и начала было идти за ней следом, 
потому что там была по крайней мере еще одна дверь, которую 
следовало открыть. Но кошка повернулась и издала громкий хриплый 
крик и преградила Луизе путь, пока та не вернулась назад, во двор.
	- Боже мой, - прошептала Айе, когда Луиза вернулась. - Я никогда 
не боялась ее, пока она не сделала нечто подобное прямо у меня на 
глазах.
	Луиза пропустила ее слова, подошла к Стивену и поправила его 
шею и остальное тело, а затем накрыла халатом, брошенным Энинву.
	- Что она собирается делать? - спросила Айе.
	- Убить Джозефа, - спокойно сказала Элен.
	- Убить? Айе непонимающе уставилась в серьезное детское лицо.
	- Да, - сказал ребенок. - И еще она должна убить Доро, пока он не 
прислал к нам кого-нибудь похуже.


	В облике леопарда Энинву миновала холл, затем поднялась по 
главной лестнице и, наконец, по узкой добралась до чердака. Она была 
голодна. Она слишком быстро произвела это превращение, и теперь 
знала, что скоро захочет есть. Хотя ей следовало бы следить за собой. 
Она не должна съесть ни кусочка этого отвратительного тела Джозефа. 
Лучше съесть тухлое мясо, покрытое червями! Как только смог Доро 
привести к ней такое паразитирующее человеческое существо, как 
Джозеф?
	Дверь в его комнату была закрыта, но Энинву открыла ее одним 
ударом своей лапы. И тут же внутри раздался хриплый крик удивления. 
Затем, как только она вошла в комнату, что-то будто схватило ее за 
передние лапы. Она пошла вперед, припадая на грудь и подбородок, и 
уткнулась мордой в умывальник. Она могла не обращать внимания на 
боль. То, что она не могла отбросить, был страх. Она надеялась застать 
его врасплох, схватить его раньше, чем он сможет воспользоваться 
своими способностями. Она даже недеялась, что ему вообще не удастся 
остановить ее, поскольку она не имела человеческого облика. Теперь она 
издала ужасное хриплое рычанье, но это было скорее от страха перед 
возможной ошибкой.
	На мгновенье ее ноги освободились. Возможно она напугала его, и 
он потерял контроль над ней. В конце концов, это не имело значения. 
Она прыгнула, выпустив когти, словно на охоте за бегущим оленем.
	Джозеф вксрикнул и быстро поднял руки вверх, пытаясь защитить 
свое горло. В тот же самый момент, он вновь смог управлять ее лапами. 
В своем безрассудстве он был нечеловечески быстр. Энинву поняла это, 
потому что сама всегда была такой же проворной.
	Она вновь испытала то самое ощущение, когда он парализовал ее 
ноги, и едва не опрокинулась на пол. Однако, она все-таки схватила его 
зубами, прокусив одну руку, в своих попытках добраться до его горла.
	Почувствовав, что вновь стоит на ногах, она неожиданно ощутила, 
что не может дышать. Ее горло было закрыто, так или иначе, 
блокировано и не пропускало воздух.
	Мгновенно она проделала отверстие чуть ниже того места, где 
спазмы сжали ее горло, и вновь вздохнула. И на этот раз она вонзила-
таки свои зубы в его глотку.
	В крайнем отчаянии, он сунул свои пальцы в только что 
проделанное дыхательное отверстие.
	В другое время и с другой добычей, она, возможно, и свалилась бы 
в неожиданной агонии удушья. Но сейчас перед ее глазами было лишь 
тело ее мертвого сына, и ее дочь, которая едва не последовала тем же 
образом вслед за ним. А что если он закрыл им горло точно так же, как 
только что пытался обойтись с ней? Наверное, она никогда не узнает 
этого. А он может ускользнуть от нее.
	И она рванула зубами его глотку.
	Он уже умер, когда она дала выход собственной боли. Сейчас он 
был уже очень далеко от того, чтобы вновь причинить ей зло. Он умер, 
издавая тихие булькающие звуки от вытекающей крови, когда она 
лежала вдоль него, приходя в себя и восстанавливая собственные силы. 
Она испытывала голод. Всемогущий Боже, какой голод испытывала она. 
Запах крови дошел до ее ноздрей, как только она восстановила 
нормальное дыханье, и этот запах и лежавшее под ней тело изводили ее.
	Тогда она быстро встала и побежала вприпрыжку по узким, а 
затем и по широким ступеням. Внизу она замешкалась. Она хотела 
поесть, до того, как преобразиться вновь, и едва держалась на ногах от 
голода. Она боялась, что сойдет с ума, если изменит внешность, чтобы 
попросить еду.
	В этот момент в дом вошла Луиза и остановилась, увидев ее. 
Старая женщина не боялась ее.
	- Он мертв? - спросила старуха.
	Энинву чуть склонила свою кошачью голову, полагая, что это 
движение может расцениваться, как кивок.
	- Удачное избавление, - сказала Луиза. - Ты хочешь есть?
	Последовало два, еще более быстрых кивка головой.
	- Иди в столовую. Сейчас я принесу еду. Она прошла через дом и 
направилась прямо на кухню. Она была верной надежной и понимающей 
подругой. Она делала гораздо больше, чем просто шила, оправдывая 
собственное содержание. Энинву должна была бы держать ее в доме, 
даже если бы она вообще больше ничего не делела. Но она была уже 
слишком стара, ей перевалило за семьдесять. Скоро обычная бренность 
мира, от которой Энинву так и не нашла подходящего лекарства, заберет 
ее жизнь, и она лишиться еще одного друга. Все люди, это всего лишь 
временные существа, слишком временные.
	Ослушавшись приказаний, Айе и Элен вошли через переднюю 
дверь и увидели Энинву, все еще перепачканную кровью после убийства, 
и еще не добравшуюся до столовой. Если бы не присутствие ребенка, 
Энинву постаралась бы выразить свое неудовольствие по отношению к 
Айе. Ей никогда не нравилось, когда ее дети видели ее в такие моменты. 
И она быстрыми прыжками направилась через холл в столовую.
	Айе застыла на месте, но разрешила Элен отправиться следом за 
Энинву. Энинву же, борясь с голодом, запахом крови и собственным 
раздражением, не заметила ребенка до тех пор, пока они вместе не 
оказались в столовой. Там, обессилев, Энинву легла на ковер перед 
холодным камином. Без тени страха ребенок подошел к ней, и уселся на 
ковре рядом с ней.
	Энинву взглянула вверх, осознавая, что ее лицо испачкано кровью, 
и пожалела, что не почистилась, когда спускалась вниз. Она должна 
была почистить себя и оставить свою дочь с кем-нибудь более 
надежным.
	Элен погладила ее, водя пальц