.
   Высота  и  просторность  северных  домов,  еще  и  сейчас  во   множестве
сохранившихся, поражают и наводят на определенные размышления  каждого,  кто
хочет беспристрастно и здраво заглянуть в русскую старину.
   Строительная традиция, как и песенная, в настоящее время также  прервана.
В конце прошлого века  родился  обычай  обшивать  жилую  часть  дома  тесом.
Обшитый тесом да еще покрашенный дом терял в своем облике нечто  такое,  что
роднило его с древнейшими типами построек, что делало  новгородскую  старину
близкой и осязаемой.
   Под  влиянием  городской,  дворянской,  мещанской  и   купеческой   среды
значительно меняется и интерьер крестьянского дома. В домах появились  обои,
а лавки, заборки, полы и деревянные лежанки начали красить. В таком смешении
бытовых и эстетических потребностей становится не по себе единому  северному
стилю. И все же северная бытовая  архитектура  надолго,  можно  сказать,  до
наших дней, сохранила свои особенности, свою удивительную неповторимость.
 
 
 
   Мельница
 
   Среди лесистых холмов, на берегах рек и озер, то вытянувшись в длину,  то
свернувшись в клубок, располагались обширные  волости.  Деревни  разделялись
между собой небольшими полями, пожнями, водой либо перелеском.
   Деревни, в которых от сорока до ста двадцати домов, с их постройками,  то
серебристыми, подернутыми древесной патиной, то белыми, с янтарным  отливом,
выглядели сами по себе  весьма  живописно.  Но  деревня  без  храма  кажется
плоской, какой-то комолой* и  призем---------------------------------------*
Комолой на Севере  называли  безрогую  корову.  ленной.  Северные  крестьяне
превосходно   это   понимали.   Вертикалью,   завершающей   и    дополняющей
горизонтальный архитектурный ансамбль, служила обычно мельница-ветрянка либо
часовня. В больших приходских деревнях строились церкви с колокольнями.
   Ветряная мельница - технически не совсем простое сооружение -  была  двух
типов: шатровая и амбаром. Она строилась примерно на одну треть выше  самого
большого в деревне дома. Были и небольшие  мельницы  -  толчеи,  чаще  всего
шатровые. Эстетическое содержание подобной "вертикали" не  в  одной,  вернее
необязательно в одной, высоте*, оно еще и в контурной необычности.  Мельницу
рубили  где-нибудь  вблизи  деревни,  на  открытом  пригорке.  В   некоторых
деревнях, таких, как Купаиха Азлецкой волости Кадниковского уезда, стояло по
пять-шесть-восемь мельниц, что было уже перебором. Со стороны такая  деревня
выглядела не то чтобы нелепо, но и не совсем красиво.
   Ветряная мельница оживляла облик деревни, жилого  гнезда  и  даже  группы
деревень, дополняя  их  архитектурный  облик  новыми,  необычными  деталями.
Эстетика же водяной мельницы возникала на контрастной основе. Кругом  дикая,
нетронутая природа, лес или луга,  порожистая  либо  широкая  "тихая"  река,
небо, вода и  ветер.  И  вдруг  среди  всего  этого  одиночное,  превосходно
сделанное сооружение, да  еще  действующее  шумно  и  неустанно.  Окружающая
подобный архитектурный объект природа  преображалась  и  становилась  как-то
по-особому близкой человеку. Под шум  воды  и  шорох  жерновов,  под  глухие
утробно-размеренные удары пестов менялось по временам года очарование воды и
лесов. Менялось оно даже по времени суток.
 
 
 
   Часовня
 
   Второй,  а  в  иных  селениях   первой   и   единственной   архитектурной
"вертикалью" была часовня - небольшая деревянная церковь. Из тысяч  и  тысяч
се---------------------------------------*   Излишняя    высота    отдельных
"вертикалей"  испортила  целые  города  с  давно   и   прочно   сложившимися
ансамблями. верных деревенских часовен не было, наверное, ни одной,  похожей
в точности на другую, все они были  разными,  поскольку  строили  их  разные
люди. Впрочем, как уже отмечалось, даже один человек и даже если б он  этого
очень хотел, не смог бы  построить  двух  совершенно  одинаковых  домов,  не
говоря уже о часовне. Общим  для  художников-строителей  могут  быть  только
красота и соразмерность. Соразмерность частей, объемов и линий.
   Часовню строили общими  силами,  без  сбора  денег.  Крестьяне  помогали,
рубили и вывозили на лошадях  лес.  Опытному  и  самому  искусному  плотнику
поручалась закладка сруба. По ходу строительства каждый участвующий в работе
мог привносить в архитектурный образ что-то свое, но  негласное  руководство
все равно ощущалось, оно стояло за тем, кто имел наибольший  нравственный  и
мастерский авторитет. Эстетическая  потребность  отдельного  человека  могла
удовлетвориться постройкой, например, одного крыльца или одних окон,  кто-то
особенно  красиво  и  прочно  делал  полы,   кто-то   рамы   и   двери.   Но
мастер-художник  умел  делать  все.  И  храмы,  и  мельницы  со   всеми   их
конструктивными и  художественными  деталями.  Художественная  и  мастерская
иерархия  не  достигла  бы  в  народе  такой  стройной  основательности  без
альтруизма и нелюбви к тщеславию. Конечно,  любой  талантливый  мастер  знал
себе цену, ощущал разницу между собой и менее  талантливым.  Но  он  знал  и
другую разницу - разницу между собой и более даровитым человеком. Уважение и
отдавание  должного  более  способному   и   опытному   -   первый   признак
талантливости. Тщеславия и гордости по отношению к другим, менее  известным,
истинно даровитый мастер никогда не испытывал, не испытывал он и  зависти  к
человеку, обладавшему неизмеримо большей силой таланта.
   Как менее  интересный  сказочник  замолкал,  когда  появлялся  и  начинал
говорить более способный, так же легко, без обиды уступалось  при  случае  и
плотницкое старшинство.
   Архитектурный   часовенный   стиль   в    нынешних    верхневолжских    и
северо-западных областях складывался под влиянием  городской  гражданской  и
культовой  архитектуры.  В  последний  период   перед   своим   повсеместным
исчезновением множество часовенок было построено в опушенном, обшитом тесом,
к  тому  же  раскрашенном  виде.  Физическая  гибель  старых  и  прекращение
строительства новых сооружений опередили  полное  вырождение  художественной
традиции.
 
 
 
   Храм
 
   После жуткого литовско-польского разорения, свершенного в первой четверти
XVII  века,  на  Руси  царили  хаос  и  беззаконие.   Государственное   тело
расползалось и принимало  бесформенный  образ,  становилось  безобразным.  В
числе первых усилий молодого Михаила Романова вернуть  государству  форму  и
образность было его распоряжение о переписи*. Из этих писцовых  книг  видно,
что деревянные храмы в начале XVII века были у нас двух  типов:  шатровые  и
клетецкие. Разница между ними заметна в значении самих слов, клеть  и  шатер
друг с другом не спутаешь. И все-таки уместно заметить, что клеть в плане  -
это прямоугольный четырехугольник, тогда как в основании шатра -  правильный
шести- либо восьмиугольник. По всей вероятности, в XVII веке и ранее того на
Руси  было  немало  и  комбинированных  деревянных  церквей,   рубленных   с
использованием как прямого, так и тупого  угла**.  Деревянные  храмы  Севера
дышали, светились и вели разговор с человеком  только  на  своих  местах,  в
совокупности с домами,  гумнами,  банями.  Они  выглядели  естественно  лишь
неотрывно           от           деревни,           они           завершали,
вен---------------------------------------* В описях за редкими исключениями
упомянуты все ныне существующие, а также исчезнувшие за 15  -  20  последних
лет деревни и села Вологодской и Архангельской областей.
   ** Острые углы встречались только в крепостных, гидротехнических и прочих
сооружениях.  чали  каждое,  даже   небольшое   селение.   Точь-в-точь   как
содружество  римских  улиц  и  площадей  венчается  куполом  собора  Святого
Петра...
   Дело ведь совсем не  в  размерах,  а  в  соразмерности.  Недаром  понятие
композиции  присуще  таким  прекрасным,  таким  вечным  видам   человеческой
деятельности,  как  литература,  музыка   и   архитектура.   Композиционного
совершенства нельзя достичь лишь знанием математических законов, надо  иметь
еще и особое чутье, чувство ритма, фантазию, словом, талант строителя.
   Соразмерность... Ощущение прекрасного - это нужно повторять снова и снова
- не зависит от величины, грандиозности сооружения. Величина - высота, как и
подчеркнутая малость (подкованная блоха, город в спичечном коробке и  т.д.),
хоть и взывают к чувству прекрасного, но остаются за пределами эстетики. Они
в своем  чистом  виде  поражают  нас  чем-то  другим,  не  имеющим  связи  с
художественным образом. Так же точно бездарный певец либо бездарный  оркестр
компенсирует недостаток исполнительского таланта  и  мастерства  микрофоном,
усилителями, динамиками*, наивно предполагая, что чем громче, тем красивей и
интересней.
   Чувство архитектурной соразмерности, вероятно, предшествует безошибочному
умению ставить высоту, ширину, длину, величину  объемов,  а  также  линии  и
плоскости в особые, единственно правильные отношения друг с другом.  До  сих
пор, будем  надеяться,  что  этого  не  случится  и  впредь,  никакая  самая
многоблочная электронно-вычислительная машина не способна заменять  интуицию
зодчего.
   Велик ли храм Покрова на Перли? Город Суздаль построен был всего в одно-,
двух-, самое большое, трехэтажном исполнении.
   Примечательно, что если говорить о размерах, то многие шедевры  каменного
зодчества (хотя бы  в  Ки---------------------------------------*  В  поэзии
хотя и с натяжкой, но можно считать очень похожим на  все  это  апелляцию  к
примитивным, зато самым массовым чувствам. риллове или Переславле-Залесском)
намного меньше, например, деревянной  церкви  Успения*  или  ныне  погибшего
Анхимовского  многоглавого  храма.   Да   и   главные   памятники   Кижского
музея-заповедника говорят о том, что русские  плотники  высоты  не  боялись.
Большая высота не мешала талантливому зодчему, но не смущала его и малая.
   Музеи мертвы и безмолвны, экспонаты редко и не для  всех  размыкают  свои
уста. Превосходный музей архитектуры в Малых Карелах под  Архангельском  все
же дает некоторое представление о русских селениях,  раскинувшихся  тысячами
по необозримому Северу еще во времена Новгородской республики. Остатки живых
современных деревень в своих древних границах, в окружении родного ландшафта
говорят душе больше,  чем  самый  богатый  музей.  И  все-таки  нужно  иметь
некоторое воображение, чтобы представить общий архитектурный облик  северной
деревни хотя бы и довоенного периода.  Облик  этот  формировался  не  только
постройкой домов, часовен,  мельниц  и  храмов,  но  и  других  архитектурно
значимых объектов.
   Гумна, рубленные отдельно,  но  стоящие  вместе  с  чуть  более  высокими
овинами, окружали каждую деревню, протянувшуюся одним, двумя (а то и  тремя)
параллельными посадами. Посады были не всегда прямыми, они повторяли  изгибы
рек, приноравливались к местности. Сеновни выбегали далеко в поле, к  самому
лесу, амбары строились ближе к  усадьбам.  Бани,  стоявшие  впритык  друг  к
дружке, лепились у самой воды, на склонах  холмов,  спускающихся  к  берегам
реки или озера. В самой  деревне  можно  было  увидеть  пожарную  каланчу  -
отдельную клеть либо три столба с двускатной крышей, покрытой гонтом.
   В центре деревни,  особенно  когда  начали  создаваться  колхозы,  мужики
строили деревянные весы для  взвешивания  возов  с  грузом.  Гирями  служили
тщательно   взвешенные   валуны.    ---------------------------------------*
Перенесена    на    территорию    Прилуцкого    монастыря     из     бывшего
Александро-Куштского.
   Трудно представить  архитектуру  селения  без  колодезных  журавлей,  без
погребов, рассадчиков, изгородей с отводами и заворами*, без  мостов  и  лав
разных размеров.
   Большие крытые резные  кресты  ставились  при  дорогах  и  на  росстанях.
Хмельники у домов, а также круговые качели тоже украшали улицу, а  стога  на
летних лугах и скирды на осенне-пахотных полях каждый год  меняли  окрестный
вид.
   В  условиях   полного   преобладания   деревянного   зодчества   каменная
архитектура и связанное с ней каменотесное  искусство  занимали  в  народной
жизни, видимо, несколько особое место. Артель  зодчих-каменотесов  выглядела
среди древотесных артелей примерно так, как выглядит каменная церковь  среди
деревянных домов. Плотницкое мастерство осваивалось всем мужским населением,
а каменной кладке обучались сравнительно немногие. Из этого вовсе не следует
делать вывод, что каменное зодчество на Руси было в загоне.
   При  всей  своей  экономической   доступности,   легкости   обработки   и
пластичности дерево имеет два ничем не восполнимых  недостатка:  доступность
огню и подверженность гниению. Правда, под хорошей, периодически обновляемой
кровлей архитектурное сооружение живет до  двухсот  лет  и  более.  Гниение,
идущее  от  земли,  древние  строители  пресекали  проветриваемым  закладом.
Дерево, как уже говорилось, не может соседствовать с почвой, поэтому землю и
здание  сопрягал  камень,  одинаково  чувствующий  себя  в  земле  и  на  ее
поверхности. Стоя на таких камнях, дом или церковь словно висели в  воздухе,
плыли навстречу ветру. Чем лучше  была  кровля,  тем  дольше  длилось  такое
плавание. Обшивание (опушка) тесом тоже  служило  долговечности  здания,  но
навязывало совершенно иной, не подходящий древотесному зодчеству стиль.
   Традиции              каменного               и               деревянного
строительст---------------------------------------* Так же как,  к  примеру,
английский пейзаж средней части острова невозможно представить без  каменных
изгородей.  ва  на  Руси  были  взаимно  переплетены.   Наличие   прекрасных
домонгольских памятников каменного зодчества говорит само за себя.
   Да и  после  татаро-монгольского  ига  каменное  строительство  не  могло
появиться из ничего, на пустом месте. Очевидно, национальный русский гений в
период  военного  и  экономического  порабощения  хранил  и  берег  основной
"генофонд" самобытной художественности в архитектурном искусстве.  Иначе  не
выросли бы соборы в Белозерске, Каргополе  и  Вологде  -  эти  удивительные,
похожие на белопарусные корабли творения  безвестных  зодчих.  Не  было  бы,
наверное, ни тотемских церквей, отличающихся собственным стилем, ни сурового
Соловецкого ансамбля, ни лирически ясного Ферапонтовского. Ни Пскова не было
бы, ни Суздаля и ни Устюга.. .*
 
 
 
   О НАРОДНОЙ СКУЛЬПТУРЕ
 
   Покойная каргополка Ульяна Бабкина про свои глиняные игрушки  говаривала:
"Бери, бери, я, даст  Господь,  еще  напеку".  "Выпекая"  свои  удивительные
создания, она и не подозревала, что делает  что-то  особенное.  (Так  же  не
подозревала за собой особых заслуг перед Отечеством бабушка Кривополенова.)
   Красота, будучи повсеместной и неотъемлемой частью быта, не  ставилась  в
ранг исключительности. Ульяна Бабкина считала, что игрушку может  слепить  и
раскрасить любой, были бы, мол, желание да хорошая глина. В  известной  мере
так оно и есть. Но бабушка в своей традиционно-народной  скромности  как  бы
игнорирует степень талантливости, не замечая того, что один сделает  хорошо,
второй лучше, а третий перешибет и того и другого.
   Крестьянская       бытовая       среда       позволяла       еще        в
дет---------------------------------------* Каменная архитектура  связана  с
крепостным,  городским  и  монастырским  строительством,  что  находится  за
пределами нашей темы. Неизвестные автору архитектура и плотницкое мастерство
в корабельном строительстве также стоят несколько особняком.  стве  выявлять
художественные наклонности, хотя в последующие периоды жизни она  далеко  не
всегда развивала и закрепляла их. Первым  скульптурным  опытом  могла  стать
обычная снежная баба. Прирожденный лепщик тайком от взрослых  лепил  "тютек"
из хлебного мякиша, а после жевал их, так как бросать или использовать  хлеб
не по назначению считалось величайшим грехом.
   Весною, едва проглянут на припеках золотисто-желтые глазки мать-и-мачехи,
дети сами добывали из ям глину, оставшуюся от  взрослых  добытчиков.  Лепили
птичек, человеческие фигуры, домики* и т. д.
   Никто не знает, как выглядела деревянная  скульптура  языческого  Перуна,
которого, по свидетельству летописцев, древние киевляне  во  время  крещения
сбросили в Днепр, били железными прутьями и  отталкивали  от  берега.  Облик
новгородских  языческих  статуи  также  закрыт   плотной   завесой   времен.
Художественные скульптурные традиции, уходящие корнями  в  толщу  язычества,
по-видимому, были прерваны. В  лоне  православной  религии  скульптура  была
почти  полностью  вытеснена  живописью.  Но   потребность   в   пластическом
художестве жила и удовлетворялась многими способами: в деревянной и глиняной
детской игрушке, в бытовой  и  церковной  деревянной  скульптуре,  в  мелкой
пластике из металла, "рыбьего зуба" (то есть моржового клыка).
   Дерево и здесь стало наилучшим материалом, роднящим заурядного мастера  с
художником. Оно соединяло виды народного  искусства,  осуществляло  плавные,
нерезкие переходы от  одного  вида  к  другому.  Например,  от  пряничных  и
набойных досок доброму  мастеру,  обладающему  художественной  способностью,
ничего не стоит перейти к пластике на религиозные темы.  Графика  деревянной
резьбы, рас---------------------------------------* Известный теперь  далеко
за  пределами  костромских  мест  художник  Ефим  Честняков,   на   практике
осуществлявший  принцип  естественного  художественного  воспитания,   лепил
вместе с детьми целые сказочные города, писал для детей  сказки,  устроил  в
овине детский театр. К сожалению, лепные "города" Честнякова не сохранились.
тительный и геометрический орнамент деревянных архитектурных украшений  сами
по себе были в некоторой мере объемными. От широко  распространенной  резьбы
до горельефа всего один шаг. Обычная  "курица",  держащая  на  крыше  поток,
выполняющая чисто конструктивную функцию, была одновременно и  архитектурной
деталью. Но она же таила  в  себе  хотя  и  сильно  обобщенный,  но  все  же
скульптурный образ. Птицы по бокам кровель заставляют вспомнить о полете,  о
стремлении в небо, также и скульптурный конь  охлупного  бревна,  венчавшего
князек, был олицетворением движения. И весь дом ассоциируется теперь  уже  с
крылатым конем Пегасом...
   В Тарногском, Кич-Городецком, Никольском районах Вологодской  области  до
сих пор можно увидеть этих великолепных коней. Некоторые из  них  имеют  две
конские головы на одном корне. Вырубленные  изящно  и  с  достаточной  мерой
условности, все они разные, что зависит от вкуса  строителя  и  особенностей
древесного корня. Посуда, выделанная из березовых капов в образе птиц, также
имеет скульптурные художественные  элементы,  заметные  даже  под  неопытным
взглядом.
   Плоскостная резьба по дереву и по кости  в  хороших  руках  переходила  в
пространственную, объемную, что  очень  заметно  на  примере  многочисленных
резных царских врат, окладов, так называемых "тощих свечей" и т. д.
   Однако мастера резьбы  почему-то  не  спешили  становиться  скульпторами,
царские  врата  с  объемными  фигурами  встречаются  значительно   реже.   В
необъятном  мире  детской  игрушки  скульптурный   образ   вполне   достойно
соперничал с красочным. Эти неразлучные друзья-соперники не  могли  обойтись
друг без друга, особенно в глиняной игрушке. Вылепленный и обожженный Полкан
еще не Полкан, Полканом он становится лишь в раскрашенном виде.  Условность,
обобщенность и лаконизм в народной глиняной игрушке одинаково свойственны  и
скульптурной и живописной стороне художественного образа.
   Живопись и скульптура сплавлены здесь воедино и немыслимы по отдельности.
Это присуще  всей  русской  глиняной  игрушке.  Стилевые  же  художественные
особенности складывались  в  разных  местах  по-разному.  Было  бы  ошибочно
думать, что, кроме вятской Дымковской слободы (которая