ерствуд, обращаясь к  крупье,  и
протянул ему ассигнацию.
   Молодой ирландец насмешливо осклабился, когда Герствуд, получив  фишки,
покрыл ставку.
   - Еще пять! - сказал ирландец.
   У Герствуда на  лбу  выступила  испарина.  Игра  все  больше  и  больше
втягивала его, и он зашел в  ней  слишком  далеко,  особенно  если  учесть
состояние его финансов. В банке было уже шестьдесят долларов  его  кровных
денег.
   По натуре Герствуд далеко не был трусом, но при мысли, что может  сразу
столько потерять, он почувствовал какую-то слабость во всем теле. В  конце
концов он сдался. Он больше не доверял своей хорошей карте.
   - Что у вас? - спросил он у партнера, закрывая игру.
   - Тройка и  пара,  -  ответил  тот,  показывая  карты.  Руки  Герствуда
бессильно опустились.
   - А я уж думал, что поймал вас, - еле слышно пробормотал он.
   Молодой  человек  загреб  все  фишки,  а  Герствуд  вышел  из  комнаты.
Спускаясь по лестнице, он остановился и пересчитал деньги.
   - Триста сорок долларов, - прошептал он.
   Как много денег ушло у него с тех пор, как закрылся бар!
   Вернувшись домой, он принял твердое решение больше не играть в карты.
   Керри не забыла обещание миссис Вэнс навестить ее и попыталась еще  раз
воздействовать на Герствуда. Дело было в его внешности. В этот день, придя
домой, он, по обыкновению, переоделся в старый костюм, в котором  проводил
теперь все время.
   - Ну, скажи, пожалуйста,  зачем  только  ты  надеваешь  это  старье?  -
спросила Керри.
   - А какой смысл носить дома  хороший  костюм?  -  вопросом  же  ответил
Герствуд.
   - Мне кажется, что в приличном костюме ты  и  сам  чувствовал  бы  себя
лучше. И ведь к нам может кто-нибудь зайти, - добавила она.
   - Кто, например?
   - Да хотя бы миссис Вэнс.
   - Ей незачем видеть меня, - угрюмо отозвался Герствуд.
   Подобное отсутствие самолюбия и интереса к чему бы то  ни  было,  кроме
газет, вызвало в Керри возмущение, граничащее с ненавистью.
   "Вот так и сидит целыми днями! - подумала она.  -  "Ей  незачем  видеть
меня!" Да как ему не стыдно?"
   Но наибольшую горечь Керри испытала в тот день,  когда  миссис  Вэнс  в
самом деле  зашла  проведать  свою  бывшую  приятельницу.  Она  ходила  по
магазинам и решила  заглянуть  к  Керри.  Поднявшись  по  довольно  жалкой
лестнице, она постучалась.
   К  ее  огорчению,  Керри  не  оказалось  дома.  Герствуд  отпер  дверь,
предполагая, что это она возвращается  домой.  При  виде  миссис  Вэнс  он
растерялся. Потухшая было гордость снова вспыхнула в нем.
   - А, миссис Вэнс! - насилу произнес он. - Здравствуйте!
   - Здравствуйте! - отозвалась миссис Вэнс, не веря своим глазам.
   Она сразу  заметила,  как  сильно  он  смутился.  Он  мялся,  не  зная,
предложить ли гостье войти или нет, и та продолжала стоять в дверях.
   - Ваша супруга дома? - спросила она.
   - Нет, Керри куда-то вышла, - ответил он. - Вы,  может  быть,  зайдете?
Она скоро вернется.
   - Н-нет,  я  очень  тороплюсь,  -  ответила  миссис  Вэнс,  поняв,  как
изменилась жизнь ее друзей. - Я хотела заглянуть на минутку, так как  была
поблизости, но остаться я  никак  не  могу.  Пожалуйста,  передайте  вашей
супруге, что я очень прошу ее навестить меня.
   - Передам, - сказал Герствуд, отступая назад. Он  почувствовал  большое
облегчение, когда гостья ушла.  Ему  было  так  стыдно,  что,  усевшись  в
качалку, он слабо сжал переплетенные пальцы и задумался.
   Керри подходила к дому с противоположной стороны, и ей показалось,  что
она издали видит удаляющуюся миссис Вэнс. Но, как ни напрягала она зрение,
она все же не была уверена в этом.
   - Кто-нибудь заходил к нам сейчас? - был  первый  вопрос,  который  она
задала Герствуду.
   - Да, - с виноватым видом ответил он, - заходила миссис Вэнс.
   - И она видела тебя? - спросила Керри тоном, в котором  выразилось  все
овладевшее ею отчаяние.
   Этот тон обжег Герствуда, как удар хлыста. Он насупился.
   - Если у нее есть глаза, то она меня видела, - ответил он. - Я открывал
ей дверь.
   - О! - вырвалось у Керри, и она нервно сжала  пальцы  в  кулак.  -  Она
что-нибудь просила передать?
   - Нет, ничего, - ответил Герствуд. - Она не  могла  остаться,  сказала,
что у нее нет времени.
   - И ты показался ей в таком виде? - воскликнула  Керри,  отбросив  свою
обычную сдержанность.
   - Ну, и что же из этого? - в свою очередь, обозлился Герствуд. - Откуда
я мог знать, что она вздумает прийти?
   - Ты прекрасно знал, что она может прийти! - сказала Керри.  -  Я  тебя
предупреждала, я говорила тебе, что  она  обещала  зайти!  Сколько  раз  я
просила тебя надевать другой костюм! О, какой ужас!
   - Да оставь, пожалуйста! - проворчал Герствуд. - Что за  беда?  Ты  все
равно не можешь водить знакомство с нею: она слишком богата.
   - А кто тебе говорил, что я этого хочу? - вспылила Керри.
   - Ну, ты так ведешь себя: устраиваешь сцены из-за  того,  как  я  одет.
Можно подумать, что я совершил...
   Керри не дала ему кончить.
   - Да, ты прав! Я не могла бы дружить с нею... даже если  бы  мне  этого
очень хотелось. Но кто в том виноват?  Хорошо  тебе,  сидя  тут  в  полном
безделье, указывать, с кем мне водить знакомство и с кем не водить! Ты  бы
лучше пошел искать работу!
   Это было как гром среди ясного неба.
   - А тебе-то что за дело? - почти выкрикнул Герствуд, вставая. - Я плачу
за квартиру, не так ли? Я доставляю...
   - Да, ты платишь за квартиру, - спокойно ответила  Керри.  -  Послушать
тебя, так можно подумать, что на свете только и радости, что сидеть здесь,
в квартире! Вот уже три месяца, как ты сидишь тут, и за это время ты палец
о палец не ударил, чтобы сделать хоть что-нибудь, - только  суешься  вечно
не в свое дело на кухне! И зачем понадобилось тебе жениться на мне?
   - Я вовсе не женился на тебе! - огрызнулся Герствуд.
   - То есть как не женился? А что же в таком случае было в Монреале? -  с
изумлением спросила Керри.
   - Что бы там ни было, можешь забыть об этом, - ответил Герствуд. - Факт
тот, что никакой женитьбы не было. Будто ты сама не знаешь!
   Несколько секунд Керри смотрела на него широко раскрытыми глазами.  Она
была уверена, что связана с Герствудом самым настоящим браком.
   - Зачем же ты лгал мне? - спросила она. - Зачем ты силой заставил  меня
бежать с тобой?
   Последние слова прозвучали почти как рыдание.
   - Заставил бежать! - повторил Герствуд, презрительно кривя губы. -  Кто
тебя заставлял?
   - О! - только вскрикнула Керри, не выдержав. - О! О! - снова  вырвалось
у нее из груди, и она выбежала в гостиную.
   А Герствуд был разгорячен и окончательно стряхнул  с  себя  оцепенение.
Это была для него изрядная встряска, моральная и физическая. Он потер лицо
и растерянно оглянулся. Затем вышел и стал переодеваться.
   Из комнаты, где находилась Керри, не доносилось ни звука. Услышав,  что
Герствуд одевается, она подавила рыдания. У нее мелькнула тревожная мысль,
что он уйдет и оставит ее без  гроша;  но  мысль  о  том,  что  она  может
потерять его навсегда, не тревожила ее ни секунды.  Она  слышала,  как  он
открывал шкаф, доставая с верхней полки шляпу,  потом  дверь  хлопнула,  и
стало ясно, что он ушел.
   Керри сейчас же встала, глаза ее  были  сухи.  Она  выглянула  в  окно.
Герствуд уже шагал по направлению к Шестой авеню.
   Он пошел по Тринадцатой улице, затем пересек Четырнадцатую и повернул к
Юнион-сквер.
   - Искать работу, - беззвучно шептали его губы.  -  Искать  работу.  Она
велит мне искать работу.
   Он пытался защищать себя от обвинения, которое бросал  ему  собственный
разум, не перестававший твердить, что Керри совершенно права.
   "И принесло же эту миссис Вэнс! - сердился он. - Как она меня  оглядела
с головы до ног! Я прекрасно знаю, что она подумала".
   Он вспомнил те несколько случаев, когда видел миссис Вэнс на  Семьдесят
восьмой улице. У нее  всегда  был  вид  богатой  дамы,  и  Герствуд  в  ее
присутствии старался держать себя как  человек  того  же  круга.  Подумать
только, что теперь она застала его в таком виде!
   Герствуд страдальчески наморщил лоб.
   - О дьявол! - то и дело повторял он.
   Когда он уходил из дому, было уже четверть пятого. Он оставил  Керри  в
слезах, и, значит, сегодня нечего было рассчитывать на обед.
   "Какого черта! - мысленно твердил он, стараясь скрыть  от  самого  себя
свой позор. - Не так уж я плох! Я еще не вышел в тираж!"
   Он оглянулся и, заметив, что находится неподалеку  от  крупных  отелей,
решил зайти в один из них и пообедать. Там он возьмет газеты  и  устроится
как-нибудь поудобнее.
   Герствуд поднялся в роскошную гостиную отеля "Мортон",  считавшегося  в
то время одной из лучших гостиниц Нью-Йорка, расположился в мягком  кресле
и принялся читать. Мысль, что средства его быстро тают и что он не  вправе
позволить себе такую роскошь, нисколько не  смущала  его  сейчас.  Подобно
морфинисту, он  мало-помалу  становился  рабом  временного  забвения.  Что
угодно, лишь бы облегчить боль в душе и побыть в уюте и покое!  Без  этого
он уже не мог жить. К черту все думы о завтрашнем дне! "Завтра" было таким
же страшным, как всякая беда. Он всеми силами пытался отогнать мысль,  что
вскоре останется без гроша, как мы гоним  от  себя  мысль  о  неизбежности
смерти, и это ему почти удавалось.
   Хорошо одетые посетители, проходившие по толстым коврам, заставили  его
перенестись мыслью в прошлое.  Герствуду  понравилась  какая-то  жившая  в
отеле молодая дама, которая играла в нише на рояле, и он пересел со  своей
газетой поближе.
   Обед обошелся ему в полтора доллара.
   В восемь часов  вечера  Герствуд  покончил  с  едой.  Он  заметил,  что
посетители расходятся, а толпа искателей развлечений на  улице  становится
гуще. Он тоже вышел на улицу, думая о том, куда бы пойти. Только не домой!
Керри еще не легла спать. Нет, сейчас он ни за что  не  пойдет  домой.  Он
проведет время так, как это  может  позволить  себе  человек  независимый,
сохранивший свое положение в обществе.
   Герствуд закурил сигару и остановился на  ближайшем  углу,  где  стояли
группами десятки таких же праздношатающихся, как и он - агентов,  скаковых
маклеров, актеров - его собратьев по духу. Невольно вспомнился ему Чикаго.
Сколько раз он проводил вечера за картами с друзьями...
   Его мысли вернулись к покеру.
   "В прошлый раз я сглупил, - подумал он, вспомнив о  том,  как  проиграл
шестьдесят долларов. - Напрасно сдался, в конце концов я бы  запугал  того
парня. Просто я был не "в ударе", вот это и погубило меня".
   Он стал перебирать в уме  разные  возможности,  которые  открываются  в
игре, мысленно  представляя  себе,  как  бы  он  обыграл  того  или  иного
противника, если бы только блефовал посмелее.
   "Я достаточно опытен в игре и должен этим воспользоваться. Надо еще раз
попытать сегодня счастья".
   Ему  мерещились  огромные  ставки.  Вдруг  он   выиграет   сотню-другую
долларов. Вот это была бы удача! Он знал многих, живших игрой в  карты,  и
живших притом весьма недурно.
   "А у них было вначале не больше денег, чем у меня", - размышлял он.
   Герствуд отправился в один из ближайших игорных  залов,  чувствуя  себя
почти так же хорошо, как в былые дни.  Сначала  гнев  на  Керри,  а  потом
хороший обед, коктейль и ароматная сигара заставили  его  забыть  о  своем
плачевном состоянии, и на несколько часов он снова стал  почти  тем  самым
Герствудом, каким был когда-то.
   И все-таки это не был прежний Герствуд, это был  человек,  спорящий  со
своей совестью и влекомый миражем.
   Игорный зал ничем не отличался от того, в котором  Герствуд  побывал  в
прошлый раз. Разница была лишь в том, что  этот  помещался  при  несколько
лучшем баре. Некоторое время Герствуд наблюдал за игрой,  а  потом  и  сам
присоединился к ней. Как и в тот раз,  сперва  все  шло  довольно  гладко.
Герствуд несколько раз выигрывал, что подбадривало его, потом  проигрывал,
что еще больше его затягивало. Его охватил азарт. Он наслаждался риском  и
как-то, имея в руках совершенно ничтожную карту, решился  на  блеф,  чтобы
сорвать крупный куш.
   К величайшему удовольствию Герствуда, это ему удалось.
   Победа вскружила ему голову, и он решил, что  сегодня  счастье  на  его
стороне. Никто не выиграл больше. Ему попалась посредственная карта, и  он
попробовал открыть  "праздник".  Но  его  партнерами  были  наблюдательные
игроки, которые почти что читали его мысли.
   "У меня на руках тройка; буду держаться до конца", - подумал  про  себя
один из них.
   Началось повышение ставок.
   - Ставлю еще десять, - заявил Герствуд.
   - Ответил, - сказал партнер.
   - Еще десять.
   - Ответил.
   - Еще десять.
   - Ответил.
   Дошло до того, что в банке набралось  уже  много  денег,  в  том  числе
семьдесят пять долларов Герствуда. Его противник серьезно призадумался. "А
вдруг, - мелькнула у него  мысль,  -  у  этого  субъекта  сильная  карта?"
Поэтому он решил открыться.
   - Что у вас? - спросил он.
   Герствуд открыл. Его карта была бита.
   Неприятное  открытие,  что  он  потерял  одним  махом  семьдесят   пять
долларов, привело Герствуда в отчаяние.
   - Еще одну сдачу? - угрюмо предложил он.
   - Идет! - согласился партнер.
   Некоторые из игроков покинули свои  места,  и  их  сменили  любопытные.
Время  шло,  и  вскоре  часы  пробили  двенадцать.  Герствуд  выигрывал  и
проигрывал небольшие суммы. Он сильно устал и при  самой  последней  сдаче
проиграл еще двадцать долларов.
   На душе у него кошки скребли.
   Лишь в четверть второго вышел он из  игорного  зала.  Пустые,  холодные
улицы, казалось, издевались над ним. Герствуд медленно  направился  домой,
почти забыв о своей ссоре с Керри. Он  поднялся  по  лестнице  и  вошел  в
квартиру с таким видом, словно ничего и не случилось. Он  думал  только  о
своем проигрыше.
   Присев на кровать, Герствуд пересчитал деньги. Теперь у него оставалось
всего сто девяносто долларов и немного мелочи. Он спрятал деньги в  карман
и начал раздеваться.
   "Что это со мной в самом деле?" - растерянно подумал он.
   Утром Керри почти не разговаривала с ним, и  Герствуд  чувствовал,  что
ему лучше снова уйти из дому. Он сознавал, что скверно обошелся  с  Керри,
но не мог заставить себя сделать первый  шаг  к  примирению.  Им  овладело
отчаяние. Несколько дней подряд он уходил из дому и вел жизнь джентльмена,
вернее, жил так, как, по его представлениям, должен жить джентльмен, а это
стоило денег. После такого времяпрепровождения он еще хуже чувствовал себя
и физически и морально, не говоря уже о том, что содержимое  его  кошелька
уменьшилось на тридцать долларов.
   Лишь тогда Герствуд как будто протрезвел и снова стал самим собой.
   - Сегодня должны прийти за квартирной платой, - сказала Керри.
   Это были ее первые слова за последние три дня.
   - Вот как? - удивился Герствуд.
   - Сегодня второе число, - подтвердила она.
   Герствуд нахмурил брови и с безнадежным  чувством  полез  в  карман  за
кошельком.
   - Ужасно много денег приходится платить за квартиру! - сказал он.
   Приближалась очередь последних ста долларов.



37. ВОЛЯ ПРОБУЖДАЕТСЯ. СНОВА В ПОИСКАХ ВЫХОДА

   Нет смысла рассказывать шаг за шагом о том, как с течением времени дело
дошло до последних пятидесяти долларов. При той легкости, с какой Герствуд
обращался с деньгами, его семисот долларов хватило до июня. Но еще раньше,
чем  начать  последнюю  сотню,  он  стал  поговаривать  о   приближающейся
катастрофе.
   - Право, не понимаю, почему у нас так много уходит денег, -  сказал  он
однажды, придравшись к сумме, израсходованной на мясо.
   - Я вовсе не нахожу, что мы много тратим, - возразила ему Керри.
   - Мои деньги почти на исходе, - продолжал он. - Понять не могу, на  что
только они ушли!
   -  Ты  хочешь  сказать,  что  у  тебя  ушли  все  семьсот  долларов?  -
воскликнула Керри.
   - Да, осталось всего лишь сто.
   У него был такой  безутешный  вид,  что  Керри  испугалась.  Она  стала
понимать, что и сама беспомощно плывет по течению. Впрочем, она все  время
чувствовала это.
   - Но, Джордж, почему же ты не поищешь работы? - воскликнула она. -  Ты,
наверное, мог бы что-нибудь найти!
   - Я искал, - ответил он. - Не  могу  же  я  заставить  людей  дать  мне
работу!
   Керри некоторое время пристально глядела на него и, наконец, сказала:
   - Что же ты намерен делать? Ведь ста долларов нам хватит ненадолго.
   - Не знаю, - ответил он. - Я могу  только  искать.  Другого  ничего  не
остается.
   От слов Герствуда Керри стало страшно. Что же теперь делать? Она  часто
вспоминала о театре, как о двери, через которую можно проникнуть  в  столь
прельщавшую ее, сверкающую позолотой жизнь, и теперь, как и в свое время в
Чикаго, она ухватилась за эту мысль. Необходимо что-то предпринять, и  как
можно скорее, если только Герствуд  в  самое  ближайшее  время  не  найдет
работы. Ведь очень может быть, что ей  опять  придется  начать  борьбу  за
кусок хлеба, и на сей раз совсем одной.
   Керри раздумывала о том, как же, собственно, попадают на сцену.  Поиски
актерской работы в Чикаго убедили ее, что она выбрала  тогда  неправильный
путь. Наверное, есть  люди,  которые  тебя  выслушают,  испытают  и  дадут
возможность показать свои способности.
   Как-то за  завтраком,  два  дня  спустя,  Керри  упомянула  об  афишах,
извещающих о приезде в Америку Сары Бернар. Герствуд тоже знал об этом  из
газет.
   - Как люди попадают на сцену, Джордж? - самым невинным  тоном  спросила
Керри.
   - Право, не знаю,  -  ответил  он.  -  Надо  полагать,  что  для  этого
существуют специальные театральные агентства.
   Керри прихлебывала кофе, не поднимая глаз от чашки.
   - И там подыскивают места желающим?
   - Да, я так думаю, - ответил он.
   Тут Герствуд вдруг обратил внимание на какую-то особую нотку  в  голосе
Керри и тотчас спросил:
   - Неужели ты все еще подумываешь о сцене?
   - Нет, мне просто любопытно, - ответила она.
   Не отдавая себе в том ясного  отчета,  Герствуд  был  почему-то  против
подобной затеи. Ему не верилось, что Керри, за которой он имел возможность
наблюдать в течение трех лет, способна сделать карьеру на  сцене.  Слишком
уж она простодушна, слишком  уступчива  по  натуре!  В  его  представлении
искусство требовало большей помпезности. Если Керри попытается попасть  на
сцену,   она,   того   и   гляди,   очутится   в    лапах    какого-нибудь
мошенника-антрепренера  и  станет  такой  же,  как  "все  они".   Герствуд
прекрасно знал, что он подразумевает под словами "все они". Керри  недурна
собой. Что ж, она, пожалуй, неплохо устроится. Но что тогда будет с ним?
   - На твоем месте я выкинул бы из  головы  всякую  мысль  о  сцене.  Это
гораздо труднее, чем ты себе представляешь.
   Керри усмотрела  в  его  словах  пренебрежение  к  своим  артистическим
способностям.
   - Тогда, в Чикаго, ты  говорил  мне,  что  я  играла  очень  хорошо,  -
возразила она.
   - Это верно, - согласился с ней Герствуд, заметив, что  она  собирается
спорить. - Но Чикаго - это не Нью-Йорк.
   Керри ничего не ответила. Она была обижена.
   - Сцена очень хороша для первоклассных актеров, - продолжал Герствуд. -
Но не  для  мелких  сошек.  А  для  того,  чтобы  пробиться  и  приобрести
известность, нужно много времени.
   - Не знаю, не  знаю...  -  задумчиво  произнесла  Керри,  которую  этот
разговор немного взволновал.
   А Герствуду с внезапной ясностью  представилось,  что  из  всего  этого
может выйти. Теперь, когда его  положение  стало  критическим  и  близится
катастрофа, Керри всеми правдами и неправдами проберется на сцену,  а  его
бросит на  произвол  судьбы.  У  Герствуда  было  ложное  представление  о
моральных качествах Керри. И все потому, что он не понимал величия чувств.
Он никогда не знал, что великим  человек  может  быть  и  благодаря  своим
чувствам - не только  уму.  Что  же  касается  любительского  спектакля  в
масонской ло