ных полках  его  казенной
квартиры.
   	Утеряв всяческую возможность блестящей карьеры, очутившись вместо
императорского дворца в захолустном интернате для сирот, которым по тысяче раз
прихо-дилось втолковывать прописные истины, Теплый, как и множество русских
интеллигентов, пустился по лесенке жизни в нескончаемый путь падения. Нет, он
не запил, не колол себе в вены морфин, просто что-то приключилось с его
сознанием, ставшим вдруг иным, нежели когда-то - нездоровым.
   Коллеги учителя замечали в Теплом  какую-то  странную  безразличность  ко
всему окружающему, неряшливость натуры и тела. Более  наблюдательные  ловили
странный блеск его глаз, особенно когда славист смотрел на некоторых  детей,
но предпочитали не обращать на это внимания, боясь выдать за  действительное
то, чего на самом деле не существует. Г-н Теплый ни с кем не общался, да и к
нему никто не стремился, так как преподаватели в основной своей  массе  были
мещанского сословия и считали филолога из падших аристократов, которые  куда
как хуже мещан. Лучше, как  говорится,  выслужиться  до  ефрейтора,  чем  из
генералов быть разжалованным в старшины. Русский человек  готов  со-страдать
пьяницам и убийцам, но никак не свергнутым царям.
   	Сегодняшним вечером к Теплому пришел посетитель. Это был богатырского
телосложения мужчина в военной форме с полковничьими погонами на покатых
плечах. В руках мужчина сжимал портфель свиной кожи.
   - Генрих Иванович Шаллер, - представился гость.
   - Чем могу-с?
   - Разрешите войти?
   Теплый пожал плечами, пропуская незнакомца  в  свою  комнату.  Сам  зашел
следом и поспешил закрыть некоторые книги, лежащие на письменном столе.
   Генрих Иванович успел  заметить  какие-то  странные  фотографии.  Ему  на
мгновение показалось, что на них запечатлены покойники и у некоторых из  них
выпущены  наруису  внутренности.  Еще  Шаллер   услышал   звуки   скворчащей
сковородки, по всей видимости находящейся за фанерной перегородкой.
        - Однако какой странный человек", - подумал он и уселся на предложенный стул.
   - Э-э... Простите, как вас величать?.. - спросил Генрих Иванович.
   - Теплый. Гаврила Васильевич Теплый. Чем могу-с?
   Полковник на секунду замялся, думая, с чего начать.
   - Я слышал,  уважаемый  Гаврила  Васильевич,  что  вы  закончили  Венский
университет?..
   - Так точно.
   - Хотя... Хотя к моему делу это отношения не имеет... Я...
   - Секунду! - спохватился Теплый. - У меня там... - Он указал на  фанерную
перегородку, из-за которой уже потянуло горелым. - Я  сейчас...  -  И  вышел
вон.
   - Странный человек",- уверился Шаллер. Какие  у  него  длинные  и  сальные
волосы, как у нигилиста, - именно такими он себе  их  представлял...  Генрих
Иванович оглядел книжные полки и с удивлением обнаружил на них книги с одной
и той же надписью на разных язы-ках: - Атлас судебной медицины". - Вот тебе  и
филолог...
   Неприятный запах... Интересно, что он там  себе  готовит?  Запах  жареной
селедки... Неужели этот тщедушный человек с нездоровым цветом лица  когда-то
закончил один из лучших университетов Европы?.." Мысли урывками проскакивали
в голове Шаллера,  пока  Теплый  снимал  с  плиты  сковородку  с  подгорелой
кровяной колбасой и открывал форточку,  проветривая  кухоньку.  Сам  Гаврила
Васильевич испытывал недовольство от неожиданного визита красавца полковника
и нервно гадал, что того принесло под  вечер.  Он  черпнул  из  ведра  воды,
прополоскал рот и вышел к гостю.
   - Я, по всей видимости, оторвал вас от ужина?
   - Ничего, - успокоил Теплый. - Я успею.
   - Простите, мне трудно собраться с мыслями. Хотя... -  Полковник  положил
портфель себе на колени, щелкнул замочком и вытащил из  него  толстую  пачку
исписанных листов. - Вот. - Он положил листы на стол. -  Я  слышал,  что  вы
обладаете феноменальными способностями к разгадыванию всяких тайных надписей
и ребусов.
   - Это сильно сказано, - ответил Гаврила Васильевич.  -  Но  у  меня  есть
некоторый опыт.
   Генриху Ивановичу показалось, что при этих словах Теплый хмыкнул. - Он  не
лишен тщеславия", - подумал Шаллер и продолжал:
   - Дело в том, что моя жена, Елена Белецкая, уже длительное время пишет. И
не то странно, что она пишет и написала  уже  значительно,  а  то,  что  при
письме она использует какой-то шифр...
   - И вы хотите, чтобы я нашел ключ к этому шифру? - поспешил Теплый.
   - Да, - подтвердил полковник. - Я  готов  заплатить  за  труды.  Столько,
сколько вы укажете.
   Гаврила Васильевич задумался. Он сидел, скривившись, и  поскребывал  стол
длинными ногтями.
   - Не кажстся ли вам, что это не совсем этично? - спросил Теплый.  -  Ваша
жена что-то пишет, шифруя. Значит, она не хочет,  чтобы  кто-то  посторонний
прочитал ее записи.
   Шаллеру стало неприятно. . - Вы еще не  все  знаете,  -  несколько  резко
сказал он. - Дело в том, что моя жена пишет, находясь... 3-3, как сказать...
в  состоянии  некой  психической  нестабильности...  Я   и   доктор   Струве
подозреваем, что ее душой овладело какое-то озарение, вытеснившее  сознание.
Именно в состоянии озарения Елена Белецкая шифрует свои записи...  Но  может
так случиться, что  мы  с  доктором  Струве  ошибаемся.  Что  это  вовсе  не
озарение,  а  просто  помешательство,  что  на  бумаге  не  шифр,  а  просто
галиматья...
   - Могу я полюбопытствовать? - спросил Теплый, протягивая руку к бумагам.
   - Конечно. - Шаллер передал слависту листы. Гаврила  Васильевич  разложил
их перед собой, разглаживая первый, помятый и засаленный,  глядя  на  бумаги
внимательно,  но  подозрительно.  Где-то   под   ребрами   у   него   что-то
зашевелилось, давая предчувствием понять сердцу, что  перед  ним  не  просто
бред сумасшедшего, а  плод  изощренного  мозга,  немало  потрудившегося  над
изобретением  зашифрованного  слова.  Чем  внимательнее  Гаврила  Васильевич
вглядывался в напечатанные  символы,  тем  более  его  охватывало  волнение.
Ничего похожего на своем веку он не видел, ни о чем  подобном  не  читал,  а
потому щеки его окрасились румянцем, а душа наполнилась благоговением  перед
тайной, которую ему предстояло открыть.
   Глядя на Теплого, полковник уже  не  сомневался,  что  тот  возьмется  за
работу.
   Что-то магически привлекло учителя к бумагам, глаза подернулись  туманом,
а оттого в животе Генриха Ивановича страшно екнуло, и он уже наверное  знал,
что не параноидальный бред охватил тисками мозг его жены, а именно озарение.
   - Ну что, возьметесь? - спросил Шаллер.
   - Что? - переспросил Теплый, с явной неохотой отрываясь от бумаг.
   - Беретесь ли вы отыскать ключ к шифру, если это шифр, конечно?
   - Это - шифр, - заверил Гаврила Васильевич. - И я берусь.
   - Сколько вам понадобится времени?
   - Не знаю. - Теплый замотал головой.  -  Даже  представления  не  имею...
Ничего похожего я никогда не видел...
   - А все же?.. Неделя? Две?
   -  Может  быть,  неделя...  А  может,  и  несколько  лет...   Вашу   жену
действительно посетило озарение. Не знаю, какой текст она зашифровала,  бред
или откровение, но, чтобы изобрести такой  шифр,  безусловно,  нужно,  чтобы
снизошло. Можете быть в этом уверены! Ваша жена - гений!
   - 0 нескольких годах не может быть и речи! Постарайтесь сделать быстрее!
   - По-моему, вы меня не  поняли!  Я  только  что  сказал,  что  ваша  жена
сочинила гениальный шифр, и чтобы найти  к  нему  ключ,  нужно  быть  гением
вдвойне.
   Безусловно, я постараюсь сделать все возможное, что от меня  зависит.  Но
если бы  я  обещал  вам  сделать  это  быстро,  то  заведомо  бы  обманывал.
Наберитесь  терпения...  -  Теплый  аккуратно  сложил  листы.  -  Мне   тоже
приходится рассчитывать на озарение... Я жду Лазорихиево небо!..
   Шаллера передернуло. Его неприятно удивило, что этот нечесаный и  немытый
человек тоже, как и он, догадался про Лазорихиево небо и тоже ждет озарения.
   Но Генрих Иванович не подал вида, что слова  Теплого  произвели  на  него
такое сильное впечатление. Он напряг мышцы живота и выдохнул через нос.
   - Вы правы, - согласился полковник. - Не будем спешить... Какие  средства
вам понадобятся?
   - Это  непростой  вопрос!  -  Гаврила  Васильевич  за-думался,  продолжая
царапать ногтями по столу. - Буду  говорить  откровенно.  Безусловно,  я  бы
взялся за эту работу даже только из академических соображений,  но  если  вы
мне предлагаете гонорар, то почему бы мне отказываться  от  него.  -  Теплый
закатил туманные глаза. - Ну, скажем, десять тысяч за ключ и столько  же  за
расшифровку.
   Шаллер цокнул языком.
   - Однако это недешево!
   - Да и работа непростая.
   - Согласен, - ответил Шаллер.
   - Хорошо. Теперь я должен спросить у вас: все ли бумаги вы мне принесли?
   - Нет. Проблема в том, что моя жена болезненно реагирует  на  то,  что  я
беру ее бумаги. Я взял листы из середины.
   - Могут понадобиться и другие.
   - Я постараюсь...
   Когда Генрих Иванович выходил из интерната, он вдруг представил себе, как
славист ест прямо со сковородки что-то пригорелое, подцепляя  пищу  ногтями,
торопясь и чавкая.
   - Странный человек", - еще раз подумал полковник.
   Между тем Теплый отнюдь не бросился в кухню поедать кровяную колбасу.  Он
попросту забыл об ужине, с головой уйдя  в  принесенные  гостем  бумаги.  По
опыту он знал, что, сколько ни вглядывайся  в  лишенные  логики  символы,  в
первые дни толку не будет. Но взгляд  его  напивался  свинцовыми  буковками,
расставленными хаотично в строчки; радовался их  таинственному  порядку.  Он
словно мальчик, любующийся голыми женскими телами, дрожал от  их  нестройных
рядов, трогал пальцами листы, прикрывая, как слепой, глаза.
   Лежа  в  несвежей  постели,  Теплый  уже  чувствовал,  предугадывал,  что
озарение рано или поздно сойдет на него - неожиданно, как снежная лавина  на
альпийские луга, и тогда над головой запылает Лазорихиево небо...
   Именно в этот момент, в минуты наивысшего душевного подъема,  г-н  Теплый
услышал дикие крики, доносящиеся из детских спален, расположенных дальше  по
коридору. Возвышенное возбуждение исчезло,  растворившись  в  атмосфере  без
следа. Лицо слависта искривилось, тело передернуло, он выскочил  из  кровати
и, схватив метровую линейку, помчался босой по коридору к детским  спальням.
Если бы кто-нибудь увидел  Гаврилу  Васильевича  бегущим  по  коридору,  то,
вероятно, этот случайный наблюдатель испытал бы немало неприятных  ощущений.
Ему стало бы страшно.


   11

   - Это - конец", - подумал Джером, глядя на учителя.
   - Что здесь происходит? -  спросил  Теплый,  разглядывая  залитую  кровью
спальню.
   Губы его тряслись от злости, а костяшки пальцев побелели, намертво сжимая
линейку. - Я еще раз спрашиваю: что здесь происходит?!
   - Это ненастоящая кровь, господин учитель! - поспешил  успокоить  Теплого
Чириков. - Здесь никто не умирает!
   От вида крови Гаврила Васильевич несколько успокоился. Красная и  липкая,
она всегда действовала на его душу умиротворяюще и способствовала спокойному
течению мыслей... Славист внимательно рассмотрел лежащего на  полу  Джерома,
отметил, что из носа  и  рассеченных  губ  мальчика  вытекает  кровь  именно
настоящая, стопроцентного содержания, и подумал, что это не так уж и плохо.
   Затем Теплый окинул пристальным взглядом жирного Бибикова, тело  которого
было  вымазано  почерневшей  кровью,  а  глаза  вспыхивали  злобой,   словно
бенгальские огни.
   - Я еще раз спрашиваю: что здесь произошло?
   - Понимаете, господин учитель, - замялся Бибиков,  сделав  шаг  навстречу
Гавриле  Васильевичу.  -  Еще  сегодня  днем  Ренатов  обозвал   вас   одним
неприличным словом...
   - Жирная свинья! - прошипел Джером в сторону Бибикова.
   - А я не мог просто снести, когда моего учителя  оскорбляют!  Я  вынужден
был проучить Ренатова, хотя, как я думаю, он вовсе не Ренатов, а самозванец!
   - Тупой боров!
   Гераня запнулся, глянул  на  Джерома  и  попытался  поймать  ускользающую
воробушком мысль.
   - Так вот... это... А ночью он пришел  в  нашу  спальню  и  залил  ее  из
бутылки кровью! Я так думаю, что он в морге достал эту кровь!  Вон  на  полу
бутылка лежит.
   - Каким было оскорбление? - спросил Теплый.
   - Господин учитель!.. - развел руками Бибиков.
   - Не стесняйтесь, говорите.
   - Непросто мне это...
   - Я сказал, говорите!
   - Он вас назвал... э-э... дебилом! А я вот думаю, какой же вы дебил, если
вы наш учитель! Я не мог снести такую несправедливость по отношению  к  вам.
Ведь мой отец герой войны!..
   - Ренатов пойдет со мной! Вы,  -  Теплый  кивнул  в  сторону  Чирикова  и
Бибикова, - вы остаетесь. Уберете  спальню  -  и  немедленно  спать.  Я  сам
разберусь с Ренатовым!
   Когда  Джером  выходил  вслед  за  учителем,  он  увидел   торжествующего
Бибикова, задорно подмигивающего вслед,  и  Чирикова,  во  взгляде  которого
сквозило безграничное любопытство.
   - Ну-с, молодой человек,  позвольте  поинтересоваться,  вы  действительно
считаете меня дебилом? - спросил Гаврила  Васильевич,  заперев  дверь  своей
квартирки и усадив  Джерома  на  табуретку.  -  Вы  действительно  меня  так
назвали?
   Джером уставился носом в пол и на вопрос учителя лишь цокнул языком.
   - Ну-с, я вас слушаю.
   - А чего это я должен отвечать? - пробубнил мальчик.
   - Смелости не хватает?
   - Хватает.
   - Тогда что же вас удерживает от ответа на мой вопрос?
   Джером облизал кровоточащие губы и поглядел на учителя.
   - Я сейчас не злой, - ответил он. - А когда я не злой, мне трудно назвать
человека в дицо дебилом... Даже если он на самом деле дебил...
   - И почему же вы считаете меня дебилом? - Теплый  ухмыльнулся  и  шлепнул
линейкой себя по колену.
   - Потому что вы ни за что бьете детей по голове линейкой.
   - Интересный довод... А откуда кровь? Бибиков сказал, что вы взяли ее  из
морга... Вы что же, интересуетесь трупами?
   Джером съежился. В глазах Теплого рн рассмотрел неподдельный интерес.
   - Не бойтесь, отвечайте! Для вашего возраста интересоваться покойниками -
дело самое естественное. Позже этот интерес, правда, перерастает  в  желание
осмыслить смерть...  Кстати,  вы,  Ренатов,  знаете,  что  рано  или  поздно
умрете?..
   Что вы будете лежать на льду, ожидая, пока вас закопают в землю?
   - Вы тоже, - прошептал Джером.
   - Что? - не понял Гаврила Васильевич.
   - Вы тоже сдохнете! Ой!.. - Мальчик спохватился: - А - Я  хотел  сказать,
что вы тоже умрете... Все умирают.
   - Ты прав. Я тоже сдохну.
   - Но вы, господин учитель, умрете раньше, чем я.
   - Почему же это?
   - Потому что вы старше.
   - Совсем не факт, что старший умирает раньше младшего. Совсем не факт.  -
Теплый тряхнул сальными волосами и внимательно посмотрел мальчику в глаза. -
Хочешь удостовериться в этом?
   И, не дожидаясь  ответа,  встал,  подошел  к  книжным  полкам,  проглядел
корешки и вытащил книгу красного переплета.
   - Смерть бывает не только вследствие старения, как бы ты, Ренатов,  этого
ни хотел. Прелесть и ужас смерти - в ее неожиданности. Она  может  прийти  в
виде несчастного случая или насилия...
   Учитель сел рядом с Джеромом, положив красную книгу на стол.
   - Атлас судебной медицины", - прочитал про себя мальчик.
   - Раскрой,  -  предложил  Гаврила  Васильевич.  Джером  раскрыл  книгу  и
прочитал под заглавием:
   - В этом атласе описано более трех тысяч детских смертей, причиной которых
стало насилие".
   - Можно смотреть дальше?
   - Да-а, конечно.
   Мальчик  поворотил  страницу  и  увидел  множество  крохотных  фотографий
детских лиц с закрытыми глазами. На лицах не было  никаких  повреждений,  но
что-то неуловимое говорило Джерому, что души этих детей давно на небесах.
   - Переворачивай дальше, - предложил славист. - Далыпе будет интересней.
   Джером еще поворотил страницу. То, что он увидел,  куда  более  затронуло
его чувства. В половину книжной страницы была  помещена  цветная  фотография
мертвого обнаженного подростка,  лежащего  на  патологоанатомическом  столе.
Грудь мертвеца была испещрена множеством ран, которые уже не кровоточили,  а
бордовыми полосками украшали мертвенно-бледную кожу. Голова мальчика  лежала
неестественно - как понял Джером, по  причине  увечья.  В  области  височной
кости была огромная вмятина с рваным краем, из которой выглядывало  мозговое
вещество. Руки покойника находились в области  вскрытого  живота  и  как  бы
поддерживали вылезающие из брюшины кишки.
   - Ему, наверное, столько же лет, сколько и мне, - подумал Джером. - У него
еще не росли волосы на лобке".
   - Тринадцатилетний К., жертва  серийного  маниака,  -  было  написано  над
фотографией. - Многочисленные проникающие ножевые ранения в области груди.
   Открытая черепная  травма.  Множественные  разрывы  кишечника..."  Другая
фотография на странице рядом была портретом жертвы. Умерший мальчик  смотрел
с фотографии на Джерома, и была в лице его печаль.
   - Так он же живой! - вскричал Джером.
   - Нечнет! - замотал головой Теплый. - Он умер. Просто ему открыли глаза и
направили в них свет. Это такой эффект. Поэтому кажется, что он живой...  Ты
не хочешь есть?
   - Что? - переспросил Джером.
   - Тебя сегодня не было на ужине. Наверное, ты хочешь есть.  У  меня  есть
жареная кровяная колбаса. Хочешь? Только ее нужно разогреть.
   - Нет, - ответил Джером. - Спасибо. Что-то не хочется есть...
   Теплый закрыл книгу.
   - На первый раз достаточно. Теперь  ты  понял,  что  смерть  приходит  не
только за стариками. Смерть с удовольствием подкарауливает юность.
   - А что такое - маниак? - спросил мальчик.
   -- Это такой криминальный термин. Это спорный термин... Я  расскажу  тебе
об этом как-нибудь в следующий раз. А теперь тебе надо умыться. Смой с  лица
кровь и отправляйся спать!
   - Значит, вы не будете сегодня бить меня линейкой по пальцам?
   - Не буду, - ответил Теплый, пристально разглядывая Джерома. - Тебе и так
сегодня досталось. Можешь идти...
   Придя в свою спальню, Джером разделся и укрылся  одеялом  с  головой.  Он
слышал дыхание Супонина и его постанывания во сне.  И  почему-то  представил
Супонина вместо К. лежащим на патологоанатомическом столе, отчетливо увидел,
как он держит в руках свои кишки... Только у  Супонина,  в  отличие  от  К.,
растут на лобке волосы... У К. никогда  уже  ничего  не  вырастет...  Джером
потрогал ладошкой у себя внизу живота, грустно вздохнул и заснул...
   Прежде чем уснуть,  Гаврила  Васильевич  немного  думал  о  зашифрованной
рукописи, о лолковнике, ее принесшем. Долгими мысли были о  Джероме.  Теплый
вспоминал разбитые губы мальчика и худые ноги в старых шортах.
   - Он совсем не испугался", -  думал  славист,  вспоминая,  как  Ренатов  с
любопытством разглядывал атлас... Придет время, и он испугается...


   12

   Губернатор Контата собрал у себя членов городского совета.
   - Господа! На повестке дня у нас два вопроса! - возвестил глава города. -
Во-первых, нам надо наконецрешить проблему с начальником охраны!  Участились
случаи нападения на кур на нашем производстве.  Вследствие  этого  мы  несем
ощутимые убытки, несет убытки и город.
   - Вы говорили нам о полковнике Шаллере, губернатор, - напомнил митрополит
Ловохишвили.  -  Достойная  кандидатура.  Смел,  волевой  и   не   избалован
аристократической мишурой...
   - Да-да,  -  согласился  скотопромышленник  Туманян.  -  Очень  достойный
человек.
   - К сожалению, - пояснил  Ерофей  Ерофеевич,  -  к  сожалению,  полковник
Шаллер отказался от должности.
   - Мало предложили? - поинтересовался г-н Бакстер.
   - Достаточно.
   - Почему же он тогда отказался? - спросил г-н Персик, хотя ему было вовсе
наплевать на Шаллера. Он его попросту не знал.
   - У Генриха Ивановича другие интересы. Они несколько расходятся с нашими.
   - Говорят, у него с женой что-то не в  порядке,  -  высказал  версию  г-н
Мясников.
   - Говорят, что она слегка  сошла  с  ума  и  сочиняет  какой-то  труд  на
непонятном языке.