да отправлюсь, - заверил я.
   - Вы уж простите, - счел он необходимым добавить, - что  я  навязываюсь
вам со своими указаниями и как бы пытаюсь руководить вами. Но знаете,  что
я вспоминаю, глядя на вас? Морскую лилию.
   - Это звучит более чем лестно.
   - Потому что кажется вам названием цветка. Но морская лилия не  цветок,
а неподвижное животное морских глубин, относящееся к семейству  иглокожих,
да еще к самой древней его группе. Мы знаем множество таких окаменелостей.
Эти неподвижные радиально-симметричные животные обычно имеют форму  цветка
или звезды. Нынешняя морская звезда, потомок морской лилии (*9), только  в
молодости сидит на своем  стебле  в  грунте.  Позднее  она  освобождается,
эмансипируется и плавает или ползает вдоль берегов.  Простите  меня,  ради
бога, за эту ассоциацию, но мне подумалось, что вы, подобно морской лилии,
оторвались от стебля и  отправились  в  инспекционную  поездку.  А  давать
советы путешественнику неофиту, право же, очень  соблазнительно.  Впрочем:
Кукук (*10).
   На мгновение я подумал, что с ним что-то  неладно,  но  тут  же  понял:
будучи намного старше меня, он тем не менее первый мне представился.
   - Веноста, -  поспешил  я  с  ответным  представлением  и  отвесил  ему
несколько кривой поклон, так как в этот момент мне слева подали рыбу.
   - Маркиз Веноста? - переспросил он, слегка вздернув брови.
   Я это подтвердил, но тоном почти что уклончивым.
   - Люксембургской линии, я полагаю? Я имею честь быть знакомым  с  одной
из ваших тетушек в Риме, графиней Паолиной Чентурионе, урожденной Веноста,
итальянской линии, которая, как известно, в свойстве с венским  семейством
Чешенис и с Эстергази из Галанты. У вар, господин маркиз, где  только  нет
кузенов и свойственников. Не удивляйтесь моей осведомленности,  генеалогия
и происхождение видов - мой конек, вернее, моя профессия. Профессор Кукук,
- пояснил он  в  дополнение  к  своей  фамилии,  уже  названной  ранее.  -
Палеонтолог  и  директор  Естественно-исторического  музея  в   Лиссабоне,
института, пока еще не  пользующегося  широкой  известностью,  основателем
которого я являюсь.
   Он достал из кармана бумажник и подал мне  свою  визитную  карточку:  я
вынужден был сделать то же самое и протянул ему свою, то есть одну из тех,
которыми меня снабдил Лулу. На карточке Кукука я прочитал его крестное имя
- Антонио Хосе, - титул, должность  и  домашний  адрес  в  Лиссабоне.  Что
касается палеонтологии, то по разговорам Кукука я уже начал догадываться о
его причастности к этой науке.
   Оба мы прочитали карточки  с  одинаковым  выражением  почтительности  и
удовольствия и затем, обменявшись благодарственными кивками, засунули их в
бумажники.
   - Могу только сказать, господин профессор, - учтиво добавил  я,  -  что
мне очень повезло с выбором столика в вагон-ресторане.
   - Я, со своей стороны, думаю то же самое, - отвечал он.
   До сих пор мы беседовали по-французски. Теперь он спросил:
   - Надо думать, что вы владеете немецким языком,  маркиз  Веноста?  Ваша
матушка, насколько мне известно, родом из Кобург-Готы, кстати  сказать,  и
моего отечества. Урожденная баронесса Плеттенберг, если не  ошибаюсь?  Как
видно, мне многое о вас известно. Итак, мы можем...
   И как это Луи позабыл проинформировать меня, что его мать -  урожденная
Плеттенберг! Ну что ж, эта новость могла послужить обогащению моей памяти.
   - Весьма охотно, - отвечал я, по его желанию переходя на другой язык. -
Конечно же, я в детстве с утра до вечера болтал по-немецки, и не только  с
мамой, но еще и с нашим кучером Клосманом!
   - А я, - возразил Кукук, - почти совсем отвык от своего родного языка и
с наслаждением воспользуюсь случаем снова к нему приобщиться.  Мне  сейчас
пятьдесят семь лет; в Португалию я приехал  двадцать  пять  лет  назад.  В
жилах  моей  жены,  урожденной  да  Круц,  течет  кровь  исконных  жителей
Португалии, а они, если уж приходится говорить на чужом  языке,  немецкому
всегда предпочитают французский. Наша дочка, несмотря на  нежные  чувства,
которые она ко мне питает, в этом смысле тоже  не  идет  навстречу  своему
папе  и  наряду  с  португальским   предпочитает   очаровательно   болтать
по-французски. Да и вообще она очаровательное дитя. Мы ее зовем Зузу.
   - А не Заза?
   - Нет, Зузу. От Сюзанны. А Заза - от какого же это имени?
   - Честное слово, не знаю. Уменьшительное Заза случайно встретилось  мне
в артистических кругах.
   - Вы вращаетесь в артистических кругах?
   - Да, и  в  артистических.  Я  сам  несколько  причастен  к  искусству,
занимаюсь живописью, графикой. Мой учитель - профессор  Эстомпар,  Аристид
Эстомпар из Академии изящных искусств.
   - О, ко всему вы еще и художник, очень приятно.
   - А вы, господин профессор, вероятно, ездили в Париж  по  делам  вашего
музея?
   - Вы угадали. Целью моей поездки было получение в зоопалеонтологическом
музее нескольких очень важных для нас  частей  скелета,  черепа,  ребер  и
предплечья  давно  вымершего  вида  тапиров,  от  которых,  пройдя   через
множество ступеней развития, происходят наши лошади.
   - Как? Лошадь происходит от тапира?
   - И от носорога (*11). Да, да, ваша верховая лошадь,  господин  маркиз,
прошла  самые  разнообразные  стадии  развития.  Одно  время;  уже  будучи
лошадью, она имела лилипутские размеры. О, у нас имеется множество  ученых
названий для  всех  ее  ранних  и  первобытных  форм,  названий  с  корнем
"hippos", "конь", начиная с "Eohippos"  -  этого  родоначальника  тапиров,
жившего в эпоху эоцена (*12).
   - Эоцена? Обещаю вам,  профессор  Кукук,  запомнить  это  слово.  Когда
началась эта эпоха?
   - Недавно. Это уже новые времена земли; нас  отделяет  всего  несколько
сот тысячелетий от поры возникновения непарнокопытных. Вам  как  художнику
будет интересно узнать, что у нас работают  специалисты,  крупные  мастера
своего дела, которые по найденным скелетам наглядно и живо  реконструируют
вымершие виды животных, а также и первобытного человека.
   - Человека?
   - Да, также и человека.
   - Человека эпохи эоцена?
   - Ну, тогда вряд ли существовал человек. Нельзя не  признать,  что  его
возникновение для нас все еще  несколько  туманно.  Науке  точно  известно
только,  что  его  развитие  завершилось  значительно  позднее,  вместе  с
развитием млекопитающих (*13). Посему человек, такой, каким мы его  знаем,
- существо позднейшего происхождения, и библейский генезис правильно видит
в нем вершину творения. Только что по библии этот процесс носит  несколько
скоропалительный  характер.  Органическая  жизнь  на  земле,   по   самому
скромному счету, существует пятьсот пятьдесят миллионов лет (*14).  Прежде
чем возник человек, надо признаться, прошло немало времени.
   - Я потрясен тем, что вы рассказываете, профессор.
   Я не лгал. Я действительно был потрясен и захвачен уже с первой минуты,
и чем дальше, тем больше. Я с таким напряженным  интересом  вслушивался  в
слова этого человека,  что  почти  позабыл  о  еде.  Передо  мной  ставили
металлические блюда под колпачками, я что-то накладывал себе  на  тарелку,
даже подносил кусок ко рту, но, прислушиваясь  к  словам  Кукука,  забывал
положить его в рот, челюсти мои  не  двигались,  нож  и  вилка  оставались
праздными у меня в руках, а я все смотрел  в  его  лицо,  в  его  звездные
глаза. Не знаю даже, как определить жадность, с которой моя душа впитывала
все, что он говорил, от первого до последнего слова. Не  слушай  я  его  с
таким неотступным вниманием, разве мог бы я еще  сегодня,  после  стольких
лет, воспроизвести эту застольную беседу  почти  дословно  в  основных  ее
пунктах? Да что там, совсем дословно! Он говорил о любопытстве и новолюбии
как существеннейшем ингредиенте любостранствия, и уже в этих  его  словах,
насколько мне помнится, для  меня  прозвучало  что-то  странно  волнующее,
всего  меня  перебудоражившее.  И  вот   это   треволненье   чувств,   это
затрагиванье потаеннейших фибр моего существа, по мере того как он говорил
и рассказывал, перерастало в хмельную, безмерную завороженность, хотя  сам
рассказчик все время оставался спокойным, суховатым, сдержанным, а  иногда
на его губах даже мелькала улыбка...
   - Предстоит ли ей, то есть жизни, еще такой же долгий  срок,  как  тот,
который она уже оставила  позади  себя,  этого  сказать  никто  не  может.
Правда, цепкость ее неимоверна, особенно на низших ступенях развития. Ведь
споры некоторых бактерий  в  течение  полугода  выдерживают  довольно-таки
неуютную температуру мирового пространства - минус  двести  градусов  -  и
остаются живы.
   - Это поразительно!
   -  И  тем  не  менее  возникновение  и  продолжение  жизни  связано   с
определенными и достаточно  строго  ограниченными  условиями,  которые  не
всегда имелись и не всегда будут иметься налицо. Время обитаемости  звезды
лимитировано.  Она  не  всегда  порождала  жизнь  и  не  всегда  будет  ее
порождать.  Жизнь  -  это  эпизод,  и  в  масштабе  эонов  эпизод   весьма
кратковременный.
   - Это меня тем более привязывает к таковой, - сказал я. Слово "таковая"
я употребил просто от волнения и потому, что мне хотелось  в  этом  случае
выразиться книжно, сугубо интеллигентно. -  Существует  такая  песенка,  -
добавил я в пояснение, - "Радуйся жизни, друг, гаснет лампады свет!" Я  ее
слышал  еще  в  детстве  и  всегда  любил,   но   после   ваших   слов   о
"кратковременном эпизоде", она, конечно, приобретает куда более растяжимое
значение.
   - А как заторопилось органическое, - продолжал Кукук, - развивать  свои
виды и формы, словно зная, что лампада не вечно  будет  гореть.  И  прежде
всего это относится к ранней его поре.  В  кембрии  растительный  мир  еще
очень скуден: морские водоросли - ничего другого там не  встретишь  (*15).
Жизнь, да будет вам известно,  берет  свое  начало  из  соленой  воды,  из
теплого океана. Но животный мир с самого начала представлен там не  только
одноклеточными животными, но и устрицами,  червями,  иглокожими,  -  иначе
говоря, всеми видами, за исключением позвоночных. Похоже, что  из  пятисот
миллионов лет понадобилось всего  около  пятидесяти  миллионов,  для  того
чтобы позвоночные вышли из воды на сушу, местами тогда уже возникшую.  Тут
уж эволюция и разветвление видов пошли в таком  темпе,  что  через  двести
пятьдесят миллионов лет Ноев ковчег был до  отказа  набит  всякой  тварью,
включая и пресмыкающихся; не существовало в ту  пору  еще  только  птиц  и
млекопитающих.  И  все  это  благодаря  единственной   идее,   которую   в
изначальные времена возымела природа и которой  она  неотступно  орудовала
вплоть до человека...
   - Умоляю вас, поясните же мне эту идею.
   - О,  это  всего-навсего  идея  сосуществования  клеток.  Наитие  -  не
оставлять   в   одиночестве   прозрачно-слизистый   комочек   прасущества,
элементарного организма, а сначала из немногих, позднее же из миллионов  и
миллионов таковых создавать высшие формы жизни - многоклеточное  животное,
крупные особи, состоящие из плоти и крови. То,  что  мы  зовем  плотью,  а
религия  уничижительно  именует  слабостью,  греховностью,   причастностью
греху, - не что иное, как такое вот скопление органически слаженных  малых
особей, иначе - многоклеточная ткань.  С  подлинным  рвением  осуществляла
природа свою единственную, свою основную идею, иногда даже  с  чрезмерным.
Несколько раз она при этом впадала в излишества и  потом  каялась  в  них.
Так, уже создав млекопитающих, она допустила такую избыточность жизни, как
кит величиной с два десятка слонов, - чудовище, которое не продержишь и не
пропитаешь на земле, - и отослала его обратно  в  море,  где  оно  теперь,
гигант с недоразвитыми задними  конечностями,  плавниками  и  маслянистыми
глазками,  вряд   ли   себе   на   радость   служит   добычей   китобойной
промышленности, в неудобном положении питает  молоком  своих  детенышей  и
заглатывает мелких рачков. Но еще много раньше,  в  начале  средних  веков
земли, в триасовый период, задолго до того,  как  первая  птица  прорезала
крыльями воздух или дерево распушило свою листву, существовали  чудовищные
пресмыкающиеся, динозавры - мальцы уже совсем неподобающих размеров. Такой
индивид, высотой с высоченный зал и длиной с железнодорожный состав, весил
сорок тысяч фунтов. Шея у него была точно пальма, а голова по сравнению  с
таким туловищем - до смешного маленькая. Это непомерно  разросшееся  тело,
надо думать, отличалось беспримерной  глупостью,  впрочем  и  добродушием,
свойственным беспомощности.
   - Следовательно, он был не так уж грешен, несмотря на преизбыток плоти.
   - Да, по глупости... Что мне еще сказать вам об этом  самом  динозавре?
Пожалуй, вот что: у него  была  склонность  передвигаться  в  вертикальном
положении (*16).
   И Кукук обратил на меня свои звездные глаза,  под  взглядом  которых  я
ощутил нечто похожее на замешательство.
   - Да, - сказал я с деланной небрежностью, -  на  Гермеса  эти  господа,
передвигающиеся в вертикальном положении, не очень-то походили.
   - Почему вы вдруг вспомнили о Гермесе?
   - Прошу прощения, но в моем детстве мифологии уделялось  исключительное
внимание. Учитель, проживавший у нас в замке Монрефюж, питал к  ней  такое
пристрастие...
   - О, Гермес! Элегантное божество. Я не пью кофе, - бросил он  кельнеру,
- принесите мне еще бутылку виши. Элегантное божество, - повторил он. -  И
сложения пропорционального,  не  слишком  велик,  не  слишком  мал,  самых
человеческих масштабов. Некий древний зодчий говорил, что тот,  кто  хочет
возводить здания, прежде всего должен познать  совершенство  человеческого
тела, ибо  в  нем  глубочайшая  тайна  пропорций.  Поборникам  мистической
относительности угодно утверждать, что человек, а  следовательно,  и  бог,
созданный по его подобию,  -  по  росту  является  серединой  между  миром
титанов и  пигмеев.  Согласно  их  теории,  наибольшее  материальное  тело
вселенной  -  красная  звезда-гигант  -  настолько  же  больше   человека,
насколько мельчайшая частица атома - нечто, долженствующее в диаметре быть
увеличенным в сотни биллионов раз, чтобы стать видимым, - меньше его.
   - Вот и выходит, что бесполезно передвигаться в вертикальном положении,
если в тебе не соблюдены пропорции.
   - Весьма продувным  малым,  если  верить  преданиям,  -  продолжал  мой
сотрапезник,  -   должен   был   быть   ваш   Гермес   с   его   эллинской
пропорциональностью:  посему  клеточная  ткань  его  мозга,  если  у  бога
позволительно предположить наличие такового, должно быть,  имела  особенно
затейливые формы. Но если представить себе того же Гермеса не из  мрамора,
гипса или амброзии, но как живую  человеческую  плоть,  то  и  у  него  мы
обнаружим множество пережитков природной древности. Весьма  примечательно,
сколь первобытными остались руки и ноги человека в сравнении с его  мозгом
(*17). В них сохранены все те кости,  которые  Имелись  уже  у  простейших
наземных животных.
   - Поразительно, просто поразительно, господин  профессор.  Это  уже  не
первое поразительное утверждение, которое я от  вас  слышу,  но,  пожалуй,
одно из  самых  поразительных.  Значит,  у  нас  те  же  кости,  что  и  у
доисторических животных! Не то чтобы мне это  было  обидно,  но  меня  это
потрясает. Я уж не говорю о пресловутых Гермесовых ногах.  Но  возьмите  к
примеру  прелестные  округло-стройные  руки  женщины,  которые,  если  нам
посчастливится, обвивают нас, и вдруг, когда подумаешь...
   -  По-моему,  мой  милый  маркиз,  вы  склонны  к   известному   культу
крайностей, - перебил меня Кукук. - Естественно отвращение высокоразвитого
существа к безногому червяку, но  что  касается  округло-стройной  женской
руки, то нам следует считать эту конечность не чем  иным,  как  снабженным
когтями крылом доисторической птицы или плавником рыбы.
   - Хорошо, хорошо, теперь я всегда буду об этом думать, уверяю вас,  без
малейшей горечи или цинизма, а скорее даже с теплым чувством.  Но  говорят
ведь, что человек происходит от обезьяны?
   - Милый мой маркиз, давайте лучше скажем: человек - порождение  природы
и в природу уходит своими корнями. И не надо, чтобы нас так  уж  ослепляло
сходство его внутренних  органов  с  органами  человекоподобной  обезьяны,
из-за этого и так было поднято  слишком  много  шума.  В  голубых  глазках
свиньи, в ее ресницах и коже  больше  человеческого,  чем  в  каком-нибудь
шимпанзе, и обнаженное человеческое  тело  ведь  тоже  нередко  напоминает
свинью. А вот мозг наш по сложности своего строения ближе  всего  к  мозгу
крысы. Да и физиономически звериное вообще на каждом шагу  проглядывает  в
людях. Там мы видим рыбу и лисицу,  тут  -  собаку,  тюленя,  ястреба  или
барана. С другой стороны, конечно, если взгляд наш способен это  заметить,
ведь и животные часто кажутся нам людьми, которых  воля  злого  волшебника
обрекла жить под личиной зверя. О, конечно, человек и зверь -  родственные
существа! Но если говорить о происхождении, то человек произошел от  зверя
в той же мере, в какой  органическое  произошло  от  неорганического.  Тут
примешалось что-то еще.
   - Примешалось? Но что же, дозвольте мне спросить?
   - Приблизительно то же, что  примешалось,  когда  из  небытия  возникло
бытие. Приходилось вам когда-нибудь слышать о празачатии?
   - Во всяком случае, я жажду о нем услышать.
   Он быстро огляделся вокруг и доверительным тоном, явно потому,  что  он
обращался не к кому-нибудь, а к маркизу де Веноста, сообщил мне следующее:
   - Сотворение мира свершилось не один раз, а трижды: возникновение бытия
из небытия, пробуждение жизни из бытия и рождение человека.
   Это свое заявление Кукук запил глотком виши, причем стакан ему пришлось
держать обеими руками, так как вагон  сильно  тряхнуло.  Публика  к  этому
времени уже разошлась. Большинство кельнеров стояло без дела.  Хотя  после
обеда, оставшегося почти  нетронутым,  я  заказывал  одну  чашку  кофе  за
другой, но свое все возраставшее возбуждение объясняю не  этим.  Подавшись
вперед, я сидел и слушал своего необычного спутника,  который  рассказывал
мне о бытии, о жизни, о человеке и о небытии, из которого все явилось и  в
которое все возвратится.
   - Не подлежит сомнению, - говорил он, - что _жизнь_ на земле не  только
относительно скоропреходящий эпизод,  но  такой  же  эпизод  и  _бытие_  в
бесконечной чреде небытия. Не всегда существовало бытие и не всегда  будет
существовать. Поскольку настало начало бытия,  настанет  и  его  конец,  а
вместе с ним конец времени и пространства, ибо связь их  скреплена  только
бытием. Пространство, - говорил он, - это не что иное,  как  взаимопорядок
или  взаимосоотнесенность  материальных  вещей.  Без  материальных  вещей,
которые его занимают, нет пространства, как нет и времени, ибо время - это
последовательность событий, невозможная без наличия тел, продукт  движения
причин и следствий; сменяемость тел дает времени направление, без которого
время не существует. Отсутствие времени и  пространства  есть  утверждение
небытия. Последнее во всех смыслах лишено протяженности, -  это  застывшая
вечность, только мимолетно  прерванная  пространственно-временным  бытием.
Бытию дан срок больший, чем  жизни,  больший  на  зоны,  но  когда-нибудь,
несомненно,  кончится  и  оно,  и  так  же  несомненно,  что  концу  будет
соответствовать начало.  Когда  началось  время  свершения?  Когда  первое
содрогание бытия прорвалось из небытия благодаря некоему "да  будет",  уже
неизбежно вобравшему в  себя  "да  прейдет"?  Может  быть,  "когда"  этого
"будет" состоялось не так давно и "когда" этого "пройдет" уже недалеко; не
исключено, что их разделяют всего несколько биллионов лет... Тем  временем
бытие правит свое буйное пиршество в  неизмеримых  пространствах,  которые
являются его творением и в которых оно создает расстояния,  цепенеющие  от
ледяной пустоты...
   И он принялся рассказывать мне о гигантской