Волга  -- русская
река..." Хо-орошая песня. Я ее в  Литве не слыхал. Так в  этом все  дело,  в
Волге-матушке. Смеется над нами матушка...
   Мне  с  профессорами  не  спорить, добавил я на  всякий  случай.  Уедут
профессора, тогда возьмусь за дело.
   Паводок  схлынул,  а  все  равно  иглофильтры  Волгу   не   переспорят.
Показались облепленные  рыжей глиной экскаваторы, а  дно в  сырой жиже, хоть
плачь.
   Иглофильтры не тянут. Залеплены жижей, забиты плотно.
   Как только  профессора  улетели, я  принялся за свой план. Выделили мне
слесарей, сварщиков. Каких только тут профессий не было!.. Нарезали широкие,
в полтора дюйма, дырчатые трубы, расположили по  периметру котлована, каждые
пять  метров, и,  соединив вместе,  сделали  общий  отток воды. Подальше  от
канала,  в Сальские степи... Но главный фокус  был  не в этом. Я понял,  что
"Гидропроект"...  так  его  и  этак!  (к  этому  времени  я  тоже   научился
выражаться) не провел геологической разведки... Я понял это,  еще  занимаясь
колодцами. Никто не знал, на какой почве стоят  бараки... Здесь то же самое.
Нет  представления. А  глинистый  слой лишь  наверху. А на  глубине 14--  15
метров -- земля. Я опустил откачивающие трубы на 16  метров. "Тянуть надо со
дна и залпом", -- сказал я  своим помощникам. Вторая труба нагнетала в почву
воздух под давлением, выжимая воду...
   Я вам так скажу,  уверен все же не был. Это ведь с  Волгой наперегонки.
Кто одолеет? Хаим Волгу или Волга Хаима?
   Когда показалось дно котлована, зеки стали кричать "ура!".  Подряд  два
солнечных дня,  и  дно сухое.  Принялись немедля  бетонировать  ложе канала,
откосы. Победа, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! И что вы думаете? Победа!
   "Ты  башковитый,  Липман. У  тебя  мозги  крутятся".  Думаете,  кто это
сказал? Сказала Эстер, или Эся, как ее  звали подруги,  молоденький инженер,
ленинградочка.  Только что окончила в своем Ленинграде институт и  попала на
Волго-Дон -- надолго вон, как она весело заявила.
   А  я  был  уже  человек  вольный.  В  сентябре  1949-го  меня  досрочно
освободили.  За всяческие мои  банно-прачечные усовершенствования.  Выручила
меня моя  профессия.  Оказалась  даже важнее бокса...  Как человек  вольный,
пригласил я  Эстер чаю попить.  Вышла она за меня замуж. Не побоялась, что я
сидел по 58 -й статье. Люблю, говорит, башковитых.  Легкомысленная особа. До
сих пор живем вместе...
   Затем  еще много чего  на стройке  сделал.  Поставил  мачту с  блоками,
вытаскивал шагающие экскаваторы,  которые  другим способом никакие тягачи не
могли вырвать из глинистой  жижи.  Учил своему делу зеков и нового районного
механика капитана Коновалова,  из  ИХНИХ человек, который ходил  за  мной по
пятам, вроде "дядьки". Словом, всего не перескажешь...
   Волго-Дон мы сдали правительственной комиссии летом 1952-го.
   Зеки  быстренько  свернули  колючую  проволоку  вокруг   канала,  сняли
дозорные вышки, на которых сидела охрана. Уволокли овчарок. Повесили большой
плакат   на   кумаче:   "КОМСОМОЛЬСКАЯ   СТРОЙКА".   Ох,   хохотали,   когда
приколачивали! Понаехали из Москвы репортеры, фотографы. Праздник. Фанфары.
   И  тут узнаю, что месяц назад отправлены в  Москву наградные документы.
Главный  механик канала Волго-Дон по  фамилии  Энгельс, бывший  бедолага  из
немцев  Поволжья,  представил   к   Сталинской   премии  особо  отличившихся
подчиненных. И я включен в этот список -- за "глубинный водоотлив..."
   Генералы  поздравляют, молодые инженеры в  восторге.  Не  терпится  им,
конечно, премию  обмыть. Месяца три пропивали всю зарплату,  хотя сам я пить
так и не научился. Танцуют,  поют  "Волга-Волга,  мать родная...", обнимают.
Славное было время. Медовый месяц, затянувшийся на целых три.
   Через  три  месяца  пришли  газеты.  Сталинскую  премию  за  "глубинный
водоотлив" дали... капитану Коновалову.
   Эстер моя обомлела. Молоденькая,  что с нее взять. Бывшему зеку по 58-й
статье,  да еще  еврею, кто же даст?  Инженеры матерятся,  ходят к генералам
выяснять  отношения. Коновалов появился белый: Ефим, говорит, ты зла на меня
не держи. Я тут ни при  чем. Как говорится, ни ухом, ни  рылом. Будь другом,
напиши на листочке, как мне этот твой водоотлив объяснять...
   Появился как-то знакомый инженер, головастый мужик. Там он, в  СССР, не
буду  называть его фамилии. Эстер  звала его  "Шура --  русский  самородок".
Сказал мне русский самородок вот что:
   -- Совершил ты, Ефим, большое путешествие. Из  капитализма в социализм.
И  что  ты  увидел?  Строил  канал  ты  и  такие,  как  ты.  Зеки. А назвали
"комсомольской стройкой". Ложь. Туфта, по-лагерному.
   Эти  "комсомольцы"  как работают,  видел? Перебросают  лопатами  десять
кубов, запишут тридцать. Это закон, иначе сдохнут. Опять туфта, так?
   Ты разработал и применил здесь глубинный  водоотлив,  а Сталинскую дали
капитану НКВД Коновалову.  Ты понял нашу  систему?  БЕЗ  ТУФТЫ И АММОНАЛА НЕ
ПОСТРОИШЬ КАНАЛА. На том стоим...
   Поохали,  выпили, зовут  меня в управление.  Принял  генерал  Шихтеров.
Сказал,  что  они  вторично ходатайствуют о  присвоении  мне звания Лауреата
Сталинской премии. Общественность ходатайствует, они поддерживают.
   Мой последний разговор в управлении был в  1952-м, а следующий  год был
1953-й,  год   антисемитской   истерии  и  "процесса   врачей".  Думаю,  что
"наглейшее" предложение дать Лауреата какому-то Хаиму в Москве просто уже не
рассматривали...
   Ладно.  Перебираемся   мы   на   новую   стройку   --   "Вытеграстрой".
Восстанавливать Мариинскую систему, из шумного проекта  "Москва -- порт пяти
морей".  Дорог  туда  нет. Едем через буреломы. Везем оборудование,  насосы.
Принимает в управлении завкадрами,  знавший меня еще  на Волго-Доне. Говорит
со смущением, что на работу он меня взять не может. Есть указание. Евреев до
руководящей работы не допускать. Извини, Ефим...
   Так,  думал  я, завершился  мой путь  в лауреаты.  Но,  оказалось, меня
выдвигали  еще  и  на  Ленинскую  премию.  Это  было в Ленинграде, в  тресте
"Сантехмонтаж". За  многолетнюю  работу  на  знаменитых Ижорском и Кировском
(бывшем Путиловском) заводах... Вызвав  меня в трест, официально  сообщили о
представлении  и что оно "согласовано с  обкомом"... "Тебе  дадут, Липман, и
бригадиру Косецкому..."
   Но мы  с  женой решили,  что с моим лауреатством  пора кончать. Сыты по
горло. Достаточно  и того,  что  у нас  шотландская овчарка  -- колли  вся в
медалях: 18 золотых  и 4 серебряных. Уехали в Вильнюс в собственный  дом, из
которого торопливо убрался майор  Бабинцев, тогда уже, кажется, полковник. И
тут же подали бумаги в ОВИР на отъезд.
   И десяти лет не прошло, как разрешили...
   Можно  бы  на  этом  кончить,  однако  остается   неясным  немаловажное
обстоятельство, которое требует пояснения. Во всяком случае, обсуждения.
   4. "СТАЛИН -- ЭТО ЛЕНИН СЕГОДНЯ"
   (Àíðè Áàðáþñ)
   Сталин -- это несчастье  нашей семьи. Мои отец,  мать,  брат и шурин из
Сибири не вернулись.  Мать не вынесла даже  дороги  в  товарном вагоне,  без
воды. Похоронили в Красноярске.
   Какие  тут  могут быть вопросы?  Даже истерик  Гитлер  по сравнению  со
Сталиным -- мальчик в коротеньких штанишках.
   --  Прямодушный маньяк, -- сказал я  своей жене Эстер, когда Сталин был
еще жив.
   --    Тш-ш!    --    ответила    мне    жена,    воспитанная   в   доме
большевика-политкаторжанина.
   Ныне "вождя и  учителя" прокляли даже  официально, хотя порой  и сквозь
зубы. Изменилось ли что-либо после его смерти? Для меня и для всех тех, кого
Россия "освободила"? Для самой России, наконец?
   Что   тут   сказать,  конечно   изменения  есть.   На   первый  взгляд,
кардинальные.
   В 1953 году, когда мной побрезговал "Вытеграстрой" (Москва -- порт пяти
морей),  я уехал с  женой в Красноярск, где  десять  лет  работал  не  менее
успешно,  чем  на Волго-Доне.  Правда,  вначале  жил, согласно  39-й  статье
паспортного режима, за 105 километров от города, как "бывший..."
   В  1961 году,  через  восемь  лет  после смерти  Сталина,  мне  наконец
прислали бумажку о том, что меня арестовали и мучили незаконно. Таких бумаг,
говорили, выдано в те годы сотни тысяч. Вот она, одна из них.

   ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ
   ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР
   14 декабря 1961 г.
   No 8Н-- 15084/ 46
   Москва, ул. Воровского, д. 15
   СПРАВКА
   Дело по обвинению ЛИПМАНА Хаима Иосифовича, до ареста --  8 января 1946
года -- работавшего прорабом в  Вильнюсском  стройтресте  No 1, пересмотрено
Пленумом Верховного Суда СССР 15 ноября 1961 года.
   Приговор  военного  трибунала войск МВД Литовской ССР  от  29 июня 1946
года  и определение Военной Коллегии  Верховного Суда СССР от 4 февраля 1947
года в  отношении  ЛИПМАНА  Х.И.  отменены  и  дело за  отсутствием  состава
преступления прекращено.
   ЛИПМАН Х.И. по данному делу реабилитирован.
   Гербовая печать
   Военная Коллегия
   Верхсуда СССР
   ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СУДЕБНОГО СОСТАВА
   ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ
   ВЕРХОВНОГО СУДА СССР
   ПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ подпись
   /ЦЫРЛИНСКИЙ/

   Получил я  эту  бумажку и  стал  работать, как  вольный и незапятнанный
гражданин СССР. Переехал в Ленинград, на родину Эстер.
   Но появилось ли у меня ощущение воли, ощущение, что трагедия моей семьи
не повторится и дочери и внукам не придется пройти моей дорогой?
   Судите сами.
   Когда  стал  старшим  прорабом  и  начальником  участка,  пришлось  мне
общаться с многочисленными партийными и советскими деятелями: теплые уборные
нужны всем. Расскажу о моем общении с ними в городе Колпино.
   Я остановился  на Колпино, потому  что этот  город героический. Рабочие
Ижорского  завода,  размещенного  здесь,  стояли  насмерть.  И не пропустили
немецкие танки в Ленинград.  Колпино стало  легендой.  И вот я  тут работаю,
через двадцать лет после легендарных событий.
   Вызывает  меня  председатель  райисполкома.  Если не ошибаюсь,  товарищ
Сапожкин. Жду. У  входа стоят с одной  стороны Ленин, с  другой -- непонятно
кто, без бороды.  Наверное, Энгельс.  Посередине,  в глубине  кабинета,  над
столом Сапожкина, Никита Хрущев.
   От двери кабинета до стола метров тридцать. Почти как у Людовиков. Чтоб
посетитель начал трепетать еще на подходе. Я усмехнулся, председателю это не
понравилось.
   -- Вам сейчас будет не до смеха, -- говорит. -- Садитесь!  -- И грозно:
-- Вы ведете работу  для райисполкома?  Ах, вы уже кончили? Сдали?  Сдать-то
сдали, а что вы там поставили?  Ах, радиаторы?.. Скажите мне, вы знаете, где
вы работаете? В райисполкоме, так?.. Мы -- советская власть в Колпино. А что
вы поставили советской власти в санузлах?! Какие писсуары?! Какие  унитазы?!
Какой вы поставили фаянс?! Вы проверили или нет?!
   -- Проверил, отвечаю. Наше оборудование. Отечественного производства.
   -- Ах, отечественное!
   -- Извините, а надо какое? Советское -- самое лучшее...
   --  Самое  лучшее, но  не  для  райисполкома!  Переделать  все!  Другие
унитазы!  Другие писсуары!..  Что  там у  вас  есть в  загашниках?  Чешское?
Итальянское?  Японское? Вы  видели  когда-либо настоящий  фаянс?..  Вы  сами
откуда? Из Литвы?.. А как вы сюда попали? Из  Красноярска? Из Сибири? Та-ак,
это надо проверить... Вы поняли, что  надо делать? Даю три дня на переделку!
Все!
   -- Извините,  я  всего только  начальник  участка. Исполнитель. То, что
получаю,  то и ставлю... Кто начальник управления? Вот  его телефон. Слуцкий
Яков Ильич.
   -- Ах, из ваших!  А кто  главный инженер?.. Левин? Тоже из ваших?.. Даю
три дня! Все!.. К нам туристы ходят... Из ФРГ, понимаете? Что они увидят?!..
   Что   тут  сказать,   все  переделали.  Вызвали   бригады  сантехников,
плиточников, маляров. Поставили советской власти чешские писсуары...
   Однако возникает законный вопрос. Все суммы давно израсходованы. Откуда
деньги   на   королевские   прихоти?   Как  оплачивается  спесь?   Глупость?
Анекдотическое фанфаронство?
   На это  есть  особые  люди, очень важные, надо сказать.  Проверенные  в
боях.
   На  Ижорском  заводе  таким человеком  был  Иван  Иванович Рудановский,
начальник сметного отдела завода. Меня  представили. Я должен был  ставить в
некоторых цехах отопление. Менять радиаторы.
   -- Это прекрасно, -- говорит Иван Иванович.  В цехах должно быть тепло.
-- И не снижая голоса: -- А вас не заливает краска стыда оттого, что у Ивана
Ивановича в дачном домике отопления нет?
   Намек  понял. Провел у  него отопление. Представил  счет. Рабочим  надо
платить, объясняю. Без задержки.
   -- Потерпят!  -- сказал Иван Иванович. -- Платить  буду  за все  сразу.
Приходи ко мне такого-то числа.
   Пришел.  С  процентовками  по  Ижорскому  заводу.  И  его  домику,  где
поставили восемь радиаторов, печку, трубопроводы.
   Иван  Иванович подошел к  стеллажам. На них  сотни томов.  Строительные
нормы и правила. СНИПы.  Взял один из томов, полистал. "Пиши, --  сказал, --
значит, так: копка траншеи вручную. С двойною перекидкою".  Я пишу и  думаю:
ну, и жук ты, Иван Иванович. Никаких траншей мы не копали... -- "Пишешь, что
ли?! Значит, так: кладка трубопровода на высоте 5 метров 40 сантиметров..."
   Я пишу, мне надо рабочим платить. Улыбнулся только.
   -- Улыбишься все? --  говорит Иван  Иванович. -- Думаешь, ты еврей, а я
пальцем деланный?.. Пойдем лучше,  Ефим, пообедаем! Я  тебе на обеды накинул
там... Пойдем в ресторан. Да не в Колпино. В Пушкино поедем. В Царское село.
Приедешь, машину у входа в  управление не ставь,  а  за воротами.  В Пушкино
поставь машину не у ресторана, а на квартал в стороне.
   -- Зачем, Иван Иванович?
   -- Еврей-еврей, а смекалки нет...
   Что тут  сказать, это же не  очередь за селедкой в Ленинграде, где то и
дело слышишь :"Опять  ваши  впереди стояли?!", "Куда лезешь, не нашего  бога
мать!.." и прочее, это ведь советская и государственная власть. Не с членами
Политбюро общается человек, а с нею, властью на местах.
   Так изменилось ли что-либо  в принципе? Не  станет  у такой власти  моя
дочь  "фашистской  мордой"?  Шпионом-диверсантом?  Губителем  России?  Таким
только свистни...
   "Сталин  -- это  Ленин сегодня",  --  писал  Анри  Барбюс,  французский
писатель-коммунист.  С восторгом  писал,  не ведая, насколько  он прав.  Вся
послесталинская череда  руководителей клялась, что  она  идет от Ленина.  Но
ведь в этом-то все дело.
   Кто  был  отцом-учредителем  системы,  породившей млечный  путь  Иванов
Ивановичей  и  Иванов  Сидоровичей  современной власти? Испоганившей  идеалы
социализма...
   Я плохо  знал историю революции  в России,  пока не попал  в лагерь.  В
лагерях бок о бок со мной сидели представители  всех  революционных течений.
Иных  я  еще  застал...  А сколько  ушло  в  могилу  рядовых  коммунистов  и
беспартийных, думавших  о  судьбе  России? Если  отбросить споры и  оставить
бесспорное,   на  чем  сходились   все?  Владимир   Ильич   Ленин   разогнал
Учредительное  собрание,  где  были  представители  всех  граждан России.  И
учредил ЕДИНОВЛАСТИЕ ОДНОЙ ПАРТИИ. Узаконил своеволие правителей.
   Ведал  он, что  творил? Бесспорно! Ленин изучал римское  право и Кодекс
Наполеона, давший национальным меньшинствам Франции равные права, объявивший
всех  французами.  Он знал  на материале всемирной истории, и в частности на
примере Великой Французской революции, во что вырождается диктатура, которую
никто   и   ничто   не   сдерживает.   Мог  он   этого  не   знать,   лучший
выпускник-медалист гимназии, выдающийся  студент-юрист?  Все знал, а учредил
ДИКТАТУРУ НА КРОВИ. Возжелал власти. Всей власти. И получил ее.
   И  после этого  смеют  утверждать,  что он не присутствовал  в кровавых
оргиях Сталина?
   Каков бы ни был он по  своим личным качествам, пусть даже он таков, как
живописуют  на советских иконах: в  быту честен, к детям  и котам ласков, --
все равно он отвечает за палачество Сталина в полной мере.
   Как  не  понять  Горбачева, утверждающего, что  Ленин и  Сталин  ничего
общего не имеют! Что сам он опирается лишь на Ленина! На великого Ленина!
   Ведь  если "СТАЛИН -- ЭТО ЛЕНИН СЕГОДНЯ", то есть если  Ленин  такой же
убийца, как Сталин, тогда Горбачев повисает в воздухе, точно удавленник.
   В таком положении чего только не скажешь!
   Не  ведал Анри Барбюс, как  он глубок. Каждый, кто прорвался к власти в
России,  --  Ленин сегодня.  Мир  зависит  от кровожадности  королей. Ничего
нового большевики-ленинцы, увы, увы! нам не предложили.
   Семен ПЕРЛАМУТРОВ

   РАЗГРОМ ВТОРОЙ УДАРНОЙ...
   В районе Каспийского моря есть городок  Новоузенск. По улицам его гордо
вышагивают верблюды, порой  забредают  и ослы. Тут  никогда  не было никаких
военных. До нас проходил лишь  Пугачев со  своим полувойском-полусбродом. Но
об  этом  знал  только  старик грамотей  из  местных,  который  каждое  утро
становился коленями на  коврик,  воздавая славу Аллаху, и не  любил русских.
Однажды  он  высказал  еретическую мысль: "Тут Пугач был,  ему сделали секир
башка,  ты  пришел, и  тебе будет секир башка..."  И ведь  напророчил,  злой
старикан: меня  достала  немецкая мина,  командующего второй ударной  армии,
формировавшейся  в  Новоузенске,  генерала  Власова  повесили  в  Москве,  в
Бутырской тюрьме.
   Надо  ли было вешать  Власова,  решал военный суд, и  не  мне, младшему
лейтенанту военного  времени, с ним спорить. Перебежчиков мы стреляли и  без
суда. Однако  приговор  суда был бы  абсолютно справедливым, если  бы  рядом
повесили Иосифа Сталина, который был подлинным могильщиком и Власова, и всех
трех наших  армий,  четверти  миллиона  человек, введенных  в  прорыв  южнее
Тихвина на верную гибель. Я постараюсь убедить в этом всех, кто захочет меня
выслушать, не заткнув уши ватой...
   О победах у  нас писать любят. Созданы тома, библиотеки. Сотни фильмов.
О  поражениях приказано забыть. Извините, дорогие! Не могу.  Я... да при чем
тут я!...  нас миллионы, разгромленных  на  полях Белоруссии  в  1941-м, под
Харьковом  и  в  Синявинских  болотах  в  42-м...  Да  что перечислять!  Нас
миллионы, и все знают,  что это не преувеличение. Мы дети разгрома. Мы  были
взяты в плен или тяжело ранены и не видели своими глазами победы, у нас своя
боль. Имеем мы право ее высказать?
   Под  Москвой  шли бои, и  нас  отправили на фронт в суматохе и  спешке,
которую  легко понять.  В  Новоузенске мы  разгуливали в гражданской одежде,
военную форму выдавали по  дороге;  на одной станции -- брюки, на другой  --
ватные   куртки-стеганки,   на  третьей  --   рукавицы,   на   последней  --
эмалированные  кружки.  Когда  доехали  до  Москвы, мы  уже  были  снаряжены
полностью.  По  дороге  в  Ленинград  (Москву  защитили  и  без  нас)   роте
автоматчиков даже автоматы выдали...
   Когда эшелон  по разным причинам  останавливался,  нам  было  приказано
выходить  из вагонов и заниматься  строевой подготовкой. Солдаты роптали. Не
на  парад  же везут!..  Я  сказал своим  артиллеристам в  ободрение,  что на
передовой  мы им покажем, нужна ли нам  строевая  подготовка. Я имел в виду,
что на  передовой мы себя проявим молодцами  и без муштры. Так все и поняли.
Кроме стукача-замполитрука, у которого были свои задачи...
   В  тот  же день меня вызвали  в штабной  вагон, где  сидели  офицеры из
СМЕРШа,  учинившие мне допрос:  почему я готовлю своих солдат к  тому, чтобы
стрелять в спину своих командиров? Меня спас лишь мой ответ:
   -- Дело в том, что я еврей; и у меня один выход -- драться с немцами...
   Малую Вишеру, станцию на железной  дороге  Москва-- Ленинград,  взяли с
ходу.
   Увы, это была последняя точка, где можно было обогреться под крышей.
   Углубились в леса,  то  густые, хвойные, то жиденькие, осиновые. Смысла
всей операции я, командир артиллерийского  взвода, не понимал, знал  только,
что  мы  идем на выручку Ленинграду, который ныне  в  блокаде... Мои легкие,
45-миллиметровые     пушки,     знаменитые    "сорокапятки",     именовались
противота