жит кошку.
Кошка  у  нее  красивая и  похожа  на наших.  Ко  мне она  прониклась  таким
доверием,  что четыре или пять раз  устраивалась у меня на коленях, довольно
мурлыкая. Нужно ли  объяснять,  как  настойчиво  меня при этом  преследовали
воспоминания о моей далекой Сяо-сяо?
     И  все же что мне теперь делать? Честно говоря, мне было бы жаль думать
(если не сказать больше), что вчера я видел госпожу Кай-кун в последний раз.
С другой стороны, я прибыл в этот далекий мир не для того, чтобы пускаться в
эротические  приключения, а чтобы  наблюдать  и  познавать. Что  ж,  сегодня
вечером, когда господин Ши-ми вернется, его поведение скажет мне, таит ли он
на меня  обиду,  и если  да, то готов  ли он простить меня. От  этого  будет
зависеть все. В конце концов, его дружба для меня важнее госпожи Кай-кун.
     Но всего важнее для меня дружба с тобой, мой милый и дорогой Цзи-гу,  в
чем и расписывается твой по-прежнему далекий -
     Гао-дай.

ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ
     (четверг, 26 августа)
     Мой дорогой Цзи-гу,
     с  тех пор как  я  узнал, что  из-за  ошибки  в расчетах  прибыл  не  в
Срединное царство,  а  в совершенно иную, далекую  страну,  для меня  многое
прояснилось. Даже этим большеносым и громкоголосым людям было бы не под силу
бесследно  снести холмы  вокруг нашей  прекрасной  столицы  и  выровнять всю
окружающую местность.  Господин Ши-ми,  с которым я  говорю уже почти так же
бегло,  как и на родном языке (в чтении я тоже сделал  значительные успехи),
никогда не бывал в Срединном  царстве или "Ки Тае", как  он  его называет, а
потому не мог сообщить мне, как наша страна выглядит сейчас. Однако сведения
о  ней он имеет. Здесь  ежедневно выходит газета, которую приносят господину
Ши-ми прямо в дом. В газете, полученной несколько дней назад, было сообщение
о событиях в Срединном Царстве.  Там были и  картинки, на удивление ясные  и
четкие. Если судить по ним, то жизнь в стране  Ки Тай немногим отличается от
здешней. Впрочем, носы у наших тамошних  внуков,  к счастью, не увеличились.
Чего нет, того нет. Холмы вокруг славного императорского города Кайфына, как
полагает господин Ши-ми, также сохранились, лишь роль столицы перешла теперь
к северному Пекину, и Хуанхэ несет свои воды так же, как тысячу лет назад.
     Поехать туда, как объяснил мне господин  Ши-ми, невозможно не  только и
даже  не  столько потому, что это далеко  и дорого, сколько  по политическим
причинам.  Так  что  дело  не  в  деньгах.  Говоря по секрету,  состояния  у
господина  Ши-ми  нет никакого,  и весь его доход  - он получает жалованье в
академии,  напоминающей  нашу  Палату  поэтов,  именуемую  "Двадцать  девять
поросших мхом  скал", хотя различий между ними больше, чем сходства, -  весь
его доход за год едва достигает суммы, которую я могу выручить здесь за пять
ланов  серебра.  Нет,  живет господин Ши-ми  не плохо,  но взять и  запросто
отправиться  в   Ки  Тай  ему   было  бы   трудновато.  Со  всей   возможной
осторожностью, чтобы  господину  Ши-ми не показалось,  будто я  из-за  своих
пятидесяти ланов серебра считаю себя человеком более значительным, нежели он
сам (хотя, между нами говоря, в нашей  иерархии мой ранг считался бы гораздо
более  высоким), я попросил его вычислить, какое количество местных денег мы
могли  бы  выручить  за  оставшиеся  сорок восемь  ланов.  Получилась  такая
огромная  сумма, которой с лихвой хватило бы на  поездку в Ки Тай,  причем я
мог бы пригласить с собой господина Ши-ми и оплатить все его расходы.  После
некоторых церемоний  господин  Ши-ми наконец сказал, что мог бы  принять мое
предложение,  ибо надеется  вернуть долг гостеприимством,  продолжая и далее
предоставлять мне свое жилище.
     Затем  я осторожно проверил, как  он воспримет  другое мое предложение:
пригласить в эту поездку и госпожу  Кай-кун (денег  вполне  хватило бы  и на
это). Господин  Ши-ми и  бровью  не повел.  Он ответил  лишь,  что  об  этом
следовало  бы спросить у  самой госпожи Кай-кун. Что он при этом думал, я по
выражению его лица определить не смог.
     Так  или  иначе,   главная  трудность  заключается  не  в  этом,  а   в
политической ситуации,  из-за  которой  нельзя взять и поехать  в  Срединное
царство когда захочешь.
     Понять  это тебе наверное будет трудно. Мне господин Ши-ми объяснял это
несколько вечеров подряд.  Ведь он историк (разве я не сообщил тебе об этом?
За это время  я написал тебе так много писем - по числу страниц,  пожалуй, в
десять  раз  больше, чем ты мне, мой бесценный Цзи-гу, - что уже не помню, о
чем успел написать, а о чем  нет). Да,  господин  Ши-ми  историк, поэтому он
охотно  рассказал  мне,  как  эта   неблагоприятная  политическая   ситуация
возникла. Попробую передать тебе в самых общих чертах то, что господин Ши-ми
несколько вечеров излагал весьма подробно и с большим знанием дела.
     Правда, тут  возникает обычное мое затруднение: опять  не знаю, с  чего
начать. Начну с летоисчисления  большеносых. Приблизительно за тысячу лет до
нас с гобой (а, значит, без малого за две тысячи лет до господина Ши-ми), то
есть, если  я  не  ошибся в расчетах, незадолго  до  восшествия  на  престол
узурпатора
     Ван  Мана,  родился  некий пророк,  в  которого верят  большеносые.  От
рождения этого пророка  они и ведут  свое  летосчисление. Об этом пророке, в
известной  мере  подобном нашему мудрецу с  Абрикосового  холма22,  господин
Ши-ми тоже много рассказывал, но о нем я как-нибудь напишу тебе отдельно.
     Примерно  в  то же  время,  когда  этот пророк  родился, -  большеносые
почитают его как бога, - в одном большом городе южнее Минхэня, по ту сторону
гор,   правил   император,   которого  господин  Ши-ми  считает  основателем
государственной  системы,  просуществовавшей почти до  его времени, и  очень
высоко ценит. Имя императора было А Гоу-ту23,  а город назывался Ли'м. Он  и
сейчас  так  называется.  От страны,  где  расположен  Ли'м,  страну Ба  Вай
отделяют высокие горы,  тройная горная  цепь,  сама же она  лежит на  берегу
моря. Там теплее, чем здесь,  и  дожди  льют не так часто. (Хорошая  погода,
установившаяся в тот  день, когда мы были  в  гостях у  госпожи  Кай-кун,  и
позволившая  последней появиться в несравненном платье  с  волнистым узором,
столь привлекательно  открывавшем  ее не менее  несравненное тело, держалась
недолго.  Господин  Ши-ми  называет  такие  проблески   ясной  погоды  среди
многодневного дождя  "А-ти Ци'ло".  Но дождь  пошел снова  и  льет  вот  уже
четвертый день. Ветер гнет ветви каштана перед нашим домом, и птицы  молчат.
Хуэ По-го.).  Я спросил у господина  Ши-ми,  почему же  тогда большеносые (в
разговоре  с  господином  Ши-ми я,  конечно, их так не называю)  не уйдут из
этого унылого края вечной Хуэ По-го в теплую страну с городом Ли'м?
     Оказывается,  однажды  они   так  и  сделали,  и  это  вызвало  большие
потрясения  в  царстве  императора  А  Гоу-ту  или,  точнее, в  царстве  его
преемников  на  престоле  города  Ли'ма. Однако  тут господину  Ши-ми  снова
пришлось пуститься в долгие объяснения, чего,  очевидно,  не избежать и мне.
Император А  Гоу-ту велик тем, что  создал первую  прочную империю. До него,
конечно,  тоже существовали мощные царства, но они были либо не  так велики,
либо недолговечны.  В  целом дело,  видимо, обстояло  так  же, как  у нас до
императора  Ши Хуан-ди 24 или даже  еще  раньше: было  несколько государств,
более или  менее  значительных, сложившихся  вокруг крупных  городов, они то
воевали, то  мирились друг с другом, однако по большей части претендовали на
верховенство.  Город  Ли'м,  вначале  незначительный,  благодаря  усилиям  и
стойкости его жителей  постепенно  занял главенствующее положение, объединил
под своим началом сперва близлежащие,  а потом и отдаленные города, и когда,
наконец,  на  престол  взошел А  Гоу-ту, он объединил  всю  тогдашнюю  землю
большеносых  в одну империю. Поэтому император А Гоу-ту (его жизнь и деяния,
видимо, составляют излюбленный предмет  исследований господина  Ши-ми) велик
не столько воинскими доблестями  и подвигами, сколько мирными делами. Сам по
себе он был человеком довольно сухим и трезвым, так что историки  обращаются
к  нему неохотно,  говорит  господин  Ши-ми,  ибо  наведший порядок  не  так
интересен,  как смутьян  (совсем как  у нас). Император  А  Гоу-ту объединил
империю, упорядочил правление, издал справедливые законы,  установил правила
торговли и денежного обращения  -  почти  как наш  Ши Хуан-ди,  - и  укрепил
северные границы против варваров, тоже как Ши Хуан-ди.
     Все это происходило, как я  уже сказал, во времена, когда узурпатор Ван
Ман сверг  династию Ранняя Хань. Значит, уже  тогда существовали две великие
империи -  наша, высокое Срединное царство, и Ли'мская  империя большеносых,
причем ни та, ни другая даже не подозревала и еще несколько веков не знала о
существовании  другой.  "Что  же  разделяло эти  две  империи?"  - спросил я
господина Ши-ми.  - Горы и моря, - ответил он, тогда  почти  ненаселенные, и
непроходимые места, где  жили полудикие племена - предметы, не заслуживающие
внимания истории.
     Хорошо,  что же  было дальше? Император А  Гоу-ту  основал своего  рода
династию, которая,  по  словам господина  Ши-ми,  если не брать "династию" в
слишком узком  смысле,  правила  почти  до  его,  то есть  господина  Ши-ми,
времени25. Отличительным признаком  династии  и эмблемой ее государства был,
во-первых, орел (позже его стали  изображать с двумя головами), во-вторых же
-  твердое  убеждение,  что  власть  дана императору Небом.  Упрощая,  можно
сказать, что  это  убеждение  и было главной опорой власти.  Отец  господина
Ши-ми был воспитан в этих правилах,  ибо родился  еще при императоре, сам же
господин  Ши-ми  уже  нет. Вообще господин  Ши-ми отзывается  об  императоре
крайне  непочтительно,  чего  я  никак  не могу  ни  понять, ни принять. Имя
императора было  Ви-гэй26,  и господин Ши-ми  называет его деревянноголовым.
Именно его глупость,  считает  он,  в  конечном итоге  и  привела к  падению
империи  -  хотя,  добавляет  он,  справедливости  ради нужно  признать, что
империя уже отжила свое, и даже самый мудрый правитель не предотвратил бы, а
лишь в лучшем случае еще на одно поколение продлил бы ее существование.
     Однако  вернемся  к  первой,  изначальной  империи правителя А  Гоу-ту,
просуществовавшей в том виде, как он ее создал, около  пятисот лет, хотя уже
триста лет спустя, то есть примерно  в эпоху династии  Восточная Цинь, в ней
стало  два императора, восточный и западный и каждый объявил  себя  истинным
императором, а другой - самозванцем, то есть совершенно так же, как и у нас.
     В  то  самое  время,  когда  Ли'мская  империя разделилась,  в  истории
большеносых  возникло движение, на мой взгляд, принесшее ей наибольший вред,
ибо ибо  последствия ощущаются  и  сегодня: с  севера, из  дождливых  стран,
явились народы, ли'млянам  совершенно  чуждые,  бледнокожие и светловолосые,
которым тоже  хотелось пожить в  теплых краях,  -  желание, впрочем,  вполне
объяснимое. Я не буду касаться подробностей,  тем более, что не все  из  них
удержались  в моей памяти, ибо число фактов, перечисленных господином Ши-ми,
было просто огромно. (Он показывал мне карты этих стран, родословные таблицы
и  картинки. Среди последних был и вторичный облик  императора А Гоу-ту,  то
есть картина с его изображения, проще  говоря:  портрет статуи. Нос  у этого
императора,  кстати,  был тоже  уже  достаточно  велик.)  Итак, в  детали  я
вдаваться не буду. С приходом бледнолицых северян  в империи настала великая
смута.  Западная империя  погибла, восточная пришла  в упадок и  позже  пала
жертвой воинственных  народов востока, которые, как считает господин  Ши-ми,
нам также  должны быть  известны,  поскольку родственны  варварским племенам
нашего северо-запада, столь часто тревожащим Поднебесную. Западную  Ли'мскую
империю  бледнолицые северяне потом восстановили, хотя и в  измененном  виде
произошло это  примерно в середине эпохи династии Тан (точнее,  вскоре после
воцарения  императора  Сюань-цзуна). Ее князья, хотя формально и подчиненные
императору, вели себя все более независимо и, в  конце концов, провозгласили
свои  уделы самостоятельными государствами. Так здесь,  к северу от  Тройных
гор,  возникло одно  Крупное царство, к западу  от  них -  другое; еще  одно
установилось на острове в Западном море, затем свои государства появились на
севере,  и так далее. И, хотя  идея, положенная великим  А  Гоу-ту в  основу
своего государства,  даже распавшись на множество  мелких разновидностей,  в
целом сохранилась, страны эти по языку и обычаям все дальше расходились друг
от друга, так что общей истории у них нет.
     Я  долго размышлял над тем, как объяснить тебе коренное отличие истории
нашей империи  от истории многочисленных здешних  государств.  Попробую так.
Представь,   что   наша  славная   Поднебесная   империя  подобна   большой,
разветвленной семье, члены которой хотя и ссорятся порой часто и подолгу, но
все  же  живут  одним  большим,  открытым  домом,  говорят на  одном языке и
никогда, даже  в гневе,  не забывают, что принадлежат к одной семье. Историю
же здешних  царств  можно уподобить жизни  на постоялом  дворе, где  сошлись
чужие друг другу люди, и  каждый сидит в своей отдельной комнате, ибо вместе
их свел  только случай. Никто не знает, откуда  родом его сосед, не понимает
его языка и при встрече ищет лишь своей выгоды.
     То,  что  при  таком ходе  своей истории, - объясняющемся, в чем  я  не
сомневаюсь,  характером  самих   большеносых,  -  культура  их  не  достигла
блестящего  развития, представляется  мне вполне естественным. Составляет ли
их извечная жажда перемен  причину или  следствие этого хода истории, судить
не могу. Но не сомневаюсь, что варварское состояние их теперешней культуры -
результат  той мелочной политики, которой они следуют и сегодня, - политики,
направленной на удовлетворение одних лишь собственных интересов.
     Что же было дальше? Около  пятисот лет назад, то  есть через пять веков
после нас и за пять  веков до того времени, в котором  я нахожусь сейчас,  в
истории большеносых  произошли новые  перемены. Некий  предприимчивый житель
одного  из южных царств поплыл на корабле на запад  и обнаружил,  что  кроме
Срединного  царства и государств  большеносых  существует еще одна  огромная
страна, о которой до тех пор никто и не слышал. Эту страну, простирающуюся с
севера   на  юг   через   несколько   океанов,  назвали   А  Мэй-ка,  и   ее
немногочисленные коренные  жители  в  скором  времени  были  все  уничтожены
большеносыми.  Поведение  большеносых  в  завоеванной  ими  стране,   сказал
господин Ши-ми, вызывает у него глубочайший  стыд. Господин Ши-ми читал  мне
сообщения  современников,  описывавших зверства,  которые  сами  большеносые
скромно  называли "колонизацией". Поверь: словами этого не опишешь. Конечно,
мы,  жители Поднебесной, тоже не являем  собой  образцов добродетели,  и при
чтении хроник о расправах императоров и  полководцев  древности с племенами,
жившими к  северу от Великой  стены, волосы тоже иногда становятся дыбом. Но
все  это  ничто по  сравнению  с  тем, что  творили большеносые  с  коренным
населением А  Мэй-ки. Если  существует Небесная справедливость,  то  это  не
могло принести большеносым счастья, - да, судя по всему, и не принесло.
     Уничтожив  коренных  жителей,  потомки  здешних большеносых  постепенно
заселили всю А Мэй-ку. Не знаю, воздух или земля в той стране так необычайно
способствует плодородию, только  размножались  они там, как кролики, так что
ныне, всего лишь пятьсот лет спустя, в  А Мэй-ке, по словам господина Ши-ми,
большеносых уже больше,  чем  здесь, на их  прежней  родине. Господин  Ши-ми
несколько раз был в А Мэй-ке и видел все своими глазами. И вот,  он говорит:
страна эта так велика, а  возможностей в  ней так много,  что типичные черты
характера  большеносых развились  в А Мэй-ке почти беспредельно, особенно же
развилось  стремление идти и  идти неизвестно  куда,  прочь от  самих  себя.
Размеры, шум и вонь города Минхэня, так удручавшие меня вначале,  - ничто по
сравнению с размерами, шумом и вонью городов А Мэй-ки. Там, говорит он, есть
дома,  называемые  "скребущими  небо",  и называемые  так по праву. Дома эти
образуют чудовищные скопления.  В  ущельях между ними день и ночь царит шум.
Жизнь,  -  если это можно назвать жизнью, - кипит там в  несколько  слоев, и
принужденные жить внизу никогда не видят  неба, живущие же вверху видят лишь
задымленную его тень. Таких  городов, похожих на клубки окаменелых змей, в А
Мэй-ке великое множество. Их правители уже не в силах управлять ими, поэтому
насилие  и жестокость стали там обычным делом. Так что мне, считает господин
Ши-ми,  нужно  радоваться, что я  попал в  Минхэнь, а не  .в один городов  А
Мэй-ки.
     Развитие этой заморской империи повлияло, разумеется,  и на ход здешней
истории. Жильцы  "комнатушек", оставшихся от некогда славной империи  Ли'ма,
долго  считали  страну  А Мэй-ка лишь  своим  колониальным  придатком  и  не
воспринимали всерьез.  Однако лет семьдесят  назад  здесь, в "Старом свете",
как  называет  господин  Ши-ми родину большеносых,  снова разразилась война,
причем одним из ее зачинщиков  был  не  кто иной,  как тот император Ви-гэй,
которого господин  Ши-ми  назвал  деревянноголовым.  За  что  же воевали?  -
поинтересовался  я. Да ни за что, оказывается, как ни за  что  дерутся между
собой  мальчишки  или поносят друг друга соседки.  Никто не знает,  за  что.
Однако погибли  десятки и даже сотни тысяч людей. Некоторые страны и царства
даже соревновались в изобретении все более жестоких орудий уничтожения. Были
построены  машины, способные одним ударом  стереть в порошок сотню,  а  то и
тысячу  вражеских солдат. Длилась война  четыре года, и после нее среди тех,
кто воевал и уцелел, вряд  ли можно было  найти хоть одного,  не лишившегося
ноги, руки или глаза. А потом была вторая война, ее развязал один правитель,
не император, но  подобный  ему, он  был таким чудовищем, что господин Ши-ми
решился по отношению к нему на  величайшее зло, на  которое  только способен
историк: он не желает помнить его имени. Эту вторую войну господин Ши-ми еще
застал, когда был ребенком. Он сообщил много ужасных подробностей, которых я
не  хочу пересказывать.  Ты знаешь, что  такое война,  мой милый Цзи-гу, и я
тоже знаю. За тысячу лет войны не стали лучше,  да и причины их, в общем, не
стали иными, чем у нас: это по-прежнему  преобладание глупости над  умом или
же преобладание глупости среди сильных мира сего. Одна из противоборствующих
сторон, участвовавшая в обеих  войнах, попала в  тяжелое положение, и удача,
казалось, уже  готова была  изменить ей;  тогда она обратилась  за помощью к
верховному вану страны А Мэй-ка. Дальнейшее тебя не удивит: люди из А Мэй-ки
немедленно прибыли на помощь (пересекли море на кораблях), со свежими силами
успешно завершили войну - и остались. Как это все нам знакомо...
     Впрочем,  говорит господин  Ши-ми,  остались они не  в том  смысле, что
решили  обратно  переселиться   в  Старый  свет.  Они  оставили  лишь  своих
посланников, уполномоченных и купцов, "колонизировав"  его на новый лад, так
что теперь уже Старый свет оказался придатком могучего государства А Мэй-ка.
Все произошло  так быстро, что никто, как говорится,  и оглянуться не успел.
Каждому думающему человеку в стране Ба  Вай, да и в  других странах, говорит
господин Ши-ми, это ясно без  всяких объяснений... Другое дело, что мало кто
любит  признаваться  в  своем  зависимом  положении, и жители Старого  света
возмещают  утрату  независимости  тем,  что  мнят себя более высокородными и
лелеют свои традиции.
     Это -  поведение  обедневшего  аристократа, вынужденного  отдавать дочь
замуж за разбогатевшего простолюдина,  чтобы  не умереть с гол